Пражский эндшпиль, или Игра без победителя

Глава 21, в которой Кассандра и Джозеф раскуривают кальян войны

Кассандра получила известие о том, что с ней хочет встретиться глава компании, производящей красители, которые позволяют соплям принимать различные цвета и запахи. За горами маячил большой куш.

На входе в кафе «Рубикон» ей дружелюбно улыбнулся низкорослый азиат и жестом попросил следовать за собой. Все перегородки кафе были сделаны из прозрачного стекла, внутри которого то и дело появлялись красочные голограммы, и только нижняя VIP-комната, находившаяся в подвале, была полностью изолирована от внешнего мира.

Когда Кассандра спустилась по крутой винтажной лестнице, то услышала лязг запирающейся двери и невольно вздрогнула. Ей почудилось, что это захлопнулись ворота темницы. В глаза бросились два массивных кожаных дивана и маленький стеклянный столик, познавший множество унижений. На нём стоял огромный вычурный кальян, и клубы дыма не позволяли разглядеть лицо человека, утопавшего в одном из диванов.

– Сюрприз, – сонным голосом пробормотал великий герцог. Из-за кальяна голова его стала совсем тяжёлой и как будто наполнилась ватой.

– Вы даже не дадите мне соскучиться, Ваше Высочество, – отрапортовала Кассандра, присаживаясь на противоположный диван. – Почему вы не сказали напрямик, что так сильно жаждете встречи? Это даже как-то оскорбительно.

– «Любовью оскорбить нельзя, кто б ни был тот, кто бредит счастьем. Нас оскорбляют безучастьем»...

– Это верно, – кивнула Кассандра. – Вы, наверное, всю возню эту с интернетом затеяли, чтобы вызвать на себя шквал государственного обожания.

– В свете вашей последней фразы мой вопрос будет звучать очень кстати. Как ваше ментальное здоровье? Я слышал, вы в последнее время слегка тронулись умом.

– Сказался напряжённый рабочий график, – вздохнула девушка. – Но я подлечила свои нервы и надеюсь, что всё позади. Впрочем, если я соизъявлю покусать Ваше Высочество, оно может тотчас же вызвать полицию.

– Ни одна рана, оставленная вашими остренькими зубками, не может сравниться по интенсивности болевых ощущений с теми моральными страданиями, которые причиняются мне вследствие ваших поползновений на мою частную собственность. Вы знаете, это становится даже как-то неприлично. Ужасно не переношу, когда мои вещи берут без спроса, ужасно.

– Что поделаешь, Ваше Высочество, – развела руками Кассандра. – Служба такая. Отдел интернет-безопасности уполномочил передать, что ему очень, очень стыдно.

– Дело ведь не в этом, – сказал великий герцог, отодвигая кальян, чуть наклоняясь вперёд и сцепливая пальцы рук. – Вы не подумайте, что я какой-нибудь скупой или негостеприимный человек. Мне для родного государства ничего не жалко. Если бы вы попросили у меня какую-нибудь безделицу — да тот же медальон, например — что, думаете, я не подарил бы его вам? Чушь! Признаюсь, эта вещица дорога мне как напоминание о моей первой любви, но если вы настаиваете...

Кассандра откинулась на спинку дивана, сощурилась и пристально посмотрела на Джозефа.

– И вы посмели явиться ко мне в дом, признаваться в своих чувствах и держать в голове её образ? Вот негодник! – воскликнула она и демонстративно пожурила его указательным пальцем.

– Чего не сделаешь ради любви... Впрочем, я хотел поговорить с вами совершенно не об этом.

Джозеф достал из внутреннего кармана пальто часы на цепочке в стиле XIX века и начал методично открывать и закрывать крышку, вертя их в руках.

– Вам удалось похитить очень ценные бумаги... Эти данные могут дать вам карт-бланш. Я хочу, чтобы вы рассказали мне, как продвигается расследование.

Кассандра очень карикатурно и неестественно расхохоталась.

– С чего бы это, драгоценное моё высочество? Не расплатитесь.

– Вас заносит, – строго прервал её аристократ. – Мы с вами на брудершафт не пили, чтобы я дал вам право фамильярничать.

– Простите, – моментально стушевалась девушка.

– Но — продолжая начатое — хочу открыть вам вот что. Вы слабое звено в этой цепи министерских парнокопытных. Вы яблоко с гнилой сердцевиной. Внешне, конечно, вы ничем не отличаетесь от ваших низкопробных собратьев... Но в глубине души — я ясно это вижу — вы симпатизируете мне, разделяете мою мотивацию и сочувствуете моим поступкам. Быть может, этот червячок ещё не начал точить вас, быть может, совесть ваша подаёт слишком слабый голос, но это всё вопрос времени. Рано или поздно вы осознаете, что не сможете сражаться против правого дела.

– Совесть... – поморщилась Кассандра. – Что это вы какими-то расплывчатыми понятиями оперируете. Душа — это одно, работа — это другое. Как вы могли хотя бы на секунду предположить, что я предам своих товарищей, откажусь от выгодного места в министерстве, перечеркну блестящие карьерные перспективы — и ради чего? Чтобы служить мизантропу-идеалисту и помогать ему осуществлять его вредоносные и безумные проекты? Усыпите Тоби, Ваше Высочество. Ни одна психика не выдержит нахождения с этим вепрем под одной крышей.

– Вижу-вижу, – довольно улыбнулся Джозеф. – Говорите всё, что угодно, но в ваших глазах я читаю всю ту работу мысли, которая предстоит вам в ближайшие месяцы. Вы сами придёте ко мне через... Даю вам три недели.

– Мне вызвать доктора, Ваше Высочество?

– Для себя в первую очередь. Давайте, не теряйте время зря. Вы можете быть мне очень полезны. Переходите на тёмную сторону!

– Я не люблю печенье. И, уверяю вас, господин Кундера, что бытие моё так легко, что никакие мухи совести на меня не налетают. Мне платят деньги — я выполняю свою работу. Алгоритм жизни гораздо проще, чем вы думаете. Не стоит полагать, что каждый, умеющий связывать слова в предложения, обладает такой же тонкой душевной организацией, как и вы.

Некоторое время они молчали. Кассандра медленно потягивала предусмотрительно заказанный аристократом кофе, а Джозеф пыхтел, пытаясь раскурить потухший кальян.

– Вы говорите, что вам нужны деньги, – стальным голосом заметил помещик. – Я дам вам деньги. Очень много денег. Больше, чем вам смогут заплатить в этом поганом министерстве за все годы преданной службы. Но вы должны объяснить мне, какая информация пущена в ход, а какую им не удалось расшифровать.

– Вот как? – быстро спросила Кассандра, залпом допивая кофе и неуклюже ставя чашечку на стол. – И что же это за документы? Напомните мне, Ваше Высочество, а то я слегка запамятовала.

– Вы сами прекрасно знаете, о чём я говорю, – насупился «господин Кундера».

– Нет, не знаю.

– Прекращайте устраивать клоунаду. Речь идёт о шифре.

– О каком?

– О том, где зашифрованы достаточно важные вещи.

– Видите ли, Ваше Высочество, мы располагаем такой обширной информацией, что я боюсь начать, чтобы ненароком себя не выдать. Назовите мне любой интересующий вас предмет.

Молчание продолжилось. Джозеф меланхолично выдувал струйку дыма, а Кассандра начала переставлять чашечку с места на место.

– Вы никогда не думали о том, – прервал тишину великий герцог, – что было бы, если бы вы родились на каком-нибудь Богом забытым хуторке? Я понимаю, что хорошо, когда каждая местность специализируется на чём-нибудь одном. Шанхай забит офисами с высокими технологиями, в Праге не осталось практически ничего, кроме мест увеселения туристов, а Эквадор представляет собой одну банановую плантацию. Разумеется, на наднациональном уровне глобализация весьма удобна. Однако что будет, если начнётся мировая война?..

– Ладно, – выдохнула Кассандра, ставя чашечку на пол. – Я буду с вами откровенна. Кое-какие вещи действительно не дают мне покоя. Мне не нравится, что этим делом занимается наш отдел. Я не знаю, как удалось моей начальнице сделать так, что ваше дело не попало в нужные руки — возможно, она как-то использовала своё личное влияние. У меня мало квалификации и опыта для подобных вещей, но это полбеды. Видеть, как под звуки дружного марша наш отдел шагает в ложном направлении и быть не в состоянии повлиять... Это выше моих сил. Я не могу изо всех сил жать на педали, зная, что финиш находится в обратной стороне. Все эти документы — чушь, и они сами убедятся в этом, если не будет слишком поздно. Но и ваша игра проиграна, дорогой герцог.

– Это почему же? – спросил тот, скептически поднимая брови.

– Она была проиграна ещё до того, как вам пришла в голову идея её начать. Мир видел множество безумцев, подобных вам... Не стоит в одиночку идти против системы. Нас больше.

– А кто сказал, что я один? – заметил он с масляной улыбкой. – Я рад, что вы считаете, что эти документы — чушь. Надеюсь, вы убедите в этом своих товарищей. Это даёт мне надежду.

– Ах, бросьте эти ваши штучки, Ваше Высочество! Все расшифровки этих закорючек абсолютно притянуты за уши и вовсе не логичны. Они ведут в никуда. Я уверена, Элен сама удивилась, что не достигла требуемого результата так быстро, однако, как истинный баран, она от своего не отступит. Единственное, что почему-то имеет для вас цену — медальон. Но он уже изучается соответствующими экспертами.

– В таком случае я абсолютно спокоен, – ответил Джозеф перед тем как сделать большую затяжку.

– Но даже не будь у нас медальона... Это, разумеется, мелочь, приятное дополнение... Неужели вы думаете, что смогли бы обыграть лучшие спецслужбы Европы? В мире существуют всего лишь несколько крупных научных центров, которые занимаются разработками по вашей с нами проблематике. Разумеется, мы тщательно отследили все контакты, которые могли бы у них с вами быть. Сегодня-завтра всё станет известно. У нас наконец-то появятся доказательства, чтобы приструнить вас.

– Что поделаешь, – философски ответил великий герцог Эгерийский, выпуская в потолок тонкую струйку дыма.

– Одумайтесь пока не поздно, Ваше Высочество! Откажитесь. Ну что вы как подросток тринадцатилетний, ей-Богу.

– Вы знаете, что если постоянно болтать всякую ерунду, могут быть проблемы с пятой чакрой? Я бы советовал вам помолчать на всякий случай.

– Я посещала вчера фонд Жака Мери.

Помещик отложил трубку кальяна в сторону, поставил локти на стол и обречённо уронил голову на расставленные ладони. Тело его как-то странно дёрнулось.

– Я даже не знаю, что сказать, – сдавленным голосом прохрипел он. – Когда мы видим, как наступает конец, остатки мужества покидают нас. Вы дадите мне время прийти в себя?

Кассандра гневно пнула ножку столика и порывисто встала.

– Бросьте валять дурака, герцог вы наш великий! В цирк не взяли, так вам лавры Сары Бернар покоя не дают? Нет у вас никаких связей с этим фондом. Да вы под угрозой смертной казни не стали бы спонсировать его проекты!

– Правда? – поинтересовался тот. – А что за проекты?

– Месье Мари, видите ли, выводит формулу идеального искусства. Он считает, что популярность произведения определяется тем количеством энергии, которое вкладывает в него автор. Насколько в нём отражено душа созидателя, так сказать. При этом он считает, что форма не важна.

– Что же, вполне резонное замечание, – прошепелявил Джозеф, попыхивая трубкой. – Только мы заменим душу созидателя на дух Создателя, и всё станет ещё лучше. Художник есть перо, используемое великим духом, которое выбрасывают, когда оно перестаёт выполнять свои функции.

– Да, но всё дело в том, что он считает, что в мире и так слишком много негатива, чтобы заставлять человека страдать ещё больше. Он хочет создать школу позитивного искусства. Под его руководством начинающие таланты учатся создавать исключительно весёлые и приятные произведения. Таким образом поклонники будут мысленно подключаться к полю творца и заряжаться от него положительной энергией.

– Старо, как мир, – заметил собеседник. Джозеф в задумчивости провёл указательным пальцем по подбородку.

– Услышав это, я чуть не упала в обморок от злости, что потратила время на беседы с этим месье. Искусство должно трогать самые глубинные струны души, должно заставлять сопереживать, должно вводить нас в катарсическое состояние, а не служить жвачкой, заменяющей суровую реальность. Искусство развивает душу, помогая испытывать страдания, с которыми мы, быть может, никогда и не столкнулись бы. Что даст его позитивное искусство? Человек просто убежит от реальности, не преодолев проблемы, и начнёт потреблять всё больше позитивного продукта, впадая в зависимость и обедняя свою настоящую жизнь.

– Что есть реальность? Жалкая иллюзия. Всё самое интересное происходит в нашем воображении. Вам не нравится, что человек направит все силы своей души из реальности в виртуальность — почему бы и нет?

– Потому что так он лишится соков, которые питают его душу, а следовательно, и всё воображаемое со временем побледнеет. Если не заботиться о корнях, плоды не вырастут.

– В каждый период своего существования человек ищет именно те формы, которые будут ему полезны. Отдайте драматическое искусство грубым душам, которым не хватает страданий. Когда в старину человек заболевал раком, ему давали не витамины, а морфий, – возразил помещик, удивляясь сам себе. Он всегда отвергал эту мысль и опровергал её во всех возникающих спорах.

– Нет, дело не в этом... Я чувствую, что в рассуждениях многоуважаемого месье Мари что-то не так, но не могу понять, что именно.

Кассандре на секунду показалось, что кровь прекратила циркулировать по венам, а руки и ноги перестали слушаться её. В глазах аристократа она увидела новое, несвойственное ему выражение, Ей пришла уверенность в том, что он не настолько безнадёжен в отрицании окружающего мира, а также слабая надежда на то, что он раскается и откажется от своих намерений.

– Да, конечно... Логика, – пробормотал Джозеф. – Внутренняя логика произведения. Человек с гнилой душой не сможет создать воистину доброе произведение — это дырявый сосуд, из которого выливается дух. Он попытается сымитировать внешние формы, но, пусть он выстроит сюжет по всем канонам мастеров добра, в поступках героев, в их случайно оброненных замечаниях будет сквозить истинное отношение автора к окружающему миру. Читатель или зритель почувствует это даже бессознательно. Так что его идею следует подкорректировать. Как доказал мне старина Фрэнсис Маккой, пытки в деле воспитания таланта — незаменимая вещь.

От неожиданности Кассандра вздрогнула.

– Да, мне пришлось навестить туманный Альбион. Это самая настоящая ретроградная планета, чьё движение обращено внутрь себя. Неудивительно, что, замурованные, словно в консервной банке, английские умы бродят, превращаясь в сногсшибательные сорта алкоголя. Фэнтезийные книги и дорогой мой Маккой — самый яркий тому пример.

Кассандра молчала, лихорадочно что-то соображая.

– Знаете, – продолжил помещик, не получив никакой реакции, – идея заселить этот остров ненормальными со всех стран СШЕ, выдвинутая прелестным Аллесом Эймуром, всё-таки несколько преждевременна. Там, как и в любом сумасшедшем доме, попадаются исключительно интересные экземпляры. Могу сказать, что вся эта инициатива со страховками была затеяна министерством совершенно зря. Можете считать, что иммунитета вы лишились.

– Что мне с того? – натужно пожала плечами Кассандра. – Я достаточно успела изучить Ваше Высочество. При всей своей надуманной кровожадности вы и мухи не обидите. Так что идея со страховкой и правда была надумана зря.

– Врождённая мягкосердечность, быть может, и помешает причинить вам серьёзный физический урон. Но стремление портить окружающим жизнь, как вы могли наблюдать, является неотъемлемой частью моей натуры. Схема вырисовывается достаточно простая. Первый вариант: вы переходите на мою сторону. Продолжая расследовать моё дело, вы предоставляете мне всю доступную вам информацию о ходе расследования. Пользуясь ею, я грамотно избегаю опасностей. Взамен я буду снабжать вас материалами, которые на первых порах помогут вашим министерским усатым сесть мне на хвост. Они будут думать, что обыгрывают меня, вам полагаются всяческие премии. Если захотите, потом я найду для вас какую-нибудь работу в Адуане или пристрою вас через знакомых.

– Пасти альпак где-нибудь в горах Перу с вашими дружками-террористами, – кисло улыбнулась Кассандра. – Ни в одно приличное место с такой репутацией меня не возьмут.

На секунду они перевели взгляды на потолок. Казалось, на первом этаже упало что-то тяжёлое, и Кассандра стала волноваться о том, не свалится ли на них массивная люстра со свечами.

– Второй вариант, – продолжал Джозеф. – Вы упрямитесь, заглушаете свой внутренний голос разными веществами, колеблетесь, мучаетесь, начинаете понимать, что в вашей жизни идёт что-то не так, что вы не получаете удовлетворения от работы, продолжаете заставлять себя делать то, к чему не лежит душа, заболеваете, прозреваете и всё равно идёте ко мне. Только потеряете зря время и внесёте раздор в свою жизнь.

– Есть ещё третий вариант, – заметила девушка, перехватывая у аристократа трубку кальяна и делая быструю затяжку. – Вы признаёте, что плохо разбираетесь в людях и не умеете читать выражения лиц, что для субъекта вашего склада характера совершенно логично. Вы на секунду допускаете, что я не разделяю ваших взглядов и что мне действительно всё равно, чем заниматься, если за это платят деньги. Оставляете свои миссионерские замашки, и каждый продолжает заниматься своим делом. Сколько у нас времени в запасе? Два месяца? Полгода? Думаю, у каждого будет предостаточно времени, чтобы развернуться.

– Как же мне достучаться до вас, – флегматично заметил Джозеф, забывая затянуться.

– Я скажу больше: есть даже четвёртый вариант. Вы смиряетесь с тем, что старания ваши обречены на провал, тихо-мирно отказываетесь от своего плана, и все забывают о вашем деле. Есть, конечно, и пятый, но я пока не дерзну излагать его вам.

– Вы, наверное, хотите, чтобы я пришёл к вам в министерство, плюхнулся в ноги какому-нибудь толстопузому чиновнику и в подробностях рассказал, что и как я хотел сделать, а также слил бы подробные данные всех, кто в этом замешан. Этому не бывать. Учтите, что если вы не желаете подчиниться моим предложениям, у меня есть... хм... масса способов заставить вас это сделать.

– Я всегда к вашим услугам, – сказала Кассандра, вставая из-за стола. – Начинайте прямо сейчас.

– Значит, война?

– Значит, война.

– Ладно, – ответил Джозеф, методично раздувая погасший уголёк. – Это локальное сражение вовсе не отвлечёт меня от основного фронта действий, а поможет даже освежить голову.

Кассандра молча направилась к дверям, на прощание смерив соперника одновременно презрительным и смущённым взглядом.

– Кстати, дорогая моя, прежде чем мои авианосцы сбросят на вас первые бомбы, мне хотелось бы спросить: почему это у вас профайл не отображается? Вы что, не человек вовсе? Тогда это может быть опасным. Скажите, на вас заклинания в полночь не действуют и сердце осиновым колышком не протыкается?

Кассандра остановилась и отпустила дверную ручку, которую некоторое время не решалась открыть.

– А кто-нибудь хоть раз видел ваш профайл, Ваше Высочество?

– Благодарю Бога и этот мир, люблю цветочков и котиков. Привет маме и папе, – пафосно произнёс аристократ, прижимая руки к груди, словно на вручении «Оскара».

– Я уверена, что наследственные привилегии тут ни при чём. Переходите на светлую сторону, узнаете много интересного, – сказала она и силой захлопнула неподдающуюся дверь в VIP-комнате.

Глава 22, в которой Милену спасают стихи

Шла пятая неделя пребывания Милены в Адуане. Как это часто бывает, поначалу она злилась, потом раздражалась, затем привыкла и даже стала получать от жизни в замке некоторое удовольствие. Сперва отсутствие некоторых привычных удобств заставляло её говорить каждому встречному и поперечному, что «невозможно жить в этой камере пыток», потом купание в бочке и ужины при свечах начали её даже забавлять.

Иногда Милена тосковала, потому как ей страстно хотелось напиться и разгромить хотя бы каминный зал, но, ловя на себе строгий взгляд великого герцога, она тотчас же забывала о подобных вещах.

Раз в несколько дней женщина пыталась разозлить Джозефа по любому поводу: ходила за ним по пятам или врывалась в кабинет во время чтения, начинала подтрунивать над ним, стараясь задеть за больное — словно мстя за вынужденное унижение. Впрочем, она сама не осознавала, что порою балансировала на краю пропасти.

Это был обычный апрельский вечер, мягкими сумерками окутавший поместье. Джозефу из города доставили посылку, которая привела его в полный восторг. Он с нежностью и гордостью продемонстрировал её Старку.

– Патефон, – торжественно изрёк он, когда дворецкий, запыхавшись, вбежал в музыкальный зал. – Теперь мы сможем слушать нормальную музыку.

В Адуане временами гостили заезжие музыканты, услаждавшие слух помещика чудной музыкой, но из-за определённых обстоятельств было решено временно отказаться от их услуг. Раньше в замке был патефон, выкупленный в одном из музеев, однако после его поломки отыскать новый не удалось. Пришлось заказать новый в одной передовой компании; увы, этот экземпляр не проработал и трёх дней. С трудом был найден потомок древней ремесленнической династии, который согласился смастерить патефон на глазок, ничего, впрочем, не обещая. Как ни странно, у него получилось.

У Джозефа было настолько приподнятое настроение, что казалось, тут помог двадцатиметровый подъёмный кран. На радостях помещик приказал изготовить праздничный ужин. Он решил разделить своё счастье с Миленой, ни слова не говоря ей о посылке.

Когда они приступили к трапезе, было около семи, и тяжёлые шторы из чёрного бархата почти не пропускали свет. Великий герцог восседал во главе длинного стола на тридцать персон, через несколько мест по правую руку от него располагалась Милена. Этот зал давил на неё всем, и пребывание в таком внушительном помещении всего двух человек казалось ей каламбурным.

– Что это за пиликанье, Джо? – поморщилась Милена, сделав первый глоток анжуйского вина из нелепо смотревшейся в её руках золотой чаши. – Это действует мне на нервы.

– Это первый «каприз» Паганини, – ледяным тоном ответил аристократ.

– Кошачий вой какой-то, – брезгливо заметила девушка, вгрызаясь в ножку утки под соусом наршараб. – Вот я так считаю: не умеешь играть — не берись. Как-то помелодичнее что ли бы надо... А то он всё пилик-пилик, пилик-пилик. Так и свихнуться недалеко. Я теперь понимаю, Джозеф, почему ты такой странный. Смотри, как надо это делать!

И она начала рьяно настукивать оглушительную мелодию, задействуя для этого все подходящие конечности.

– Попрошу не самовыражаться в моём присутствии!

Женщина не обратила на этот возглас никакого внимания и стала играть ещё громче.

– Три недели без десерта, – с предвкушением шаровой молнии, которая вот-вот залетит в комнату, сказал Джозеф. Взгляд его пристально изучал пустоту.

Милена обиженно смолкла.

– В вас говорит отсутствие тренировки прослушивания классической музыки, – начал терпеливо разъяснять великий герцог. – Большинство нынешних, прости Господи, песен отличаются чётким ритмом, поэтому они застревают в мозгу без вашего согласия. Хорошая музыка обладает более сложной структурой и, на первый взгляд, кажется размытой и неуловимой. Привыкший к простому ритму человек сочтёт её скучной. Но, уверяю вас, немного работы над собой, и вы научитесь понимать шедевры музыкального искусства. Воистину красивая мелодия похожа на изящную ветвь сакуры: она, извиваясь, медленно врастает в сердце, чтобы, отцветая, навсегда отставить в нём прекрасные лепестки. Простые песенки медленно разрушают вас. Направленные к центру сексуального возбуждения, они провоцируют выброс гормонов на совершенно пустом месте. Вас сбивают с ног волны мощной энергии, но вслед за недолгим приливом последует сокрушительный отлив, опустошающий вас. Человека с дурным вкусом можно сравнить с наркоманом, неуклонно разрушающим себя острыми ощущениями, с той единственной разницей, что первый не отдаёт отчёта в происходящей с ним катастрофе. Примитивная музыка истощает вас, вымывает верхний пласт духовного; сложная развивает, обогащает, наполняет энергиями неба.

– Это всё замечательно, зайчик мой, – возразила Милена. – но этот лязг плохо действует на мои сфинктеры. Я уже чувствую, как к горлу подступает комок. Если этот паганец сейчас же не прекратит терзать инструмент, я извергну на стол ваше отборнейшее рагу.

– Никола Паганини — один величайший музыкантов, которые когда-либо существовали, – непререкаемо произнёс Джозеф. – Перестаньте показывать своё ужасающее невежество.

– Если этот скрежет и визг не остановится, я тотчас же выброшусь из окна, – угрожающе зарядила Милена.

Помещик встал, открыл окно, распахнул створчатые ставни и молча сел на место, отрезав себе утиную ножку. Холодный ветер проник в помещение, заставляя салфетки на столе чуть колебаться. Милена вздрогнула и жалобно поёжилась.

– А у вас есть что-нибудь потяжелее? – жалобно спросила она.

– Третий концерт Рахманинова, – ответил тот.

– Нет, я имею в виду что-нибудь из металла.

– Железный лом. Для несогласных.

На этом разговор был окончен. Милена встала из-за стола и направилась в спальню, прихватив с собой половину оставшейся утки.

– Как ты думаешь, Старк, – спросил великий герцог у дворецкого, решившего убрать со стола, – стоит ли приучить миледи к хорошей музыке?

– Вы имеете в виду насильно?

– Как же ещё? По-другому хорошее в человека и не проникает.

– Я думаю, Ваше Высочество, что иногда полезно взывать к свободной воле человека. Пускай остаётся в своём невежестве.

– Но ведь потом она скажет нам «спасибо»...

– Далеко не факт, мессир, – с печальным вздохом заметил Старк. – Очень, очень опасно повышать уровень неподготовленным. Возвышение одного элемента души человека, когда другие остаются на месте, чревато внутренним напряжением. Сила инерции, как всегда, победит, и произойдёт мощный откат назад.

Однако Джозеф решил не оставлять задуманное до тех пор, пока тёмный внутренний мир девушки хотя бы на секунду не озарится лучом истинного искусства.

Через четыре дня наступил праздник фиалок. Джозеф выбрал небольшую комнату с белыми стенами на первом этаже, обставленную очень просто. Специально для такого случая помещик приказал перенести стол из гостевой, обставить его лучшими десертами и немного приукрасить помещение. Небольшие букетики фиалок, умело разбросанные по комнате, придавали ей особую прелесть.

– О, какая невероятная рикотта! – радостно возвестила Милена, смерчем влетая в комнату. – Чудесный день.

– Присаживайтесь, – ласково попросил помещик, отодвигая стул. Он решил посадить девушку прямо напротив себя, чтобы иметь возможность изучать выражения её лица. Милена сразу принялась поглощать десерт. Некоторое время они обсуждали дела в замке. Джозеф был в наилучшем расположении духа.

– Что это? – недовольно спросила мальтийка.

– Вы же любите рикотту, разве нет?

– Нет, я про музыку. Слышите? Такое что-то неуловимо-раздражающее.

– Это Дебюсси, – невозмутимо ответил великий герцог.

– Он вгоняет меня в сон. Право же, ещё слишком рано. Если это будет продолжаться, я в самое ближайшее время зароюсь своим личиком в этот чудный десерт. А, это вы, наверное, решили на еде таким образом сэкономить.

Если бы Милена выполнила своё обещание, значительная часть блюд и правда смогла бы пережить этот вечер.

– Потерпите немного.

– Эй, герцог, я тебе что, собака Павлова? Это ты решил, что если я вкусно ем, а тут твоё треньканье наяривает, то я его полюблю со временем?

– Вы меня ещё благодарить будете.

– Так! – грозно встала Милена, на всякий случай запихивая маффины по карманам. – Я тут распоряжаться своей психикой по вашему усмотрению не позволю. Какая наглость! Всего доброго.

– Очень жаль, что вы так упрямитесь, – меланхолично заметил Джозеф. – Понимаете, если вы не согласитесь облагораживаться добровольно, мне придётся вас пытать. Вы не подумайте, я вовсе не садист. Это для вашего же блага. Вы можете сопротивляться, ругаться, крушить мебель, кусать моих слуг, выдирать волосы на моей голове, но я запасусь терпением и стойко перенесу ваши атаки, зная, что мир будет освещён хотя бы одной проснувшейся душой.

Он щёлкнул пальцами, и в комнату вошли двое слуг. Один нёс наручники и кляп, другой — пистолет и несколько верёвок. Милена не смогла возмущаться, так как ещё не пережевала большой кусок торта. Дав себя связать под дулом пистолета, она начала отчаянно брыкаться, пока слуги волокли её возмущающееся тело к выходу. Великий герцог поник головой и тяжело вздохнул. Он всё же не любил причинять людям вред.

Протащив девушку метров семь, слуги притихли. Джозеф удивлённо прислушался. В комнату вошла Милена, покорно поникнув головой.

– В чём дело, миледи? Вы забыли ежевичный кекс? Не беспокойтесь, после пыток вам его обязательно принесут. Простите ещё раз.

– Я решила прислушаться к вашим доводам, – кротко ответила она.

– Ну и славненько, – просиял великий герцог. – Дыба — не лучшее средство коммуникации.

Он сменил пластинку и включил более быструю мелодию.

– Между прочим, Ваше Высочество, – осторожно заметила девушка, решив ограничиться бокалом мятного лимонада, – мне кажется, у вас несколько превратные измышления об интеллекте.

– Что вы имеете в виду? – поморщился Джозеф, взяв со стола кружку с яблочным чаем.

– Эм... Это... Вот! По моим наблюдениям, лучше всего мозг соображает у людей, не сильно обременённых знаниями. Есть, конечно, и интеллигентные люди, умеющие мыслить, но они, как правило, знают не так много, как могла бы вместить их голова. Они читают одну книгу вместо пяти, замусоливая её до совершенства. Либо запасаются интеллектуальным топливом в детстве, остаток жизни расходуя его. Ну как бы это... Собственные мысли подобны росткам молодой поросли, нежным и беззащитным. Как им пробиться сквозь ту гору мусора, которой захламлён ваш мозг?

– Приятно слышать сложные грамматические конструкции и красочные эпитеты из ваших уст, миледи. Это ещё больше убеждает меня в своей теории. Однако вы никогда не докажете мне, что уборщик мусора может быть умнее профессора анатомии.

– Ну вот смотрите, – оживилась Милена, заёрзав на месте. – Ответьте мне на один простой вопрос. 18 апреля 1923 года в газете «Фигаро» было опубликовано следующее объявление: «По пятницам в клубе «Инжир» проходят встречи героев, участвовавших в Первой мировой войне». Почему это не может быть правдой?

– Не знаю, – пожал плечами великий герцог. – Я думаю, настоящий герой должен погибнуть в бою. А эти — так, жалкая пародия.

– Нет.

– «Фигаро» могла переживать сложный период и не выходить в это время.

– Ошибаетесь.

– Встречи по пятницам неудобны. Лучше делать это в субботу.

– Думайте ещё.

– Не существовало такого клуба — «Инжир».

– Кто знает? Но дело не в этом.

– Им следовало бы стыдиться своего успешного участия в войне, а не делать из этого культ... Не знаю, сдаюсь.

– Вот. А всё почему? Потому что вы рассматриваете вопрос однобоко. Всё, что вы делаете, — лишь подбираете едва отличающиеся между собой варианты. Ваш мозг слишком отягощён гуманитарными знаниями. Знаете, кто мне первым дал ответ на этот вопрос? Тереза, моя служанка. В прошлом она профессионально занималась боями без правил. Когда ты на арене, нужно держать в голове тысячу деталей, нужно моментально реагировать на малейшие изменения ситуации и просчитывать свои шаги на несколько ходов вперёд.

– И каков же ответ?

– В 1923 году было неизвестно, что та война была Первой мировой.

– Я понимаю, о чём вы говорите, – пожал плечами Джозеф. – Но смекалка и умение быстро соображать бесплодны. Бизнесмены соображают прекрасно, однако их ум — побочный продукт шопенгауэрской воли к жизни. Воистину прекрасен лишь обширный интеллект, оперирующий абстрактными понятиями. Только он может создать интеллектуальный продукт, а даже если не создаст — чёрт с ним, он заслуживает существования только ради красоты своей мысли. А решать головоломки или играть в дартс предоставьте своим уборщицам. Или болонку вашу на это же натаскайте. Что бы вы там ни утверждали, я не буду считать себя ниже в умственном отношении, чем ваш обслуживающий персонал. К чему этот спор?

– Это я к тому, что я хорошая и не надо меня пытать, – кротко ответила девушка, втянув голову в плечи. – И лишать меня еды вовсе не обязательно.

Джозеф молчал, выбивая пальцами какую-то сложную мелодию.

– Понимаете, Ваше Высочество, каждый должен иметь свои слабые места. Любой умный человек имеет право обожать передачу «Секс-пекс-крекс», или зачитываться Утиновой, или сходить с ума по Дритни Пирс. Без этого могут лишь гении или ханжи.

Её собеседник подошёл к окну и сцепил руки за спиной.

– Ладно, – грустно сказал он. – Очень жаль, что придётся оставлять вас с таким ужасным музыкальным вкусом.

– Опля! – воскликнула Милена, радостно вскакивая. Она стала в важную позу и зачитала небольшой стих на прощание.

– Это вы откуда взяли? – обернулся помещик.

– Это я из себя, – гордо парировала женщина.

– Как так? – ошеломлённо переспросил Джозеф. – Вы пишете стихи?

– Пишу, – ответила немного уязвлённая Милена. – У вас такое лицо, ваше сиятельство... Высочество, то есть, простите... Вы вот думаете, что раз человек продался за икру, так он недоэволюционировавшая макака.

– Признаюсь, я немного удивлён, – произнёс великий герцог, присаживаясь за стол и жестом показывая Милене сделать тоже самое. – Я думал, что вы тогда заметили про стихи для красного словца, чтобы отвлечь подозрения от кухни... Не могли бы вы порадовать меня примером ваших поэтических изысканий?

Милена важно присела на краешек стула, вольготно облокотилась на стол, приподняла грудь и начала декламировать.

– Недурственно, – заметил Джозеф. – Признаюсь, я не большой поклонник стихов с разорванной структурой, невнятной рифмой и сбивающимся ритмом. Но в ваших чувствуется живое биение жизни.

– Я не могу сочинять стихи в идеальной форме так, чтобы сохранялась первоначальная идея, – грустно ответила Милена. – Так мог только Мушкин. А вы? Неужто никогда не забавлялись сочинением собственных стишат?

В ответ Джозеф лишь вымученно улыбнулся.

– Я не могу писать стихи...

– Понятно. Вы, стало быть, прозой балуетесь?

– Нет, – сурово ответил он, скрещивая руки на груди.

– Ба! Да неужто философскими трактами ночами оргазмируете?

– Я никогда ничего не писал, – сжигая девушку взглядом, ответил он.

– Как так? – растерялась Милена. – И что: ни музыку, ни фотографию? Трам-пам-пам? Или там картинок малевание?.. А! Вы, может, фигурки хорошо лепите из глины? Или готовите, хотя зачем оно вам...

– У меня нет таланта к созиданию чего-либо, – медленно произнёс Джозеф, уставившись в пол. – Иногда меня посещают идеи, которые можно было бы перенести на бумагу, или я слышу отрывки мелодий, но... Я не могу достойно воплотить их в жизнь. Быть может, если бы я не читал так много, я радовал бы свет графоманскими опусами, но я слишком хорошо знаю, как должна выглядеть пристойная литература. Всё у меня получается неестественно, безжизненно, как плохо склеенный картонный замок. А создавать произведение, зная, что хоть кто-то раскрыл тему лучше меня, возмутительно для моей гордости.

На секунду у Милены защемило сердце при виде этого несчастного создания. Многое в личности помещика стало ей ясно.

Глава 23, в которой Джозеф соглашается на немыслимую вещь

Дни в Адуане текли мучительно медленно. Джозефу только и оставалось, что ждать, когда будет приведён в действие его план, который с каждым днём казался ему всё менее идеальным. Подобные чувства испытывают некоторые женщины, уставшие от беременности и желающие поскорей разрешиться от бремени. Порой им даже овладевала мысль начать всё раньше времени — и будь что будет! — но тиски здравомыслия вовремя сжимали его голову, сдерживая её от такого необдуманного шага. Все наслаждения, которые Джозеф мог испытать при мысли о том, что станет с миром после осуществления его намерений, были давно пережиты. Чувство радости истёрлось со временем, а для забав с представителями министерства не было повода.

Всё, что приходилось на долю великого герцога, — безучастно следить за мучительно растянувшимся течением дней. Появление Милены несколько оживило обстановку в замке, однако вскоре начало доставлять ему некоторые неудобства.

Однажды, часа в три дня, подходя к комнате своей пленницы, чтобы позвать её на поиски барсуков, Джозеф услышал странный шорох. Охранника, который должен быть стоять у дверей, не было, и аристократ решил, что тот отлучился по нужде.

– Ну что, что ты мешкаешься? Давай! Тсс! Только тише. Да, вот так, – услышал он сдавленный шёпот Милены, сопровождаемый приглушёнными звуками.

Помещик резко открыл дверь. Мальтийка в ночном пеньюаре на четвереньках стояла на кровати, а сзади примостился нелепо смотревшийся охранник, испуганно уставившийся на хозяина. Пояс его неуверенно свисал, а штаны были приспущены. Великий герцог на секунду зажмурился, чтобы не впускать в подсознание эту ужасную картину.

– Это что такое?! – яростно завопил он. – Прекратить!

– Высочество, ну зайди ты через пять минуток, ок? – недовольно промычала пленница, не меняя положения. Охранник в ужасе попятился назад, упал на спину и ударился головой о спинку кровати.

Джозеф взял медный подсвечник и зашвырнул им в стену. Несчастный спохватился, подобрал штаны и пулей пронёсся мимо хозяина. Милена была очень недовольна.

– Мог бы подождать уже чуток, – злобно заметила она.

– Вон! – взвизгнул великий герцог, еле дыша от бешенства. – Ещё раз я увижу подобную картину...

– И что? – с издёвкой спросила девушка. – Выставишь меня на мороз? Ну-ну, хороший способ сбежать отсюда. Ты, Ваше Высочество, совсем страх потерял. Думаешь, еда-вода и всё такое? А как мне, здоровой двадцативосьмилетней женщине, остальные потребности удовлетворять? Я и так бляду целомудрие уже чёрт знает сколько! Поимей совесть!

– Ещё раз я увижу нечто подобное, и вам несдобровать, – процедил сквозь зубы Джозеф.

Выходя, он сильно хлопнул дверью, чем заставил бедную женщину непроизвольно вздрогнуть. Она недовольно начала поправлять пеньюар.

После этого помещик не разговаривал с Миленой дня два. Девушку пускали поесть только после того, как Джозеф окончит трапезу.

Через пять дней после инцидента великий герцог сидел в столовой, одиноко вкушая плоды великолепной яблони одного из знакомых помещиков, попеременно разбавляя их плодами творчества не менее великолепного Эжена Ионеско. Сзади неслышно подкрался Старк.

– Мессир, – начал он, – вы приказывали сообщать вам в том случае, если миледи будет странно себя вести...

– Да? – насторожился Джозеф.

– Она сейчас на конюшне... Она говорила, что хочет посмотреть на ваших английских скакунов.

– Этого я никогда не запрещал ей делать, – сухо заметил великий герцог, утирая губы салфеткой.

– У меня есть подозрения... Возможно, мне кажется, но она флиртует с конюхами.

– Так, – ответил Джозеф, отодвигая тарелку с яблоками, резко и как-то неловко вставая с места.

Через полчаса хозяин Эгерии, тяжело переступая и периодически увязая в грязи, достиг конюшни. Его походка выглядела довольно странно: было видно, что некоторые движения причиняют ему резкую боль, но в глазах его горел непреклонный огонёк, заставляющий продолжать движение. Следом торопливо семенил Старк.

Джозеф открыл дверь в стойло, и его взору явилась следующая картина: Арчи чистил бока Афины, гнедой кобылы, смотря преимущественно в пол. Милена стояла рядом, прислонившись спиной к крупу лошади. Одной рукой она накручивала локон на указательный палец, а второй иногда хваталась за скребок, как бы направляя Арчи и показывая ему, где лучше тереть лошадь. Конюх периодически лепетал что-то несуразное, и Милена слушала его с таким восторгом, будто перед ней открылись величайшие тайны мироздания. Глаза её блестели, а по губам блуждала многозначительная улыбка. Джозеф заметил, что из платья, подаренного им накануне, она вырезала значительный кусок в области декольте.

– Что тут происходит? – прошипел помещик, не переступая порога.

– Ничего, Ваше Высочество, ничего, – испуганно пролепетал Арчи, роняя скребок. – Я объясняю госпоже Фальцоне особенности разведения пинтабианов.

– Да, мы как раз дошли до того места, когда у кобылы начинается течка, – томно произнесла Милена, покусывая кончики волос.

– У нас в библиотеке есть замечательное иллюстрированное пособие Жака де Грийона на эту тематику, – холодно заметил Джозеф. – Будь добр, Арчи, проводи нашу посетительницу к выходу.

Арчи покраснел, как рак. Ему было всего семнадцать лет.

– А можно она сама дойдёт до места? – спросил он, опуская голову и очень смущаясь.

– Это неуважение по отношению к женщине, – строго ответил великий герцог. – Здесь грязно, и ты должен подать миледи руку, чтобы она не споткнулась. Да что я ещё пререкаюсь с тобой! Живо ко мне!

– Я не могу, – тихо прошептал он, скрючиваясь, как страус.

– Что?!

– Не могу, – сказал еле слышно, так что только Милена поняла, что он сказал, и то по губам.

Помещик некоторое время стоял молча, слегка покачиваясь.

– Так, понятно, – сказал он. – На первый раз, Арчи, тебя можно простить. А вас, миледи, я прикажу выпороть розгами.

Милена не слишком испугалась угрозы. Она уже смутно осознавала, что скорее джайнист растерзает невинного ягнёнка, чем Джозеф осмелится преступить черту физического насилия по отношению к женщине. Расстроившись неудачей, взбалмошно вздёрнув носик, она демонстративно направилась к выходу, специально наступая в самые грязные места.

Великий герцог чуть отошёл от двери.

– Всякий, уличённый в несанкционированном общении с этой женщиной, будет вышнырнут вон, – пронзительно заявил он, обращаясь к стоящим неподалёку конюхам.

После этого Милена демонстративно отказалась от ужина, сделав, правда, соответствующие запасы во время обеда. На следующий день, в пять часов вечера, Джозеф вызвал прожорливую мальтийку в гостиную.

Чуть замешкавшись, отдавая распоряжения слугам, хозяин замка застал женщину уже за столом. Она сидела вполуразвалку, заложив ногу за ногу. В руках её был пустой бокал, по ножке которого она то и дело проводила указательным пальцем.

– Простите за некоторое опоздание, миледи, – приступил к разговору Джозеф.

– Да ладно, – ответила та, пристально всматриваясь в присаживающегося напротив мужчину.

– Я поразмыслил над вашими аргументами и пришёл к выводу, что я, быть может, был несколько неправ, не учитывая потребности вашей... ммм... физиологии...

– Не только моей, – заявила она. – Общечеловеческой такой физиологии.

– Пожалуй. И я намерен несколько смягчить последствия вашего вынужденного заключения. Скажем, кхм... Я мог бы приказать слугам изготовить какой-нибудь предмет, который, так сказать... Облегчил бы ваши страдания.

– Да чего там, – махнула рукой Милена. – Этот предмет у меня и так всегда с собой.

– В самом деле? – растерялся великий герцог. – Тогда я мог бы заказать вам из города специального робота...

– Не нужны мне никакие роботы, – резко ответила женщина. – Эх, если бы вы знали, Ваше Высочество, что значит тепло крепких мужских рук... Хотя кто вас разберет, может, и знаете.

Джозеф сделал вид, что не расслышал, и только строго приподнял бровь.

– Тогда я не знаю, что делать.

– Ну что вы из себя дурачка корчите, мессир. Развели тут «1984-й». Что вам, жалко мне выделить какого-нибудь юношу во временное пользование? Вы так скривились, как будто я из них всю кровь высосать собираюсь.

– Во-первых, не смейте называть меня «мессир», – безапелляционно заявил Джозеф.

– Вот и не буду, – надулась Милена. – Тоже мне Воланд нашёлся.

– А во-вторых, – продолжил великий герцог, будто бы ничего не услышав, – только я в этом замке могу распоряжаться своей собственностью. Не переношу, когда мои вещи трогают без спроса.

– Конечно, если вы с этой стороны смотрите на дело... – замешкалась Милена. – Ну что вам, жалко? Я что, так много у вас прошу? Одного несчастного Арчи! Какие у него глазки! Он смотрит на меня, как сурикат, получивший психологическую травму. И вы видели его пальцы? Это же...

– Прекратить! – разозлился помещик.

– Ну ладно. Если вам так нравится Арчи, я согласна и на Пьера. Не то чтобы я люблю блондинов, но его нос подсказывает мне...

– Убирайтесь!

– Ладно. Если вы так настаиваете, я согласна и на Томаша. Он, конечно, грубоват, но...

– Ещё одно слово на эту тему, и я посажу вас в карцер. И без лобстеров оставлю. Да-да, я на такое способен.

Мальтийка порывисто встала и быстро ушла в свою комнату, бормоча под нос что-то, близкое к тому, что Джозефу не помешало бы проверить состояние своего психического здоровья у надлежащих специалистов.

Весь следующий день, а именно понедельник 8 мая, Милена не выходила из комнаты. Старк начал немного волноваться. Во вторник он поставил возле закрытой двери поднос с самыми сногсшибательными запахами. Аромат запечённой под сыром картошки мог вызвать скупую сладострастную слезу у самого замшелого аскета, но дверь так и не открылась. Все эти два дня в комнате, насколько мог слышать дворецкий, стояла абсолютная тишина. В среду обеспокоенный Джозеф постучался в спальню Милены.

– Входите, Ваше Высочество.

Заглянув в комнату, он увидел вполне ожидаемую картину. Пленница полулежала на кровати, опираясь на правый локоть, чуть выпятив бедро и немного подогнув колени. Свою ночную сорочку Милена предусмотрительно укоротила вдвое.

Джозеф присел на краешек обитого красным бархатом стула, стоявшего возле двери.

– Ваше упрямство положительно сказывается на моём бюджете, – заявил он. – Так что я совсем не против, можете голодать, сколько вам захочется. Да и припасы ваши скоро кончатся.

Милена медленно облизнула губы, смахивая крошки шоколадного пирога, которым она запаслась ещё в четверг.

– Я вот почему к вам пришёл... Мы тут давеча вели дискуссию по поводу интеллекта и сообразительности. Положим, вы обладаете некоторой умственной сноровкой. Мне требуется рассмотреть один вопрос с непривычной точки зрения. Подскажите мне, как, по вашему мнению, лучше решить одну дилемму, и я позволю вам... Скажем, предоставлю одного моего слугу по своему усмотрению. Но только на некоторое время.

– Вы выгоните его потом?

Джозеф замялся.

– Обещайте, что не выгоните его.

– Этого я не могу вам гарантировать, миледи, – сказал он, начиная мять в руках льняную скатерть, украшавшую столик. – Я обещаю постараться сдержать себя. Но если меня накроет волна омерзения к этому человеку, я вышвырну его вон.

– Ну всё же лучше, чем ничего, – еле слышно пробормотала Милена, быстро переводя взгляд на круглые настенные часы, висевшие слева от великого герцога, чуть выше его головы. – Сколько сейчас?.. Подскажите, у меня ужасно плохое зрение.

– Половина четвёртого, – с лёгким недоумением ответил Джозеф.

– Отлично. Через полчаса я буду совершенно готова, – сказала мальтийка с чуть слышным вздохом удовлетворения, медленно запрокидывая голову назад.

– Миледи, – сурово произнёс аристократ, заметно напрягаясь, – вас должны были предупреждать, что в периоды плохого настроения я неразборчив не только в выражениях, но и в предметах. Эта чугунная подставка для книги, стоящая по правую руку от меня, в последнее время всё чаще возникает в моём сознании, когда я думаю о вас.

Некоторое время они молча взирали друг на друга, едва сдерживая подавленную злобу. Джозеф решительно встал и вышел вон. В тот же день слугам было категорически запрещено вступать в какие-либо отношения с пленницей под страхом кастрации. В ярости Милена разгромила всю комнату; впрочем, через два дня от её злости не осталось и следа. Тогда же состоялся следующий разговор.

– Вы хотели проконсультироваться со мной, Ваше Высочество? – нейтрально спросила мальтийка, появляясь на пороге кабинета Джозефа.

– Да, – чуть растерявшись, ответил тот, жестом приказывая девушке присаживаться. – Мне, собственно, вот что хотелось у вас спросить...

Тут великий герцог откинулся на спинку кресла, а его пальцы образовали подобие домика. Некоторое время он не решался заговорить, явно что-то обдумывая. Милена надкусила стащенное в столовой жёлтое яблоко.

– Речь пойдёт об известной вам Кассандре. Я вижу, что она созрела для того, чтобы перейти на мою сторону, но несколько упрямится. В голове её столько предрассудков.

– Да? – скептически проговорила Милена, стараясь как можно быстрее прожевать кусок.

– С чего вы это взяли? Если бы я была на её месте, я бы ни за что так не поступила.

– Разумеется, – поспешил вставить помещик, гася едва зарождавшуюся улыбку. – Я, однако, вижу это весьма ясно, так как заметил с ней некоторое внутреннее сходство. Легко понимать выражение лиц в зеркальном отражении... Так вот. Я не знаю, как бы ускорить процесс её эмоционального созревания. А время-то идёт.

– Наплюйте вы на эмоциональное созревание. Есть уйма замечательных силовых приёмов.

– Я думал об этом. Но, видите ли, здесь возникает некоторая проблема. Можно было бы прибегнуть к шантажу, но ведь о Кассандре и так нет практически никаких данных, я уже не говорю о компрометирующих данных. Безотказный метод — похитить кого-нибудь из членов семьи или человека, с которым она имела бы тесные тёплые отношения, но и таких субъектов не обнаружено. Деньги я ей предлагал — и она посмела отказаться, утверждая, что работает исключительно ради денег.

– Занятно, – заявила Милена, принимаясь выколупливать косточки из огрызка.

– Я обдумал несколько вариантов, но они не удовлетворили меня в полной мере. Я хочу, чтобы вы, как а) женщина; б) мальтийка; в) знаток человеческой натуры — помогли бы осветить дело с новой, неожиданной для меня стороны.

Милена некоторое время чавкала, пробуя на зуб яблочные косточки.

– Я думаю, неплохо сработало бы, если бы у вас было нечто, очень ей необходимое, жизненно важное. Только у вас. Это можно было бы выменять на её согласие.

– Я не знаю, что это может быть, – развёл руками аристократ. – Я не нашёл информации о каких-нибудь её несбыточных мечтах.

– Либо же в её жизни присутствовал бы некий негативный фактор, который вы и только вы могли бы устранить.

Джозеф пожал плечами.

– Если такого фактора нет, никто не мешает вам его создать.

– Я думал об этом. Тут ведь встаёт вопрос о степени моей незаменимости. Большинство проблем, которые я способен создать, легко разрешаются тем же министерством.

– Вы могли бы, – задумчиво проговорила Милена, – заразить её какой-нибудь смертельной болезнью. А лекарство было бы лишь у вас. Да ладно, Ваше Высочество, вы же постоянно шаритесь по всяким фондам и разработкам, неужто у вас нет нужных связей?

– Я не настолько всемогущ, как вам кажется.

– Значит, соврите, что лекарство есть. Ну не вылечится — так не вылечится.

– Что вы такое несёте?

– О мой Жлобс, – закатила глаза Милена. – Вашему Высочеству следовало бы основать приют, заботящийся о разведении чеширских котиков, а не в игры тут играть.

– Она потребует доказательств такого сногсшибательного эффекта у никому неизвестного лекарства.

– Подделайте.

– Если станет известно о болезни, Кассандру смогут отстранить от дела и направить на лечение.

– И то правда, – нахмурилась Милена в связи со скоропалительной кончиной яблока.

– Я раздумывал над тем, чтобы подсадить её на наркотики... Знаете, есть вещества, вызывающие мгновенную зависимость. Шёл бы мой человек по улице, вколол бы ей что-нибудь... Но ведь наркотики достать можно и через министерство. А если она догадается, что к чему, того и гляди, обидится на меня и откажется сотрудничать.

– Казино, алкоголь, разведение шиншилл, – начала перебирать варианты Милена.

– Нет. Я обдумывал. Вообще, согласно полученным данным, не в её характере поддаваться зависимостям.

- Точно! – радостно хлопнула себя по лбу Милена. – Есть вещи, которые действуют гораздо сильнее, чем большинство известных науке наркотических веществ.

– Правда? – спросил обнадёженный Джозеф. – Что вы имеете в виду?

– Приворот, – изрекла она с торжественной ухмылкой.

Осанка её сделалась более изысканной, грудь подалась вперёд, руки плавно легли на колени, и девушка победно начала озираться по сторонам, будто ожидая невидимых аплодисментов.

Аристократ разочарованно фыркнул.

– Ну это уж совсем не по моей части. В вас развилась, милочка моя, профессиональная деформация.

– Нет-нет-нет! – со знанием дела помахала Милена указательным пальцем перед носом великого герцога. – Миледи знает толк в извращениях. Я, признаюсь, на заре своей карьеры раза три пользовалась приворотом. Это, конечно, было нечестно с моей стороны, это являлось неблагодарностью по отношению к тому высокому искусству, которому я имею честь служить. Но тогда мне очень, позарез нужны были деньги, и клиенты умоляли устроить их счастье с нужным человеком...

– Чушь! Ни за что не заставите меня связаться с этой чепухой. Меня, Джозефа цу Гундер-Балленштайна, великого герцога Эгерийского!

– Зря, Ваше Высочество, я знаю, о чём говорю. Между прочим, – добавила она несколько обиженно, – вы должны руки мне целовать за столь гениальную идею, а вы ещё фыркать изволите.

– Это всё сказки для детей. Многие, не разбираясь и не желая понимать законы жизни, ищут оправдание в каких-то невидимых человеческому глазу механизмах. Комплекс избранности, неотцветшая инфантильность, детская вера в чудо, страх смерти — глупо строить планы, следуя вашим бабским законам.

– Кому баба, а кому голова баобаба.

– Всё, прекращаем обсуждение. Да если кто-нибудь из того же министерства узнает, что я балуюсь подобными вещами, меня засмеют. Поражение моих планов едва ли унизит меня настолько, как этот маленький инцидент.

– И вместо того, чтобы валяться у меня в ногах от благодарности, – печально заметила Милена, подпирая ладонью щёку, – вы предпочитаете выделываться, как Елизавета I на брачном ложе. Кусок идиота. Я больше не собираюсь дышать с вами одним воздухом. Ни минутой больше!

Джозеф понял, что это не шутка и не каприз, а очередная резкая смена настроения, не оставлявшая мальтийку в покое даже в спокойной обители Адуана. Он спешно позвонил в колокольчик. Пьер нагнал девушку, когда она почти подошла к выходу, схватил за руку и спешно увлёк обратно.

Великий герцог на секунду засомневался. Конечно, все эти привороты — сказки для доверчивых барышень. Но, с другой стороны, случае неудачи он не терял ничего. А в случае выигрыша победа сама плыла ему в руки. Так стоило ли упрямиться?

Глава 24, в которой наступает хаос

Кассандра находилась в пригороде Праги с частным визитом. Чету Мазанец постигло несчастье: из-за вечной шизоидной безразличности старина Томас не купил вовремя новую машину. Жена его Тереза, бывшая примадонна конкурсов красоты, махнула рукой на то, что каждый год они не покупают мужу требуемую законом иномарку. В конце концов, жили они в пригороде, его машина простаивала в гараже, да и с соседями отношения были хорошие. Однако ей пришлось дорого поплатиться за своё попустительство.

Однажды до Совета по делам моды дошло, что Томас Мазанец ездит на форде «Феа», который должен был быть изъят из обращения три года назад. То, что преступник до поры до времени не попадался отрядам охраны моды на глаза, только усугубляло дело. Теперь бедняге Томасу грозило пять лет по статье об использовании устаревших или вышедших из моды товаров, а его жена могла попасть в тюрьму в качестве соучастника.

Кассандра, любившая эту пару за радушное гостеприимство, утешала их, как могла.

– У моей коллеги есть родственник в Департаменте контроля использования модных новинок, – уверяла она, ласково гладя всхлипывающую Терезу по руке. – Я проверю, можно ли как-нибудь облегчить ваше положение.

– Ах, это так ужасно, так ужасно! – высморкавшись в платок, произнесла женщина. – Но ты же знаешь, мой Томми совсем не от мира сего. Если бы не я, он бы вообще покупал новые вещи только тогда, когда выйдут из строя старые. И вот где мы теперь из-за потакания его блажи!

– Не волнуйся, дорогая, – продолжала вещать Кассандра, пробуя влить в красавицу хотя бы каплю своего спокойствия. – Можно попробовать доказать, что Томас не в своём уме. Это ведёт к тому, что он не мог адекватно оценивать постановления Управления моды и не понимал, какие именно вещи нужно покупать в новом сезоне.

– А я?

– А ты была под колпаком у своего мужа-тирана. Он грозился тебя убить, если ты не будешь исполнять его придури. Ты подавала знаки соседям, но никто их не считывал. У тебя слишком красивая и правильная речь, это создаёт помехи в общении с окружающими. Далеко не каждый в состоянии тебя понять.

– Ну, только если так, – вздохнула Тереза, начиная приходить в себя. – Ах, Коко помилуй, Коко помилуй! Я не хочу сидеть в Брошмуре! Говорят, у них заключённые ходят в одинаковых бледно-бежевых льняных рубашках!

– Да, притом целый год в одних и тех же, – задумчиво проговорила Кассандра. – Я слышала о страшных пытках того места. Ходят слухи, провинившихся сажают в карцер, где на стенах развешена лучшая одежда мировых брендов. Заключённому дают перемерить все вещи, а потом возвращают в общую камеру всё в той же льняной рубашке.

– А это правда, что самых непокорных заставляют носить самую немодную одежду, что только есть?

– Истинная правда.

– Ах, Гуччи мой! – всплеснула руками Тереза, предавшись радостям горестного всхлипывания.

Внезапно перед Кассандрой начал мерцать зелёный прямоугольник, оповещавший о том, что вот-вот возникнет экран связи. Девушка отпустила руку безутешной жены и подошла чуть ближе.

– Кася, Кася, приём!

Перед ней возникло лицо Венеры, красное, запыхавшееся. Взгляд коллеги был полон дикого ужаса, зрачки расширены, а в белке левого глаза проступила извилистая ветка кровеносного сосуда.

– Что случилось, мой суслик?

– Тревога! Комендантский час!

Венеру было сложно понять. Она, видимо, забегалась, поэтому говорила отрывисто, неравномерно разбивая слова.

– С какой это стати?

– На тебе есть синий нейлон?

– Нет.

– Живо домой! – взвизгнула Венера. – Или оставайся там, где находишься, на неделю.

– Объясни нормально, в чём дело. Максимально связно и последовательно. Я подожду.

Венера начала делать глубокие вдохи, смотря в потолок. Лицо её периодически нервно подёргивалось. Вдруг Кассандра заметила, как девушку кто-то выпихивает из кадра, и перед ней появилось невозмутимое лицо Хосе Иванова, который недавно был переведён к ним из другого отдела.

– Переполошились так, будто мест на Ноев ковчег не осталось, – оптимистично начал он.

На заднем фоне и правда было заметно какое-то мельтешение.

– Хосе, дорогой, ты-то хоть можешь мне разъяснить, что здесь происходит?

– Экстренное введение в моду новой единицы товара, только и всего. А клёкоту-то, клёкоту! Пять часов назад объявлено, что стало модно носить нейлон.

– Как так? – удивилась Кассандра. – До конца сезона ещё месяц!

– Знаешь ли, Касечка, воротилам большого бизнеса плевать. Собственно, дело вот в чём. «Хламм & Co» по дешёвке закупила у одного заокеанского дельца огромную партию синего нейлона. Они намеревались ввести в моду синие нейлоновые блузки и рубашки. Но вот беда!.. Компания «Глупур», оказывается, вживила в Единый модный парламент СШЕ своих людей. Короче говоря, им удалось лоббировать новое правило, согласно которому с нового сезона на каждом европейце должно быть не менее 80% красного цвета. Синий нейлон, как ты понимаешь, в пролёте: кому охота платить штраф за несочетаемость цветов?

– Плохи дела, плохи, – начала бормотать испугавшаяся Кассандра.

– Так вот, – продолжал Хосе, – понадобилось им срочно распродать лежащий на складах нейлон. Связались они, ясно же, с Прокуратурой моды. Через шесть часов вводится комендантский час. Каждый, кто посмеет выйти на улицу без синего нейлона, будет расстрелян.

– Тем более что нейлон не был в моде года как четыре, – заметила Кассандра, медленно оседая.

– Да. Проблема в том, что перекупщики узнали об этом от одной из прокурорских гадюк и мгновенно смели весь нейлон со складов. Через несколько дней они выйдут на связь и заломят цену в три, а то и в пять раз выше. Люди уже раскупили всю нейлоновую одежду во второстепенных магазинах. Так что если ты не уверена, что успеешь добраться домой, останься там. Мы тут в Министерстве запаслись едой и водой.

– Что же мне делать? – еле слышно прошептала девушка.

– Кася, осторожнее! – повысил голос Хосе. – Люди бросают машины прямо посередине дороги и отправляются за нейлоном, в городе огромные пробки. От большого количества столкновений машинки для хождения выходят из строя и мёртвым грузом лежат на дорогах. Мэрия, конечно, намеревается ввести систему общественного транспорта, но ты знаешь, им давно никто не пользовался, так что это займёт день-два.

– Фи, – очаровательно фыркнула Тереза. – Общественный транспорт! Ноги моей не будет в автобусе, даже если на нас начнёт извергаться Килиманджаро и это будет единственным средством к спасению.

– Что же мне делать, – повторила растерявшаяся Кассандра, – пешком идти?

– Бежать, Кася, бежать! – чуть истерично поправил её Хосе. На заднем фоне кому-то стало плохо, так что он прервал связь и кинулся к пострадавшему.

Кассандра замерла. Она понимала, что должна припустить, что есть мочи, но на неё напал ступор, какой бывает лишь в самых страшных снах.

– Так что же это?.. У меня же нейлона нет! – запричитала только что осознавшая этот факт Тереза, начав носиться по комнате, сшибая всё на своём пути. – Ах, Касечка, останься со мной, мне так страшно! Хотя нет, у нас совсем нет запасов, нам с мужем едва на день хватит. Чёртов идиот! Всё из-за него... Все люди как люди, больше года не встречаются... А мы десятый год вместе, приходится постоянно продлевать брак, да и соседи смотрят, как на больную! А что будет с нашими детьми? Я не хочу, чтобы моя дочь стала в школе изгоем, потому что она целый месяц ходит за ручку с одним и тем же мальчиком! Чтобы её лечили в психиатричке из-за того, что она девственница в пятнадцать лет! Пропащие мы, пропащие!.. Ах, Касечка, как мне страшно...

Девушка наконец стряхнула с себя застывшую в теле дрёму и, не попрощавшись, рванула к выходу. Тереза, плача, уселась на диван, сняла с подушки нейлоновую наволочку и начала думать, можно ли переделать её в мини-юбку.

Кассандра выбежала из сего гостеприимного дома и понеслась по пригороду, спотыкаясь о неровную брусчатку и с трудом перепрыгивая через лужи. Тяжело дыша, она упала прямо на голые камни и порезала руку. Несколько минут девушка лежала неподвижно, и ей казалось, что легче сдаться и подождать, пока модные каратели её пристрелят, чем встать и попробовать добежать до дома. Тело, однако, отказалось подчиняться таким мыслям и поднялось будто бы помимо её воли.

Она не помнила, как добралась до Праги: то ли выработанный в экстренной ситуации адреналин заставлял бежать очень быстро, то ли кто-то её подвёз — всё было как в тумане. Нелепо размахивая руками, периодически спотыкаясь на ровном месте, внеслась Кассандра во встревоженный город.

Здесь, на окраине Праги, начиналась уже идеально ровная заасфальтированная дорога, так что бежать стало проще. Время от времени девушка сталкивалась с такими же ошалевшими людьми, которые уже сами не понимали, куда они бегут и зачем. Самой тяжёлый этап пути начался ближе к центру. Чтобы добежать до своего дома, нужно было пересечь исторический центр города.

Только теперь Кассандра почувствовала реальность всего происходящего. Истощённое тело погрузилось в воды усталости. Ноги отказывались слушаться, в глаза то и дело лезли растрепавшиеся пряди волос. Многочисленные ссадины и порезы кровоточили, заставляя одежду прилипать к телу. Почувствовав, что сил уже не остаётся, она встала на четвереньки и поползла.

Столкновения с суматошно носившимися людьми грозили сбить её с курса, однако девушка нашла в себе силы не обращать на истошные вопли никакого внимания и мужественно доползти до Пороховой башни. Оттуда путь домой она знала наизусть. Кассандра поднялась с колен и торжествующе отдышалась. Всего несколько улиц — и хоть потоп! Всеобщий ужас только придал ей сил. Своевольно открылось второе дыхание.

Почувствовав невероятную лёгкость в теле, она начала бежать так быстро, что, казалось, вот-вот взлетит над землёй.

– Стоять!

Огибая угол, девушка врезалась в какого-то мужчину — да так, что сшибла его с ног, и тот с визгом упал на землю. Четверо полицейских окружили её плотным кольцом.

– Что такое? – сказала она, с трудом понимая, что произносит. – Комендантский час уже наступил?

Кассандра перевела взгляд на большие часы, украшавшие средневековую башню. До момента Икс оставалось полтора часа.

– Смотреть, – рявкнул один из них, самый высокий. Это был регулярный модный патруль, производивший выборочный осмотр горожан на предмет соответствия модным тенденциям. Кассандра поняла, что её неряшливый внешний вид служит плохой рекомендацией. Она поспешно начала демонстрировать всё необходимое.

– Так, смотрите. Ломаные герметические формы — вот, на майке у меня. Платиновые украшения компании «Ти́хони» не менее шести грамм в совокупности — вот они, видите? Элементы из прокопчённой джинсы на поясе. Чёрная шёлковая ткань — тут, – спешно тараторила она, показывая краешек нижнего белья.

Если бы у патруля возникли сомнения в том, соответствует ли внешний облик девушки критериям хорошего вкуса, это могло бы кончиться задержанием. Сидеть во временном изоляторе и ждать, пока эксперты вынесут вердикт, совсем не входило в планы Кассандры. Её пугал не столько крупный штраф, сколько возможность отстать от следствия.

Полицейский грозно сощурился, протянул руку к голове Кассандры и резко выдернул серёжку из правого уха, так что девушка ойкнула от боли. У него возникло подозрение, что серёжки эти весят в совокупности грамма эдак четыре, никак не шесть. Один из патрульных подал ему подручные весы. «7 грамм», — гласил вердикт, вынесенный зелёным экранчиком.

– Можно идти? – спросила девушка, трясущимися руками водружая серёжку на место.

– Сумка?

И тут Кассандра поняла, что совершила непоправимую ошибку. Страх настолько помутил её рассудок, что она потеряла сумку. Не то чтобы ношение сумок чем-то помогало жительницам СШЕ, но специальное постановление Единого модного парламента запрещало девушкам, достигшим двенадцати лет, выходить из дома без сумки.

– Я... я потеряла её... это тут, совсем недалеко... Это близко... – лепетала она со слезами на глазах. Кассандра вцепилась в рукав полицейского, стащившего с неё серёжку, и увлекла его за собой, уверяя, что сумка будет найдена.

– Сейчас, сейчас... Ещё чуть-чуть, пожалуйста... Там важное лежит, я не вру! Честно, я покажу...

Когда они дошли до Пороховой башни, полицейский резко стряхнул с себя цепкие девичьи пальцы. Прорычав два слова, он объяснил ей, что сомневается в правдивости её слов.

– Минуточку, всего лишь пять минут!

Резкой ухмылкой он дал понять, что отсчёт пошёл. Кассандра побрела вниз по каменной мостовой, лихорадочно ища глазами сумку. Она спустилась по улице где-то на треть, когда, наконец, увидела её. Сумочка лежала возле самой обочины, маленькая и неприкаянная, ласково манившая блеском стразов.

Издав радостный вопль, Кася бросилась спасать её от жадной толпы. Какой-то ушлый молодой человек, увы, опередил её, нагло подхватив творение дома Туччи под мышку и скрывшись в неизвестном направлении. Вора ввело в заблуждение то, что сумка была синего цвета.

Кассандра покорно подошла к полицейскому.

– Ведите меня в камеру временного заключения.

Пришедший в радостное расположение духа, полицейский дал жестами понять, что подождёт некоторое время, пока его товарищи не наловят таких же мальков для отправки в следственный изолятор. Поиски одного из его коллег увенчались успехом, и тот тащил к пункту сбора упирающуюся жертву. Пришлось даже сделать разряд электрошокером, чтобы подавить её волю. Остальным служителям закона только предстояло найти себе добычу.

– Права нет, всё ок, – лепетала одетая с иголочки девушка. Было видно, что молчать отнюдь не в её правилах, и, если бы не ударная доза электричества, её взгляд не казался бы стеклянным, лицо — застывшей маской, а из едва приоткрытого рта не потянулась бы тонкая струйка слюны.

Полицейский, карауливший Кассандру, приблизился к своей находке и внимательно осмотрел её пальцы. Затем он достал из кармана небольшую гибкую линейку и измерил длину ногтя. Она превышала максимально допустимую длину ровно на полтора миллиметра. Тогда он несколько раз потёр ноготь на большом пальце правой руки. Кусочек лака отошёл от поверхности. Поборник моды многозначительно хмыкнул. Дело пахло обвинением в недееспособности и конфискацией имущества.

Девушка всё поняла. В её глазах отразилась печальная история о том, как сестра её была сослана на отдалённый тихоокеанский остров из-за того, что хронически не умела правильно одеваться. Грустный взгляд также повествовал о долгих годах борьбы с семейным проклятием — плохим вкусом, о стремлении спрятать ото всех позорную участь сестры, о надежде на лучшую долю, а также о неминуемом провале в попытке обыграть дурную наследственность.

Внезапный вой сирены, которая располагалась на верхушке Пороховой башни, прервал унылые измышления Кассандры по поводу участи попавшейся модному патрулю девушки. Город превратился в пылающее видение Дантовой преисподней. Полчище иллюминационных огней возвещало о том, что до наступления комендантского часа остаётся ровно шестьдесят минут. И завывание сирен, и неприятное мерцание лампочек, и крики обезумевшей толпы, и беспорядочное движение отчаявшихся людишек смешались в одно адское месиво.

Какой-то девушке стало дурно, и она упала в обморок посредине площади. На её беспомощное тело то и дело наступал кто-нибудь из особо спешащих. Майка задралась, обнажая голый живот, на котором теперь виднелись ясные отпечатки чёрных следов. Один мужчина на бегу зацепился о тело и упал. Девушка лежала теперь на спине, и её короткая юбка задралась так высоко, что обнажала синие трусики.

– Нейлон! – взвизгнул пробегавший мимо юноша ботанической наружности и тут же бросился к телу.

Волевым движением он почти было разорвал трусики, но пробегавшие рядом люди, как коршуны, ринулись к телу, отпихивая друг друга локтями. Каждый хотел заполучить кусок вожделенной ткани. Сильные отшвыривали слабых, женщины кусались и царапались. Грозила начаться серьёзная потасовка.

– Крам! – рявкнул глава отряда, и полицейские выдвинулись в сторону возникшего конфликта.

Мозг Кассандры в экстренных ситуациях работал молниеносно. Неизвестно, решилась ли бы она на столь отчаянный шаг, если бы пребывала в здравом рассудке.

Полицейские оставили группу задержанных без присмотра, резонно полагая, что их побег — предприятие бессмысленное. Все контактные данные были считаны, и рано или поздно их найдут.

Отсутствие данных Кассандры доблестные псы правопорядка списали на временную неполадку. Когда они бросились разнимать толпу и смешались с наиболее одиозными её представителями, образовав сплошную беснующуюся массу, девушка развернулась и кинулась наутёк. Она спешно влетела в первый попавшийся закоулок, а потом выбежала на улицу Сокольска, ведущую прямо к дому. Когда до убежища оставалось совсем чуть-чуть, она остановилась, перевела дыхание и поплелась, едва переставляя ноги, наивно полагая, что самое страшное осталось позади.

– Пятнадцать! Пятнадцать! Пятнадцать! – заверещала сирена на крыше старинного пятиэтажного здания, откуда жители Средневековья любили выбрасываться из окон.

Словно по щелчку пальцев, на крышах зданий начали появляться фигуры в чёрной униформе. Снайперы оккупировали каждый угол и мысленно расчищали себе поле деятельности, присматривались, проверяли работоспособность лазерных винтовок. Там, где крыши были слишком покатые, стрелки занимали угловые комнаты на последнем этаже. Таким образом, не оставалось ни одного клочка земли, где можно было надеяться скрыться от их всевидящих лазерных зрачков.

Оставалось пятнадцать минут, но Кассандра совершенно не торопилась, так как дом был очень близок. Она неспешно обогнула небольшую часовню, прошла насквозь внутренний дворик Иезуитского колледжа и вышла на перекрёсток. Лишь завернуть за угол и – вуаля! – попасть на любимую площадь.

– Стоять. Нет, – заявил полицейский.

Кассандре открылся ужасающий вид. Площадь была оцеплена по периметру лазерным забором. Пройти внутрь представлялось абсолютно невозможным.

– Что это? – упавшим голосом спросила девушка, белея от ужаса.

Полицейский был существом ленивым и использовал речь только в самых крайних случаях. Он и так немного разозлился на Кассандру за то, что она вынудила его сказать целых два слова. На все случаи жизни у него в планшете были записаны определённые фразы, картинки и видеоролики, так что пользоваться речевым аппаратом приходилось не более семи-восьми раз за год. Половину драгоценных живых выступлений он припасал для любимой жены.

На вопрос Кассандры тот лишь включил ролик, рассказывающий о том, что на площади произошло убийство, поэтому вход для посторонних, даже таких замечательных и разносторонне развитых, закрыт.

Вой сирены перерос в дергающийся, нервный визг. До объявления комендантского часа оставалось пять минут. Стрелки призывно вскинули винтовки.

– Но... Тут мой дом... Пожалуйста, мне очень надо... – лепетала Кассандра, пробуя разжалобить представителя закона.

Полицейский не стал мудрствовать лукаво и показал рукой направо. Это был обходной путь, позволяющий обогнуть площадь с другой стороны и зайти в дом сзади.

– Я не успею, – прошептала Кассандра, и на глазах её выступили слёзы.

Служитель правопорядка лишь равнодушно пожал плечами.

Теоретически, можно было спрятаться, но девушка прекрасно отдавала себе отчёт в том, что играть со стрелками в кошки-мышки — бесполезно. Она ведь не герой старого голливудского боевика, поэтому не могла рассчитывать на снисходительность пули.

Иного выхода не было: Кассандра рванула обходным путём, тоскливо понимая, чем это может закончиться. Оставалось пару минут. Молниеносно она оценила открывшуюся перед собой панораму. Вот её дом, вот небольшое пространство перед ним: невысокий заборчик, доходящий до колен, клочок земли и две липы, стоящие по бокам от входа.

Собрав всю волю в кулак, девушка рванула вперёд, перепрыгнула забор, зацепилась ногой о край ограды, упала и кубарём докатилась до липы. Было совсем тихо, потому что лазерные винтовки стреляли бесшумно. Периодически лишь раздавались лёгкие всплески, когда снайперы перезаряжали оружие. Те немногие, кто не успели добраться домой или попросить убежища у знакомых, мирно ожидали своей участи.

Дом Кассандры был немного вдавлен по сравнению с соседними домами, что вкупе с деревом временно защищало её. Конечно, девушка понимала, что рано или поздно, специально ради неё, стрелок чуть изменит свою позицию и приблизит неминуемый конец.

Она сжалась беззащитным комочком и обнаружила, что правая рука её нащупала что-то липкое. С удивлением поднеся ладонь поближе к глазам, она увидела кровь. Вероятно, луч задел её, когда она почти уже скрылась за деревом. Что интересно, рука совсем не болела, и она могла шевелить ею, как раньше.

«Очень странно», – подумала Кассандра, застыв в той же позе и мучительно стараясь что-то припомнить. Она понимала, что за те два метра, которые отделяют её от входа в дом, её застрелят раз тридцать.

– «Или же?.. Попробуем!».

Девушка встала, отряхнулась и медленно вышла из-за дерева. На неё чудовищной лавиной обрушился потоп лазерных лучей, которые почему-то не достигали цели. Лучшие стрелки СШЕ, к своему стыду, никак не могли попасть в Кассандру, и смертоносные змейки проносились в двадцати сантиметрах от её тела, вычерчивая своеобразный контур.

Кассандра изобразила трагизм и сказала: «Дорогие друзья!», — но тут же заметила, что некоторые лучи стали проносится гораздо ближе. Она спешно замолчала и с удивлением обнаружила в своей руке пистолет.

– Что же, попробуем.

Никогда не имея дела с этим типом оружия, она как будто на интуитивном уровне сразу поняла, как с ним надо обращаться. Изящно вскинув руку, девушка прицелилась находившемуся ровно напротив стрелку в плечо. Через секунду он упал, сражённый беспринципным лазерным лучом.

– Чёртов C.R.A.Z.E., – пробормотала Кассандра. – Это отдаёт какой-то пошлостью.

Слегка поникнув, она спокойно подошла к крыльцу и растворилась в непроглядной темноте испуганной ночи.

Глава 25, в которой происходит надругательство над трупом морской свинки

Джозефом целиком завладело какое-то беспокойное настроение, поэтому он третий день подряд вырезал снежинки из произведений Мураками, а также мастерил фигурки гусей, лебедей и слонов из столовых салфеток. К нему быстро присоединился Старк, и часами напролёт они разыгрывали битву при Иссе, иногда прибегая к помощи шахматных фигурок.

– Слыхал, Ваше Высочество? – высоким голосом спросила Милена, врываясь в гостиную.

– Нейлон раньше времени в моду ввели.

– Когда? – скептически ухмыльнулся великий герцог.

– Вчера.

– Опять эти монополистские пляски... И сколько же человек погибло?

– Подсчёты пока ведутся. По всей Европе человек двести-триста, я думаю.

– Вполне приемлемая цифра, – заметил Джозеф, пытаясь понять, как восстановить снежинку, которую он нечаянно порвал из-за слишком шумного появления Милены. – Помнится, лет десять назад, когда объявили моду на редкий вид слоновьих бивней, половина которых затонула в море из-за шторма «Котлетта», жертвы исчислялись тысячами. И всё же, жаль несчастных... Какое счастье, что меня эта беготня меня не касается.

– Эх, как хорошо, что мы живём в просвещённый век! – сказала Милена, самовольно усаживаясь наискосок от помещика и блаженно потягиваясь. – Помнится, бабушка рассказывала о временах, когда в этой верхушке были не только производители одежды и техники, но и пищевики, туроператоры, медики и прочая шваль. Так её сестру даже сослали из-за этого.

– Печальная история, – вздохнул аристократ.

– Вот и я говорю. У неё ж как было дело: она терпеть не могла сыр. С плесенью ещё кое-как ела, а от остального Элизу воротило. А тут вводят постановление о том, что надо каждую неделю минимум один чизбургер съедать.

– Помню, помню, – оживился Джозеф. – У моего деда был лучший друг, профессор Кёльнского университета. Они виделись два раза в жизни — да и этого было многовато. Так вот, двоюродный брат этого профессора, герр Штайлер, был настоящим ударником и передовиком, всегда хотел преданно служить отечеству. За месяц он съел семьсот пятьдесят шесть чизбургеров.

– С ума сойти! И что он, сдох в итоге?

– Разумеется. Зато его детям подарили квартиру, а в его честь назвали улицу, где он родился. И выдали почётную грамоту, до сих пор у его потомков на самом видном месте висит.

– Почётную грамоту... – с завистью протянула Милена. – Везёт же людям! Ну, у моей Элизы дела похуже были. Она попробовала справку взять, но как таковой аллергии на сыр обнаружено не было. Родителям плакалась, но они пригрозили, что если будет капризничать, то сдадут её по назначению. Куда деваться: чизбургеры пришлось есть. Но лицо у бабули при этом было такое сплющенное, что соседи сразу настучали, куда надо. Мол, так она кривится, что можно подумать, будто чизбургеры на самом деле не любит. А на неё ведь дети смотрят, как же она их совращает с пути истинного? Короче, установили над бедной Элизой слежку и выяснили, что она в сентябре не четыре чизбургера съела, а три, а один пожевала-пожевала да запихнула под матрас.

– Несчастная!.. – вздохнул сердобольный Джозеф.

– Да. И, что самое забавное, сделай бы она ещё пару движений челюстями, всё было бы окей. Тогда бы она съела половину чизбургера, что вместе с её хорошей репутацией и врождённым синдромом Аспергера помогло бы ей отделаться всего лишь крупным штрафом. Но нет! Несчастный чизбургер был обгрызен где-то на треть, не более. Так что закончила она дни свои на Кубе, в лагере для неблагонадёжных.

Джозеф грустно улыбнулся, стараясь способствовать изгнанию из души Милены плохих воспоминаний.

– А ваши предки как справлялись-то? Так и представляю, как этот его высочество Томас цу Гундер-Ба... Ва... как вас там? В общем, как он давится аппетитной булочкой с кунжутом.

– Хвала Создателю, Эгерия неподвластна европейской юрисдикции! – вздрогнул хозяин замка. – Да и, к вашему сведению, в те времена выходили отдельные постановления для различных слоёв населения. Так что мы ели бы бифштексы вместо чизбургеров. Это потом к власти пришли чёртовы коммунисты.

– А мне так хорошо, – потянулась Милена. – Главное, что мы живём в демократическую эпоху. Красота! Кстати, ваш высочество, разговоры о высоком — это, конечно, хорошо, но от высоты у меня всегда кружится голова и просыпается аппетит.

– Поедите вместе со всеми, – сердито прервал её аристократ. – Вы и так подаёте плохой пример моим слугам своими татарскими набегами. Такими темпами вы мне всю дисциплину расшатаете. Вот когда маг ваш приедет, тогда и отужинаете.

– Нельзя так жестоко обращаться с людьми! – расстроено захныкала Милена. – Эта суматоха будет твориться ещё с неделю. А вдруг рейс задержат? Вдруг он посетит нас только через неделю?

– Вот тогда и будете вкушать плоды посещения, – ответил Джозеф, и по стальным ноткам, появившимся в его голосе, женщина поняла, что разубедить его не удастся. В голове её назревал хитрый план касательно того, как втереться в доверие человеку, призванному охранять кухню от её посягательств.

– Приехал, приехал! – послышались едва уловимые вскрики в коридоре.

В комнату важно вошёл Старк.

– Господин Кракау Пуассон Вальядос, потомственный иномаг перуанского племени хухуа, укротитель смертных и повелитель облаков, заклинатель духов и увещеватель змей в десятом поколении, мастер антиалкогольных настоек, профессиональный приворотщик и прочая — к вашим услугам, мессир, – заявил он.

– Какая такая прочая? – возмутилась мальтийка, опасаясь продовольственной конкуренции. – Мы заказывали только одного человека!

– Господин Вальядос наверняка устал с дороги, – заметил Джозеф. – Сделай всё, что он попросит, и передай ему, что мы познаем счастье взаимной коммуникации, когда он полностью восстановит свои силы.

– Ну, посмотрим на нашего живчика, – сказала Милена, радостно потирая руки. – Признаться, странный выбор, но пялиться на перуанских иномагов мне ещё не приходилось.

– Господина Вальядоса мне рекомендовал сам Антонио Грэй, а он знает толк в извращениях, – несколько обиженно зарядил Джозеф. – Стоит сказать, вся эта котовасия исключительно на вашей совести.

Уединившись и поблуждав в астрале часа три, господин Вальядос изволил сойти к ужину. Перед Миленой, сгоравшей от любопытства, и скептически взиравшим на всё происходящее Джозефом предстал человек лет пятидесяти, невысокий, чуть полненький, весьма занятной наружности. Мальтийке он напоминал курочку гриль, а у великого герцога вызывал ассоциации с цирковым чудовищем.

Он был одет в жёлтое пончо с зелёной полоской, пальцы через один были украшены массивными перстнями с разноцветными камнями, а на шее виднелось семь рядов пёстрых бус. Казалось, наряд заклинателя духов представлял собой рекламный стенд страны его происхождения: здесь было всё, от морских ракушек до косточек морской свинки.

– Счастлив приветствовать вас под сенью нашего уединённого жилища, – ласково произнёс Джозеф, незамедлительно вставая. – Высказали ли вам мои слуги должное почтение?

Глаза перуанца, яркие, блестящие, отображали какую-то затейливую работу головного мозга. Они сурово осмотрели владельца замка с головы до ног, ради чего потомственному иномагу пришлось мысленным усилием заставить свой дух вернуться из блужданий по каким-то неведомым далям. Он ничего не ответил, и только медленно присел на почётное место за столом.

– Если вам что-то показалось предосудительным, – растерянно продолжил Джозеф, – скажите мне, и я прикажу их выпороть.

Провидец продолжал смотреть в одну точку. Его гладкая лысина делала голову похожей на лампочку Ильича. Милена вся подалась вперёд и, забыв о приличиях, поставила левую руку на стол, подпирая ею щёку. Рот её был радостно приоткрыт, а взглядом восторженных глаз целиком и полностью завладело это странное иноземное существо.

– Впрочем, если мой гость доволен, то я доволен вдвойне, – напоследок прибавил помещик, кидая встревоженный взгляд в сторону Милены.

– Это настоящий повелитель стихий, – с придыханием сообщила девушка, чьи глаза начали экзальтированно увлажняться. – Он не считает нужным расходовать энергию на общение с нами, простыми смертными.

– Надеюсь, вы не откажете нам в чести разделить с нами ужин за одним столом? – осторожно поинтересовался великий герцог.

– Он питается пищей духовной...

– Вряд ли на одной пище духовной можно наесть такое брюшко.

– Тише! – гневно посмотрела на него мальтийка. – А нет! Смотрите!

Увещеватель змей достал из необъятного лабиринта своего яркого пончо небольшой пакетик с кусочком поджаристого тёмно-коричневого мяса.

– У него своё сбалансированное питание, – радостно пояснила Милена. – Наша пошлая великосветская пища ему ни к чему. Ой, это правда мне? Спасибо!

Вальядос, заметив, какой интерес у женщины вызвало содержимое потайного пакетика, тут же протянул ей половину. Довольная мальтийка с восторгом вгрызлась в косточку, через минуту не оставив на ней ничего.

– Вкусно! – заметила она. – Похоже на кролика.

– Итак, господин Вальядос, мне жаль, что приходится отрывать вас от духовных изысканий, однако мне хотелось бы приступить к непосредственной цели вашего визита.

Наглый перуанец продолжал всё так же смотреть в одну точку. Джозеф почувствовал, что терпение начинает покидать его. На всякий случай он оглянулся и убедился, что тяжёлых предметов, способных по своим аэродинамическим характеристикам долететь до лысой головы провидца, под рукой нет.

– Он тебя внимательно слушает, – заверила его Милена. – Ну?

– Вы не верите мне, – наконец-то открыл рот гость. – Духи передали мне, что я приеду в место, где есть человек, который сомневается в моих силах, и женщина, которая полностью мне доверяет. Ради неё стоило приехать. С ней я и буду разговаривать.

Несколько секунд помещик ошарашено таращился на провидца.

– Что хотят, то и творят! Развели мне тут демократию.

– Говорит-то как ладно, – тихо добавила Милена. – А казалось бы — вождь.

– Что вы ещё хотите. Перуанцы, до них ещё не добралась цивилизация...

Милена быстро взяла себя в руки и деловито начала допрашивать иномага-интеллигента.

– Я хочу поговорить с вами, – начала она. – На его высочество внимания не обращайте. Оно будет бухтеть, дуться, свистеть и биться в истерике — наплюйте, это просто дополнение к интерьеру. Мне нужно приворожить одну женщину, а когда понадобится — снять приворот. У нас есть только её фотография и предмет из металла, который она держала в руках. Вы так сможете?

Провидец торжественно кивнул.

– Да, я прекрасно понимаю, какие последствия могут быть. Я осознаю, что для психики девушки это сродни ментальному изнасилованию, и её духовная жизнь нарушится из-за внедрения чужеродной программы. Но мы ведь снимем приворот, когда нам будет нужно, и всё образуется, так ведь?

Укротитель туч слегка поморщился.

– Ну и чудненько. Ваша правая бровь спрашивает меня, понимаю ли я, что за всё приходится платить. Что моя жизнь может быть разрушена внезапным несчастьем или родовым проклятьем. Так ведь заказчик не я, а герцог, и он у нас скептик, поэтому мне всё равно. К агностикам такая дрянь, думаю, не прилипает. К тому же... Мне обещали, что вы примете на себя удар судьбы и нейтрализуете его доступными магическими средствами. Ой, не говорите мне, что патологические изменения в характере, вызванные такими неэтичными действиями, сами навлекут на его высочество беду. У него давно поехала крыша, вы бы знали, что он тут замыслил...

Перуанец медленно повернул голову на Джозефа, и в глазах его пронёсся какой-то странный огонёк.

– Он спрашивает вас, не было ли у вас в роду аномальных явлений. Циклично повторяющиеся смерти, необъяснимые случаи, блуждающие призраки...

– Призрак есть один, – чётко ответил Джозеф. – Блуждает ночью по замку. И жрёт, и жрёт не в себя...

– Так! – приструнила его Милена. – Не оскорбляйте слух избранника Небес нелепицей. Что вы говорите? – спросила она у молчавшего перуанца. – Ахаха, смешно, смешно! У вас замечательное чувство юмора!

И она залилась искренним смехом, оставив помещика с твёрдым ощущением того, что он лишний на этом карнавале жизни. Любимец перуанских богов растопырил пальцы, положил их на стол и внимательно посмотрел на свой левый мизинец.

– Он интересуется, на вас ли нужно делать приворот, Ваше Высочество.

– Разумеется, на меня. Так я стану управлять её волей. Она будет делать всё, что я захочу, и следствие будет у меня в кармане. Если это правда, конечно, во что мне хочется, но не можется верить.

– Побойтесь Гейтса, товарищ! Иметь одержимого тобой лунатика — тут больше геморроя, чем удовольствия. Я предлагаю... А что, можно ведь сделать приворот на меня. Ха-ха-ха! Я не против.

Перуанец с неудовольствием посмотрел на девушку. Он был человеком консервативным.

– Ну ладно. Можно сделать приворот на одного из ваших слуг.

– Ни в коем случае, – поморщился аристократ.

– Да что это вы своих слуг бережёте, словно девок на выданье!

– Я привык доверять либо себе, либо никому. Поручая важные дела другим людям, ты рискуешь рано или поздно оказаться в их власти.

– Ну а Старк... Старку-то вы доверяете?

По его раскалённому взгляду Милена поняла, что тему продолжать не стоит.

– Можно создать приворот на человека, который никогда и не существовал? – задумчиво поинтересовался Джозеф.

– Приворот действует исключительно в отношении знакомого человека и только в том случае, если между людьми есть минимальная симпатия...Что, нет? Вы говорите, что можете приворожить даже к незнакомому человеку? Ого! Вот уж эти перуанцы...

– Да на кой чёрт мне привораживать её к человеку, которого я сам не знаю?

– Она будет мучиться... А вы пообещаете, что снимите все страдания, если она сольёт вам нужную информацию.

– А ведь действительно, – заметил великий герцог, начиная размышлять вслух. – Только тогда уж надо наверняка. Кого же выбрать? Селебрити? Нет, они часто кочуют из страны в страну — забросит ещё работу, не надо, чтобы её увольняли... А вдруг ей ответят взаимностью? Ну разумеется! – воскликнул он, хлопая себя по лбу. – У меня возник коварнейший план.

– Как всегда, – вздохнула Милена.

– Можете ли вы приворожить её к мифическому образу, скажем, к литературному герою? Хотя нет, начнёт ещё всю информацию по этому поводу собирать, увлечётся, выгонят с работы... К картине? Можно ли влюбить человека в картину? Днями будет сидеть она, как бедный Нарцисс, любовавшийся своим отражением...

По тому, как энергично провидец вдохнул, подрагивая ноздрями, даже Джозеф понял, что для перуанца нет ничего невозможного.

– Нет, вы какой-то неправильный иномаг, – заключил он. – Так не бывает.

– Молчите! – прикрикнула на аристократа Милена. – Я пройду с вами в каминную залу и покажу всё, что надо. Вставайте, вставайте. Кстати, а что это за вкусное мясцо вы носите с собой в мешочке? Надо бы его высочеству ввести в оборот. Страуса? Ой, правда, страуса?

– Морскую свинку, – коротко заключил избранник потусторонних сил.

– Свинку! – взвизгнула Милена. Её руки начали трястись мелкой дрожью. – Свинку! Ах ты, сукин сын!

– Миледи, прошу вас, успокойтесь, – примирительно взмахнул рукой Джозеф. – Этак вы кончите раковой опухолью.

– Свинку! Подлец! Свинку! Маленькую, пушистенькую... – начала она истерично всхлипывать.

– Вы бы лучше подумали о ни в чём неповинных курах, утках и свиньях, которых мы изничтожаем ради удовлетворения ваших низменных потребностей, – патетически заявил аристократ.

– Свинку! Гад! И я... меня сейчас стошнит! Нет, сволочь, я тебя побью, а потом меня стошнит прямо на твою поганую башку!

Мальтийка с криком бросилась на провидца, впилась в его уши и повалила под стол. На шум прибежали слуги, отцепившие разбушевавшуюся женщину и помогшие перуанцу подняться на ноги. Джозеф извинился перед гостем и проводил его в каминную залу, где того ждали все необходимые для приворота принадлежности.

Глава 26, в которой Кассандра борется с нехорошим искушением

Как только Кассандра захлопнула двери дома, чудом спасшись от великолепных стрелков, на неё нахлынула странная апатия. Едва найдя в себе силы, чтобы стянуть замшевые полусапожки, она безвольно прошла в гостиную и впечаталась в диван. Минут десять девушка пролежала, не шелохнувшись. Потом догадалась, что ради разнообразия можно включить телеэкран.

На первом канале показывали дела любовные. Раз в три секунды половые органы, обнаженные тела и разнообразные сцены соития сменяли друг друга на ярком фоне под энергичную музыку с ускоренным ритмом. При включении режима 10D можно трогать актрису за грудь или присоединяться к процессу.

Она моргнула, и автоматически включился канал ТВН. Днём там показывали трупы, а высокоинтеллектуальному полуночному зрителю демонстрировали казни в прямом эфире. Гости студии немного затянуто обсуждали грехи обвиняемых, а зрители с помощью голосования выбирали способ казни. В конце программы появлялся счастливчик, который выигрывал право привести приговор в исполнение. И хотя созерцание чужой смерти часто действовало на Кассандру умиротворяющее, вызывая животную радость от того, что она ещё жива, в этот момент передача показалась ей ужасно нелепой.

На третьем канале испражнялись, показывая положительный пример людям с расстройством пищеварения. Кассандра как раз наткнулась на чью-то заднюю часть, сидящую на унитазе, так что спешно переключила канал.

Четвёртый канал показывал ржущих людей. Не смеющихся, а именно ржущих, как плохо воспитанные лошади. Повода для веселья не было: предполагалось, что смех этот должен был магическим образом передаться и зрителю. Днём там шло одно очень популярное телешоу, где в студию приглашали человека, а присутствующие начинали яростно орать, унижать, пинать его и бить. Не обходилось и без смертельных случаев, когда толпа разрывала несчастного на мелкие кусочки. Врачи СШЕ всячески рекомендовали эту программу к просмотру, предлагая рычать и вопить перед экраном, чтобы снять агрессию.

Пятый канал был у Кассандры самым любимым. Он показывал удивительные по красоте природные места, традиции и обычаи разных народов, транслировал полёты в космос, однако значительно уступал в рейтингах третьему, поэтому держался главным образом на спонсорских пожертвованиях.

Шестой канал представлял собой лёгкую модификацию третьего, с той лишь разницей, что круглосуточно показывал жизнь звёзд, поэтому актов дефекации и мочеиспускания было значительно меньше.

Кассандра меланхолично закрыла глаза, и телеэкран выключился.

«Развели мне тут 1984-й», – подумала она. – «Шесть каналов всего. Эх, вот раньше...».

На секунду она почувствовала острую жалость к журналистам прошлого, которые вынуждены были исхитряться, чтобы каждый раз преподносить по-новому три старые, как мир, человеческие склонности.

Какое-то странное чувство, смутное беспокойство, зародившееся в тот момент, когда она, сдирая колени в кровь, ползла по улице среди обезумевшей толпы, в тишине дало о себе знать с усиленной мощью. Кассандра не могла ни точно описать его, ни объяснить, почему и откуда оно взялось. Казалось, тревожное это состояние окрасило мир всеми оттенками серого и незаметно сделало её незащищённой и уязвимой.

Чтобы заглушить его, девушка решила выпить коньяка. Сладкая истома радостно разлилась потелу, но ощущение тревоги было какого-то иного свойства и никак не хотело покидать её.

Утро следующего дня встретило Кассандру приветливым равнодушием. Протерев глаза, она увидела чёрные куски ткани, закрывавшие окна и не дававшие проникать лучам солнца, и решила оставить всё так, как есть. За окном стояла идеальная тишина. На экране появилось лицо Элен.

– Всё нормально, курочка моя? – спросила она.

– Не жалуюсь, – послышался вялый ответ.

– Я выбила через свои каналы нам нейлон, – с напором добавила начальница. – Тебе пришлют кусочек послезавтра.

– Чудесно, – ровно ответила Кассандра.

– Эх, когда уже Единый модный парламент отстоит у зоозащитников право ввести моду на шубы из натурального меха? С момента введения этого дурацкого закона моя самооценка стремится к нулю со скоростью истребителя. Мужчины перестали дарить мне меха, шубохранилище простаивает... Животных мучить нельзя, говорят они. А меня?

– Я надеюсь, пушистый песец вскорости воссияет в твоём доме во всём своём великолепии.

– Э-ге-гей, больше радости в голосе! – воспрянула духом Элен Аримат. – Ладно, ты, видать, не прочухалась ещё. Нам поступили данные, что тебя вчера задержали, и ты самовольно скрылась от полиции. Вот дела! Мы им направили документ о том, что ты проводила служебное расследование и проверяла качество взаимодействия полицейских с гражданским населением. Благодарность ещё тому отряду выписали за особую бдительность.

– Отлично, – ответила Кассандра, зевая.

– Эй! Ну что ты вялая такая! Кстати, слышала? Резня вчера была в Румынии.

– Правда? В честь чего это?

– Там в Бухаресте в одном районе из-за беспорядков системы наблюдения вышли из строя. Представляешь себе, три тысячи гектаров — и никакого надзора! Ой, что там творилось. Варфоломеевская ночь была просто вечеринкой в доме престарелых на этом фоне.

– Странно, – пробормотала Кассандра. – В Монако три года назад тоже камеры отключились, и ничего.

– Так там они сколько лет стоят, а в Бухаресте их ввели относительно недавно... Ладно, ты, я вижу, совсем никакая, впрочем, как и всегда. Досыпай.

Что удивительно, новость о резне в Румынии не вызвала в душе Кассандры никаких чувств. Первый раз в жизни её начала раздражать собственная гостиная, казавшаяся до того эталоном эстетического совершенства. Мысль о том, чтобы включить телеэкран, вызвала у девушки приступ почти физической тошноты, и она решила отвлечься старым дедовским способом.

На журнальном столике лежал жёлтый пакет, который она раздобыла в походе пятидневной давности по злачным местам Праги. Внутри уютно расположилось несколько старых книг. Хотя опасность получить штраф за хранение продукции, противоречащей закону о защите лесов, была высока, девушка упорно продолжала покупать любую бумажную книгу, какую видела, тратя на это существенную часть своих доходов.

Сперва она вытащила небольшое издание, страниц на четыреста, в белой твёрдой обложке с золотым тиснением. «Лучшая книга о любви», — гласило название книги, приютившей поэзию и прозу самых популярных авторов десятилетия. Девушка наугад открыла страницу. Испанская писательница с мировой славой Луиза Боргес повествовала о следующем:

«Я его любила, а он меня нет. Мысли растворились, как мороженое, и пескоструйной дымкой стекали меж пальцев. Мне было плохо, а ему хорошо. Потом он одумался и пришёл. Мы родили целого ребёнка и стали жить в доме. Дом большой, на берегу моря. Собака. Счастье. Ура!».

Не впечатлившись творением жемчужины поколения, Кассандра поискала раздел со стихами. Взор её был прикован к следующим шедеврам:

«Я тебя любила, ты меня нет,

Ешь свой омлет!

На нет — и суда нет».

«Любовь — это роза с мороза.

Любовь — тихо капает кровь.

Такая она.

Любовь.

ЛЮБОВЬ».

Быстро переметнувшись обратно в раздел прозы, Кассандра поискала кого-нибудь из мужчин, желательно из французов. Ответом было следующее произведение Жака Масье.

«Моя маленькая сладкая девочка. Она была некрасива и неуклюжа, но я любил её. Я был богатый сексуальный аристократ с деньгами. А она — нет. Она была бледная хилая тварь. Но она была мне дороже кошелька. Потому что я любил её. А она меня — нет. Ну и всё равно. Она нашла толстопузого немца. Ну и сдохни, тварь. Будьте счастливы».

Девушка быстро перелистала книгу и нашла тот раздел, где содержались самые известные высказывания о любви:

«Любовь — это когда два человека друг друга любят».

«Любовная любовь — нелюбовный яд».

«Труп пахнет хорошо, а любовь — плохо».

«Любовь — это хорошее и приятное чувство».

«Любовь бывает и невзаимной».

«Любовь требует жертв».

Кассандра вздохнула и отложила книжку в сторону. Прикосновение к вершинам литературной мысли, однако, не притупило тревогу, а лишь усилило её. Девушка решила взять в руки учебник по русской литературе, который приобрела у одного коллекционера диковинок. Книга гласила:

Достоевский, «Преступление и наказание».

Убивать людей, потому что ты хороший, а они плохие, нельзя. Чтобы не попасться, тщательно планируйте преступления.

Толстой, «Война и мир».

Война — это плохо. Врагов надо любить. Женщины бывают разные.

Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо» + Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву».

В России плохо всегда.

И так далее, и так далее. «Мастера и Маргариту» Кассандра не нашла, так как составители учебника не смогли сойтись на том, какие именно три предложения должны были характеризовать книгу. Писать больше запрещалось по закону, дабы не загружать голову деток лишней информацией. Если бы Кассандра приобрела учебник, выпущенный на пять лет раньше, она бы обнаружила там следующее:

Михаил Булгаков, «Морфий».

Наркотики — это плохо.

Впрочем, через некоторое время наркобароны возмутились такой постановкой вопроса, подали в Общефедеральный суд иск о защите деловой репутации и компенсации ущерба, причинённому бизнесу жутчайшей антирекламой. Суд был выигран, поэтому вскоре печальный рассказ Булгакова изъяли из школьной программы.

Со вздохом отложив учебник, девушка достала из пакета брошюрку для студентов филфака МГИМО. Предложенные темы для сочинений привели её в состояние лёгкого ступора:

«Герой нашего времени. Проблематика, философские и стилистические характеристики. Метафизическая роль кокаина в романе Андрея Пинаева «Бездух». Как вы думаете, откуда поставлялся кокаин? Обоснуйте».

«Какой из романов Мули Мыловой лучше всего описывает эсхатологические основы бытия? Любовь как средство избавления от трупа. Что мешает героиням Мыловой просто любить и быть любимыми?».

«Влияние мопсов на жизнь и творчество Марьи Глупцовой. Вован Подружкин как общественная проблема. Употребление нерастворимого кофе: психологические истоки».

«Что заставляло всех влюбляться в Ейну? Сравнение доктора Хауса и ехидного коня. Эпитеты в описании глаз. Как вы думаете, с кем должна была остаться Ейна?».

Кассандра не читала ни одного из вышеперечисленных авторов, поэтому быстро пролистала брошюрку и нашла в самом конце вырванный из зачётки листик. Было видно, что прилежный студент мастерски изучил всё содержимое блогов Богемы Рыльски, Тагирова и Коти Понтон, поэтому успешно сдал сессию. Там же лежала записка, в которой автор вопрошал неизвестного собеседника, по какому произведению Паэльо лучше защитить диссертацию.

До получения билета в люди, а именно нейлоновой одежды, оставалось два дня, и Кассандра решила поднять себе настроение любимой книгой детства. Приключения в Нарнии, впрочем, не вызвали обычного прилива радости. Слоняясь по дому с кислой миной и не находя, чем себя занять, невольная пленница решила лечь спать.

Следующее утро ознаменовалось странным происшествием. В дом порывался зайти молодой человек лет двадцати трёх, с простым, открытым лицом и доверчивыми глазами. На зависть Кассандре, лоб юноши украшала синяя бандана из чистого нейлона.

– Ваши друзья. Благодарность. Посылка! – радостно махал руками он.

– В самом деле? – радостно воскликнула девушка, потирая руки. – Неужели кто-то решил передать мне нейлон? Благодетели мои! Не работа у меня, а праздник.

Кассандра открыла все системы. Парень радостно прошагал расстояние, отделявшее калитку от дома, и робко зашёл в прихожую. За спиной у него виднелся огромный рюкзак, предназначенный для переноски чего-то плоского, размером приблизительно шестьдесят на сто сантиметров.

– Вот, – сказал молодой человек, открывая все молнии и медленно извлекая на свет Божий одну интересную картину.

– Что это? – поморщилась озадаченная Кассандра.

На полотне был изображен молодой человек лет двадцати, очень приятной наружности. Лицо его дышало мягкостью и кротостью, а наивная детская улыбка украшала его донельзя. Растрёпанные светлые волосы, лёгкий блеск, застывший в уголках глаз, а также чуть ехидная улыбка, которая, казалось, вот-вот заискрится на его лице, придавали лицу юноши особую выразительность.

– Что же, зачем это мне? Вы, дорогой мой, несколько ошиблись адресатом.

– Кроузеры — друг. Спасибо помощь.

– Странно, – ответила Кассандра, задумавшись. – С чего бы они решили вспомнить обо мне полгода спустя. Лучше бы прислали нейлон.

– Вы — хорошая работа.

– А почему они мне не позвонили, чтобы пообщаться?

Молодой человек замялся.

– Сюрприз, – вспомнил он, наконец, вылетевшее из памяти слово.

– Может быть, они хотя бы записку какую-то приложили? Что, совсем ничего не передали? Ни единого слова? Просто картина — и всё?

Юноша достал из кармана маленький планшетик размером с ладошку и показал спорщице:

«Дорогая Кассандра! Спешим отблагодарить тебя за всё, что ты для нас сделала. В безмерной признательности мы преподносим тебе картину, нарисованную одним из наших предков. Скорее всего, подарок застанет тебя, когда мы будем нежиться в песках Сахары. Не волнуйся, по прилёту в Милан мы сами выйдем на связь, и ты сможешь поделиться всеми своими эмоциями. Положительными, надеемся. Ждём, любим, целуем. С уважением, Мелинда и Патрик Кроузеры».

Кассандра присела на корточки напротив портрета. Он явно напоминал ей кого-то, но она не могла ухватить за хвост смутное воспоминание, то выныривавшее, то исчезающее где-то в глубинах подсознания.

– Ладно, можете идти. Спасибо.

Почтальон вытянулся струной и чеканным шагом направился к выходу. Кассандра посмотрела на его нейлоновую бандану и мысленно облизнулась. А что, если?.. Достаточно было нескольких жестов, чтобы заточить парня в доме.

– Стойте! – сказала она, поднимаясь.

Молодой человек вопросительно посмотрел на девушку. Нога его ещё не переступила порог, поэтому всё было возможно.

– Я хотела сказать вам... Как там в городе? – не мигая смотрела Кассандра на парня, медленно приближаясь. Справа от молодого человека стояла небольшая с виду статуэтка Хотэя, которая весила не меньше семи килограмм. Последствия от удара ею могли быть самыми печальными, начиная с сотрясения мозга и заканчивая летальным исходом.

– Жду, – ответил не размышляющий об особенностях политических процессов парень.

– Как вы думаете, когда кончится этот беспорядок? Я слышала, что дом Крисби продаёт нейлон по четыреста пятьдесят евро за метр...

– Не знать, – отчеканил юноша.

– Не знаете? – прошептала девушка, и по мере приближения к парню шаг её становился всё более плавным. – Знаете-не знаете, какая разница, можно ведь просто порассуждать, – добавила она, замечая краем глаза, что до статуэтки остаётся меньше метра. – А впрочем — идите!

Молодой человек посмотрел на Кассандру взглядом перекормленного осла.

– Идите! – нетерпеливо прикрикнула она, с силой выпихивая посыльного и захлопывая дверь.

У девушки подкосились ноги, и она медленно осела на пол. Кассандра сама не понимала, как ей могла прийти в голову мысль подобного рода, и гневно ударила себя по колену.

В двенадцать на связь снова вышла Элен.

– Медвежонок! Медвежоночек! Срочная информация для тебя.

– М-да?

– Слушай, это нечто! На Кирибати обнаружен подозрительный объект, который может сойти за базу нашего злодея. Мы близки к цели.

– Отлично.

– Мой идиот-начальник спросил мнение Отдела экстренных расследований. Эти ослы сказали, что медальон и Достоевский — полная ерунда. Идиоты! Там, конечно, ещё пару структур этим делом занимается, но что-то я не слышала об их успехах. Мы ещё посмотрим, кто кого! Когда министерство устроит в мою честь торжественный обед, я буду плеваться в них остатками торта. Новости от французских коллег. Они вышли на Риччи Капусерса. Он работал в СДША в одном крупном научном центре. Что-то ему, видно, надоел этот хвалёный социалистический рай, поэтому он инсценировал свою смерть, а после похорон сбежал на один из островов Тихого океана. А теперь — оп-ля-ля! — мы узнали, что он работал над проектом «Аса». Это устройство может создавать серьёзные помехи для спутниковой связи. Сечёшь фишку?

– Вполне.

– А теперь — какая неожиданность! — Риччи не слышно и не видно уже как полтора года. Если его не грохнули спецслужбы СДША, то, дай-ка подумать... Где бы он мог быть?..

– Понимаю.

– Это хорошо, что ты понимаешь. А теперь смотри, что получается: наши свяжутся со спецслужбами СДША и объяснят, чем это грозит. Естественно, у них есть определённые разработки, которые помогли бы нейтрализовать действие «Асы»... Дело в шляпе.

– Похоже на то. Если, конечно, все вы на правильном пути.

– А по-другому и быть не может. Это было бы слишком нечестно со стороны судьбы — сыграть с нами такую злую шутку, так что я спокойна на этот счёт.

– Но вы, я надеюсь, не остановились на достигнутом и проверяете все возможные варианты?

– Ну а что поделать, – поморщила свой прелестный носик Элен. – Ты, надеюсь, уяснила, куда я клоню?

– Да, – ответила Кассандра, подаваясь вперёд, опираясь локтями о колени и сооружая своеобразный домик из пальцев, кончики которых соприкасались друг с другом. – Ты имеешь в виду, что неплохо было бы разузнать у Джозефа чего-нибудь занятного об этом Риччи Капусерсе? Вариантов немного. Первый — вывести нашего помещика на личный разговор и сыграть с ним в «горячо-холодно». Второй — выкурить его высочество из замка и предпринять ещё один демарш. Это, конечно, будет тяжеловато, потому что после нашего недавнего нашествия великий герцог всё время начеку. Охрана усилится, да и вряд ли он оставил хоть один мало-мальски важный артефакт в пределах досягаемости случайных посетителей. Третий — разговорить его слуг. Жаль, все числятся в замке много лет и лично преданны хозяину.

– Есть ещё четвёртый вариант, – встряла Элен.

– Какой?

– Не знаю. Но не может же всё быть настолько безнадёжно. Вдруг у него этот Капустерс в замке и живёт. Чтобы, так сказать, всегда был под боком.

– Нет, – покачала головой Кассандра. – У него там не работает электричество, ты забыла? Проку от такого учёного нет. Так что я думаю, он в уединённом охраняемом месте, в компании каких-нибудь головорезов настраивает свой аппарат.

– Вот мне конкурирующий отдел то же самое сказал. Зануды. Надо им обязательно кровушки подпортить! Есть идеи?

Кассандра резко вздрогнула. Она как будто почувствовала ледяное дуновение ветра, заставляющего увядать всё живое. Не совсем понимая природу этого явления, девушка закуталась в лежащий на диване плед и обхватила себя за плечи. В глазах её потемнело, и на секунду она покинула реальность, словно столкнувшись с олицетворением хаоса. Элен, впрочем, не заметила этого минутного оцепенения.

– Идей, я вижу, нету... Жаль. Кстати, забыла передать, – добавила Элен. – Ганс просил сделать тебе строгий выговор и, возможно, чуток снизить премию.

– За что это?

– Он говорит, что ты почём зря тратишь его драгоценное время. Вместо того чтобы донести мысль пятью словами, ты используешь пять предложений. Он, когда меня отчитывал из-за тебя, аж посинел весь, размахивал руками и трясся, как олень, так ему времени жалко. Особенно он тебе ставил в вину, что ты вечно всякие «потому что», «поэтому» и «разумеется» используешь, всякие... как их... междометия ещё и вводные слова.

Кассандра безнадёжно махнула рукой.

– Ты научилась с ним как-то разговаривать, а я до сих пор не могу.

– Лабильнее надо быть, детка, лабильнее, – с видом варвара, захватившего Колизей, произнесла она и забавно подмигнула. – А что это за малятня у тебя?

Элен выделила нужное место на экране и приблизила картину к себе, чтобы лучше рассмотреть.

– Да так, клиенты в благодарность прислали.

– Зачем? Можно ведь фотографию сделать, более похоже будет.

Кассандра снова внимательно посмотрела на картину. Ей показалось, что та как будто засасывает её в своё пространство. На мгновение окружающий мир перестал существовать, и ей почудилось, что вот-вот она окажется по ту сторону холста.

– Что с тобой?

– А? Ничего, – ответила девушка, с усилием переводя взгляд на экран.

– Ты немного бледная.

– Нет, тебе кажется.

– Слушай, убери эту пачкотню куда подальше. Она меня нервирует.

– Ну что ты, – махнула рукой Кассандра. – Чудная картина, с душой и знанием дела. Кто мне вторую такую нарисует?

– Ну не нравится она мне, не нравится! Мальчик симпатичный, но...Такое ощущение, что сейчас вылезет из этой картины и глотку тебе перегрызёт. А ещё глаза такие умные у него. Прямо смотрит и как будто что-то замышляет.

– Оставь своё разыгравшееся воображение до ближайшей планёрки, – беспечно заявила подчинённая.

– Кстати, слыхала новость? Герцог-то наш выписал себе из Перу какого-то местного мага.

– Да? – удивилась Кассандра. – Зачем?

– Э-хе-хе! – хмыкнула Элен. – Вот это мы и проверим. Чувствую, все дороги идут в Лиму.

– Вряд ли бы он стал демонстративно зазывать к себе в замок сообщника в такой важный момент, – нахмурилась Кася. – Тут должно быть что-то другое...

– Да? – иронично переспросила начальница. – И что же?

– Не знаю, – развела руками девушка. – Здесь, наверное, какие-то личные дела. Может, он его лечит травами.

– Думай, что хочешь, – ответила Элен. – Как только этот иномаг высунет нос из замка, мы сразу его скрутим.

Глава 27, в которой Милена разглядывает семейный альбом

В Адуане время самым безобразным образом зависло, и во всеобщем напряжении, царившем в замке, люди начинали понемногу сходить с ума.

На следующий день после приезда перуанца великй герцог встал пораньше и вышел на поле для гольфа в полном одиночестве. Положив перед собой мячей сорок, он начал методично пускать их в свободное парение, даже не обращая внимания на то, куда они летят. Это был отличный способ привести мысли в порядок.

Со всей дури ударив по первому мячу, так что тот улетел в густые заросли за полем, Джозеф про себя отметил, что не получил ни одной новости от своих сообщников. Это чрезвычайно его радовало. Секретный бункер находился на одном Богом забытом острове, откуда была предусмотрена эвакуация на подводной лодке в другое убежище в случае малейшей угрозы. При опасности кто-то должен был нажать на едва заметную кнопку в стене бункера, и в Австрии взорвалось бы старое здание скотобойни, что дало бы великому герцогу сигнал о перемещении отряда. Подобные весточки Джозеф получил бы и в том случае, если бы бункер был полностью уничтожен. Автоматизированные устройства оповещения сработали бы даже тогда, когда в бункере никого бы не осталось, то есть в случае внезапного ареста.

Если бы возникла непредвиденная ситуация, его подельники вышли бы на связь с Австралийским центром по защите фауны и флоры и сообщили бы, что на острове Варапайо, откуда они, как неправильно определил бы тамошний компьютер, звонят, популяции длиннохвостых ширококлювов грозит распространение гриппа, поражающего тропических птиц. Пройдя множество реинкарнаций на самых разных континентах, информация бы эта попала в Адуан в виде телеграммы: «Ваше Высочество! Сообщаю вам, что поставки зерна в следующем году вряд ли вырастут. С уважением, ваша Линда». Это значило бы, что великому герцогу придётся выходить на связь с бункером, что чревато массой осложнений.

Сосредоточенно нахмурив брови и ударив мяч так слабо, что тот пролетел не более трёх метров, Джозеф подумал о том, что выходит на самую ответственную, финишную прямую. Он высчитал, что существует три опасных ситуации, когда телеграмма всё-таки могла прийти в Адуан или в Европе стало бы на одно здание меньше. Первый водораздел, которого он больше всего боялся, случился полгода назад. Речь шла о совместных американо-северокорейских учениях, когда какая-нибудь подлодка могла слишком близко подойти к острову. Две недели Джозеф почти не спал и практически жил на форпосте вместе с охранниками. Сейчас он вспоминал тот период лишь с лёгким содроганием.

Отправив следующий мяч налево, прямо перпендикулярно тому, куда тот должен был полететь, Джозеф улыбнулся, вспомнив, что второй водораздел был успешно пройден в конце февраля, а следующий предвиделся лишь в июле.

Загвоздка была вот в чём. Все океаны земли были поделены между пятью консорциумами, каждый из которых возводил искусственные острова на своей территории. Приобрести любой остров по желанию можно было только у двух. Острова, которые подходили для целей Джозефа, принадлежали американцам. Однако у этих социалистов нельзя было купить землю навсегда — лишь взять в аренду, что великий герцог и сделал через подставных лиц. При этом верховная власть над этой территорией оставалась у СДША.

Согласно правилам, раз в год арендодаторы должны были предоставить доступ на остров специальной инспекции. В задачи инспеции входила проверка безопасности — не уничтожает ли текущий владелец свой остров неправильной эксплуатацией, а также не творится ли на острове что-то, представляющее угрозу СДША. Джозеф тщательно подготовился к приезду инспекции, и никаких проблем не должно было возникнуть — но всё же великий герцог не мог не волноваться.

В случае же, если всё пройдёт без последствий, остаётся самый волнительный период, с 23 июля по 8 августа. Именно на 8 августа аристократ и задумал осуществление своего коварного плана. Объяснялось это не любовью к красивым датам и не стремлением закрепить подрывную деятельность в бесконечности, а погодными условиями и двумя важными событиями: празднованиями Дня толпы в СДША и Европейско-Тихоокеаническом форумом, назначенным на 28 июля. Эти мероприятия служили отличным отвлекающим фактором и несколько помогали Джозефу в решении его дел.

Наконец-то попав в лунку, помещик с удивлением обнаружил, что совсем не волнуется в ожидании самого хлопотливого месяца, где каждый день мог изменить всё. С ним случилось иссушение чувств, подобное преждевременному цветению, когда юные бутоны, буйно празднуя своё появление на свет, настолько пышно распускаются, что расходуют силы почём зря и погибают раньше времени.

Джозеф был в состоянии понять, что по степени опасности соотношение между июльским водоразделом и всеми остальными вместе взятыми составляло один к одному. Специфика его состояла в том, что если бункер нашли бы в начале июля, то у него было бы время всё исправить, а после пятнадцатого-семнадцатого числа затея эта становилась безнадёжной.

Он занёс клюшку, чтобы принести в жертву очередной мячик, но так и застыл в нелепой позе. Самым главным теперь было понять, насколько далеко продвинулось следствие. Если оно стоит на месте, то и тревожиться о переносе локаций было бы глупостью, чреватой дополнительными проблемами и зацепками. Если же есть хоть малейший шанс того, что они нападут на след до середины июля, промедление было смерти подобно.

Аристократ опёрся на клюшку и низко опустил голову, пытаясь понять, в каком направлении движется следствие. Помещик с неудовольствием отмечал в себе, что не всегда может правильно рассчитать действия противника. Ещё в детстве, когда семья его жила в замке и к ним часто приезжали гости, они любили собираться за продолговатым кедровым столом в одной из гостиных и играть в мафию. Игра эта, которую в детстве Джозеф обожал всей душой, неминуемо приводила его в бешенство, заставив, в конце концов, капитулировать перед малейшими попытками понять человеческую натуру.

Великий герцог нахмурился и принялся терзать землю клюшкой. У него был свой человек в Министерстве информации, и тот недавно предупредил Джозефа: тучи над его головой сгущаются. Не сегодня-завтра могли появиться основания для придания делу аристократа более серьёзного статуса. Хотя за вторжение в Эгерию по-прежнему можно было не переживать, Джозеф уже не смог бы перемещаться по Европе, как прежде. По крайней мере, это было бы крайне неразумно с его стороны.

Увы, информатор Джозефа занимал слишком низкую должность, чтобы сообщить хоть что-то ещё. Великий герцог через посредников осторожно пробовал подкупить трёх интересующих его людей. Двое отказались, третий радостно согласился, но одного взгляда на его физиономию аристократу хватило.

Даже Джозеф, будучи в области человеческих эмоций далеко не Полом Экманом, увидел в его глазах такую неприкрытую жажду наживы, что предпочёл свернуть все контакты. Человека, зацикленного исключительно на деньгах, легко перекупить, а Джозефа интересовало приобретение ресурса в вечное пользование, никак не временная аренда. Сердце его не дрогнуло даже тогда, когда чиновник этот стал демпинговать, открыв на себя невиданную пору скидок.

Оставалась Кассандра, невинной ласточкой залетевшая в его замок и даже не подозревавшая, насколько сильно разделяет все устремления великого герцога. Она, правда, была туговата на ум, и Джозеф надеялся, что девушка перейдёт на его сторону, пока не стало слишком поздно. Он думал о возможности переманить ещё кого-нибудь из её отдела. Аристократ начал мысленно перечислять всех своих противников, но быстро запутался и плюнул на это дело. Впрочем, у него оставалась одна палочка-выручалочка.

Было около одиннадцати, когда Джозеф отложил клюшку и решительно направился обратно в замок. По дороге он встретил Старка, который шёл кормить гусей и сообщил ему, что Милена находится в малой гостиной. Это, конечно, шокировало помещика, ибо он был уверен, что застанет девушку на кухне, но у неё, видимо, было размеренно-задумчивое настроение, и она решила немного почитать.

Милена сидела на подоконнике, печально уставившись на задний двор, и чертила пальцем на стекле какие-то непонятные знаки.

Великий герцог направился к полкам, усеянным книгами, и начал сосредоточенно в них копошиться, придумывая, как бы подступиться к нужной теме.

– Вы что-то хотели, Ваше Высочество?

Джозеф недоумевающе обернулся.

– Вы на меня так посмотрели, когда вошли, как будто что-то хотели спросить, но почему-то вместо этого предпочли насиловать книги. Это что-то личное? Не бойтесь, спрашивайте.

Мальтийка говорила, как ни странно, в совершенно спокойной, несвойственной ей манере.

– Я? Впрочем, к чему тянуть. Мне надо у вас кое-что узнать. Вы, как работник любовного фронта, должны были сложить для себя систему, по которой характеризуете людей?

– Конечно.

– Научите меня.

Милена удивилась, и на лице её появилась очаровательная гримаска.

– А это вам зачем? – спросила она, лукаво поблёскивая глазами. – Невесту решили себе найти? Отдайте это дело мне, быстрее будет.

– Нет, – зло отрезал помещик. – Мне нужно для дела.

Он, наконец, нашёл то, что искал. В самом углу книжной полки стоял увесистый, обшитый дублёной кожей фотоальбом. Джозеф взял его одной рукой, чуть не выронив, и присел на диван. Милена спустилась с подоконника и начала оживлённо рассматривать нетронутые временем страницы. Здесь были собраны фотографии семьи великого герцога и её ближайшего окружения. Строгие и смешные, разнузданные и добродетельные, самодовольные и покорные — полный калейдоскоп человеческих типажей помещался на двухсот тридцати двух страницах альбома. Многие видные деятели десяти-двадцатилетней давности важно взирали на девушку со своих страниц.

Что странно, с той поры альбом как будто и не пополнялся.

– И что вы хотите от меня узнать? – сказала мальтийка, с любопытством перелистывая страницы.

– Выберите любую фотографию и опишите мне характер человека.

Взгляд Милены задержался на женщине интересной внешности, восседавшей в театральной ложе. Пристальный горделивый взгляд, нос с горбинкой, чуть поджатые губы выдавали в ней врождённое аристократическое презрение к миру.

– Занятная женщина, – заметила она, чуть приближая альбом к глазам.

Джозеф слегка вздрогнул.

– И что вы можете сказать о ней?

– Любит мир, себя — не любит. Старается быть властной на людях, но получается только с домашними. Черту эту в себе прекрасно осознаёт и даже не пытается с ней бороться, поэтому властность не успела в ней расцвести буйным цветом.

– Ясно, – пробормотал Джозеф, быстро перелистывая страницу и исследуя альбом в поисках новой жертвы. – А что вы об этом человеке скажете?

Это была фотография мужчины небольшого роста, пухленького, с чрезвычайно милыми, округлыми формами тела. С лица его никогда не сходила улыбка, что было чётко запечатлено морщинами в уголке рта. Мужчина был одёт в лёгкий деловой костюм и держал клюшку для гольфа. Весёлые глаза его как будто скрывали какую-то тайну, и вот-вот казалось, что он сально подмигнёт. На средний палец правой руки было надето массивное золотое кольцо с непонятным символом.

– Фу, какая мерзость! – негодующе воскликнула Милена.

– Это вы о чём? – спросил опешивший помещик.

– Да об этой личинке человека! – презрительно тыкнула пальцем в фотографию женщина.

– Как?! – так и не смог прийти в себя Джозеф. – Разве не кажется этот человек вам милым, простым, воплощающим благодушное веселье?

– Как же! – поморщилась мальтийка. – Всё его благодушие зиждется на пятиразовом питании и длительном сне. Приди в его деревню война, он первым сдаст всех и станет отбирать хлеб у голодающих детей! Разве не видите вы, что улыбка его не исходит из недр существа, а является лишь дежурной маской, призванной снискать расположение?

– Странно, – с улыбкой заметил великий герцог. – Есть люди, чей стиль ведения беседы отличается изысканностью ровно до тех пор, пока они не начинают волноваться. Тогда их речь сбивается, путается и становится достойной разве что лучшего выпускника училища маляров-штукатуров. Вы же в расслабленном состоянии общаетесь весьма по-панибратски, а сейчас, когда щёки ваши покраснели и глаза мечут гневные молнии, переходите на патетику. С чего бы?

– Не знаю, – прерывисто ответила Милена. – Но люди, чья хорошесть зависит исключительно от качества пищи, вызывают у меня отвращение на клеточном уровне.

– Неожиданно, – коварно хмыкнул Джозеф.

– Я не то хотела сказать, – покраснела девушка, как маков цвет. – Я к тому, что если человек добрый только потому, что у него всё хорошо, то он хуже скота в стойле. Воспитание духа в непростых условиях — вот истинный подвиг! Работа это непростая, но я с первого взгляда вижу, какие люди достойны памятников на Трафальгарской площади.

Аристократ внимательно осмотрел Милену и даже приложил руку к её пульсу, словно пытаясь понять, не подменил ли кто её.

– То есть, – задумчиво пробормотал он, – с этим человеком вы бы в разведку не пошли?

– Я бы лучше застрелилась в окопе.

– И правильно. Это один знакомый моего отца, он недавно был арестован за выдачу государственной тайны агентам СДША. Он получил за это большие деньги... А как вы поняли это? Неужели по глазам? Или, быть может, по улыбке или осанке?

– По ботинкам.

Джозеф быстро пролистал альбом почти до конца и, слегка волнуясь, протянул Милене ещё одну фотографию. На ней была изображена женщина лет сорока или сорока пяти, в пышной красной юбке и просторной белой блузе. Её тёмные волосы были заплетены в косу, а чуть полные руки спокойно лежали на коленях. Про неё нельзя было сказать ничего определённого: в чертах лица не было ничего неправильного или резко выделяющегося, но и особой красотой женщина не блистала. В глазах не отражалась работа мысли, лицо напоминало белый лист из-за полного отсутствия какого-либо однозначного выражения.

– Вот! – вскричала Милена, выхватывая альбом из рук великого герцога. – Вот тот тип людей, который заслуживает памятника.

– Но как?.. – удивился он. – Я думал, вы отреагируете на неё также, как и на предыдущий экземпляр... Где вы видите здесь работу духа? Я специально выбрал для вас самого невыдающегося и малопримечательного с этой точки зрения человека во всём альбоме.

– Ха! Сколько у неё детей?

– Восемь.

– Это ваша няня?

– Да.

– То есть, практически девять. И вы мне смеете говорить что-либо об отсутствии работы духа!

– Как же так, – растерялся Джозеф. – Я, видимо, вас не совсем правильно понял. Что вы имеете в виду под работой духа? Я всегда полагал, что это подразумевает аскетизм, интеллектуальное развитие, духовные практики...

– Бред! Работа духа — это умение сохранять любовь в самых неблагоприятных условиях. Если вы идёте десять километров пешком по палящему солнцу и при этом улыбаетесь, а не чертыхаетесь почём зря, то вы развиваете душу, которая питается любовью. Если вы делитесь последней коркой хлеба, когда сами хотите есть, и делаете это не из самолюбования, а из сострадания, и не испытываете ненависти к человеку, которому помогаете — вы растёте над собой. Вы хоть представляете, какой это труд — воспитать ребёнка в любви? Полностью подчинить себя его Эго, кормить, поить и купать его, в то время как вы могли бы отдыхать, загорать, читать, просто наслаждаться жизнью? Делать это монотонно, каждый день, не получая в ответ ни благодарности, ни признания? А ещё сохранять при этом любовь? Эта женщина вырастила восемь детей, да и ещё взяла на воспитание чужого! Ребёнка, к успехам которого в жизни она будет не иметь никакого отношения, так что даже элементарная родительская корысть тут отпадает. И вы смеете говорить, что какой-нибудь министр, просиживающий штаны в кабинете и попивающий чаи тогда, когда ему захочется, может быть благороднее этой женщины?

– Боюсь, я никогда не пойму вашу систему, – сказал Джозеф, с разочарованным вздохом захлопывая книгу. – Если честно, я сейчас раздумываю над тем, не попробовать ли мне подкупить кого-нибудь из отдела, занимающегося расследованием.

– Я могла бы пообщаться с ними и сделать это за вас, – ответила Милена, хищно сощуриваясь.

– Для этого вам надо сначала выйти из замка, – отрезал помещик. – Кстати, а как вы догадались, что она была моей няней?

– Это очень простой человек, хороший, зачем ещё помещать её в альбом вместе с графьями и министрами? Ха!.. А первая что, мать ваша? Они бы отлично дополняли друг друга.

– Жду вас к обеду, – резко ответил Джозеф, поспешно вставая и выходя из комнаты.

Глава 28, в которой дела Милены принимают неожиданный оборот

В этот же день стал известен ещё один неприятный факт: приворот не подействовал. Вальядос нервно подошёл к великому герцогу перед обедом, схватил его за рукав и, пристально буравя глазами, произнёс речь о том, что он не знает, в чём дело, и что такое в его практике в первый раз. Дабы Джозеф не травмировал нежную психику иномага своим презрительным выражением лица, Милена отвела распалённого перуанца в сторону и о чём-то бурно жестикулировала минут десять.

– Слабоватое сцепление, – объяснила мальтийка, усаживаясь за стол рядом с Джозефом и отправляя расстроенного иномага отдыхать. – Знаете, бывает такое, когда наклейку хочешь прицепить, а она плохо держится. Должна была свеча потухнуть, если бы всё получилось, но он вчера всю ночь сидел, пока та не догорела.

– Понятно, – ответил Джозеф, утирая салфеткой рот. – У меня на мгновение вспыхнула искра надежды, недостойная здравомыслящего взрослого человека. Всё это сказки для детей и женщин с психологией содержанки.

– Вы не понимаете, Ваше Высочество! – кинулась горячо оспаривать Милена. – Тут какой-то фактор, который не зависит от его воли. Плохой приём связи с космосом, затмение, дождь... Сами вы содержанка.

– Не обижайтесь, – расслабленно засмеялся помещик. – Вы не содержанка, вы ребёнок — маленький шаловливый ребёнок, который тянется ко всему загадочному и необычному.

– Неправда, – резко ответила Милена. – Моё ремесло сродни искусству экстрасенса, и я понимаю многие его нюансы...

– Вы просто стараетесь не замечать очевидного и преувеличивать имеющееся. Проанализируй вы хоть чуть-чуть... Да ладно.

– Что ладно? Я тупая, что ли?

– Я не это имел в виду.

– А что вы имели в виду?

– Неважно.

– Начинается!

– Вы всё равно не поймёте, а я только зря потеряю время и усилия. Чтобы рот открыть, знаете ли, нужно определённую энергию израсходовать.

– То есть я тупая?

– Я разве это говорил?

– Неважно. Я всё поняла. Спасибо. Куда нам, простым смертным. Тупицей родилась — помру тупицей я.

– Мир наш хаотичен и бессмыслен, нелеп, жесток, несправедлив, всех нас ждёт в конце смерть. Определённые системы пытаются внести в него смысл: религии, нумерологии и иже с ними. Они сконструированы по тем же лекалам, что и пресловутая «американская мечта»: совершая определённые поступки, вы непременно добьётесь успеха — отличный способ себя занять. Они дают вам ощущение определённости: ими ясно определено, что хорошо и что плохо. Это прикладные психологические дисциплины. Объяснять что-либо человеку верующему — в широком значении этого слова — бессмысленно. Вера зиждется не на рассуждениях; корни её в иррациольном. У одних вера базируется на застревании в отношениях «родитель-ребёнок»: Бог ведь тот же отец, который наказывает за плохое поведение и дарует за хорошее; та сила, которая решит любые проблемы. У других — на восхитительном чувстве собственной важности и избранности, осознании своего особого предназначения. У третьих это — ширма, закрывающая всю подноготную мира, единственный способ не сойти с ума.

Джозеф выжидательно посмотрел на Милену.

– И? – спросила она.

– Возразите мне, опровергните меня. Мысли эти преследуют человечество не одно столетие. Наверняка вам, при вашем оригинальном мышлении, есть что добавить?

– Бла-бла-бла, – коротко зарядила Милена.

– Понятно, – вздохнул Джозеф. – Вот вам фотографии сотрудников отдела. Я хочу, чтобы вы высказали своё мнение относительно каждого. Кого мне было бы проще переманить на свою сторону?

В большом конверте формата А4 было двенадцать фотографий, каждая из которых на обратной стороне содержала сведения о сотруднике.

– Вот эту, – порывисто дала ответ Милена, протягивая фотографию молодой девушки в серой шубке.

– Венера? Да ещё и в мехах? Боюсь, моё сердце не выдержит такого тандема, – пробормотал помещик. – А по поводу остальных вы что скажете?

Мальтийка сердито отвернулась и уставилась в окно. Она была немного зла на Джозефа за его недоверие к высшим способам постижения реальности. Остаток обеда прошёл в звенящей тишине, чему великий герцог был несказанно рад.

В полдник, однако, Милена выглядела более оживлённой. Им подавали нарезанные дольками фрукты, молочное желе, брусничный шербет и лазанью с лимонным чаем.

– А что это вы тут разошлись, ваша вашесть? – спросила девушка, озорно подмигивая.

– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил Джозеф.

– Вы же смотрите, я, хоть и девочка смышлёная, намёков не понимаю, – кокетливо улыбнулась мальтийка. – Если у вас есть на мой счёт какие-либо неприличные намерения, вы мне сразу их озвучивайте.

– Что вы имеете в виду? – повторил помещик, не придумав ничего лучше.

– Ой, не надо тут только из себя институтку корсетскую строить, – повела плечиком пленница.

Джозеф проследил за направлением её взгляда и обратил внимание на желе, которое было выполнено в различных геометрических фигурах. Над низким убожеством небольших ромбиков и квадратиков благородно возвышался вытянутый конус сантиметров двадцати. С него и не сводила глаз Милена.

– Господь с вами! – воскликнул Джозеф и позвонил в колокольчик.

Невольница хищно протянула руку и поставила конус перед собой. Она начала медленно откусывать от него по маленькому кусочку, не сводя глаз со своего тюремщика.

– Прекратите! – гневно воскликнул аристократ, сгоряча зашвыривая в девушку тарелкой. Мальтийку слегка задело и парализовало — к счастью, от удивления.

На звонок быстро примчался Старк.

– Принеси миледи воды со льдом. Я думаю, её покусал Тоби. И, кстати, поищи, пожалуйста, в библиотеке том номер два. Я кончу к завтрашнему дню.

– Ай-яй-яй, старый проказник! – расхохоталась Милена, быстро оправившись.

Джозеф с недоумением уставился на девушку и принялся за лазанью.

– Хотите, я отолью вам чаю? – заботливо спросил он. – Шербет что-то плоховат.

– Ну, это уже ваше дело, отливать вам или не отливать, – захихикала женщина с таким видом, как будто произнесла нечто чрезвычайно умное.

– Как желаете, – ответил Джозеф, не совсем понимая, в чём тут дело. – Я думал, что пока Старка нет... Кстати, лорд Калтенбридж, которого вы мне посоветовали прочитать, не так хорош, как хотелось бы. Я никак не могу вычленить основную мысль.

– Фи, Ваше Высочество, мы же в приличном обществе, а вы так грубо! – томно произнесла Милена, слащаво шевеля губами.

– Вы, я вижу, слегка не в себе, – ответил Джозеф вставая. – Сон после еды отлично выветривает из головы дурные мысли. Если бы не срочные дела, я бы соснул часок-другой.

– Я бы тоже, – надувшись, сказала Милена, отпивая воду из принесённого Старком стакана.

Выйдя из столовой, великий герцог тотчас же направился в кабинет, где с головой ушёл в изучение документов по делу. Минут через двадцать его отвлёк странный шум. На пороге стояла Милена в подозрительно коротком платьице и прозрачной накидке. Она прислонилась к дверному косяку, и спина её пыталась изобразить выразительный изгиб.

– Вы что-то хотели? – с безнадёжностью в голосе спросил Джозеф.

– Месье Вальядос просит вам передать, мур-мур, что повторный приворот не подействовал, мур-мур, что картина, наверное, плохая. Так что придётся брать живую натуру, мур-мур.

Произнося эту речь, она мягко подкрадывалась к столу, изображая кошачью походку.

– И что же вы предлагаете? – вдумчиво сказал аристократ, отодвигая от себя бумаги.

– Ах, меня после еды так разморило, что я совершенно не в состоянии думать, – ответила мальтийка, присаживаясь на подлокотник кресла.

– Миледи, по правую руку к вашим услугам превосходное кресло от «Полтрона Фрау» 1919 года выпуска. Право же, оно с радостью предоставит приют вашим выдающимся достоинствам.

– Плевать! Мне больше нравится, когда я чувствую рядом живое тепло, – прошептала Милена, чуть наклоняясь вперёд.

– А вам не кажется, что в замке и так предостаточно топят?

– Даже перетапливают. Тут так жарко, что я сейчас упаду в обморок от теплового шока, – добавила она, начиная медленно снимать с плеч полупрозрачную накидку.

– Довольно! – яростно воскликнул помещик, быстро вставая и ударяя кулаком по столу.

– Перестаньте вести себя как портовая девка!

– Это я-то шалава? – заорала Милена, хватая бумаги со стола и начиная их рвать. – Да я самая простая женщина в безвыходном положении! Это ты извращенец семиярусный!

– Миледи, не гневите меня, прошу вас, удалитесь вон! Иначе в вас полетит какой-нибудь предмет интерьера, вы же меня знаете.

– Ах ты, старый сморчкун! – повысила интонации девушка, первая хватая со стола бронзовую лампу и неудачно запуская её в полового противника.

– Я вас не понимаю, миледи! – попытался урезонить её Джозеф, успешно уклоняясь от снаряда. – Я же разрешил вам...

– Ага, один разок всего! Да у меня желание ещё больше разгорелось! Эти твои слуги стоят, как оловянные солдатики, будто их расстреляют, если что! Чтоб тебе...

– Немедленно пройдите к себе в спальню, – не терпящим возражений тоном сказал великий герцог.

Милена вцепилась в стол и стала напротив помещика, с ненавистью сверля его взглядом и тяжело дыша. Джозеф застыл в непререкаемой позе и повелительно указал глазами на дверь. Столкновение двух сильных персон, каждая из которых имеет своё мнение и твёрдо придерживается выработанной позиции, редко проходит бесследно. Ситуация зависла на неопределённое время.

– А что это мы такие неприступные, Ваше Высочество? – саркастически заметила Милена, готовая убить хозяина замка прямо на месте. – Мы всё по мальчикам да по мальчикам? То-то же вы не отпускаете их от себя.

– Миледи, – заявил Джозеф, шаря глазами по кабинету, – мой дед разработал моральный кодекс, которого я стараюсь придерживаться по сей день. Кодекс этот гласит, что ударить женщину — то же самое, что бежать из-за насморка с поля боя. Но, предупреждаю вас, что, когда он его писал, в этом кабинете ещё не стоял этот замечательный латунный подсвечник весом в семь килограмм.

– Так вы, значит, поклонник автоматической коробки передач. Как это там? Аутодафе? Какое преступление с вашей стороны! Вы совершенно не думаете о том, чего лишается общество в виду вашего отсутствия в публичной, так сказать, жизни. Сколько счастья ваше полудохлое тельце и мощные руки могли бы доставить какой-нибудь заблудшей во тьме женщине вроде меня!

– А вы знаете, что прямо сейчас на кухне готовиться отличный расстегай? Я, кажется, чую его аромат. Ммм...

– Пфф! Нашли, чем пугать! Я что, похожа на человека, помешанного на еде? – с искренним негодованием возмутилась Милена.

С той минуты, когда глаза Джозефа нашли светильник, в них загорелось такое неестественное выражение, что Милена начинала верить, что он в минуту гнева способен на самое страшное. Мальтийка давно бы ретировалась, на уязвлённое самолюбие приказывало ей остаться и добить противника.

– Считаю до десяти. Мы, психопаты, способны на всё.

– А мы, истеричные бабы, психопатов не боимся. Так что даже не стращайте меня своими финтифлюшками, Каркарова из вас не выйдет.

– На что я очень надеюсь, – заметил Джозеф. – Погодите... Вам что, нравится Каркаров? Действительно, на самом деле нравится? Вам? С вашим умением разбираться в людях, с вашими терпкими стихами, с вашим мистическим складом ума... Вам?

– У всех свои слабости, – покрылась красными пятнами Милена.

– Вы! Буйная натура, которая разорвала бы меня в клочья, будь цепи в карцере чуть послабее! Вы, сказавшая о моей няне то, что я сам мог только смутно в ней осознавать! Вы, в которой адские звуки бас-гитары будят родственные вибрации, вы, связанная с этим грохотом на каком-то клеточном уровне! Вы, для которой шедевры мировой кулинарии зажигают этот самый чёртов свет в конце тоннеля! Вы действительно любите Каркарова?

– У него ведь есть пара песен хороших, – замешкалась девушка, покраснев ещё гуще. – Таких вот, про любовь. Искренних. Вот приятно же, когда тебе поют, что ты единственная и всё такое. Прямо бальзам на душу.

– Подите прочь, – тихо сказал великий герцог, медленно оседая кресло и сдавливая виски.

Милене стало жаль его, но сильнейшая часть женской натуры — любопытство — требовало немедленной сатисфакции.

– А вот не уйду, – гордо заявила она с видом ребёнка, демонстрирующего маме полный горшок.

– Как раскалывается голова!.. Проявите христианское милосердие, не смейте пытать меня дальше.

– А вы сильно обо мне хлопотали, когда заточили в этот склеп с вашими неприступными конюхами? О каком милосердии вы тогда думали? О мусульманском?

– Не надо! – слабо пробормотал Джозеф, сдавливая виски ещё сильнее.

Каждое слово девушки отдавалось в его голове грохотом встречающегося с наковальней молота.

– Примите джайнизм, почувствуйте истинное милосердие! Хотя нет, так это вы свинину да курятинку перестанете готовить.

Помещик смог издать только слабый стон. Почувствовав своё превосходство, девушка начала обходить стол и приближаться к нему, то и дело покачивая бедром.

– Между прочим, Ваше Высочество, слыхали ли вы про то, что асексуальность грозятся внести в список психических расстройств?

– Я думал, – еле выдавил из себя Джозеф, – что в наш век на этой почве разрешили абсолютно всё и этим уже никто не занимается.

– А зря вот думаете! В Совещательное собрание мирового парламента прорвалось лобби из секс-индустрии. Им-то асексуалы крайне невыгодны. Проект в конце сентября рассматривать начнут. И если примут... Представляете, целые больницы, заполненные асексуальными людьми? Диагноз для тех, кто пропагандирует половое воздержание? Травля, начиная с младших классов школы... Да-да, Ваше Высочество, не смотрите на меня так. Ваш сосед-педофил будет пользоваться уважением граждан, а вы в дурдоме глотать анимазитин будете. А я ведь если что и показания на суде против вас дать смогу. Одумайтесь, высочайший вы наш, одумайтесь. Нечего тут цирк устраивать и приличных женщин обижать.

Великий герцог закрыл глаза и слегка понурил голову. Милена нарезала вокруг несчастного аристократа ещё несколько кругов, но убедившись, что игрушка не отвечает на внешние раздражители, ушла, разочарованно хлопнув дверью.

Этим же вечером у неё созрел ещё один, даже более коварный план. Старк, конечно, вошёл уже в пору увядания, однако в её положении почти каждый мужчина казался Милене образцом красоты и совершенства. Кроме того, управляющий был на особом счету и мог обходить стороной приказания, обязательные для большинства. При лучшем варианте развития событий она могла стать серым кардиналом и без ведома Джозефа управлять делами поместья.

Было около половины двенадцатого, когда Старк заканчивал ежевечерний обход замка. Он зашёл в залу, где много лет назад хозяева замка устраивали мафиозные турниры. До сих пор там стояло одинадцать резных подсвечников на высоких тонких ножках, которые нужно было время от времени полировать.

Управляющий с грустью взял в руки один из них, немного подержал его в руках и подумал о тех временах, когда за столом собиралась вся семья. Гравировка подсвечников была самая разнообразная, от растений и животных до сложных мифологических сюжетов: у каждого члена семьи был любимый подсвечник, отражавший характер хозяина.

Старк почти дошёл до половины, когда дверь медленно отворилась и на пороге как по мановению волшебной палочки возникла Милена в едва доходящей до бёдер ночной сорочке. Дворецкий никак не мог понять, откуда у девушки берутся эти миниатюрные изделия, если он по приказу Джозефа постоянно проводил ревизию её гардероба и выкидывал всё подозрительное. Так как, вопреки заявлениям помещика, в замке топили не так уж и превосходно, мальтийка набросила длинный бледно-розовый пеньюар.

– Что вы делаете здесь в такой час, миледи? – удивился Старк. – Если вы пришли за тем, чтобы открыли кухню...

– Эппл упаси, – поёжилась Милена. – Знаете, просто стало скучно... Мне тут порой так одиноко бывает.

– Никогда по вам не сказал бы, – пробормотал Старк, протирая подсвечник Лолиты, младшей сестры Джозефа.

– Что, вы думаете, я такая вот пташечка беззаботная, которая всегда веселится? Зря... Мне ведь иногда просто хочется по душам с кем-нибудь поговорить.

– Я думал, вы прекрасно ладите с его высочеством, – заметил дворецкий.

– Его высочество! Его высочество просто эмоциональный дегенерат. Я пришла к нему, такая одинокая, такая несчастная... По его вине, между прочим! Хотела поговорить с ним об искусстве, открыла ему свою страшную тайну — то, что обожаю Каркарова. А он оттолкнул меня...

Старк задумчиво начал полировать и без того вычищенный подсвечник Лолы.

– Признаюсь вам честно, я тоже питаю некоторую слабость к произведениям вышеупомянутого минизингера. Но я стараюсь не травмировать чувствительную психику его высочества. Он бы этого не пережил.

– Вот видите! Даже самые близкие люди не могут открыть ему своё сердце! Вы так заботитесь о нём... Даже опекаете, я бы сказала.

– Ну что вы, миледи, вам кажется.

– Кажется, конечно! Я помню, мы как-то сидели за завтраком, и вы посоветовали Джозефу пересесть, потому что от окна сквозило. И он тут же пересел, даже ничего не сказал! И это человек, который приказал выпороть Арчи из-за того, что тот позвал кобылу чужим именем.

– Я в этом замке с молодости, знаю семью не один год. Вполне закономерно, что после того, как его высочество остался один, я взял над ним некоторое шефство...

– А почему в замке больше никто не живёт? С ними что-то случилось?

– Это слишком долгая и утомительная история, а вы, наверное, устали после насыщенного дня, – затараторил дворецкий, немного скривившись.

– Ну что вы, я вся внимание, – томно произнесла Милена, подходя к Старку чуть ближе, опираясь правой рукой на стол и выпячивая левое бедро.

– Мы с вами обсудим это как-нибудь в следующий раз, миледи.

Мальтийка поняла, что тема эта ввергает дворецкого в дурное расположение духа и прекратила расспросы.

– А что это у вас так плохо топят в замке, уважаемый Старк? Я так замёрзла...

– Разве? – растерялся дворецкий. – Мне казалось, что с отоплением всё в порядке, но если чувствуете дискомфорт, я прикажу...

– Ах, это всё будет так нескоро, не утруждайте себя! Просто станьте рядом, а я вами согреюсь.

Испугавшийся Старк подошёл к Милене, и она прислонилась к нему, выпячивая вперёд грудную клетку.

– Ах, как хорошо, как тепло!.. Знаете, я даже рада, что у вас в замке так плохо топят.

Дворецкий молча стоял рядом с Миленой, протирая свободной рукой подсвечник Эриха, дяди Джозефа, который в прежние времена часто гостил в замке. Глаза его были слегка выпучены.

– Можно мне идти?

– Ну не надо, не надо, – заворковала Милена, ласково гладя Старка по плечу. – Мне так не хватало крепкого мужского... кхм, участия. У вас в замке все такие холодные, как воблы замороженные, никто не приголубит даже.

– Я прикажу, чтобы топили получше, – дёргано ответил Старк, пробуя вырваться из обволакивающих объятий.

– Ах, не смейте! Если вы прикажете, чтобы топили получше, меня тут совсем от жары разморит. Разве вы не видите, как я изнываю? Страсть, внутренняя страсть согревает меня даже в самые дождливые вечера.

– Что? – ещё сильнее испугался управляющий.

– Да! Как вы можете не осознавать того, что являетесь очень привлекательным мужчиной? С вашим-то мужественным подбородком! Я сразу поняла, что вы, как настоящий коньяк, с годами становитесь только лучше. Мужчина вашего типа... Такой сильный, отважный, словно каменная стена, ммм... Стена в хорошем смысле слова, конечно. Не в том смысле, что каменная, а в том, что крепкая.

– Миледи, – сдавленно прохрипел дворецкий, отчаявшись выбраться на волю, – если я сейчас же не прикажу, чтобы топили лучше, мы тут с вами околеем от холода.

– А нам и не надо колеть! – прошелестела Милена. – Я буду согревать вас пожаром своих бушующих страстей... Неужели вы не видите, сколько в этом сердце любви и заботы? – добавила она, чуть стягивая с груди ночнушку.

– Летающий пингвин! – крикнул Старк, силой выдернув руку и тыкая пальцем в потолок.

– Ну что вы, что вы так испугались? Вы не можете поверить своему счастью? Прошу вас, забудьте, оставьте эти свои комплексы! Вы запали мне в душу с первого взгляда. Джозеф, этот грязный извращенец, конечно, приставал ко мне, но его гадкие намёки разбивались о неприступную крепость моей целомудренности! Отцепляя его похотливые ручонки, я с надеждой ждала тот день, когда вы снизойдёте до меня!

– Давайте я к вам завтра снизойду? Хорошо? Завтра, в тот же час...

– Нет, вы не обманете меня! – продолжала страстно шептать Милена. – Если вы сейчас же не удостоите меня своей лаской, я вся сгорю! Моё внутреннее пламя погубит меня... Ваши губы, ваши глаза, ваш нос... О боже! Остудите меня, охладите меня, просто проведите рукой по лбу, больше мне ничего не надо!..

Старк поддался на уговоры и медленно провёл морщинистой рукой по лбу девушки. Когда та начала таять, он высвободился из её объятий и живо отскочил на безопасное расстояние.

– Что здесь происходит? – прошипел показавшийся в дверях помещик. Его глаза мрачно сузились, а голова покачивалась из стороны в сторону, напоминая готовую атаковать кобру.

– Мы с миледи... ммм... обсуждаем теорию суперструн в контексте недавних изменений фондовых рынков, – сбивчиво начал объяснять дворецкий.

– В двенадцать часов ночи?

– А я музыку готова хоть круглыми сутками обсуждать, – нагло заявила Милена. – Впрочем, уже полночь... Я боюсь, мой пеньюар сейчас превратиться в бикини, а тапочки — в армейские сапоги, так что до нежного свидания.

– Что ты здесь делал, Старк? – яростно отчеканил великий герцог, повышая голос.

– Я... Я подсвечники протирал, Ваше Высочество... А тут пришла миледи и начала предлагать мне своё... истолкование теории суперструн, так сказать.

Милена гневно ударила кулаками по столу и начала орать, вне себя от злости.

– Да тут вообще найдётся хоть один нормальный мужик?! Что за сборище импотентов! Вы во сне даже думаете про свои суперструны? Ну конечно, куда мне до плоских изгибов гитары!

– Вон из замка, – приказал Джозеф, с трудом переводя дыхание. Его глаза превратились в две маленькие щёлочки, и Старк даже пожалел о том, что под рукой не оказалось тяжёлых предметов, чтобы его отвлечь.

– Что?! – опешила Милена.

– Вон! – пронзительно выкрикнул помещик.

Мальтийка плюнула себе под ноги, демонстративно скинула подсвечник Лолы на пол и понеслась в свою комнату. Она бормотала проклятья, направленные на род мужской, недееспособный, и сыпала такими ругательствами, что Старку показалось, что у него сейчас случится сердечный приступ. За полчаса она собралась и в молчаливом сопровождении слуг была выдворена из замка. С той поры математика человеческих душ в Адуане не видели.