там, где умирает надежда
Всё шло к этому давно, но Адэль до последнего цеплялась за надежду. Она ещё раз попыталась поговорить с ним — честно, открыто, без упрёков и обид. Ей хотелось понять, услышать хоть что-то, что помогло бы ей отпустить. Но его реакция была холодной и окончательной. Он снова оттолкнул её, на этот раз так, что не осталось ни малейшего сомнения: между ними всё действительно кончено.
В этот момент Адэль почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Больше не было ни сил, ни желания бороться. Она впервые за всё время по-настоящему испугалась — не его равнодушия, а того, что может потерять себя, если будет продолжать цепляться за прошлое. И тогда она поставила точку. Без слёз, без громких слов, без прощаний.
Они оба замолчали. Их переписка оборвалась, словно никогда и не существовала. Не было ни объяснений, ни прощальных сообщений. Просто тишина — глухая, звенящая, окончательная. Каждый остался наедине со своей болью, своими вопросами и недосказанностями.
Недельная тишина звенела в ушах Адэль так сильно, что становилось невыносимо. Она ловила себя на том, что ждет — хотя бы короткого сообщения, хотя бы точки, хотя бы чего-то, что даст понять: всё действительно кончено. Но в ответ была только пустота.
В какой-то момент она не выдержала. Открыла их чат, написала короткое, почти безжизненное сообщение — без теплоты, без эмоций, без привычных прощальных слов. Просто попрощалась. Её прощание было сухим, как будто она вычеркивала из жизни не только его, но и ту часть себя, которая всё ещё надеялась.
Так закончилась их история — не громко, не трагично, а тихо, почти незаметно.
Казалось бы. Конец.
Но..
Впервые за долгое время он сам позвонил и предложил поговорить — всё объяснить, расставить точки. Но Адэль уже не могла. Внутри всё опустело. У неё не было желания ни слушать его, ни говорить. И сил не было.
Она тихо внутри плакала. сжимая телефон в руках, но не смогла взять себя в руки. Она отмахнулась, сказала, что поговорят завтра, хотя сама понимала — не готова, не может сейчас слушать его голос, не может снова открываться и ранить себя ещё сильнее.
Разговор всё же состоялся. Они долго молчали, прежде чем начать, будто искали в себе силы сказать главное. Адэль слушала его — не перебивая, не споря, просто слушала, как он признаётся, что не может отпустить прошлые обиды. Наверное, у него просто не хватило сил. Он извинился за своё отсутствие, за холод и отстранённость, за то, что специально вёл себя как мудак, надеясь, что ей так будет легче его отпустить.
— Я думал, если буду вести себя хуже, тебе будет проще забыть меня, — признался он. — Я боялся, что если останусь, ты снова уйдёшь, и я не выдержу этого ещё раз.
Он говорил о своих страхах быть покинутым, о том, как не смог справиться с собой. Оказалось, что он вёл себя так же, как и она — из страха, из неуверенности, из боли. Они оба зашли в тупик, где не осталось ни сил, ни веры в лучшее. Адэль хотелось быть с ним, и от этого болело ещё сильнее. А ему? Наверное, ему тоже хотелось, но его страхи оказались сильнее чувств. Мнение друзей оказалось сильнее, чем его любовь к ней. Всё вокруг оказалось важнее, чем их двоих.
Мне бы хотелось закончить эту историю так:
— А что если начать всё заново? — тихо спросила она, глядя ему в глаза. — С самого-самого чистого, не тронутого ни единой чернильной кляксой листочка...Представим, будто в прошлом были не мы. Или всё же мы, но так давно, словно это случилось в другой жизни.
Он рассмеялся, легко коснулся носа правой рукой, прищурился и, улыбаясь, ответил:
— Глупышка... — тихо сказал он, и, чуть помедлив, добавил: — Я готов. Давай попробуем. Я люблю тебя.
Но, к сожалению, этого разговора у них не было. Они ещё очень многое не сказали друг другу, и, наверное, никогда уже не скажут.
История закончилась не так, как хотелось бы — осталась тишина, в которой растворились все несказанные слова, несбывшиеся мечты и нерастраченная любовь.
Я думаю, она еще очень долго будет любить его. И возможно, это последний мужчина в её жизни.