I.
Август выдался жарким. Солнце ослепляло своими яркими лучами, что просачивались сквозь лёгкие тучки на голубом небе.
Экипаж с князем Михаилом Павловичем был в пути уже два часа. Всё то время князь был занят чтением военных отчётов, что перед выездом ему выдал офицер. Он внимательно оглядывал каждый лист, вчитываясь в слова, написанные неразборчивым офицерским почерком. Пытаясь запомнить всю информацию, князь перечитывал её по несколько раз, после чего откладывал бумагу и переходил к следующей, вновь читая и запоминая то, что там было написано.
Иногда, когда глаза князя Михаила уставали, он обращал внимание на дремлющего офицера, что вместе с ним ехал в Петербург по его прихоти. Этим офицером был его приятель Андрей Семёнов, что занимался составлением отчётом и писем для князя. Иной раз, когда князь был особо недоволен тем, как он составлял отчёт, он будил его и отчитывал, говоря, что будь у него больше времени, то сам бы занялся этим важным делом.
— Офицер, — своим басистым голосом говорил князь, — На отчёте номер двенадцать вы неправильно указали количество погибших солдат за этот месяц. По данным самого генерала, их было на пятьдесят человек меньше, чем написано в отчёте.
Сонный Семёнов открывал глаза, беря в руки бумагу с отчётом и смотря на свою ошибку. Затем, он читал весь отчёт, а следом и отчёт самого генерала, и как можно милостивее отвечал князю Михаилу.
— Прошу извинить меня, Михаил Павлович, — говорил офицер. Отдавая обратно бумаги, он вновь закрывал глаза, а князь был занят уже другим делом - он читал следующие бумаги, потому не обращал на него внимания.
Наконец, экипаж пересёк границу Польши и России. До прибытия в дом князя оставалось пару часов, потому он, недовольный, что не успеет перечитать все отчёты, старался читать их быстрее, однако вскоре уставал и отвлекался от них вовсе, развлекая себя распитием вина и написанием планов на те дни, что он проведёт в Петербурге. В них входил приём в Зимнем дворце, посещение некоторых генералов и, как он считал, самое главное — по окончанию войны с Польшей устроить приём для генерала-фельдмаршала Ивана Фёдоровича Паскевича, с которым он успел стать приятелями. Также он хотел выбраться на охоту и вновь отправиться на фронт, если осада Варшавы не окончится к октябрю, потому раздумывал, какие действия могли предпринять русские войска для окончательной победы. Князь верил и знал, что эту войну Россия выиграет, поскольку их стратегия (вернее его стратегия, что он предложил генералу-фельдмаршалу Паскевичу, и что он одобрил) была великолепной и до сих пор держала поляков в страхе.
— Офицер, — обратился князь к Семёнову, что всё ещё дремал, — позволь узнать, что бы ты предпринял в случае поражения осады Варшавы и сильного отпора со стороны Польши? — спросил Михаил.
Он часто спрашивал подобное у офицеров, потому как любил слушать их ужасные (по его мнению) планы и говорить, что с такой стратегией России только отступать. После этих слов, он говорил свою стратегию, которая, по сравнению со стратегией офицеров была намного лучше и вероятней к победе (как думал он сам, как так никто не желал с ним спорить), и убеждался в своей гениальности ещё больше. Офицер Семёнов открыл глаза, замешкался, поскольку ему не впервые было отвечать на подобные вопросы. Он выпрямился, и, увидев неподдельный интерес и насмешку в глазах князя, понял, что любая его версия будет признана им неправильной и неразумной.
— Думаю, — начал офицер, — нам стоит взять подкрепление для пешего войска и сделать более крупную осаду, то есть не только по округу Варшавы, а ещё по округу соседних городов.
Князь Михаил театрально ужаснулся, выпучив глаза и кладя правую руку на сердце. Он быстро заморгал, делая вид, что ему послышались слова офицера, но, «придя в себя», он заговорил.
— Если ты хочешь назвать это стратегией, то, боюсь тебя огорчить, она провальная с самых твоих слов «думаю». Ведь, позволь заметить, стратег не должен говорить свои планы со слов «думаю»! — криком пробасил князь Михаил, — Это сразу делает план провальным, Семёнов! Уясни! Любой план, что начнётся с «думаю» и будет избран действующим, провалится, погубит тысячи солдат, и разрушит любое войско.
— Простите, Михаил Павлович. Видите ли, я не стратег..
— Не стратег.. — воскликнул князь, раскинув руки, — Погубишь Россию ты своими планами, погубишь, коли будешь их генералам да фельдмаршалам говорить. Пешее войско не поможет, если прорвут осаду, значит нужно уничтожать город полностью, а не осаждать с других сторон. Крупная осада не позволит выиграть России, лишь раззадорит поляков. Идиот ты, Семёнов, идиот! — заключил Михаил Павлович, и вновь уставился в отчёты, не давая офицеру воспротивиться.
Семёнов вновь задремал, греясь на солнце. Его уже не задевали слова князя, что разбрасывался ими так же часто, как все люди его сословия, потому всем, кто общался с ним часто, становилось это привычным. Сам князь Михаил решил не терять время на пустые разговоры с офицером, потому вновь начал читать отчёты, уже не надеясь закончить к приезду домой. Эта новость его угнетала, потому он старался как можно меньше думать и как можно больше запоминать, ведь сведения о войне пригодятся ему гораздо больше, чем пустые размышления о своей нелюбви к семье и Михайловскому дворцу, что являлся ему домом.