Пражский эндшпиль, или Игра без победителя

Глава 37, в которой Кассандру ждёт сюрприз

В телеграмме от 23 июня Кассандра просила помещика выделить для разговора отдельный кабинет с картой мира на всю стену. Джозеф не совсем понял, зачем это было нужно, на просьбу исполнил.

– Нет, – поморщилась Кассандра. – Это политическая карта. Мне нужна другая. Слава Windows, мне попалась в руки идеальнейшая карта, притом совершенно случайно.

Она достала из рюкзака чехол и раскатала бумажную трубку. Тщательно вырисованная карта, со всеми горами и глубинами, занимала площадь в четыре квадратных метра.

– Ох, женщины, – вздохнул Джозеф. – Вечно вам не угодишь. Если бы я повесил эту, вы бы сетовали, что реки недостаточно синие, а леса не совсем зелёные.

Пока слуги прикрепляли карту, молодые люди обсуждали ничего не значащие мелочи. Кассандра достала увесистую папку.

– Вот, смотрите. Тут досье на тех террористов, которых мы сейчас проверяем. Если вы увидите здесь знакомые лица, советую тут же принимать соответствующие меры.

– Нет, не вижу, – заключил великий герцог, пролистав всю папку.

– Ещё раз посмотрите, – внушительно добавила Кассандра. – Мало ли.

– Опять в вас просыпается этот несносный профессорский тон, – важно заметил Джозеф, послушно изучая папку во второй раз. – Подозреваю, что в некоторые моменты случайный человек со стороны не всегда верно определит, кто из нас двоих цвет и надежда нации, а кто — нашкодивший ученик.

Девушка быстро обернулась и увидела, что слуги окончательно прикрепили карту и ушли.

– Ах, бросьте вы уже ерундой заниматься, смотрите! – воскликнула она, схватив помещика за руку и потащив его к карте. Великий герцог несколько раз пытался осторожно высвободиться, но Кассандра была настолько увлечена, что как будто не обращала внимания на его робкие попытки и продолжала сжимать его ладонь железной хваткой.

– Наши подумали-подумали да решили, что стоит первым делом искать вас на островах. Слушайте. Мы начнём с островов Питкэрн, пройдём по южной кромке Полинезии, упрёмся в Меланезию, потом повернем на север и будем скользить по этой линии, пока не встретимся с Филиппинами. Далее — резкий разворот в сторону западного берега СДША. По пути мы, конечно, обратим самое пристальное внимание на район Марианских островов и обязательно поищем вот тут, чуть севернее Срединно-Тихоокеанских гор...

Она медленно скользила пальцем по гладкой поверхности карты, бороздя указательным пальцем неспокойные воды Тихого океана. Когда девушка достигла Гавайского хребта, Джозеф резко выдернул руку.

– Бросьте свои эриксоновские штучки! – грозно произнёс он.

– Что? Не понимаю вас. Я, собственно, вот что хотела сказать: мы разбили этот район Тихого океана, который прямо-таки кишит островами, на десять отрезков. Вот этот, первый, мы проверяем с 28 июня по 1 июля, второй — с 2 по 6 июля, третий — с 7 по 11, четвёртый — с 12 по 15, пятый — с 16 по 20, шестой — с 21 по 24, седьмой — с 25 по 28, восьмой — с 29 по 31, девятый — с 1 по 3 августа, десятый — с 4 по 6 августа. Почему такие сжатые сроки? По нашим вычислениям, вы провернёте своё дельце не позже 29 сентября. Наиболее вероятной датой аналитики называют период с 7 по 11 августа. Поэтому работы будут вестись в сверхинтенсивном режиме: мы подключим огромное количество специалистов из разных стран, в нашем распоряжении — последние технические новинки. Вам непременно следует перенести базы, если проверка застигнет их в указанные сроки.

– Не понимаете? – язвительно спародировал аристократ. – Вас же в этих министерствах натаскивают, куда без этого. А теперь не понимаете! С чего бы?

Кассандра выглядела очень растерянной. Глаза её беспомощно заморгали.

– Эриксоновские?.. А, вы имеете в виду, что я держала вас за руку, пока показывала карту? Нет, Ваше Высочество, уверяю вас, я не достигла той степени мастерства, чтобы уловить, когда ваша ладонь запотеет или дрогнет, и понять, где вы прячете свои базы. Вы просто выглядите очень рассеянным, ваши мысли постоянно уносятся в неведомое иноземье, и мне хотелось, чтобы вы не отвлекались. Впрочем, я не советовала бы вам менять место, если вы не попадаете под прямой обстрел. По логике вещей, ваш запасной аэродром всё же уступает основному, а любое неосторожное движение — бонус в наш карман.

– Кто у вас просчитывает все эти казусы? – поморщился, словно разочарованный гурман, Джозеф. – Срочно уволить, притом без выходного пособия! Вы хотели, чтобы я тотчас же кинулся переносить базы и выдал себя? А вы не подумали о том, что я могу инициировать разгром интернета прямо сейчас, не дожидаясь, как было задумано изначально, благоприятного момента?

– Зачем-то вы всё же ждёте этого благоприятного момента, – с видом учёного дрозда склонила голову набок Кассандра. – Иначе наш милый привычный мир взлетел бы на воздух при первом же моём появлении в замке.

– Резонно, – напряжённо ответил помещик, стискивая кулаки. – Однако не решили ли вы заманить меня в мир теней, моя полуночная Алиса?

– Что вы имеете в виду? – растерянно ответила девушка, испугавшись, что теряет нить диалога.

– Итак, мы имеем десять участков. Предположим, я затаился на девятом и в моих интересах избежать проверки. Таким образом, как только вы проверили первый участок и переходите на второй, я могу сразу переезжать на первый. Когда вы проверили второй и переходите на третий, я могу переехать как на второй, так и на первый — и так далее. Однако в ваших интересах — соврать мне и отстать на один шаг. Когда я буду думать, что вы уже на втором, вы проверяете первый. Когда я считаю, что вы на третьем, вы исследуете второй и чуть-чуть оставляете сил для первого. Особенно интересные пляски начинаются, если я схоронился на втором участке. Во время проверки первого отрезка я должен затаиться, скажем, на третьем участке, а когда вы приметесь за второй, то мне придётся, как великому монголу, перекочевать на первый. Хорошенькая перспективка, ничего не скажешь!

Кассандра насупилась. Великий герцог впервые заметил небольшую морщинку, прорезавшуюся между бровей девушки.

– Вы не верите мне, – упавшим голосом пробормотала она. – До сих пор не верите! Знаете, если так, то лучше заканчивать. Давайте мне денюжку на мой домик у моря. Очень обидно заниматься бесполезной работой. Толку вам от меня? Только зря время и силы трачу.

– Нет, вы просто недостаточно стараетесь. Вас что, не водили в детстве по кружкам? Право же, малыши в детских садах и то играют убедительнее. Ну-ка, начинайте: «Принцесса кораллы свои потеряла...».

– Я не знаю, что вам сказать, – растерянно развела руками девушка. – Я знаю только то, что я на вашей стороне и стараюсь вам помочь, а вы... Если бы я лукавила, то, конечно, постаралась бы привести множество убедительных доказательств, выдала бы вам блестяще отточенную теорию, где всё было бы настолько логично, что не подкопаешься. А так — даже заниматься этим не хочу. Я устала с вами бороться. Либо вы мне верите, либо нет.

Великий герцог сложил руки на груди, потом подпёр голову правой рукой и почесал указательным пальцем лоб, не сводя с Кассандры задумчиво-пристального взгляда.

– Поклянитесь, что вы на моей стороне.

– Клянусь, – не моргнув глазом отрапортовала оппонентка.

– Хорошо, – несколько поколебавшись, выдохнул Джозеф. – Будь по-вашему. Вы не хотите остаться на ужин?

– Благодарю вас, печальный опыт Милены Фальцоне подсказывает, что с пребыванием в замке лучше не затягивать. Мои коллеги с деревьев попадают от такого нахальства.

Когда помещик провожал Кассандру, то столкнулся в коридоре с Агнессой. Та с ненавистью покосилась на гостью и как будто случайно наступила ей на ногу.

«Экак так!» – ошарашенно подумала работница министерства. – «Это что ещё за канделябры?».

Глава 38, в которой Ангесса борется за любовь

Агнесса не стала высказывать свою злость по прямому назначению. Конечно, за появление в замке какой-то странной девушки Джозеф не отделался бы так просто — белым слоном — и, пока девушка думала, какой экзотичный зверёк искупил бы вину неверного, ему было позволено жить в спокойствии. Разумеется, великий герцог не знал, какой героический подвиг совершила Агнесса, перенеся свою злость с него на несчастный цветок георгина, стоявший у неё на подоконнике. Вот уже третий день тот безропотно сносил все возможные пытки и стал напоминать лапку общипанной курицы.

– Что это у вас так глаза сверкают, моя прелесть? – как-то за ужином спросил её Джозеф, почему-то пребывая в хорошем расположении духа.

– Я прочитала ваш трактат, про буддизм. Маленькая Агнесса всё трясла Старка, и он согласился дать почитать.

– И что вы думаете по этому поводу? – сухо спросил Джозеф, напряжённый, как готовая лопнуть струна.

– Я думаю, он гениален! – восхищённо воскликнула девушка. – Я давно не читала ничего подобного.

– Вы переоцениваете мои старания, – расслабился аристократ.

– Мне виднее, – уверенно произнесла она. – Я в жизни не читала ничего не умнее!

– Это худший комплимент, который вы могли себе сделать, милая Агнесса, – весело ответил Джозеф.

Он постарался как можно быстрее перевести тему разговора, но время от времени ненароком возвращался к своему трактату, каждый раз выслушивая пышные восхваления Агнессы. Держался помещик очень просто, отвечал односложно и естественно, оставив громоздкие словесные пируэты. Казалось, перед девушкой лучилась сама скромность.

В другой раз Джозеф явился ей с совершенно противоположной стороны. Друг семьи, знаменитый европейский кутюрье Пьер Гардин, прислал ему в подарок отличный камзол из чёрного бархата — своеобразное произведение артхауса в мире моды. Великий герцог как раз поправлял усыпанную драгоценными камнями манишку, когда в комнату влетела заблудившаяся в замке Агнесса.

– Ой! – вскрикнула она, раскрасневшись на бегу. – Какая забавная вещица! Вот камушек синий такой милый, а жёлтенькие, что вокруг, очень правильно его обрамляют. Красиво!

– Ну ещё бы, – нахмурился Джозеф, нервно поправляя кружево на рукаве.

– Я хочу сказать, что вам очень идёт!

– Я знаю! – вспылил помещик, поворачиваясь к зеркалу боком и сдвигая лопатки, чтобы проверить, насколько камзол удобен.

– И сидит так хорошо, – добавила Агнесса, немного смущаясь и втягивая голову в плечи от испуга.

– Естественно, – заявил аристократ настолько высокомерным тоном, что сам вызвал отвращение к себе в этот момент. – На мне все вещи хорошо сидят.

Он почему-то резко вышел из комнаты и грубо зацепил Агнессу плечом, так что та чуть не отлетела к стенке. Девушке такое поведение показалось очень странным, и она решила разработать эту золотую жилу. Когда на следующее утро Джозеф спустился к завтраку в костюме века семнадцатого, модернизированном для нового столетия, она тотчас же поспешила его похвалить:

– Очень интересный покрой! И штаны такие... Здесь и правда должны быть такие пуговицы?

– Спасибо, – нервно дёрнулся Джозеф, присаживаясь за стол. – Как вам спалось? Я слышал, атмосферное давление повысилось.

– Превосходно, – любезно ответила она. – Милая Агнесса спит в Адуане, как ребёнок. А они удобные? Ткань хорошо растягивается?

– Лучше некуда, – нехорошим тоном продолжал аристократ. – Как вам омлет? Нет ли у вас аллергии на ингредиенты?

– С таким замечательным поваром, как наш Гильермо, она не посмела бы проявиться, даже если бы была. Ваша дорогая Агнесса чувствует себя замечательно. А можно я пощупаю ткань?

– Нет, – злобно ответил Джозеф. – Смотрите, у вас муха в желтке. Старк! Да где же ты, чёрт тебя побрал?! Срочно замени тарелку.

Помещик порывисто доел свою порцию и быстро покинул столовую.

Агнесса никак не могла понять, куда девается всё благодушие замковладельца, когда речь хотя бы косвенно шла о его теле. Как-то раз она хотела поправить съехавшую с его шеи бабочку, но он так резко отдёрнулся и так непроизвольно вскинул руку, что чуть не попал ей в глаз. С ужасом отшатнувшись, Джозеф настолько сильно потянул бабочку, что порвал её. Можно было отступиться, однако упорству Агнессы позавидовала бы не одна разведка мира.

27 июня Джозефа охватила лихорадка, вызванная тем, что, несмотря на увещевания Старка, бегавшего вокруг с зонтиками и термосами с чаем, он пять часов играл в гольф под проливным дождём. Настырная температура держалась три дня, и Агнесса подговорила дворецкого, чтобы тот разрешил ей иногда подменять его у ложа великого герцога.

– Вы пришли поддержать меня, – прошептал он, выпив принесённый девушкой малиновый чай. – Очень тронут; но, запомните, это было в первый и последний раз.

– Почему? Вы не хотите, чтобы я видела вас уязвимым?

– Мне решительно всё равно; просто растёкшийся моллюск, коим я сейчас являюсь, — не то зрелище, коим должна ублажать свой взор юная девушка.

– Почему вы не добавили «моя прелестная Агнесса»? – грустно спросила она. – Или «моя радость», на худой конец, «моя прелесть»? Вы совсем перестали меня так называть.

Скорее у Джозефа отсох бы язык, чем он назвал бы её так теперь, когда дистанция между ними стремительно сокращалась. Несколько раз он даже пробовал выговорить эти слова, но в считанные секунды немел, и речевой аппарат как будто переставал его слушаться.

– Вы пришли сюда, чтобы поддержать меня или ещё больше ухудшить моё самочувствие своими упрёками? – холодно произнёс он.

– Извините, – спасовала Агнесса. – Я больше так не буду.

Девушке показалось, что он как будто хочет взять её за руку, но сдерживает себя.

– Хотите, я расскажу вам что-нибудь интересное? – спросил он пересохшим голосом. – Чтобы вы не тратили время совсем уж зря.

– Я не трачу его зря! – пылко воскликнула посетительница. – Даже если вы отвернётесь к стенке, будете лежать и молчать, мне всё равно будет интересно.

– А если я попрошу мумифицировать себя после смерти и похоронить в фамильном склепе, вы тоже сядете рядом, как собачонка, и будете вдыхать трупный запах? Вам будет так же интересно?

– Ах, не говорите так! – горестно ответила Агнесса, и Джозеф, досадуя на себя, сжал одеяло в кулаке.

– Хотя, впрочем, зачем мне мумифицировать себя, я и так мало чем от мумии отличаюсь.

– Ну зачем вы постоянно плохое про себя говорите! Мне уже надоедает вас разубеждать. Или вы специально на комплименты напрашиваетесь?

– Нисколько я не напрашиваюсь, – холодно ответил Джозеф. – Мне всё равно, что обо мне думают и что говорят. В отличие от вас. Нашли чем заниматься — общественному мнению угождать. Когда вы раскроете своё истинное «Я», вам будет всё равно, кто и что о вас думает. А если вы будете прикрываться ширмой, стараться быть хорошей для всех, то, во-первых, не будете ощущать истинной радости жизни. Ваше «Я» будет недополучать того, что ему действительно надо: вы же не чувствуете его посланий и не делаете того, что бы его питало. Во-вторых, будете в вечном напряжении, пытаясь предугадать, кто чего от вас хочет. В-третьих, всем всё равно не угодишь. Люди требуют совершенно разных вещей; на то, чтобы изучить все их вкусы, жизни не хватит. Вы же не сможете разорваться, будучи одновременно и наглой и доброй, и самоуверенной и скромной, как та обезьяна в анекдоте? Вы мне поверьте, я-то уж знаю, о чём говорю.

Джозеф умолк, злобно уставившись в одну точку. Агнесса теребила в руках одеяло.

– Ах, у меня что-то болит рука, – вздохнула она.

– Сочувствую.

– Вы не могли сделать бы мне массаж запястья? Говорят, у мужчин хорошо получается.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сухо ответил аристократ. – Я не знаток массажных техник.

– А тут не надо ничего знать, – ласково сказала Агнесса. – Просто берёте запястье в свои руки и слегка массируете его, вот и всё.

– Поручите это кому-нибудь другому, право же.

– Почему вы капитулируете ещё до начала войны? Вы не думайте, что у вас плохо выйдет. Я знаю, у вас получится!

– Не стоит.

Агнесса совсем поникла.

– Давайте я вам лучше расскажу что-нибудь занятное, – как ни в чём не бывало, продолжил болеющий. – Вы же совсем забросите учёбу из-за меня. Что вы проходили по истории в последнее время?

– Всякую муть тридцатилетней давности, – грустно пробормотала Агнесса. Она не понимала, почему её собеседник оживляется только тогда, когда разговор касался тем весьма абстрактных, не имеющих отношения к реальной жизни, и, как следовательно, малоинтересных. – Кому это вообще надо? У меня и так своих проблем хватает.

– А вы просто найдите автора, который описывал бы историю приключенчески. Как тот же Нинука. Сначала полюбите авантюрные сюжеты, а там и во что-нибудь серьёзное втянетесь.

– Я пробовала, – мрачно заявила девушка. – И всё равно мне неинтересно. Какое отношение это всё может иметь к нашим дням?

– Вы отстаиваете свою точку зрения, это похвально. Только вот человек, который не видит суть произведения, который не может провести параллели между событиями восемнадцатого века и нашего времени, бесконечно туп. Главное ведь зерно истины, а не внешний антураж.

– То есть я дура? – разозлилась Агнесса. – Вот зачем вам доказывать свою точку зрения, если вам всё равно плевать и вы всегда думаете только то, что хотите, и переубедить вас — никак.

Аристократ как-то странно улыбнулся и начал барабанить пальцами по одеялу.

– Вы на верном пути, – заметил он через некоторое время. – Пожалуйста, не бойтесь высказывать свои негативные эмоции, даже если вы будете знать, что чем-то обидите меня. Поначалу вас, конечно, сильно занесёт, но это поправимо.

Агнесса почесала лоб и крепко задумалась над тем, чем бы она могла удивить Джозефа.

– Я не знаю, – честно растерялась она. – Мне как-то не приходит в голову, что я такого могу ненавидеть.

– Правильно. Потому что вы разучились слышать себя. Что вам скажут ненавидеть, то вы и возненавидите. Скажите пока что-нибудь такое, что могло бы меня обидеть.

– Ой, ну зачем, я не хочу так, – испугалась Агнесса.

– Давайте-давайте, так надо, – умилительно подбодрил её больной.

– Вы уверены? Точно так надо?

– Да.

– Ну тогда... Ну не знаю... У вас в замке сыровато. Мне бывает неуютно.

– Вы хотите сказать, что в замке плохо топят?

– Да.

– Отлично, – развеселился Джозеф. – Продолжайте дальше. У вас неплохо получается.

– Правда? – оживилась девушка.

– Да. Приступайте.

– А ещё... а ещё... Вот вы любите мидии есть, а они мне кажутся противными.

– Нет, вы не правы. Мидии — отменно вкусный морепродукт.

– Наверное, – пошла на попятную Агнесса. – Мне сложно что-то сказать, я не сильно разбираюсь в еде.

– Стоп! Куда вы? Ваш старт был весьма многообещающим. Давайте попробуем ещё раз. Не отступайте, гните свою линию.

– М-м-м... Что бы сказать такого? Ой, ну я даже и не знаю! А, придумала! У Старка такие пальцы некрасивые. Они напоминают мне жирные сардельки.

– Как это понимать? – строго спросил Джозеф.

– Вот так и понимать!

– Вы уверены?

– Да!

– А вы сами-то некрасавица, кто вам дал право моего дворецкого оскорблять?

– Да!

– Только примитивно развитый индивидуум, пасующийся в степях Китая, мог сказать такое!

– Да!

– Отлично. Вы летите вперёд семимильными шагами, – заявил Джозеф, очень довольный. – Давайте, оскорбите меня лично. Не бойтесь, я этого хочу.

Агнесса замялась.

– Я не знаю. Мне всё в вас нравится.

– Не придуривайтесь, – нахмурился великий герцог. – Говорите, как есть.

– Но ведь честно...

– Прекратите валять дурака!

Девушка растерялась и немного обиделась из-за последнего выкрика помещика. Но жизнь была к ней сурова, и покидать гонку раньше времени ей не хотелось.

– Вы... У вас... Ой, не знаю... У вас... У вас... У вас прыщ вскочил на носу! – чрезвычайно обрадовалась Агнесса.

– Так, хорошо, – сосредоточился Джозеф. – Ну, что вы замолкли? Давайте, распишите, как он мне не идёт и как ужасно портит наружность. Для вас, подростков, прыщи — худший вид небесной кары, адское клеймо, закрывающее двери в большой мир.

– Нет, неправда... – жалобно протянула Агнесса. – Я хочу сказать, что прыщи, это, конечно, ужасно, но если они на вас, мне всё равно, представляете?

И она нагнулась и поцеловала Джозефа в нос.

– Что вы такое делаете? – ужаснулся аристократ.

– Я...я...я... – растерялась девушка и не нашла, что сказать.

– Больше никогда не поступайте так, – сурово добавил Джозеф, скрещивая руки на груди.

– Почему? – повысила голос Агнесса, чьё терпение было на исходе. – Почему вы постоянно отталкиваете меня? Что я такого страшного сделала?

Девушка нерешительно протянула руку к его волосам, но тот успел быстро перехватить её.

– Мне кажется, или вам пора обедать? – холодно спросил Джозеф и сжал её руку так сильно, что Агнесса чуть не вскрикнула от боли.

– Зачем вы гоните меня!.. – начала всхлипывать девушка, и великий герцог разом лишился всех своих доводов. – Всегда! Когда я говорю вам что-нибудь хорошее, вы не улыбаетесь, а только серьёзнеете! Когда я говорю вам что-нибудь хорошее, вы не верите мне, вы думаете, что я как будто специально это делаю, чтобы вами манипулировать, вы отталкиваете меня! Почему вы закрываетесь, почему вы так боитесь моей любви? Вы как будто специально свои самые плохие стороны показываете, чтобы я отвернулась от вас! Зачем? Вы думаете, что я разочаруюсь в вас потом? Этого не будет! Вы думаете...

– Полагаете, – иронично встрял Джозеф.

– Что?

– Полагаете. Употребляйте уже синонимы. Это сделает вашу речь более насыщенной. А то всё «думаете, думаете, думаете». Есть масса замечательных слов, друг Горацио, которые и не снились вашему поколению.

– А мне всё равно! Я когда говорю на эмоциях, то не соображаю! Так вот. Вы зря... хотя нет, «напрасно»... да, напрасно дума... простите, полагаете. Короче! Вы вот всё думаете, что я узнаю о вас что-то такое плохое и разлюблю. Глупости! Я не знаю, что такое вы могли бы совершить, что уменьшило бы силу моей любви к вам.

– А если я убью ваших родителей? Медленно, мучительно, с особой жестокостью? – издевательски, сквозь зубы процедил Джозеф.

– Ой, родителей не надо, – растерялась Агнесса.

– Вы не можете отвечать за свои слова, – вынес вердикт помещик, забавляясь, словно кошка. – Как я могу доверять вам?

– Ой, хорошо, можете даже так, я всё равно буду с вами! – истерично вскричала девушка, заламывая руки.

– Да вам лечиться надо, моя прелесть, – поразился Джозеф. – Ваши маниакальные наклонности похлестче моих будут.

– Опять вот вы обижаете меня, – заплакала Агнесса, ужасно жалея себя в эту минуту.

– Смотрите, в чём дело, – мягко начал объяснять Джозеф, взяв её за руку. – Вы хорошая девочка, мягкая, мечтательная. Конечно, вы ждали своего принца. «Сопельки» умерли, но дело их живёт! Голову даю на отсечение, вы начитались какой-нибудь подобной им дряни и начали ждать любови небесной. Я сильно отличаюсь от юношей, с которыми сталкивала вас жизнь, это правда. Быть может, я в чём-то напоминаю вам отца, которого у вас, по сути дела, никогда не было. Однако уверяю вас, как только ореол таинственности и загадочности рассеется, вы увидите такого же человека, не лучше, а может даже хуже многих, кто копошится каждый день под солнцем. Так зачем же портить себе жизнь? Поищите себе сверстника, доброго, честного, настоящего мужчину, который стал бы хорошим отцом вашим детям. Поверьте, разница во вкусах и в мировоззрении рано или поздно проявилась бы в нашей паре.

– Я всё понимаю, – ответила Агнесса, чей взгляд как будто посветлел. – Вас глотает... как это... ах да, гложет, вас гложет, что я узнаю про ваш интернет-проект. Так я давно всё знаю.

– И как вам? – томно спросил Джозеф, слегка запрокидывая голову назад.

– Ужасно. То есть, не то чтобы ужасно, можно сказать, хорошо. Но мне всё равно. Вы лучше знаете, что делать, и я согласна пожить в мире без интернета, если вам этого хочется. Я уже и так живу вон сколько дней.

– Вы зря прервались, – холодно ответил аристократ, серьёзно насупившись. – Продолжим ваше превращение в человека. Не будем терять зря драгоценное время. «Минуты, как резвые кони, летят, посмотришь вокруг — уже близок закат»... Давайте, придумайте ещё что-нибудь, что могло бы меня задеть.

Агнесса почувствовала себя пойманным в ловушку зайчиком, которого готовится разорвать на куски стая бешеных собак. Предвкушение кровавого пиршества в их яростных глазах, коварно вздрагивающие ноздри, обнажённо-жадные клыки и слюна, безжалостно капающая из пастей... По телу хищников пробегает едва заметная дрожь, их лапы беспокойно переступают по земле, готовясь сорваться в любой момент и сомкнуть на горле несчастной жертвы острые зубы... Она ярко вообразила себе эту картину и тут же принялась искать её отблески в глазах аристократа, но, к своему удивлению, не нашла. В его взгляде она обнаружила невысказанное страдание, которое настолько долго хранилось в тайниках его души, что успело стать заскорузлым и потерять свою остроту, и только периодически ныло, давая о себе знать тупой нерешительной болью.

Девушке стало даже обидно, что Джозеф испортил ей всю картину, и представлять себя невинным зайчиком становилось всё сложнее.

– Итак? – безразличным тоном напомнил о себе хозяин замка. – Что же вы молчите? Вам подсказать что-нибудь?

– Нет, – храбро ринулась в бой Агнесса. – Я придумала. Я знаю, что покажусь в ваших глазах дурой, но зато я проявлю свою эту... истинную сущность, вот! А это важнее. Вдруг я вас ещё и переубедю!

– Давайте, – умиротворенно ответил Джозеф, закрывая глаза и складывая руки на груди. – Переубедяйте.

– Я вот читала этого вашего Шекспира, и могу смело сказать: он урод! Не в том смысле, что некрасивый (бородка у него очень даже ничего), а что писать не умел!

– Вот как? – грозно спросил помещик, приоткрывая правый глаз. – Это ещё почему?

– Ну, потому что чувства у него какие-то напыщенные и неестественные, вообще ничего не понятно. Я не знаю, что он такого хорошего написал. Куча вон отличной литературы. Тот же де Масье! Да, мне нравится! Нет чтоб давать нам читать что-то нормальное. У нас же интернат элитный, это только мы так страдаем! А всем сказали, что он хороший, вот они и повторяют, как попугаи, а на самом деле он никому не нравится!

– Уильям Шекспир — человек исключительно глубоких, настоящих, безумных чувств. Конечно, у существа с эмоциональным диапазоном табуретки, не читавшего ничего, толще букваря, он вызовет только недоумение. Если вы его не понимаете, то не стоит открыто демонстрировать свою душевную слепоту и непроходимую, дремучую тупость. Сделайте вид хотя бы, что вам нравится.

– Опять начинается, – тихо сказала Агнесса.

– Что?

– Вы просите, чтобы я вам правду говорила. Я говорю, а вы меня обижаете. Так зачем было начинать? Шекспир вам дороже Старка!

Великий герцог тяжело вздохнул.

– Вы не хотите хотя бы извиниться? – протяжно заскулила Агнесса.

– К чему бы? – заносчиво спросил Джозеф. – За правду я извиняться не намерен. Увы, любовь к искусству сильнее меня.

– Опять вы такой, – печально прошептала девушка, роняя руки на колени. – Как стена глухая. Вы во всём правы и меняться не собираетесь. Одна я этот крест тащу. Всё на мне, как на древнерусской бабе.

– Меняться? – недоумённо переспросил великий герцог. – Ради чего, простите?

– Ради наших отношений!

– Приплыли, – пробормотал Джозеф.

– Да! Вы, может, этого не понимаете, но у нас всё будет хорошо и мы поженимся. Отрицайте, сколько влезет, но мы созданы друг для друга!

– Просветите меня, милое дитя, я разве был замечен с вами в отношениях?

– Вы это ещё не осознаёте, но на тонком уровне между нами отношения есть. Мы там, где-то в астрале, уже детей родили, осталось только подождать, пока всё случится на физическом плане.

Джозеф позвонил в колокольчик.

– Старк, забери от меня эту сумасшедшую, – устало проговорил он.

Дворецкий нерешительно дёрнулся, но остался на месте, с состраданием глядя на Агнессу.

– Вы презираете меня, потому что я глупая и потому, что из-за любви полностью нахожусь в вашей власти, – зашептала она, гордо вставая. – Вы не понимаете, что нельзя топтать цветок любви, который судьба преподнесла вам прямо в руки. Только высокодуховный мужчина достоин беззаветной любви женщины, такой, в котором не взыграет гордыня, способный уважать ту, что находится у его ног и дарить подарки святой, которая ничего не ждёт и не требует. Однажды вы поймёте, как сильно заблуждались, как много потеряли в моём лице, но будет уже поздно. Судьба накажет вас; ни одна женщина не полюбит вас так, как я.

– Это вы у Милены Фальцоне обучались премудростям любовного словоплетения?

– Да, – растерялась Агнесса. – Она мне письмо оставила с красивыми фразами и объяснила, когда и что говорить. Но это неважно. Она ведь права. Вы не любите меня, потому что я проста перед вами, вы хотите видеть перед собой какую-то падаль, женщину, которую нужно завоевать, рычаг для повышения чувства собственной значимости. Опасную игрушку, чтобы взбодрить свои серые будни!

– Браво, – заметил Джозеф. – Неужто Милена читала трактат «О силе женщины»? Отличный выбор. Я пришлю ей по такому поводу бутылочку кьянти.

– Не смейте больше говорить при мне о ней! – взвизгнула Агнесса. – Я не могу и не хочу быть стервой. Это оскорбляет моё женское достоинство. Пусть я буду несчастна в любви, но не превращусь в кусок холодного мяса.

– Тем более на вашу любовь рано или поздно ответит хоть кто-нибудь, – мягко заметил Старк, ласково взяв девушку за локоть, чтобы вывести из комнаты. – Цветочки, козочки, облачка... Вы на правильном пути, дорогая Агнесса.

– Не приведи Господь, чтобы этот путь был правильным, – пробормотал Джозеф, поворачиваясь к стенке и медленно проваливаясь в глубокий, неспокойный сон.

Глава 39, в которой Кассандра погружается в ретрокинематограф

Вернувшись из Адуана, Кассандра первым делом откупорила бутылочку розового вина, оставленного в доме предыдущими жильцами. Стоя у окна, она задумчиво рассматривала бездумный людской поток, пока не заметила, что как-то успела высосать полбутылки. Это было странно: Кассандра пить не любила и делала это в самых крайних случаях, а сейчас даже не обратила внимания на вкус алкоголя.

– Что за старая бражка, – поморщилась она. – Как будто кислотой разбавили, надо пожаловаться в КопнуКомитет по предотвращению производства некачественного алкоголя.

На связь экстренно вышла Элен.

– И как?! – взволнованно спросила она, напоминая бультерьера после купания. – Что там?!

– Попался, – равнодушно ответила Кассандра.

На радостях начальница взвизгнула и подбросила в воздух все лежавшие на столе предметы.

– Зуб даёшь?

– Хоть всю челюсть. Между прочим, он поведал мне о забавном приёмчике, надо будет использовать в других делах, — и она рассказала про тактику отставания на шаг.

– Отлично, – возбуждённо сказала Элен, потирая руки. – Так что там у вас получилось?

– Я взяла его нахрапом: поначалу он опешил, но потом сообразил, что к чему, и инстинктивно выдернул руку перед восьмым отрезком. Если бы я успела пройти его участок, он, конечно, не стал бы этого делать. Итак, у нас на подозрении восьмой, девятый и десятый отрезки. Я уверена, что это участок №10. Почему? Ты только вслушайся в его вычисления: «Предположим, я затаился на девятом участке»... Почему на девятом? Тебе не кажется, что, описывая математическую модель, логичнее было бы начать с последнего составляющего? «Я спрятался на десятом участке и перенесу базы на первый участок...». Начиная с предпоследнего, а не с последнего, он рушит всю красоту картины. А всё потому, что если бы он сказал: «Предположим, я затаился на десятом участке», — и так было бы на самом деле — его голос бы дрогнул, зрачки расширились... Рано или поздно, он неминуемо выдал бы себя.

– Да может он ляпнул наугад первое подвернувшееся число, – нахмурилась Элен.

– Шесть и девять в нашей культуре имеют негативные ассоциации. Тут уж само собой напрашивается какое-нибудь пять или семь.

– В случае Джозефа, нашего личного воплощения дьявола, это как раз менее вероятно, – заметила начальница. – Хорошо, допустим, это точно не девятый участок. Но почему ты исключаешь восьмой?

– Выдёргивать свою руку перед тем самым участком было бы глуповато. Слишком сильный маркер.

– Притянуто за уши, – строго ответила Элен. – Ты считаешь, что он это сделал инстинктивно, а инстинкт глуп.

– Он умён даже в своих инстинктах. Я настаиваю!

– Твоими настойками наш мир покатится в Тартарары, а я сопьюсь раньше времени. Так или иначе... Мы сейчас же начнём проверку десятого участка, потом перейдём на восьмой, потом – на девятый. Кстати, а почему ты не думаешь, что это блеф? Что он сам столкнул нас на эту скользкую дорожку размышлений?

– Нет. Я поверила бы в блеф подготовленный и тщательно спланированный. Но в ситуации, когда я выбила почву из-под ног нашего герцога, у него не было времени всё обдумать и выдать нужную реакцию.

– Ух-ххх! – лихорадочно захлопала в ладоши Элен. – Как хорошо-то, а! Умничка, Касечка, просто умничка! Ты экономишь нам массу времени и сил. Это надо отпраздновать! Ты заходи вечерком в общий чат, всё обсудим подробнее. И кстати! Через три дня я со своими упырями устраиваю корпоратив, зайдём в «Швырялки»!

– Зайдём, – безразлично согласилась Кассандра.

В парке аттракционов «Швырялки» девушка была неделю назад. Там её подбрасывали до небес, болтали из стороны в сторону, кидали вниз, чуть не переломали все кости, однако привычное веселье так и не пришло. Буквально на несколько секунд ощущение счастья всё-таки возникло, но тут же испарилось, как только девушка отошла от аттракциона на пару шагов. Какое-то гадкое, липкое, серое чувство обволакивало Кассандру глухим коконом, не пропуская радости внешнего мира, и девушка никак не могла стряхнуть его с себя, как ни пыталась.

– Ну ладно. Ты, я вижу, что-то не в настроении.

– В настроении, – вяло возразила Кася.

– Ага. Устала, отдыхай. Вечером всё обсудим. Целую, пупсёныш мой!

Элен резко отключилась и поскакала галопом по министерству, трезвоня радостные вести.

Кассандра механически поставила бутылку на подоконник, продолжая разглядывать разодетую толпу. Она совсем не чувствовала себя пьяной: ни тебе привычного оживления, ни приподнятого настроения, ни шальных развязных мыслей. Сам организм, казалось, капитулировал перед непроходимостью того незримого болотца, куда с каждым днём всё больше погружалась девушка.

Она с отчаянием отошла от окна и любовно развернула подарок, присланный внезапно объявившейся троюродной тётей. Подборка ретро-телепередач должна была оживить её. Как по заказу пошёл дождь, создавая ностальгический антураж. Кассандра, словно ванильные девицы начала XXI века, закуталась в плед и включила первую передачу.

– Сколько у вас детей? – наставительно спрашивала овцеподобная женщина с массивной гривой золотистых волос.

– Трое, – ответила милая шатенка, чуть смутившись. – Два мальчика и девочка. А хотя нет, две девочки и один мальчик.

Студия возмущённо зашикала.

– Целых три ребёнка! – изумилась ведущая. – И не стыдно вам так губить себя? Зачем вы позволяете им тянуть из себя жизненные соки? Не лучше ли заняться собой? Сколько лет вы не катались на велосипеде?

Потом в разговор встрял психолог, который доказывал, что посвящать себя другому человеку — удел людей недоразвитых, и Кассанра промотала всю передачу вперёд. Видно, лоббисты детской продукции не смогли в том году пробраться в парламент, в отличие от производителей контрацептивов.

Следующее ток-шоу рассказывало о трудной судьбе голубков, которые жаждали свить своё гнёздышко. Родители молодых были категорически против такой авантюры. Они всё никак не могли втолковать своим детям, что совместное проживание — удовольствие сомнительное, что им придётся делиться личной территорией и подстроить часть своих интересов под другого человека. Половину передачи родители пугали влюблённых жутким словом «компромисс», а вторую часть шоу вставляли им палки в колёса и пробовали вытянуть на различные интересные мероприятия, только чтобы они не сидели дома вдвоём.

Кассандра и сама не заметила, как съела лимон, предназначавшийся для закуски к коньяку. Только посмотрев на обглоданные шкурки, она ощутила кислое послевкусие. Рука автоматически потянулась за сигаретой — с самого начала попадания в эту реальность девушка ощущала всепоглощающее желание курить, которому в первое время весьма удивлялась, но постепенно стала думать, будто дымила всю жизнь. На телеэкране тем временем мелькала кинохроника двадцатилетней давности. Показывали передачу для детей, где доступно объяснялись важные исторические события.

– А почему их посадили в концлагерь? – спрашивало невинное белокурое создание лет шести.

– Потому что люди устали от них, Джейси, – терпеливо объяснял лохматый старик, одетый в костюм трактора. – Гомосексуалов стало слишком много, и чаша терпения простого народа переполнилась.

– Бедные дяди, – пустил слезу ангелочек.

– Да. Зато они отстрадали за нашу свободу. Благодаря им над Европой теперь радужное небо.

– А почему плохие дяди запрещали хорошим дядям любить друг друга?

– Много на свете недалёких людей, моя милая.

Кассандра устала смотреть на лебезившую рожу человека-трактора и сосредоточилась на бегущей строке:

«Внимание! Клуб анонимных инцестофобов приглашает каждого, кто замечает у себя негативные мысли по отношению к нормальным вещам, посетить бесплатный тренинг по управлению гневом. С нами ваша жизнь станет, как у всех!».

Передачи быстро утомили её, и Кассандра решила приобщиться к чудесам кинематографа. В то время на весь мир гремел режиссёр Ким Дундук, и она выбрала самый известный его фильм, где рассказывалось о любви шестилетней девочки и семидесятилетнего мальчика. Чувства их были сильнее Арнольда Шварцнегера, но на пути к счастью влюблённых встала мать-мракобеска, запрещающая дочке встречаться с мужчиной её мечты. Храбрый Гумбер похитил свою крошку, и они замечательно зажили где-то на необитаемом острове.

Всепобеждающую силу любви также провозглашал фильм «Хадижа и Фету», в своё время номинированный на девять премий «Золотой крыжовник» и получивший семь из них. Дело происходило в Саудовской Аравии, в 1970-х. Брат и сестра были вынуждены скрывать свои чувства, и когда Хадижа вышла замуж, то родила пять детей от Фету, а наивный муж даже и не подозревал, в чём дело. Полфильма занимали нудные диалоги о любви, о том, что когда-нибудь, в более светлые времена, общество перестанет сопротивляться её всепроникающей силе и признает, что любые отношения законны и священны. Вторую часть киноленты влюблённые предавались удовольствиям уже на небесах, научившись создавать из материи духа половые органы. «Хадижа и Фету» был запрещен в Америке, где как раз начался пуританско-социалистический поворот, и серьёзно повлиял на охлаждение отношений между континентами.

Кассандра впервые почувствовала физическую усталость от просмотра телевизора и безропотно завернулась в плед, решившись уснуть прямо на полу.

Глава 40...

Раз в месяц Джозеф устраивал купание в старой дубовой бочке — точной копии той бочки, что занимала почётное место в замке с 1466 года, когда Адалвалф цу Гундер-Балленштайн сразился с графом Нобердом и отвоевал у него Триципский лес. Огромный чёрный дуб, стоявший на самой окраине леса, считался оберегом рода Нобердов, поэтому коварный предок Джозефа приказал тотчас же срубить его и изготовить бочку, где омывал своё тело неслыханно часто — раз в месяц. Его давний потомок испытывал меланхоличную привязанность к семейным ритуалам, поэтому приказал изготовить её копию, и седьмого числа каждого месяца Старк подготавливал Джозефу ванну в лучших традициях Средневековья.

Великий герцог сидел в бочке, благоухающей шалфеем, розмарином и невесть какими травами, найденными на необъятных просторах поместья. По его телу медленно расползался ароматы матушки-земли, а голова становилась пустой и лёгкой, так что иногда Джозеф даже зажмуривался от удовольствия. Мысли его занимал вопрос о том, можно ли сделать в этой бочке эдакую средневековую версию джакузи.

Внезапно приятные мысли испарились, и он почувствовал сильное жжение возле правой подмышки.

– Старк! – закричал он, что было мочи. – Старк!

Ни шороха в ответ.

– Старк, чёрт тебя побери! Старк!

Помещик с ужасом осознал, что послал Старка в другой конец замка по не очень-то и важному поручению. Вернётся дворецкий не раньше, чем через полчаса. Между тем права рука немела на глазах.

Несколько видов трав вызывали у Джозефа странное недомогание, напоминающее сильную аллергию. В худшем случае, великий герцог мог даже умереть. Возможно, нежелательные вещества по неосторожности оказались в травяном составе для ванны, и аристократ оказался в ловушке.

От злости на свою беспомощность Джозеф сорвался на истошный вопль, потеряв на минуту контроль над собой. Подспудная надежда внушала ему, что кто-нибудь услышит его и позовёт Старка, но в эту часть замка, почти под крышей, редко кто захаживал.

Зуд делался всё нестерпимее, становилось трудно дышать. Почти не соображая, что делает, Джозеф резко толкнул бочку, чтобы та слегка накренилась. Затем он начал импульсивно раскачивать её, прикусив от боли губу.

Наконец, бочка со страшным грохотом упала с постамента на пол, и вода вероломно покинула её, самовольно растекаясь по комнате и оставляя аристократа беспомощно лежать на холодном полу. Он сделал было пару рывков, чтобы доползти до дверей, где лежала его одежда, но понял, что задыхается и не может ползти дальше. Его грудь как будто придавило тонной железа.

Дверь тихонько отворилась, и на пороге показалась испуганная Агнесса, единственная, кто услышал шум. Глаза её округлились от ужаса и она застыла, как гипсовая статуя, с беспомощно открытым ртом.

– Что?! Что вы смотрите?! Что вы пришли?!

Такой в высшей степени неприличной речи Агнессе никогда не доводилось слышать за всю свою короткую жизнь. За считанные секунды Джозеф излил на неё тонны грязи. Лицо аристократа перекосилось от ярости, глаза налились кровью, и тело задрожало от бессильной злобы. Увидев, что девушка не уходит, он начал швырять в неё всё, до чего только мог дотянуться, а когда последний предмет улетел, так и не попав в цель, некогда горделивый помещик начал отчаянно чертыхаться, бормоча какие-то несвязные ругательства и агрессивно размахивая руками.

Агнесса подождала, пока он выдохнется. Бледный, обездвиженный, молчаливый — Джозеф напоминал выброшенную на берег рыбу, не имеющую сил сопротивляться и только безропотно ожидающую конца. Он тяжело дышал, стараясь не смотреть на девушку и унять нервную дрожь.

Агнесса грациозно присела рядом с аристократом и, сколько тот ни отворачивался, старалась ласково смотреть ему в глаза, вкладывая в кроткую улыбку всю силу своей души, всё сочувствие и поддержку, которую только смогла в себе найти. Великий герцог, наконец, не выдержал, пристально посмотрел ей в глаза и разрыдался, благоговейно поцеловав её руку.

Глава 41, в которой Кассандра оказывается в очень странном месте

Когда Кассандра очнулась, то чуть не чихнула, ведь какой-то нахальный муравей самым бесцеремонным образом залез ей в нос. Она, конечно, не имела ничего против сухой травы, но не разумела, с какой стати та норовит выколоть ей глаза и почему кругом, кроме этой самой травы, ничего не видно.

Девушка запамятовала, как тут оказалась, и не понимала, что может делать в этом странном месте. Осторожно себя ощупав, Кассандра с облегчением отметила, что травм нет, и попыталась осторожно встать, что у неё получилось раза с третьего.

Она помнила, как шла на переговоры с похитителями автографов звёзд, помнила, как решила прогуляться и сократить путь через Нижний овраг, где недавно сломались камеры. На этом месте память обрывалась, и вторая часть Марлезонского балета начиналась с этой несносной травы, которая, пользуясь сильным ветром, беспринципно щекотала ей пятки.

Картина, представшая перед ней, испугала её сильнее, чем фотографии руин Палестины. Когда это место решили окончательно разбомбить, чтобы раз и навсегда решить все накопившиеся проблемы, Кассандра подумала, что не видела ничего страшнее и даже почувствовала минутное превосходство, вызванное осознанием вселенской неудачливости палестинцев.

Теперь же ей представлялось, что хуже этого места могла быть только преисподняя. Кругом, куда ни глянь, раскинулось огромное поле, мягкое, безбрежно-спокойное, и от этого ещё более пугающее. Девушка поёжилась от непривычной тишины, однако со временем начала различать в ней всё новые оттенки: тут хозяйничают полёвки, здесь потряхивают хвостом серые мухоловки, а это шуршит ёж.

Ноги, отвыкшие от хождения по земле, не хотели слушаться, так что после первых шагов Кассандра зарылась носом в тёплую почву. Чувство незащищённости нарастало и тяжёлым комом придавливало её обычную самоуверенность. Здесь, где, казалось, никогда не ступала нога человека, девушка ощутила такую тревогу, какую, наверное, переживал Робинзон Крузо в первые дни на необитаемом острове. В этом месте было разлито что-то родное, неуловимо знакомое — и это что-то подспудно душило девушку невидимой петлёй. Кассандре не хотелось здесь находиться: пространство словно выталкивало её вон, восвояси.

Внезапно она увидела какую-то тёмную будку, крошечной точкой маячившую на самой окраине поля. Страдалица радостно пустилась бежать, не обращая внимания на то, что ежеминутно рискует сломать себе ноги, провалившись в вездесущие ямки, не замечая неприятных покалываний острых стеблей.

Будка оказалась покосившимся деревянным строением непонятного предназначения. Стен у неё было три, двери не было совсем, а внутри находилась большая дыра, из которой ужасно воняло. Кассандра никак не могла уяснить, для чего предназначалось это строение. Туалет? Но кому нужен туалет посередине поля? Какой нормальный человек будет справлять нужду в помещении, где в стенах зияют продолговатые дыры, а двери словно никогда и не было?

Девушка слегка пнула этот деревянный лего-конструктор, и он охотно развалился, продемонстрировав крышу, на которой было написано матерное слово. Это чрезвычайно обрадовало Кассандру. То была экспозиция современного искусства, как же она сразу не догадалась! Выставка уехала, и один из экспонатов, видимо, забыли или решили оставить в дар местности.

Открытие это придало ей надежды, и она бесстрашно ринулась на поиски следов цивилизации. Никогда в жизни не приходилось ей так радоваться, как тогда, когда после получасовых блужданий она вышла на дорогу и увидела огромный рекламный щит колбасы «Три поросёнка».

Кассандра застыла в задумчивой позе. Кругом не было ни души, но биллборд всё-таки стоял. Значило ли это, что движение оживляется только ближе к вечеру? Быть может, неподалёку ведутся секретные научные разработки?

С каждой минутой местность приобретала всё более странные очертания. Поначалу Кассандре показалось, что она вышла на некое подобие дороги, но теперь девушка разглядела, что асфальт был утыкан ямами, трещинами и кочками, так что было совершенно непонятно, как по нему может передвигаться транспортное средство. Кроме того, дорога причудливо петляла, описывая кренделя и восьмёрки там, где должна была лежать ровно, словно её проектировали пьяные инженеры и закладывали сумасшедшие строители.

«Ох! Неужели это Мамонтлэнд?» – подумала девушка.

Ходили слухи, что где-то на севере Европы существует особая страна мамонтов, дорогу в которую могут найти только избранные. Последнее соображение польстило Кассандре: было совершенно очевидно, что такой ущерб дорожному полотну могло нанести только внушительное стадо мамонтов, и странная форма дороги была приспособлена, очевидно, как раз для их залихватского бега.

Кассандра с трудом определила направление движения мамонтов и аккуратно начала переступать по дороге, то и дело спотыкаясь. Через пять метров ей показалось, что она пробежала олимпийский марафон. Сзади послышался грохот, как от набитой гвоздями тачки, спущенной под откос. Внушительных размеров джип с трёхметровыми колёсами бесстрашно нёсся по колее, периодически теряя детали. Ржавый и полусгнивший, он был обвешан позолоченными побрякушками, а также исписан надписями, провозглашающими статусность и мужские характеристики владельца.

– Подвезти, красоткаТо, что Кассандра понимает чужой язык, связано с особенностью серии — это ясно из первой повести цикла. Если вы её не читали, просто поверьте на слово: в этом мире нет проблем с пониманием чужих языков.?

Девушка с недоверием покосилась на высунувшийся из окна экземпляр. Это был мужчина лет сорока пяти, лысый, в тёмных очках и чёрной кожаной куртке, очень весёлый. В его рту не было ни одного здорового зуба, все золотые.

– Садись, приставать не буду, – подмигнул он. – Ты ж у нас не Алеся Молочкова.

Он кинул ей верёвку, чтобы забраться на сиденье, и едва Кассандра успела заползти в салон, мужчина вскрикнул: «Э-ге-гей, с ветерком!», – и так резко нажал на педаль, что девушка свалилась с сиденья.

– Ну что, как в края наши занесло? – второй раз подмигнул водитель, высовывая левую руку из окна, чтобы ловить мошек и отправлять их себе в рот.

– Без понятия, – честно ответила Кассандра.

– Э-ге-ге! – чрезвычайно обрадовался мужчина. – Да ты наш человек! А мне всё Васёк впаривал: «Москва, пиво, Москва, водка, Москва, коньяк, вареники и — бац! — Байконур». Я тоже как-то в молодости заснул в Магадане, а проснулся в Махачкале.

– Так я в России? – ужаснулась девушка.

– Сюрприз-сюрприз! – подмигнул водитель левым глазом, потом почему-то правым и напоследок ещё раз левым.

Темница разомкнулась: страх вырвался на волю и опутал девушку такими цепями, что она не смогла ничего произнести минут пять. Здесь, где законы не действовали, приходилось включать звериное чутье, чтобы выжить, а такого опыта у Каси не было. Впрочем, водителя это никак не смущало. Он представился Толиком и минут пятнадцать нёс бесперебойную ахинею. Её удивило, что, будучи совершенным дикарем без единого модного элемента в гардеробе, он умудрялся говорить довольно складно, с какими-то необычными словами и забавными речевыми оборотами.

– Да тебе куда ехать-то, красна девица?

Кассандра внимательно рассмотрела себя в зеркале, но элементов покраснения не обнаружила.

– Где тут есть цивилизация? Хоть какая-нибудь?.. Мне нужно позвонить. И выбраться отсюда как можно быстрее.

– Цивилизация, – усмехнулся Толик. – Анализация.

С тех пор как Российская Федерация распалась и её бывшие субъекты стали вести непрерывную войну за власть, появляться на этих территориях гражданам СШЕ было нежелательно. Вооружённые отряды плохо пахнувших, заросших шерстью, но высокодуховных мужчин, цитировавших Блока, так и норовили обобрать каждого желающего и нежелающего, руководствуясь собственными понятиями о справедливости.

– Мне нужно в Прагу. В Прагу нужно мне. Нужно в Прагу мне, – начала в панике повторять Кассандра, с ужасом оглядываясь по сторонам.

– Да ща доедем до Перми и полетишь, как Гагарин. Тут недалеко, дня два всего ехать. Только надо поспешить, а то там мужики на металлолом всё растащили, один самолёт нормальный остался. Он хороший, 1977 года выпуска, а летает ласточкой. Из него люди только пять раз выпадали. Рекорд! Э-хе-хе! Надо поднажать, а то ведь День гаечного ключа завтра, точно ничего не останется. Поднакати!

И он рванул так, что Кассандре пришлось до онемения пальцев вцепиться в кресло, чтобы не пробить люк головой и не повторить подвиг вышеозначенного Гагарина.

– Дайте мне экран, – упавшим голосом пробормотала девушка. – Я свяжусь со своими, мне вышлют вертолёт.

– А икорки с галоперидолом тебе не вышлют? – весело прицокнул водитель. – Не долетит твой вертолёт. Собьют ещё в Калуге. У нас с этим строго. Мэры своих детей посадили на ПВО, так они любят играть, самолёты сбивать, им бы только повод найти. Даже спрашивать вас не будут, куда летите и зачем. И искать тоже никто не будет — у нас тут такая буйная зона, что ни один европейский комитет не сунется. Да и связь не ловит тут. Вышки все разворовали, сдают на металл для боеголовок, платят там неплохо. Можно три коровы купить за одну вышку! Так что сиди и не рыпайся, деточка. Я твоя последняя надежда, хо-хо. Даже приятно.

Кассандра закрыла глаза и начала произносить какие-то обрывки молитв, которые помимо воли всплывали в памяти.

– А до Московского мэриархата далеко? – затаив дыхание, спросила девушка, пытаясь поймать последний луч надежды.

– Дай подумать-то, – нахмурился Толик. – Где у нас ща крайняя граница? Иваново. Да, на Западе — Ельня, на Востоке — Иваново. Ишь ты, понаехали! Я-то ещё помню времена, когда Москва в Коломне заканчивалась! Да нет, далековато будет, Пермь всяко ближе. А ты что, впервые в наших краях дурью маешься?

– Д-да, – вздрогнув, ответила девушка.

В душе её поднимался ворох самых разнообразных ощущений, которые она никак не могла бы объяснить и классифицировать. Какая-то подсознательная тревога не давала ей покоя.

– Велкам бэк, май диар фрэнд. Глэд ту си ю хиа. Ай хоуп ю анерстэнд ми вэл райт нау, ок? Да ладно, акстись, глядишь, не обглодают твои кости степные волки. Мы тут в России народ дружелюбный.

– Ага, – радостно пробормотала невольная пленница.

– Да что это ты как неродная сидишь? Я тут приличную девушку из борделя заказывал, а не мумию древнеегипетскую. Шутка. Да, смешно, я знаю. Да улыбнись ты разок, замороженная какая! А у тебя мужик хоть есть?

– Есть, – упавшим голосом ответила Кассандра. – Герцог великий. Европейский, между прочим.

– Из князьёв? Ого-го-го, ну куда нам со свиным рылом в курятник-то лезть. Дай хоть музыку включу, подбодрить тебя, страдалицу. Ты ретро любишь?

– Люблю, – оттаяла Кассандра.

– Это хорошо. А то ведь если бы ты сказала, что не любишь, я прямо на месте тебя бы съел и закопал. Шутка. Смешно, я знаю. Так ведь сложно человека по душе найти. Наши-то слушают какой-то шлак, а нормальную, хорошую музыку и не понимает никто.

– И то правда, – расслабилась девушка, испытывая некоторое подобие дежа-вю.

– Ну и ладненько. Вот, послушай. Моя любимая песня. Ты девушка ладная, тебе понравится.

Кассандру чуть не снесло волной оглушающего «тыц-тыц-тыц», которое было слышно, казалось, даже на Северном полярном круге. Девушка ждала, когда же начнётся некое подобие музыки.

– Ну как? – подбоченившись спросил Толик, сражая девушку победоносным взглядом.

– Нормально так, – осторожно ответила Кассандра.

– Что, не очень, да? Ну, музыка здесь примитивная, это да, зато в текст вслушайся! Аж за душу берёт.

Кассандра, увы, вслушалась.

«Хоп-хоп,

Над зоной,

Запах зелёный.

Хлоп-хлоп,

Хлопушка,

Дома пирушка.

Бусь-бусь,

Буснюшка,

Ты моя хохотушка».

– Классно, правда? – воодушевился Толик. – Такая вот тоска по свободе... Я это вкушаю. И любовная лирика здесь есть, тебе должно нравиться.

– Вы слушаете русский ретро-шансон? – мёртвыми губами прошептала Кассандра.

– Ну а то ж! Не всё ж галимую попсу хавать. Ну, а эта песня тебе как?

Полёт литературно-музыкальной мысли гласил:

«Мы киринчили в шлюбзале,

А твой винчужник был в куряге.

Тем часом я винжил марушку,

Егойный пращ ячейных ног».

– Ничего так, – вздрогнула Кассандра.

– Да я не про то! Я вот про мысль, про идею, что тут заложена, понимаешь?

– Да, – сдержанно ответила девушка.

– Эх... Ничего ты не понимаешь!.. Здравствуй, племя молодое, тупорылое.

У Кассандры в ушах всё звенел отблеск фразы «на месте съем и закопаю, люблю тебя, мой синий пупс».

– Мне нравится, правда нравится. Просто я плохо свои чувства выражаю, - попыталась оправдаться она.

– Так я сразу просёк, что ты у нас девушка из леса, – подмигнул водитель, начиная доводить спутницу до нервного тика. – Как такое может не нравиться? Давай лучше я тебе свою любимую поставлю.

«Хоп-хоп,

На-на-на,

Я мужчина хоть куда.

Гладиатр в свои года,

Подходи моя красава,

Засажу в кабриолет.

Я тебя в кинтык поймаю,

Или нет».

Толик совсем разбушевался, весело подпевая и стуча ногами по полу, изображая некоторое подобие Майкла Джексона. Девушка попыталась абстрагироваться от происходящего с помощью системы углубленной медитации.

– А чё ты молчишь, как Ленин в мавзолее, подпевай давай! – ласково пихнул её в бок водитель. – А ну-ка, начинай!

«Забор высоко,

Воля далеко,

Река глубоко,

Поле широко».

Водитель начал громко орать, не попадая ни в одну ноту и отчаянно путая слова. Наиболее любимые моменты он старался донести как можно лучше, крича девушке прямо в ухо. Кассандра мучительно сжала пальцами виски. Ей казалось, что мозг плавится и начинает медленно вытекать через уши.

– Чё ты всё ухи трогаешь? Хватит отряхиваться, ничего на тебе нет. И салон ты не испачкала, нет. Эх, европейка, душа твоя узкая, что с тебя взять... Держи. Эксклюзивь!

Раздалась протяжная мелодия, два раза ударили по роялю, и Кассандра слегка приободрилась. Затем послышался заунывный волчий вой, на проверку оказавшийся женским голосом.

«Я и ты,

Ты и я,

Мы два белых корабля,

Два муравья.

Ты и он,

Не вдвоём,

А втроём».

– Остановите, пожалуйста, – еле слышно прошептала Кассандра.

– Что? – удивился поклонник русской классики.

– П-жалуйста, – икнула девушка.

Она была такая бледная, что, казалось, вот-вот потеряет сознание, и Толик резко нажал на тормоз, чуть не вылетев в лобовое стекло. Кассандра трясущимися руками открыла дверь и вывалилась из машины, с трудом подползая к ближайшим кустам. Там она скрючилась в странной позе и изгнала из себя музыкальные вибрации, безжалостно захватившие организм. Водитель из деликатности отвернулся.

– Извините, что-то с желудком, – слабо пробормотала Кася, поднимаясь на борт джипа и вытирая рукавом губы.

– У, бедняжка. Как сынулю-то назовёшь? Назови в честь святого Владмитрия.

– Обязательно, – пообещала та, залезая в салон.

– Совсем я вижу, умаялась ты. Да ладно, хватит дурака валять. Я же вижу, что тебе не нравится шансон. Не доросла ещё мозгами своими рыбьими! Ладно, слушай свою галимую попсу. Я сегодня добрый.

«Клац-клац-клац» мало отличалось от «тыц-тыц-тыц», но звучало как-то помягче, поприятнее.

«Я люблю тебя, котя,

Ты мой милый обормотя.

Я люблю тебя, мышка,

Положи мою сберкнижка».

– Неча сказать — попса! – презрительно фыркнул Толик. – Совсем население деградирует. Что, не нравится? Даже это? Ну что с вас, тупых европяк, возьмёшь. На, подавись своим постмодернизмом.

Послышался всё тот же «тыц-тыц-тыц». Слов в песне не было вообще, только периодически повторялись звуки «а-а-а», «о-о-о», «е-е-е» и «у-у-у», Иногда основной мотив всё-таки разбавляли словами, которые выскакивали внезапно, как олени на дорогу, и так же хаотично метались в разные стороны. Часто повторялись «любовь», «глюк», «секс», «смерть», «стол», «жуть» и «Монпарнас».

У Кассандры не было сил сопротивляться. Она окаменело уставилась в окно и бессмысленно наблюдала за чередой сменяющихся полей.

– Ха, даже тебе такие песни не по душе, это радует. Ну-ка, что у нас там из попсы поприличней? За-ааа-а-певай!

И под мелодичную песню «Любовь-морковь, она сосёт мою кровь» Кассандра почувствовала, как последние силы покидают её. Пляшущие разноцветные точки и лёгкий звон в ушах предупредили девушку о скором погружении в небытие, и она окончательно провалилась в обжигающий полумрак.

Глава 42, в которой Джозеф переживает не самые приятные моменты

Джозефу пришлось поморгать, чтобы привыкнуть к тусклому освещению подвала. Единственная лампочка, сиротливо висевшая на потолке, давно перегорела, и крохотный лучик света, просачивающийся сквозь болтавшуюся на петлях дверь, позволял разглядеть лишь общие очертания помещения.

В комнате пахло кислой капустой, а сырость стояла такая, будто в это царства мрака ни разу не заглядывал лучик жизни. Стены с уродливо облупившейся краской грязно-коричневого цвета вносили свою посильную лепту в предназначение помещения, всячески оскорбляя эстетическое чувство великого герцога.

Кто-то резко выбил дверь, и она с жалобным скрипом упала к ногам наглеца. Джозеф попытался вскочить с места, но с опозданием обнаружил, что сидит на металлическом стуле и, хотя ни один ремень не сковывает его движения, пошевелиться он не может. В противоположных углах комнаты висели мощные прожекторы, которые безжалостным светом резанули по глазам помещика, когда посетитель повелительно хлопнул в ладоши.

– Эт магнит-дейзер техлогия. Шевелиться зря.

Мужчина обошёл стул и стал напротив Джозефа. Опёршись руками на поручни, он медленно приблизился к его лицу и обдал аристократа запахом протухшего гуляша. В зубах его торчали обрывки мяса.

– Кто вы? Что вам нужно от меня? – с достоинством проговорил пленник, стараясь сохранять присутствие духа и выглядеть повелительно.

Незнакомец щёлкнул пультом, и Джозеф почувствовал, как кисть его правой руки медленно освобождается от гнёта невидимых цепей, так что он смог оторвать её сантиметров на пятнадцать от стула. Из-под правого поручня услужливо выехала небольшая панель с большой красной кнопкой.

– Кода соглас нажать кнопка, – похабно заявил тюремщик, ставя ногу на колено великого герцога.

– Вы не могли бы убрать свои конечности, если вас не затруднит, конечно? – процедил сквозь зубы Джозеф, у которого от боли перехватило дыхание. – Спасибо. Так бурный поток нашей беседы завернёт в более широкое русло. Знаете, перед тем как ставить куда-либо ноги, желательно их хотя бы помыть.

Мужчина ударил аристократа по щеке, и у того помутнело в глазах.

– Вы ответите за это, – прошипел Джозеф, сочтя ниже своего достоинства указывать на то, каким именно способом мужлана настигнет заслуженная кара за столь дерзкий поступок.

– Говорить база. Отпускать.

– Странно, – приподнял брови аристократ. – Мне казалось, что Министерство информации должно отвязаться от моей скромной персоны. Что, вы не из тамошних крыс? Вы из конкурирующей мышеловки?

Наглец показал татуировку волка, бегущего по степи, которая занимала добрую половину спины.

– Не смейте опошлять этот образ! – с возмущением воскликнул помещик. – Эту татуировку нужно срочно стереть вместе с тем, кто вам её нанёс. Обзовитесь морскими тюленями, или лосевидными ежами, или дикобразовыми медузами, или любой другой нечистью.

Узурпатор наследия Гессе не совсем понял, что сказал Джозеф, поэтому не стал возражать.

– Сейчас говорить, – угрожающе приблизился он к пленнику.

– Да что вы мне сделаете? – пожал плечами невольник. – Вы забыли, какую фамилию я имею честь носить, немолодой человек? Убейте меня — вас и ваших хозяев тут же вычислят, сколь искусно вы бы не прятались. Причините мне тяжкие телесные повреждения — и мы придём к тому же. Лучше потребуйте за меня выкуп, это хоть как-то оживит жизнь в замке.

Его собеседник грозно ухмыльнулся и демонстративно повертел в руках пульт управления стулом.

– Что ж, пожалуйста, пытайте, – неохотно произнёс Джозеф. – Мои скромные кости всецело в вашем распоряжении. Хотя даже сложно вообразить, как вы всё безнаказанно провернёте, с нынешними-то законами в этой сфере. Меня почему-то терзают опасения — можете считать это мастерской работой бессознательного — что вы не блещете выдающимся умом. На случай — чисто теоретический, поймите меня правильно — некоторой вашей недообразованности спешу вас просветить: одна царапина на моём теле — и вы сядете лет на двадцать пять.

Мужчина охотно нажал белую кнопку на пульте. Поле, вырабатываемое стулом, заставляло каждую клеточку тела сжиматься, словно её заковали в смирительную рубашку. Одна женщина, похищенная из страны, где ежедневно нарушались права человека, так и не смогла дать чёткий ответ, какая же боль сильнее: та, что она испытала на дейзер-стуле, или родильная.

Ужасающее ощущение настолько поглотило помещика, что махом вышибло все мысли из головы. Ему казалось, что он близок к смерти; впрочем, умирать в ближайшее время не входило в его планы, особенно в такой обстановке. Как только действие поля закончилось, Джозеф облегченно раскис, жадно вдыхая воздух.

Его мучитель задумчиво повертел пульт в руках. Эффект длился шесть минут, и Министерство здравоохранения крайне не рекомендовало применять аппарат более трёх раз на одном человеке. Четвёртая пытка приводила к необратимым изменениям в организме, что могло подвести пытающего под статью, если аппарат применялся не в целях установления демократии. Пятый-шестой, максимум седьмой раз оканчивался летальным исходом.

Следовало срочно решить, включить ли аппарат прямо сейчас, пока великий герцог не совсем отошёл от шока, чтобы окончательно сломить его волю, или же разумнее будет отложить удовольствие, чтобы не покалечить пленника ненароком. В конце концов, добросердечный садист решил не транжирить пытки почём зря.

– Ты, свинья, мне говорить, где база, – угрожающе заявил естествоиспытатель, несколько раз ударяя подопечного по лицу.

– Пожалуйста, продолжайте, – пробормотал Джозеф, сплёвывая на пол кровь. – Вы исключительно приятный собеседник. Не приходилось ли вам заканчивать Оксфорд? У вас такой прононс, ни с чем не перепутаешь.

– Ты не сказать, я включить, – победоносно вскинул подбородок силач, подбросив для убедительности пульт.

– Включай, – презрительно ответил великий герцог.

Поле заработало во второй раз: аристократу на секунду показалось, что сердце его сжимает железный обруч и оно вот-вот превратится в плохо переработанный фарш. Когда пытка прекратилась, Джозеф мог дышать только хрипло, с перебоями, как будто лёгкие его изодрали в клочья. Руки и ноги отнялись, он перестал их чувствовать. Только лёгкое покалывание в области живота убеждало его, что он до сих пор жив.

Ненавистный незнакомец ехидно скрестил руки и на груди и подождал, пока великий герцог окончательно придёт в себя.

– Что вы пялитесь на меня? – с желчью прошептал пленник, кидая на мучителя яростный взгляд. – Давайте, включайте вашу машину в третий раз. Я, наверное, этого не переживу, но это не столь важно. На исход моего дела это никак не повлияет.

После третьего раза Джозеф потерял сознание, и мужчина испугался, что не сможет его откачать. Быстро прибежали ребята из соседней комнаты, начали возиться с помещиком, и через полчаса жизнь его была вне опасности. Пару часов Джозеф медленно приходил в себя, будучи не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Язык не слушался его и вместо чёткой, слаженной речи получалось бессвязное мычание. Главный похититель заботливо напоил его водой, и когда взгляд аристократа стал более-менее осмысленным, вызвал перед ним экран.

«Ку-ку, мой пупсик! Узнаёшь старую добрую тётю Милену? Ты был прав, лето на Мальте выдалось отвратительным, вчера был такой ливень, что в мой дом чуть не влетел какой-то сумасшедший дельтапланерист. Про что это я? Ах, да. Ты же знаешь, эти твои планы многим не по душе, не только всяким противным министерствам. Если ты это смотришь, значит, ты пережил три удара дейзи-полем. Поздравляю! Какая выносливость духа! Рано радуешься, мой мальчик. Тебя, конечно, будут искать, но парочка недель в запасе у нас есть. На тельце тебе наплевать, что для такого дегенерата вполне естественно. Так почему бы не позабавиться над твоей жалкой душонкой?

Смотри, что придумала страшная тётка Милена. Я не буду давать тебе современные передачи, это было бы слишком плоско и примитивно для тебя. Нет, всемогущее ретро правит бал! Даже не пробуй отвлечься. Как только начнёшь засыпать, сирена съест тебе все ухи. Ты, конечно, не сможешь пошевелиться на стуле, а если отведёшь глаза от экрана, почувствуешь занимательную боль в глазах, жутчайшую просто. Мои славные зверюшки будут давать тебе есть и пить по мере надобности, чтобы ты не сдох раньше времени. В любой момент ты можешь прекратить это издевательство, нажав на красную кнопку под правым подлокотником. Советую это сделать как можно быстрее. Зачем мучиться перед смертью? Лавры Святого Себастьяна тебе всё равно не грозят. Целую. Ну, с Богом!»

Великий герцог выслушал это страшное послание абсолютно молча и только крепче стиснул зубы. На лице его появилась суровая решительность, и мучитель вышел из комнаты, поняв, что уговаривать на капитуляцию пока рановато.

Снова зажёгся экран, и Джозеф тут же отвёл взгляд. Боль полосонула по глазам острым ножом, и он вынужден был уставиться в прямоугольник бессмысленности. Показывали какое-то очень старое русское ток-шоу. Джозефа мало волновали людские проблемы: все человеки были для него на одно лицо, а психологизм в искусстве он считал чем-то вроде плебейских плясок. Психологизм в его восприятии противоречил чистому духу; он был париком, пытавшимся прикрыть лысину, спецэффектом, призванным замаскировать отсутствие истины.

Впрочем, в этом шоу не пахло даже таким психологизмом. Начиналось оно вполне себе интересно, но потом все начали орать, махать руками и под конец подрались, так что Джозефу было не совсем понятно, зачем они все пришли в студию. Заявлялось о намерении решить конфликт; между тем эти люди изначально настроены крайне враждебно, безапелляционно, надменно, и вместо того, чтобы выказывать сочувствие, не упускали ни одной возможности вызвериться друг на друга. Не увидев смысла в происходящем, великий герцог легко абстрагировался и начал думать о своём.

Так прошло часа три, и похитители с неудовольствием обнаружили, что показатели стресса аристократа не сильно изменились. Было решено подключить тяжёлую артиллерию.

Джозеф почти уже было задремал под очередной визг разъярённой тётки, как на экране появилась свежая картинка. Это был обычный американский дом, с чудным палисадиком, маленьким бассейном и батутом во дворе. Милая белокурая девочка с забавными кучеряшками — Муму — что-то рассказывала о себе и своей семье. За полчаса великий герцог заочно познакомился с её мамой, отцом, четырьмя сёстрами и многочисленными животными, преимущественно поросятами и котятами. Поначалу это было даже забавно. Помещик слегка улыбался, не понимая, чем сия передача должна быть хуже предыдущей. Спустя некоторое время веки его сами собой сомкнулись, и он отправился в крепкие объятия старины Морфея.

Глава 43, в которой Кассандра сдалась

Элен очень нервничала, дожидаясь Кассандру, поэтому периодически прикрикивала на служащих аэропорта, объясняя, каким именно образом им следовало исполнять свои обязанности. Когда Кася, наконец, появилась, то выглядела хуже, чем надеялась начальница. Она была бледной, исхудавшей, и время от времени у неё появлялась слабость в коленках, заставлявшая несчастную спотыкаться на ровном месте.

– Живая? – кинулась навстречу Элен. – Моя ты радость!.. Ну мы устроим этим Джопсам, можешь даже не волноваться.

– Где он? – взволнованно спросила Кассандра.

– Кто? – удивилась начальница.

– Джозеф. Великий герцог, я имею в виду.

– А! Ну так он у нас в надёжном местечке спрятан, голубчик. Спасибо Милене. Я думаю, он как раз...

– Где он? – повысила голос Кассандра. – Адрес мне, адрес!

– Да что ты разоралась-то! Ты мне хотя бы «привет» или (на что я уже не надеюсь) «спасибо» могла бы сказать?

– Мне нужно с ним поговорить.

– Зачем? – нахмурилась Элен. – Он и так нам рано или поздно всё скажет.

– Так скажет быстрее. Стопроцентная информация.

– М-да? Ну смотри.

Кассандра трясущими руками схватила планшет Элен с адресом, зазубрила его и понеслась по направлению к выходу, даже не удосужившись поведать коллеге о своих приключениях в царстве пустоши. Девушка не помнила, как доехала до нужного места, и пришла в себя только тогда, когда оказалась в укромном уголке перед невзрачным коричневым строением, потонувшем в липах и вязах.

Она толкнула главную дверь, которая мгновенно распахнулась, затем чуть поколебалась, решая, куда же идти: спуститься в подвал, подняться на второй этаж или исследовать прачечную, занимавшую весь первый этаж. Чихнув от волнения, она быстро сбежала вниз, прошла по коридору и наткнулась на комнату, где возле мониторов сидели похитители.

– Вон, – возбуждённо начала показывать она жестами. – Все вон!

– Чего? – удивился главный.

– Вы сегодня свобода, – показала пантомиму Кассандра, заламывая руки и оттопыривая пальцы. – Улица ждать.

Мужчины чрезвычайно обрадовались шабату в середине рабочего дня и послушно вышли на улицу. Девушка влетела в комнату, где держали Джозефа.

Вид его поразил Кассандру до глубины души. Этот безобразный стул, мечта грязного инквизитора, эти обшарпанные грязно-коричневые стены и запах кислой капусты в спёртом воздухе — всё здесь служило пыточным приспособлением для эстетически развитого чутья. Она сразу подбежала к помещику. Он был без сознания, с чуть скривившимся ртом, похудевший, очень бледный. Кассандра провела рукой по лбу несчастного и заподозрила, что у него температура.

Позже она увидела и причину столь болезненного состояния аристократа. На экране отображалось какое-то шоу, содержания которого девушка не знала, но одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что к чему. Эта мерзкая животная жизнь, главная цель которой заключалась в потакании скотским инстинктам, принципиальное отсутствие глубины и малейшего намёка на высокие устремления не только поощрялись, а даже воспевались, возводились в культ. Девочка была очень милая, хорошая, семья любила её, люди они были простые и естественные. Это проникало в душу глубже, чем следовало; будь бы на экране насильники или маньяки, к ним можно было бы испытать законное отвращение, но через любовь и симпатию в сердце смотрящего медленно пробирались основные постулаты этого телешоу.

Как раз сейчас девочка целовала свою свинку, барахтаясь с ней в грязи, а мама с папой устраивали соревнование, кто из них громче пукнет. Сестра в очередной раз сгрызала ногти и помещала в их специальный ящик, чтобы потом, когда материала будет достаточно, соорудить из них занавеску.

Джозеф издал лёгкий стон. Кассандра поискала пульт, отключающий притяжение дейзи-стула, и выбежала в соседнюю комнату, где взяла бутылку с водой. Она слегка обрызгала аристократа, и он медленно открыл глаза, нелепо моргая, видимо, так и не поняв, что здесь делает.

– Как вы себя чувствуете? – встревоженно спросила Кассандра.

– А, это вы... – прошептал помещик. – Счастливо оставаться.

И он опять закрыл глаза и как будто отключился.

– Стойте! – отчаянно воскликнула девушка, хлопая его по щекам. – Придите в себя, Ваше Высочество!

Она вылила ему на голову остатки воды и подставила плечо, чтобы тот смог подняться. Ноги не слушались Джозефа, так что ей пришлось буквально тащить его до комнаты, где раньше сидели наблюдатели.

– Камер здесь нет? – начала оглядываться Кассандра. – Нет, если государственных камер нет, значит, и наши не работают...

– Спасибо вам, – слабо произнёс Джозеф, начиная приходить в себя и хлопая по телу, чтобы удостовериться, всё ли на месте.

– Сколько вы уже здесь? – озабоченно спросила Кассандра.

– Дня три. Я уже сбился со счёта.

– Три дня! Подумать только! И они пытали вас самым бессовестным образом... Этой малышкой Куку, или как её там... Скоты!

– Спасибо, мне до конца жизни хватит, – содрогнулся помещик. – Только я теперь не уверен, кто из нас Ку-ку на самом деле. А вы милостиво спустились ко мне с небес на землю, как падший ангел?

– Это безобразие следует прекратить. Как только наши могли докатиться до такого! Я, боюсь, несколько переоценивала то место, где имею бесчестье работать. Пытки на дейзи-стуле? Да как такое возможно!

– Ваши? – поднял брови аристократ. – Вот идиоты. Плохой способ справиться со мной. Я повторяю свой вопрос: что вы тут делаете? Вам от начальства не влетит за благородные порывы?

– Какая разница! – махнула рукой Кассандра. – Я сдаюсь, Ваше Высочество. Вы победили, вы были правы. Нельзя, невозможно так жить. Как можно медленно загнивать в смрадном болоте, затыкая нос и восхваляя чудесные миазмы вокруг! Пусть другие идут на дно; это их дело и их счастье. Видеть всё, что происходит вокруг и не пытаться изменить это — преступление по отношению к человеку внутри себя. Что вы сделали со мной? Запомните: нельзя показывать человеку путь, если он не сможет на него ступить, если камни этой дороги изранят его нежные ноги. Каково это? Хранить в себе образы Рая и просыпаться утром в своей серой комнате, на смятой постели, мучаясь от невозможности хотя бы на минуту вернуться обратно! Что вы сделали со мной, с лучшим конформистом всех времён и народов? Радости приедаются, эмоции притупляются; ничто не веселит, не забавляет меня. Я потеряла вкус к жизни. Вот она бежит вокруг меня бурным потоком, эта чудесная жизнь, такая светлая, такая настоящая! И что же? Я не могу насладиться ею. Всё у ног моих, и ничего мне не нужно. Зачем вам надо было поднимать меня до вашего уровня, показывать мне мир других возможностей? Кто вам просил открывать мне глаза? Я не смогу сражаться против вас теперь. Мой томагавк засыпали тонной земли. Если я одержу победу, я убью частичку себя, ту часть, мою лучшую часть, которая пробудилась и страдает вместе с вами. Нельзя, невозможно жить в обществе, которое растлевает душу вместо того, чтобы возвышать её. Если большинство не понимает этого и только усугубляет положение, радостно предаваясь всем мыслимым и немыслимым порокам, это их дело. На Земле во все времена только 10-15% людей можно было назвать вменяемыми. Вот с ними я и хочу строить будущее. На остальных мне плевать, я готова сбросить на них сколько угодно бомб, если это поможет. Я с вами теперь.

Великий герцог слушал её очень сосредоточенно, отойдя на несколько шагов назад и скрестив руки на груди. Он всё больше и больше хмурился, и иногда его нос нервно вздрагивал.

– Чего вы хотите от меня? – спросил он натянуто.

– В каком смысле? – остолбенела Кассандра.

– Чего вы хотите от меня? – повторил Джозеф, повышая голос и срываясь на середине фразы. – Что вам от меня нужно? Вы снова что-то задумали? Опять ваши манипуляторские штучки?

– Нет, что вы! – опешила девушка. – Я правду пришла вам сказать. В первый раз за всё время нашего знакомства.

– Хватит! – взвизгнул аристократ, бледнея от ярости. – Довольно с меня ваших хитростей! Я уже жалею, что связался с вами. Я и так сказал много, слишком много, больше, чем следовало бы. Я не понимаю этого вашего хода. Зачем вам понадобился такой маневр?

– Да нет же! – со слезами на глазах воскликнула Кассандра. – Я всё как есть говорю вам, как на духу, всё, что думаю и чувствую, правду, понимаете? Вы совсем разучились отличать фальшивые эмоции от настоящих?

– Подите прочь, – невозмутимо ответил Джозеф, гордо отворачиваясь к стенке.

– Пребывание в замке укрепляет ваш аналитический интеллект, но плохо сказывается на эмоциональном, – заявила Кассандра, не двигаясь с места. – Вам нужно чаще бывать в коллективе. Хотите, я устрою вас в офис?

– Прочь, я сказал, – повелительно добавил великий герцог.

Девушка медленно побрела вон, но на половине пути остановилась и обернулась.

– Вы можете пропустить эту информацию мимо ушей, это ваше дело. Но вы действительно выдали себя тогда, возле карты. Министерство сейчас проверяет десятый отрезок, потом переключится на восьмой, затем — на девятый. Эвакуироваться я бы не советовала, это будет заметно. Просто затаитесь получше. Если у вас есть запасной вариант, используйте его. Если я вас неправильно поняла, и вы спрятались совершенно в другом месте — ваше счастье. До свидания.

Она вышла на свежий воздух, велела похитителям разбредаться по домам и почти было дошла до конца улицы, как вернулась обратно.

– Ну подумайте сами, зачем мне делать такие глупости? Мы и так с вами наладили отличный контакт.

– Вы могли специально разыграть эту сцену с похищением, а потом явиться и спасти меня, чтобы я окончательно доверился вам, размяк и выболтал остатки своих секретов.

– Не возразишь, – пробормотала Кассандра. – Но зачем тогда я бы стала говорить вам, что всё подстроено министерством? Свалила бы вину на какую-нибудь корпорацию. Мне нечего возразить вам. Единственный аргумент — мои чувства, которые нельзя зафиксировать. Вы либо верите мне, либо нет.

– Где-то я уже это слышал, – заметил Джозеф, оборачиваясь к девушке.

– А, теперь я вижу, в чём дело, – протянула Кася. – Вы не понимаете логику эмоций. Вы не видите её структуру, не знаете, где прочный фундамент, а где карточный домик, который может развалиться через секунду. Любой эмоционально развитый человек сказал бы вам, что мои слова — правдивы.

Великий герцог несколько раз прошёлся по комнате, видимо, слегка взволнованный.

– Я немного изменился за последнее время, – мягко ответил он. – Я замечаю, что стал немного иначе реагировать на вещи. Тогда, в замке, да и в кафе, ваша речь была мне убедительна, всё казалось логичным. Сейчас же... Ваше прежнее поведение, сама ситуация, в которой мы находимся, то, что вы сказали мне сейчас, не сочетается между собой, не образует цельную картину. Это как три куска разной ткани, сшитых пёстрыми нитками.

– И?..

– Во мне поселилось какое-то новое чувство. Оно заставляет меня смотреть на вещи несколько иначе, вопреки здравому смыслу.

– И что же говорит вам это новое чувство?

– Оно хочет сказать мне, что вы не врёте, – замешкался Джозеф. – Но, знаете, я не успел испытать его, так что не могу утверждать, насколько оно верно. К тому же, я пока плоховато его слышу и, быть может, неправильно понимаю. Давайте пока разойдёмся и сделаем вид, как будто ничего не было. Мне и правда не хочется иметь с вами никаких дел, правда, это только запутывает меня.

Кассандра пристально посмотрела на него, хмыкнула и горделиво скрылась в дверном проёме.