Цугцванг

В дверь снова постучали. Три удара — не громкие, но слишком уверенные. Милен поморщился: Эния только что уехала. Он неторопливо открыл — и замер.

На пороге стоял хорошо знакомый человек. Пронзительный взгляд, мощное телосложение — визитёр был уверен в себе до вызывающей театральности.

— Детектив Милен? — медленно произнёс он, как будто проговаривал реплику на кастинге. — Мы ведь встречались. В парке. Разумеется.

Милен не двигался, сжав дверь словно щит. Лицо гостя не требовало опознания — оно само было удостоверением.

— Гроссмейстер? Чем могу быть полезен?

— Можете звать меня Орангутан. Мне всегда нравились клички. Они честнее званий, — усмехнулся он и без приглашения прошёл внутрь. Быстро окинул взглядом комнату и одобрительно кивнул в сторону шахматной доски.

— Всё ещё по стартовым позициям. Это... мило. Может, сыграем для разминки? Не каждый день играешь с гроссмейстером. Получите удовольствие — обещаю!

Милен, потрясённый обаятельной наглостью гостя, молча кивнул. Он опустился в кресло у доски, а Гроссмейстер сел напротив — неторопливо, почти изящно. Милен, как слабейшая сторона, выбрал белые. Рука нервно, но уверенно сделала самый известный ход: e2-e4.

Гроссмейстер слегка приподнял бровь:

— e4, — промурлыкал он, лениво крутя в пальцах чёрную пешку. — Ах, старая добрая иллюзия инициативы... когда просто повторяешь древний сценарий, придуманный не тобой.

Он выдвинул пешку навстречу: e5.

Милен пошёл на жертву: f4. Королевский гамбит.

— А вот и первая жертва! — оживился Гроссмейстер. — Смело. Вы не просто играете — вы вызываете архетип. Знаете, что эти ходы жили задолго до нас?

Он усмехнулся. Взгляд стал чуть насмешливым:

— Есть теория, что некоторые партии не придумываются нами. Они должны быть сыграны. Через нас. Как будто фигуры помнят.

Он посмотрел на доску, затем на Милена. На лице — выражение, смутно напоминающее реакцию шимпанзе, которому вручили банан в коробке с сургучной печатью.

— Вы, случайно, не спутали шахматы с исповедью?

Он сузил глаза и забрал пешку: ...exf4.

— Спасибо. Беру. Как бесплатный сыр, — его голос скользнул, как лезвие по шёлку. — Иногда ход совершается не потому, что он лучший, а потому, что его ждёт коллективная история партии. Память — бывает и у доски.

Милен, не моргнув, вывел коня: Nf3.

Гроссмейстер изобразил театральное сомнение — пальцы у губ, щёки надуты:

— Уверены, что знаете, что делаете? — прошипел он, двигая пешку: ...g5. — Или просто исполняете чужую пьесу?

Он резко выпрямился, скинув с плеч воображаемое пальто мыслей:

— А вот сейчас начинается настоящее веселье. Здесь, на этих шестидесяти четырёх клетках, история повторяет себя. Не мы играем — играют нами.

Милен двинул слона, словно дирижёр, вступающий в симфонию: Bc4.

— Ах, как красиво! — взвился Гроссмейстер, устроив карнавал эмоций. — Маска, драма, витражные страсти — всё под соусом стратегии.

Он подмигнул — то ли заговорщически, то ли ресница попала в глаз. И атаковал слона пешкой: ...g4.

— А теперь — интуиция. Или чужая интуиция, к которой вы почему-то подключились.

— Разумеется, я сопротивляюсь. Чем грубее ваша эстетика — тем яростнее моя оборона, — бросил Милен, не поднимая глаз, словно отвечая не на реплику, а на вызов.

Гроссмейстер усмехнулся. В этом лице чувствовалось что-то доисторическое — инстинкт, тяжесть эпох, ухмылка бабуина, вернувшего свою территорию.

Он выпрямился и прошёлся тяжёлым взглядом вдоль доски, как режиссёр перед началом репетиции.

Милен наклонился к фигурам. Пальцы слегка дрожали — как стрелка прибора, улавливающая внутренний шторм. Но ход был ясен: Ne5. — Ну вот, — произнёс он почти шёпотом. — Зал открыт. Акт первый. Все роли распределены.

Гроссмейстер уставился на коня, будто на незваного гостя, ставшего центром внимания. — Вот так! — усмехнулся он. — Всегда в эпицентр пожара... Ну, навестим короля: Qh4+. — Шах, — выдохнул он с ноткой сожаления. — Последствие наивности. Или смелости. Порой — одно и то же.

Милен молча отступил королём: Kf1. Его лицо стало чуть жёстче — не отчаяние, а осознанность. Как дирижёр, слышащий финал до вступления оркестра.

Гроссмейстер изобразил страдальческую позу, достойную карикатуры из философского трактата. — А теперь — кавалерия. Nh6. Для равновесия... или хаоса. Он щёлкнул пальцами, театрально вскинул брови: — Я даже добр, когда вторгаюсь. Просто не всегда с предупреждением.

Милен чуть склонил голову, глядя в центр доски, и сыграл d4. — Всё ещё боретесь? — оживился Гроссмейстер. — Уважаю.

Он провёл пальцем вдоль доски и продвинул пешку: ...f3. — Вот мой ход. Тот самый, что притворяется мелочью, пока не поймёшь, что на нём держится вся сцена.

Милен ответил взглядом и сбил чёрного коня слоном: Bxf6. Гроссмейстер потер руки, округлил глаза и состроил гримасу — как обезьяна, наблюдающая, как змея кусает её товарища, не решив: злиться, сочувствовать или аплодировать.

— Это был последний акт белой агрессии. Но красиво, партнёр.

Не меняя позы, он лениво протянул руку и съел пешку: ...fxg2+. — Шах! — хлопнул пальцами, как фокусник перед финальным трюком. Эффект был не столько тактический, сколько театральный.

Милен выдохнул и лично избавился от пешки: Kxg2. — Наживка проглочена, — хмыкнул Гроссмейстер с выражением гурмана, которому неожиданно подали блюдо из прошлого. — А моя королева застоялась... Пора ей порезвиться. Qh3+.

Он выстрелил знакомой мимикой — полуулыбка, прищур, подёргивающаяся щека. Лицо будто шептало: «Я думал, будет сложнее». Голос произнёс: — А теперь... угадаем вместе, что будет дальше?

И тут Милен, потеряв нить игры, ошибся: Kg1. — Не совсем туда, — наклонился Гроссмейстер. — Но пульс ещё шевелится. Или это остатки кофеина?

Он взглянул на белого слона: — Время разобраться с тем, кто забрёл не на своё пастбище. ...Bxh6.

Милен приободрился и нанёс шах: Bxf7+. — Спокойно. Чётко. Последний выстрел, — подумал он.

— Вот это мне нравится! — хлопнул в ладоши Гроссмейстер. — В летописях напишут: "пал — но красиво". Ладно. Приму вызов. Ke7.

Ход был нарочито неспешным — как человек, сдающий ключ от театра после генеральной репетиции. Лицо — маска благородного примата, уступающего банан по великому ритуалу.

Милен потянулся к коню. Застыл.

— Колебания? — Гроссмейстер заговорил тихо, обволакивающе, как покрывало над пропастью. — Мы видим бездну — и на миг верим, что она нас не знает. Но... одно простое правило: тронул — ходи.

Милен нехотя кивнул. Делать нечего. И осторожно ввинтил коня в единственную осмысленную клетку: Nc3.

Гроссмейстер выпрямился. Его взгляд стал глубже, словно после долгого дождя. Насмешка ещё таилась в уголке глаза, но теперь — почти уважительная. Он поднял руку, легко, без нажима — благословенно:

— Мат, — выдохнул он, будто обращаясь к самой партии. Медленно провёл слоном по диагонали: ...Be3#.

После паузы он кивнул и добавил: — Не знаю, утешит ли это, но все ходы повторялись в тысячах других партий. Любители, мастера — все совершают одни и те же ошибки. Некоторые партии... просто играют сами себя.

Они обменялись рукопожатием. Рука визитёра была сухой, уверенной и неожиданно тёплой. Не как у противника — как у человека, давно знающего финал и просто наблюдающего, как ты к нему идёшь.

— Надеюсь, в следующей партии мы будем на одной стороне. Или хотя бы... на одной ветке, — тихо сказал он, заключая перемирие сроком на несколько ходов.

Милен изучал позицию, пытаясь понять, где допустил промах. Затем медленно поднял глаза: