Глава 5.
Лакей распрощался со служанкой, которая разлила вкусный чай на знатного гостя, да так яро и горячо, что служанка узнала для себя немало новых ругательных оборотов. Девица прибыла в скромное поместье Оскара, которое явно было меньше поместья Клаус. Хотя всё-таки это волновало её меньше всего. Беспокоило предстоящая встреча с Оскаром, которая обязательно состоится. Служанка нанесла ему очень серьёзный вред, ей думалось, будто госпожа Клаус отдала её Оскару для того, чтобы он её лично смог наказать, а госпожа Клаус, как бы таким образом, перед ним извинится. В её понимании аристократия всегда ассоциируется с людьми очень нехорошими: жестокими, подлыми и ненастоящими. На это её навела прежняя хозяйка Клаус, а так же её гости, с которым гувернантка за время своего нахождения под её властью, нередко пересекалась.
Мать Наоми, нашей гувернантки, была дочерью купца, который оплатил ей её образование. Но сдуру, в пьяном угаре, проиграл и дом, и корабль, и дочь. Та в итоге оказалась в рабстве у отца Мии Клаус, где стала гувернанткой. Соответственно, дочь её так же стала гувернанткой, ибо таков порядок: сын сапожника станет сапожником. Этому, в первую очередь, способствовало крепостное право, то есть рабство, а так же и отсутствие средств у простого люда на обучение своих детей в школах, посему родители учили своих детей тому, что умели сами.
Мия Клаус хоть и была человеком непростым, но со своими рабами обходилась жёстко. Порядок в её доме был очень строгим, отец, доживи до этих дней, дочерью бы гордился. Стегали всех провинившихся, даже тех, кто лишь немного оплошал. Гувернантка в этом доме занималась обучением племянника Клаус, которому было 7 лет, а так же обучением её младшего брата, которому было 15. Если не забуду, то и про него тоже как-нибудь расскажу.
На пороге усадьбы Наоми встретил лакей Дункас, который тот час девушке представился, с виду показался очень даже учтивым и добродушным мужчиной солидного возраста. Повёл её сразу в кабинет своего господина, где и оставил их наедине.
Кабинет был обставлен дорого и богато, Оскар никогда не экономил на месте, где будет часто коротать дни и вечера, наблюдая за пейзажами.
Наоми же замерла и стояла на месте. Сердце её колотилось, в голове какой-то пожар. Он смотрел на неё такими взглядом, точно желал её убить. Выражение его лица эту теорию подтверждало. Гувернантке было и страшно, и обидно за то, что она ненароком травмировала совершенного чужого человека, который являлся почтенным гостем Клаус. Не то, чтобы она не признавала своей вины, напротив, она винила себя в неуклюжести, но где-то в глубине души ей казалось, что в не малой мере виноват и случай, который так подвернулся; судьба так распорядилась, что именно в эту минуту девушка проходила там же, где и отворилась эта чёртова дверь. Задержись она на кухне на лишние пять секунд или наоборот, выйди она оттуда на те же пять секунд раньше, то сейчас бы дальше занималась с родственниками Клаус: пошлым пятнадцатилетним господином и семилетним обыкновенным ребёнком.
Оскар за всё время, как Наоми стояла, как статуя, дрожа от страха, не проронил ни слова. Лишь намеренно пугал её своей гримасой, под которой скрывался самый искренней смех. Впрочем, имел право, так или иначе пострадал, можно позволить себе немного отыграться. Оскар встал из-за стола, направился к ней, а та даже не шевелилась, лишь наблюдала за ним, да дрожала так, будто бы сейчас звериный мороз.
Что-то всё-таки в этой Наоми Оскара зацепило. Его с детства тянуло на таких девушек: невысоких, аккуратненьких. Но Наоми на голову была выше всех тех особ, которые подходят по заданным критериям в обществе аристократов. У неё было нечто такое, что пробуждало в нём такое дикое и жадное желание одного, совершенно пошлого и похабного, а затем нечто нежное и чувственное. Он сам себя корил за свои непристойные мысли, но ничего поделать не мог. Временами наше сознание хочет воображать то, чего воображать мы сами не хотим.
Он поднялся со своего кресла, медленно подошёл к Наоми, не забывая держать эту злую гримасу. Приблизился к ней, да так значительно, что мог коснуться кончика её носа своим. Он отчётливо чувствовал её прерывистое и очень быстрое дыхание, казалось, будто слышны быстрые удары её сердца.
— Ну... что? — Сурово спросил он, смотря прямо ей в глаза, нависая над ней.
Наоми, услышав тон Оскара, чуть ли не пала в обморок. Глаза, казалось бы, сейчас от страха выпрыгнут, сердце вырвется из груди и куда-то побежит, а ноги сломаются, как спички. Молодой рыцарь, увидев то, как она выпучила свои красивые глазки, не смог сдержаться, не смог удержать на лице эту мину и расхохотался так искренне, так громко и так ярко, так, как не пристало смеяться аристократам, даже в присутствии прислуги. Наоми же была просто шокирована и не понимала, что происходит, продолжала стоять, как истукан и ждала, пока её хозяин успокоится.
— Не бойся... — Прошептал он, когда отошёл от «ха-ха», которое словил. Он стаял так же близко, как и стоял до этого. Своим указательным пальцем приподнял её подбородочек, а большим провёл небольшую воображаемую линию под губой. — Я не Клаус, тебе ничего плохого не сделаю, даю честное слово.
Он вернулся на своё место, как будто ничего и не было, затем рассказал всё, что нужно было знать Наоми о здешних порядках, а так же о том, что ей нужно будет делать: кого и как учить. Задача была не самой сложной, нужно лишь учить крестьянских детей, которые живут в поместье Оскара, да самих крестьян научить хоть какой-то грамоте. Для Наоми было большим открытием, что гувернантки могут учить кого-то помимо детей знати, которой они служат. Ей никогда в жизни не пришло в голову учить детей рабов своего господина. Где же это видано, чтобы гувернантку держали ради детей совершенно чужих, детей грязной крови, а не ради собственных отпрысков или ближайших родственников, чья кровь намного чище крови простых смертных? Да вообще, где это слыхано, чтобы господин объяснял своей служанке её обязанности?
— Ещё тут, на втором этаже, отыщи обязательно мою скромную библиотеку. Можешь брать там разные книги, если те потребуются на уроках. Да и так можешь брать, только возвращай обязательно, иначе накажу. — Под конец реплики наигранно пригрозил пальцем, сильно, и так же наигранно, хмурясь.
Впечатление у Наоми он оставил весьма и весьма неоднозначные. Она и не знала, что о нём думать, не смогла приписать его к плохим аристократам, а про хороших даже не задумывалась. Он и общался с ней по-простому, легко и без какого-то презрения, которое проявляла Клаус, когда общалась с кем-то из прислуги, за исключением лакея, да и про тот инцидент даже не вспоминал. Ещё поручил ей учить рабских детей уму разуму, позволил пользоваться собственной библиотекой, ещё и разыграл эту сценку. Сделал этот непонятный жест, оставив след уже на сердце Наоми. Стоило ей теперь вспомнить те глаза, которым он смотрел на неё, когда приподнял её подбородок своим жёстким пальцем, но даже это он сделал так нежно, что до сих пор вызывает смущение у неё всякий раз, когда она вспоминает об этом.
Наоми так же выделили комнату в доме для прислуги. Сам дом тоже был хорошо, недавно отремонтирован, да отремонтирован, к слову, был щедро. Не поскупились на хорошие материалы, утеплили, не поскупились на хорошие кровати и просторную кухню. Комнату ей выделили угловую, окна выходили на усадьбу Оскара, которая стояла немногим дальше, шагах в 300 и на небольшом таком холмике. Был виден балкон усадьбы, окна кабинета помещика.