Кот
Я — Рейн, тень, что режет ночь, где закон — пустой звук. Мои люди, JK, Убийцы Правосудия, — не банда, а клинок, что вонзается в тех, кто плюёт на справедливость. Педофилы, сутенёры, продажные мрази — их имена выжжены в моём разуме, как код, который я ломаю кулаками. Два метра десять, тело, выкованное в боях, шрамы, как летопись моей войны: один тянется от брови через висок, теряясь в тёмно-каштановых волосах, другие — ножевые, рваные — змеятся под чёрной водолазкой и кожаной курткой. Мои серо-голубые глаза, с тёмными вкраплениями, как осколки льда, видят всё: грязь этого мира, страх жертв, и её — Рейну. Её огонь, её бунт, её серые глаза, что жгут меня, как кислота. Она — хакер, но её пламя... оно обещает сжечь меня дотла, и, чёрт возьми, я хочу этого пожара.Штаб JK — особняк за городом, его каменные стены пропитаны запахом металла, кофе и сладковатого дыма, что витает, как призрак. Подвал — моя мастерская, где ржавые цепи и пятна крови на полу шепчут о правосудии. Сегодня Макс, наш IT-гений, врывается, его глаза горят, как у маньяка, пальцы барабанят по ноутбуку.— Нашёл! — орёт он, его голос режет тишину. — Новый педофил, тварь! — Макс — 23 года, 190 см, накачанный, с дерзкой ухмылкой, что скрывает шрамы школьной травли. Я вырвал его из лап уличных банд, и теперь его код — моё оружие.Он включает видео, и мой желудок сжимается. Дети. Связанные. Их глаза — как ножи в моём сердце. Дейв, сорок лет, жирный ублюдок с бегающими глазами, ухмыляется на экране, как будто он бог.— Мразь, — рычу я, мои кулаки сжимаются, ногти впиваются в ладони. — Где?— Лесная, 47, — отвечает Макс, его голос дрожит от предвкушения, пальцы стучат, как пулемёт. — Заброшенный дом. Он там... с ними.Винни, двухметровый громила с татуировками, змеящимися по шее, хмыкает, его нож блестит, как его глаза.— Этот не отделается лёгкой смертью, — бормочет он, его голос — как скрежет. Винни — мой палач, бывший главарь банды, которую я раздавил. Теперь он режет для меня, и, чёрт, он любит это.Эндрю, наш человек в полиции, лениво качает головой, его глаза — как пустыня. Он ненавидит шум, но его связи в органах — наш щит.Я надеваю капюшон, кожаная куртка скрипит, нож в кармане оттягивает ткань. Ночь глотает меня, её холод впивается в кожу, но внутри я горю. Лесная, 47 — гниющий дом, где вонь страха смешивается с сыростью и плесенью. Я врываюсь, мои шаги гулко отдаются в темноте. Дети, полуголые, привязаны к кроватям, их лица — маски ужаса. Моя ярость — как раскалённый металл, готовый плавить кости. Дейв в углу, его жирное лицо блестит от пота, глаза бегают, как у крысы.— Эй, малец! — хрипит он, его голос дрожит. — Заплачу, сколько хочешь, только отвали!Я наклоняюсь ближе, мои глаза горят, губы растягиваются в ухмылке, холодной и ядовитой, готовой разорвать мир ради игры.— Деньги? — Мой голос — лёд, но с саркастичной ноткой, как будто я наслаждаюсь его страхом. — Милый, мне нужно твоё сердце. В буквальном смысле.Он тянется за пистолетом, но я быстрее. Мой кулак врезается в его челюсть, кости хрустят, он оседает, как мешок дерьма. Очнулся он в подвале JK, прикованный к ржавому столу, цепи звенят, как похоронный звон. Я сбрасываю водолазку, обнажая шрамы на груди и руках — карту моего ада, чтобы он знал, с кем танцует.— Очнулся, малыш? — Я усмехаюсь, мой голос — как яд, с торренсовской насмешкой, что режет глубже ножа. — Сладко спалось в моём кошмаре?— Ублюдок! Отпусти! — орёт он, дёргаясь, цепи впиваются в его запястья, кровь сочится.— Иронично, — смеюсь я, мой смех — как скрежет стали, тёмный, почти театральный. — Ты кричишь, как твои жертвы. Но знаешь, что забавно? Никто не придёт.— Кто ты? — хрипит он, его глаза стекленеют.— Рейн, — шепчу я, наклоняясь так близко, что чувствую его вонючее дыхание. — Для мира я глава JK, Убийц Правосудия. Но для тебя? Я — твой чёртов конец.Я беру нож, его лезвие ловит свет лампы, как обещание смерти. Моя ненависть — как симфония, и я её дирижёр. Начинаю медленно, с наслаждением, как художник, рисующий кровью. Надрезы на его руках — тонкие, чтобы он чувствовал, как жизнь уходит по капле. Он орёт, но подвал глушит звуки, как могила. Я вонзаю нож в его плечо, поворачиваю, кости ломаются, кровь брызжет, как чёрная краска. Затем — грудь, я вырезаю куски плоти, методично, наслаждаясь его хрипами. Его лицо — кровавая маска, я бью кулаком, ломая нос, зубы летят, он захлёбывается. Это не убийство — это правосудие, выжженное в его костях. Последний удар — в сердце, лезвие входит, как в масло, его глаза гаснут, тело обмякает.Я смотрю на часы. 22:40. Быстро. Тело расчленяю с холодной точностью: руки, ноги, туловище — в мешки. Поливаю химикатами, чтобы псы не учуяли. В лесу, под покровом ночи, земля глотает останки, как мои грехи. Ветер воет, но я спокоен — ещё одна тварь стёрта.Возвращаюсь в штаб, кровь всё ещё липнет к моим рукам, но я не мою их — это мой трофей. Макс встречает меня ухмылкой, его пальцы стучат по клавиатуре, как будто он играет реквием.— Чисто? — спрашивает он, его глаза блестят.— Как твои коды, — хмыкаю я, моя ухмылка — как лезвие, острое и дерзкое.Винни чистит нож, его татуировки блестят под светом лампы, он кивает, как будто одобряет мой спектакль. Эндрю молчит, его взгляд — как пустота, но я знаю, он прикроет нас.Мои мысли — не о них. Рейна. Её коды, её бунт, её глаза, что режут меня глубже, чем мой нож. Она — как я, но чище, как пламя, что ещё не знает своей силы. Я хочу её в моём мире, в моей войне. Хочу сломать её стены, привязать её ко мне, даже если для этого придётся сжечь нас обоих. Она — мой вызов, моя одержимость, и, чёрт возьми, я не остановлюсь, пока она не станет моей. Я представляю её здесь, в подвале, с ножом в руке, её серые глаза, горящие яростью, её кровь, смешанная с моей. Эта мысль — как яд, сладкий и смертельный.— Макс, — бросаю я, моя ухмылка становится шире, как у дьявола, готового к новой игре. — Найди мне всё о Рейне. Её коды, её тени. Я хочу знать, как её поймать.Он кивает, его пальцы уже танцуют по клавишам. Я откидываюсь в кресле, запах крови всё ещё витает вокруг. Ночь только начинается, и Рейна... она будет моим шедевром.