ω : 1
«Одиночество я люблю больше, чем окружение людей, потому что одиночество понимает и видит меня настоящую».
POV Эстер
ωωω
Теплый ветер врывается в уютную комнату и колышет собой задернутые темные занавески. Я лежу на двухспальной кровати, всё ещё в пижаме «Том и Джерри». Мои глаза открыты и стеклянны, словно у живого трупа. Тихое тиканье часов, порядком начинает давить на виски. С минуты на минуту должен сработать будильник, который даст понять, что сегодня важный день в моей жизни.
Перекатываюсь на живот, достаю из-под подушки толстый блокнот с ручкой и начинаю неторопливо писать:
«Дорогой дневник,
сегодня мне который раз снился очередной кошмар, в котором я видела своего отца. Мне не удалось выспаться. Как обычно. Стараюсь много не думать о ночных мучениях, иначе я буду вспоминать о них целый день, что мне совершенно не хочется.
Сейчас самое главное то, что с сегодняшнего дня у меня начинается самостоятельная взрослая университетская жизнь подальше от дома и родительского попечения. К этому дню, я не могу сказать, что готовилась, это окажется чистой ложью, но я знала, рано или поздно это время наступит. Время перемен...
Самое привычное для меня, просыпаться посреди ночи от очередного страшного кошмара. Когда у тебя от страха к вспотевшей спине прилипает футболка, по гусиной коже волнами разгуливают мурашки. Слезы застилают глаза, но я агрессивно их стираю и пытаюсь не поддаться панике. После каждого мучительного сна, я все больше перестаю радоваться жизни.
Мне никогда раньше не приходилось задумываться о парне, как о предмете своего обожания. Многие девушки моего возврата частенько сплетничают на подобные темы свободно, не боясь сболтнуть чего-нибудь лишнего. Что же касаемо меня: я всегда избегала подобных разговоров специально. Я не хотела слышать и говорить об этом. Я просто напросто питала фактически враждебную ненависть к мужскому полу, главной причиной которой является мой отец.
В детстве произошел переломный период, из-за которого впредь изменилось мое мировоззрение. Сложные отношения с отцом, ежедневные и не прекращаемые скандалы родителей, запах табака и алкоголя в доме. Наша семья с каждым днём разваливалась и угнетала: мать перестала доверять отцу, отец забыл, что значит семья, я забыла, что значит отцовская любовь и забота.
Отец послужил для меня отличным примером, чтобы понять всю естественную сущность мужчин, уже с детства. В школе я никогда не приближалась к парням, начиная с младших классов, я старалась дружить с девочками. Было пару раз, когда мальчишка приглашал меня погулять после уроков или решался проводить до дома. Но я отвечала холодно и скованно. Один смельчак осмелился меня поцеловать, ито это закончилось очень печально для него. Интересно, он когда-нибудь получал пощечину ? Судя по его расширенным зрачкам, не понимающему взгляду и частому дыханию, это было впервые.
— Эй, ты чего, спятила ? — Его недоуменная физиономия не прекращала кидать на меня расстроенные, и в то же время удивлённые взгляды. Похоже, его огорчил мой прямой отказ.
— Рада, что я у тебя первая.
Мальчик пустил лживую сплетню, что у меня вши в волосах, на языке прыщи. После чего интерес к моей скромной персоне быстро пропал, зато я за пару минут стала настоящим ходячим обсуждением на всех углах. Да и вообще я потом глубоко жалела, что вообще позволяла себя провожать. Я знала, что всем парням от девушек было нужно. Жалко, что моя детская коробка ещё не могла осознать все «прелести жизни» на тот момент.
Если бы не этот подонок, все бы не сложилось так, как сложилось... я бы тогда так не страдала. Но мои кошмары напрочь отличаются от любых других. Они, словно сплетены цепочкой событий и идут вслед другу за другом, как фильмы ужасов. Когда один заканчивается, следом воспроизводиться следующий и так далее, пока они не доводят меня до пика. В них всплывают оторванные клочки событий прошлой, гнилой жизни, которая продолжает гнаться за мной, словно худощавая до мозга костей, голодная собака. Если бы не это все, я была бы другим человеком, ежели такой, какой являюсь сейчас.
Его жестокое и неуважительное поведение к своей семье сильно сказалось на моем характере. Человек, которому я больше всех доверяла, предал меня так просто, растоптал, как надоедливый сорняк. Смог отказаться от своего же ребенка. Жалкий трус. Тогда и прекратились то мое детство. Именно отцовское отношение возродило во мне эту бушующую ненависть ко всему мужскому полу, вне зависимости как те ко мне относятся. Отец навсегда оставил в моей душе свой гниющий отпечаток. После его ухода я стала: замкнутой, неразговорчивой, без доверия к миру, с ненавистью к парням, с агрессивной манерой поведения и грубым отношением. Я так боялась познать тепла, что во мне образовалась пустыня.
Главный вопрос, который я постоянно себе задаю: « Почему мне все это снится ? Почему я должна каждый раз, снова и снова проживать те мучительные и мерзкие моменты каждую чёртову ночь ? Чем я серьёзно провинилась, что теперь мне приходиться так жестоко расплачиваться ?»».
Как я и предполагала ранее — раздирающий звон нарушает мирную тишину в спальне и резко ударяет по ушам, возвращая в суровую реальность студенческой жизни. Я, нехотя, тянусь рукой к прикроватной тумбочке и отключаю это громкое устройство, где цифры показывают ровно 7:00 утра. Плюхаюсь на спину и прикрываю глаза руками. Знаю, что пора. Пора вставать и просыпаться, хотя я уже давно не сплю. Хочется остаться в постели подольше.
Дописываю свои мысли:
«Хотя... нельзя же всё время прятаться от реальности, какой жестокой она б не была.
Да и с другой, я по-любому не могу продолжить спать. Сегодня самый важный и ответственный день и я должна благодарить бога, что меня приняли в университет. Но он как то не вызывает у меня того воодушевления в груди, как у мамы. Сегодня я покину дом. Но знаю точно: я буду чувствовать себя лишней среди моря народу незнакомых мне лиц».
В сонном состояние принимаю сидячее положение и двигаю задницу к краю кровати, оставляя самое теплое и комфортное место на земле. Опускаю ноги на тёмный линолеум и ступнями ощущаю ели уловимую прохладу. Устало поднимаюсь, перенося вес на ноги. Покачиваюсь в сторону, ноги сплетаются косичкой и я чуть не целуюсь с полом. Подозревала же, что будет ощущаться слабость во всем теле, хоть и легкая, но всё же слабость. От того что я мало отдыхаю, потом изнеможденно себя чувствую. Проще говоря, живым трупом. Бесонные ночи — это ужасно. Кошмары не дают мне выспаться: они настигают меня во мраке ночи. Вечное недосыпание уже стало членом нашей семьи, но больше всего времени проводит со мной. Уж так сильно оно меня «любит».
Схватив с тумбочки бокал с водой, подношу к пересохшим губам, делаю глоток и только ощущаю, как жажду пить. На ватных ногах плетусь к открытому настежь окну, распахиваю по обе стороны серые занавески и без особого энтузиазма выглядываю на улицу. Всё бескрайнее небо затянуто большими непроглядными темными тучами, где в некоторых местах просачиваются бледные солнечные лучи. Ничего другого и не ожидала, типичная погода для нашего отдаленного и таинсвенного городка.
Оборачиваюсь на скрип собственной двери, из-за которой доносятся знакомые нотки:
— Эффи, ты уже встала ? — слышится мамин голос, пропитанный излишней заботой и материнской любовью, а только затем из-за двери спальни пролазит её голова с длинными, темно-каштановыми локонами и жизнерадостной улыбкой во всей красе.
«С тех пор как этот ублюдок сбежал от нас, оставив по уши плавать в долгах, мама окружает меня большой порцией излишнего внимания и заботой за двоих родителей. Выворачивает наизнанку, потому что это действительно слишком. Но она считает иначе. Моя мама — это отдельная тема. Из этой женщины так и кипит энергия, одной своей улыбкой она сумеет расположить к себе человека, а словами и поступками уже вникнуть в его доверительный круг. Но и отдых от ее излишней заботы мне тоже необходим. Я ее люблю, да, может быть я не показываю этого иногда, но она мне дорога».
— Да. Собиралась пойти в душ, — отвечаю так, словно читаю слова по листочку, без всякого интереса и вызывающих эмоций.
— О'кей, хорошо, как закончишь, спускайся завтракать. — Только делает шаг назад, чтобы уйти, но потом снова проскальзывает в мою комнату и поднимает пальчик вверх. — И поторопись, ты же знаешь, сегодня важный день, милая. — Дверь щёлкает, затем слышатся ее аккуратные шаги к спальне Рейчел и постепенно стихают. По-моему она спустилась на кухню.
Несколько раз киваю головой, словно одобряю свой выбор и бегу в душ. Он-то поможет проснуться и выйти из транса, надеюсь на время удастся расслабиться. Как только хватаюсь ручки двери, перед глазами все мутнеет. Ничего не вижу. В ушах начинает звенеть, а потом и вовсе звуки стихают. Я словно выпала из реальности.
Внезапная яркая вспышка света сверкает перед лицом. Один за другим, мимо пролетают темные отрывки прошлого, которое я всеми силами игнорирую, но тщетно. В одном из них я снова превращаюсь в маленькую девочку и оказываюсь в своём маленьком захолустном и захламленном, двухэтажном доме.
Только не это...
«— Мам ? Пап ? Вы где ?
Детской ручонкой медленно надавливаю на холодную металлическую ручку и дверь со скрипом открывается. Где-то из дали раздаются приглушенные голоса родителей. Ясное дело, снова ругаются. Свет во всем доме погашен и только из кухни виден единственный светлый луч, освещающий кромешную тьму. Затаив дыхание, я стараюсь идти осторожно на цыпочках, чтобы они не смогли меня услышать. В крови бурно играет адреналин, а сердце звонко стучит, отдаваясь эхом в ушах. С каждым осторожным шагом, я всё отчетливее слышу о чем они так усердно и настырно не перестают спорить. Половицы под ногами предательски прогибаются и издают неприятные скрипучие звуки, из-за которых родители могут точно меня услышать...»
— Чёрт ! Нет, нет и нет ! Не надо, прошу... только не это. — Лихорадочно мотаю головой, словно в этом есть толк. Ко мне возвращаться слух. Резко отдергиваю руку и сразу же закрываю себе рот, чтобы никто не слышал моих жалких воплей. Но настырные воспоминания не собираются так просто оставлять измученное сознание в покое.
«— Да сколько можно пить ?! Ты уже не можешь без этого !!!»
Спиной опираюсь о деревянную дверь, зажмуриваю глаза, чтобы как-то сдержать, нахлынувший поток слез, и не дать им показаться наружу. Моё тело плавно оседает на пол.
«— ЗАВАЛИСЬ СУКА !! Я ПРИЕХАЛ С РАБОТЫ ВЕСЬ УСТАВШИЙ, ЧТОБЫ ОТДОХНУТЬ !!
— Сука ?! САМ ТЫ СУКА !! Отдохнуть, говоришь ?! Да ты не отдохнуть хочешь, тебе только б поскорее выпить !!!»
Угомонитесь. Угомонитесь. Угомоните кто-нибудь эти голоса в голове и, пляшущие страшные тени вместе с клочками фрагментов. Прошу. В надежде успокоить себя и, своё скачущее сердцебиение, стискиваю со скрежетом зубы до такой степени, что скулы с каждой новой секундой сводит все сильнее. Ужасные крики с новой силой раздаются в ушах и затупляют ушные перепонки. Закрываю плотно уши, но не помогает. Я не могу этого больше слышать и видеть.
«— Мам, а где папа ? Когда он вернётся домой ? — спрашиваю маленькая я, рисуя ложкой замысловатые узоры в тарелке с супом.
— Нажрется в говно, тогда и приползет. Снова будет шатается и разносить вонь по дому... Я так больше не могу, когда-нибудь мое терпение лопнет».
Тело начинает трястись, будто стиральная машина на стадии отжима. Дыхание сбивается с привычного ритма и только учащается. Сердце ускоряет частоту колебаний в организме. Меня обдает волной дрожи.
«— Да пошел ты! Думаешь, почему это дочь перестала с тобой разговаривать, да потому что она тебя боится! Она боится даже лишний раз подойти, потому что ты вечно орёшь! Твоя пьяная башка хоть думала об этом ?! Да мы можем продлить и без тебя ! Зачем нам такой отец, который не может нормально дров наколоть, за водой сбегать? Только пиво жрать и умеешь, да мозги трахать».
Острая головная боль с каждой секундой становится несноснее. Приоткрываю глаза, но и это не помогает. Все размыто, как в тумане. Комната перед глазами кружиться, как карусель, вызывая приступ тошноты. От стен исходит непроглядная тьма, которая пытается затащить в свой непроглядный омут.
«Оперевшись об стенку с детскими обоями, тонкими руками обнимаю собственные коленки и прячу лицо. Я не хочу, чтобы они видели мои слезы. Родители ссорятся».
Меня бросает то в жар, то в холод.
— Пожалуйста, — шепчу одними губами. Очень хочу, чтобы меня отпустило. Я не выдержу этого кошмара.
«— Надо долг отдать в тот магазин.
— Зачем, чтоб ты опять брал там пива, а потом снова думал, у кого занять денег? Нужно сначала закрыть всё в белом магазине, нас итак выручают продавщицы, скоро совсем откажут. Что есть-то будем? Пива твое?»
Пальцы рук путаются в густых, темных волосах, а голова упирается в колени. Она сейчас лопнет от неконтролируемого потока многочисленных воспоминаний.
«— Нахер пошла! Я работаю, это ты сидишь дома и ничего не делаешь!! Я зарабатываю на это!! Это ты ни на что не заработала! Ты ешь и живёшь на мои деньги, которые заработал я!!»
Мне нужен душ. Как же жарко.
Ногтями сильно впиваюсь в воротник огромной футболки, рукава которой доходят до локтя. Сжимаю черную ткань. Нужно как-то добраться до ванной комнаты и плевать как: если будет надо, я доползу.
Заталкиваю в лёгкие побольше воздуха, поднимаюсь об стенку и на ватных ногах шаркаю в ванную. Картинки дурных воспоминаний только усугубляют мои попытки передвижения, поэтому приходится передвигаться в слепую.
«Папа вернулся только под утро, пьяный в хлам. Я все это время не спала. Мама набросилась на него прямо с порога. Они как обычно кричали друг на друга: их скандалы и перекрички мешали сосредоточиться на сне».
Голова идёт кругом. Каждое слово, каждый звук действует на меня, как разряд электрического тока. Тело пылает адским огнем, жар не спадает. Каждое воспоминание разрывает мне душу.
Выталкиваю свое слабое тело в коридор и почти бегу до ванной.
«— Когда ты прекратишь пить ? Ты чему ребенка учишь? Кем она вырастит, скажи мне ?! Кем она станет ? Я не хочу, чтобы моя дочь брала с тебя пример!! — Мама грубо швыряет посудную тряпку на стол и продолжает сверкать красными глазами на папу».
Быстро, насколько только позволяют мои одеревеневшие руки, стаскиваю с себя пижаму. Она падает на пол, но я не обращаю внимания.
Качаясь на ногах, затаскиваю изнеможденное тело в ванную. Включаю холодную воду и поливаю себе на лицо. Такое ощущение, будто тот час потеряю сознание.
Несколько мучительных и долгих секунд ничего не происходит, и я даже не решаюсь лишний раз открывать глаза. Так хорошо просто сидеть и позволять своему телу хоть немножечко расслабиться. Чувство эйфории накрывает с головой, оставляя желать лучшего. Прохладные потоки воды обволакивают тело сладкой истомой, позволяют моим одеревеневшим мышцам наконец-то расслабиться и отогнать все навязчивые мысли в сторону, отложить в коробку.
Осмеливаюсь в нелепой надежде приоткрыть веки и приподнять чуть голову, так как наконец все голоса исчезли и больше нет никакого звона в ушах. Тело перестаёт трястись, дыхание приходит в норму и сердце перестаёт так колотиться, словно сейчас разорвется. В глазах проясняется и я способна уже четко видеть ванную комнату.
В подобном состоянии я жалкая и беспомощная. И самое ужасное, я ничего не могу поделать с этими «приступами». Очень боюсь, что в университете они узнает о том, что я скрываю; узнают о всех моих «скелетах в шкафу». Страшно даже подумать, какими окажутся последствия. Так, спокойно. Нечего напрягать себя излишними переживаниями того, чего ещё не произошло. Возможно, все обойдется, и я зря только навожу панику, изводя себя негативными мыслями. Всего лишь каких-то 3 года, 10 месяцев и я свободна. Потом уеду куда-нибудь подальше и даже не вспомню. А сейчас... сейчас лучше хорошенько постараться просто выжить и не дать себя никому сломить, иначе я просто напросто буду жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.
Я прекрасно понимаю, что не смогу избавиться от ночных ужасов. Настанет ли такой момент, когда я наконец смогу почувствовать себя живой, по-настоящему живой? Случится ли вообще такое ? Или я уже никогда не смогу почувствовать, как прекрасна эта жизнь ? Смогу ли я когда-нибудь хорошенько выспаться ? Будет ли такое ? Или я обречена видеть эти страшные фрагменты каждую ночь до конца своей жизни ? Если так, то лучше сразу по собственной воле лечь в гроб. Может мертвой, кошмары меня вообще ни на минуту не оставят. Тогда это не выход.
— О-о-откры-ыва-ай!!! Шевелись ё-маё! Ты вроде как не одна здесь живешь! Два раза повторять не буду!
Внезапный и громкий стук по двери ванной заставляет перестать размышлять и прислушаться. Такой грохот, будто она сюда бьёт отбойным молотком. Даже гадать не надо. Этот писклявый голос я узнаю даже будь она зомби.
— Если ты не выйдешь через пять минут, я пойду за отцом! Это не твоя личная ванная комната!
Одна проблемка, которая меня совершенно не устраивает, но поделать с ней я ничего не могу. Только смириться. К огромному сожалению, мне вынуждено делить ванную со своей сводной сестрой. Я знаю как можно ее разозлить уже спросонья — это занять ванную раньше неё, что, честно говоря, я и делаю каждое утро, но конечно не специально, само как-то получается.
— Эстер, черт возьми! Сколько ты ещё будешь там торчать ? Что вообще можно делать столько времени ? Имей совесть в конце-концов! — рявкает сводная сестра и снова громко колотит кулаком об дверь. Ещё чуть-чуть и в двери появится трещина от её побоев по бедному дереву, которое ничего ей не сделало. Насчёт совести я ещё поспорю.
Цепляю чёрное полотенце с полки и выделяю немного времени на то, чтобы чуть-чуть подсушить сырые волосы. Оборачиваю тело в махровую ткань, мягкого полотенца и закрепляю.
Протираю запотевшее зеркало ладошкой и впиваюсь в свое лицо самым отстраненным взглядом, на который я только способна. Влажные длинные волосы непослушно свисают лёгкими волнами с плеч, под глазами снова видны темные мешки — следы от бессонной ночи. Без них уже ни одно утро не обходиться, а ещё ко всему прочему потрескавшиеся губы. Снаружи я вроде б и человек-человеком. Настолько бледная кожа, что можно смело сравнить с мелом, ни у кого нет такого цвета: он похож даже на мертвенно-бледный. Цвет, с которым в гроб ложаться дорогие сердцу люди. Не люблю спросонья смотреть на свое отражение в зеркале, зная заранее, что выгляжу помятой и «не живой». Именно так я могу описать себя. Я уже давно «умерла» где-то глубоко в душе и просто существую в этой жестокой реальности.
— И вправду, снаружи я вроде б и жива, но внутри давно уже мертва. Самой противно от себя.
В коридоре встречаюсь со сводной сестрой. На Рей одета её фирменная пижама с «Микки Маусом». Я знаю, что она без ума от розового, и на ней сейчас именно этот цвет. Она прислонилась спиной к левой стене и скрестила руки на груди.
— Наконец-то, а то я думала никогда не дождусь, — недовольно буркает она. — Вообще ни о ком не думает, — ворчит громким шепотом сестра. Отталкивается от стены и, проходя мимо, специально задевает плечом.
«Лрянь».
Я не собиралась выходить с Рейчел на конфликт. Она провоцирует меня на это. И кажется, я себя не смогу сдержать.
— Широкая ? — язвлю я.
Она останавливается и медленно поворачивается ко мне с наигранным выражением лица.
— Ты это мне ? — деловито выдает она.
Господи. Я такой человек, который просто терпеть не может дешёвые понты. Любые понты. В случае моей сестры, так они ей вовсе не идут. С ними она выглядит смешно и глупо, хотя считает, что они делают её круче. Как же это тупо. И почему вся молодежь прямо помешана на них ? Они не понимают, что сами себя унижают.
— А ты здесь кого-то ещё видишь ? — начинаю я. — Ты можешь хотя бы с утра не выпендриваться ? Если думаешь, что так сможешь привлечь внимание парней и подняться в их глазах, то глубоко заблуждаешься. Понты не делают никого классными, а наоборот, такие люди выглядят крайне глупо. Вы не понимаете, что сами себя выставляете на посмешище. Подумай лучше, не страдай фигнёй. Мой тебе совет. — Я отворачиваюсь от неё и держу прямой курс на свою комнату.
Нет желания тратить на нее время.
— Не думала, что убогие настолько не знают своего места, — отвечает рассерженно.
Шестое чувство подсказывает мне, если я продолжу с ней пререкаться, хорошим всё это не кончится. Мне стоит первой оборвать нашу перепалку и уйти.
Я закатываю глаза. Раздражает.
— Ах да, совсем забыла, что тебе несвойственно думать, — с равнодушным шепотом бросаю слова через плечо.
Ухожу поскорее в свою комнату, чтоб прекратить этот нелепый разговор. Нет, я не сбегаю, просто не хочу на нее тратить ни минуты своего времени. У меня нет настроя с ней ругаться с утра пораньше. Лучше бы она меня не трогала. У меня не получается дойти раньше до своей двери, прежде чем она снова ляпает:
— А куда это мы уходим ? Боишься оказаться униженной ? — Поворачиваюсь в ее сторону и ловлю затуманенный взгляд. — Неужели не хватает смелости сказать мне в лицо, все то, что ты обо мне думаешь ? Зачем держать всё в себе и за спиной меня обсуждать ? Я же знаю, тебе хочется выговориться. — Она задирает голову вверх и ставит руки в бока, показывая всем этим свое превосходство надо мной.
«Вот же дурында, она не знает на что идёт».
— Вообще-то у меня нет привычки лаять из-за угла, как шавка подзаборная. Сначала нарываться, а потом ссыкать от страха. Я привыкла говорить правду в глаза, а не за спиной.
На мои слова она лишь презрительно фыркает, недовольно скрещивает руки на груди.
— Допустим, я этого не слышала. Давай, я жду, что ты можешь сказать мне ? — Она размахивает руками.
«Провокация».
— Не думаю, что тебе это понравиться.
Она тихо смеётся.
— Что, смелости не хватает ?
— Смелость тут не при чем, просто это лишняя трата времени.
— Лишняя трата времени, — передразнивает Рейчел, копируя мой голос. — Струсила, так и скажи.
— Считай это как хочешь.
До моей «крепости» всего лишь пять с чем-то шагов. Всего пять с чем-то шагов отделяет меня от безопасности.
Звук шагов позади. Что за?...
— Ты чё уродина, слишком в себя поверила ?
Рядом со мной возникает физиономия сводной сестры, а затем я ощущаю ее цепкую хватку на своем запястье.
Это оскорбление... Обидно слышать что-то подобное. Но я не буду подавать виду, что меня задевают её слова. Ведь именно этого она и добивается. Вместо этого я сильнее натягиваю на себя маску равнодушия.
— Всегда верила. — И это правда. — А теперь отвяжись. — Пытаюсь, чтобы голос звучал твердо. Конечно выходит не совсем так как хочется, но более менее похоже.
Пытаюсь убрать ее руку, но она ещё сильнее сдавливает хватку, отчего в том районе воспаляется жгучая боль. Но я терплю. Не подаю никаких признаков того, что мне и вправду больно. И она хмурит брови в переносице: в её глазах чертики водят хоровод вокруг костра. Рейчел недовольна. Это и так можно было понять. Она хочет видеть в моих глазах слезы, отчаяние, боль и страх. Но я не позволю этому случиться. Я не хочу показывать свои слабости.
— Не пойму, для чего ты вообще живёшь ? — Голос пропитан ядом. Очень ядовитым. Таким, что хватит одной лишь капли, чтобы отравиться.
Я свожу брови и настораживаюсь. Наверное сейчас я выгляжу очень грозно. Смотрю на нее с презрением. Знаю, что от нее можно ожидать чего угодно.
Сложно ни заметить насмешку в её голосе.
— Не твоего ума дело задавать такие тупые вопросы. Хотя нет, твоего.
Но она игнорирует меня. И продолжает свою реплику.
— Друзей ведь у тебя нет. Что будешь делать ? Скитаться по университетским корпусам в гордом одиночестве, отпугивая всех внешним видом ? Какая жалость. — Наигранная досада в её голосе отдается эхом в моих ушах. Она нарочно такое вытворяет. Она давит на слабые места. Хочет меня сломать.
Стискиваю зубы.
— Отвали! — Твердо и ясно твержу я, словно во сне. Безусловно, это не помогает освободить руку. Но эти слова я будто говорю себе, как будто убеждаю саму себя, что все это откровенная ложь, да и только. — Я не предираюсь к тебе. Так будь добра, тоже оставить меня в покое.
Впиваюсь ногтями ей в руку и с расчётом силы толкаю вперёд. Она расцепляет хватку, отшатывается, останавливается поодаль и потирает то место, куда недавно вонзились мои ногти.
— Ты за это ответишь, — угрожает она, указывая на отпечаток моих ногтей на её гладкой коже.
— Посмотрим.
Мне уже становится дурно от этого напряжения.
— Думаешь, профессора так просто будут терпеть твои выходки ? У них не так уж и много терпения. Тебя исключат, — всё также продолжает она, на этот раз уже рассматривая свои, недавно нарощенные ногти.
— У них не будет для этого повода, все потому что я хорошо учусь в отличие от тебя и учеба у меня важнее всякого алкоголя и парней.
Я сильно наткусываю кончик губы изнутри, чтобы хоть на немного попытаться себя отвлечь. Я прекрасно вижу, как дёргается её лицо, мои слова не проходят незаметно. Пытается сохранить спокойствие, словно мои слова ее ни капельки не задели, но она сама себя выдает. Не умеет она скрывать свои чувства и эмоции в отличие от меня.
Рейчел продолжает в том же русле, надавливая на больные раны. Сволочь.
— Никуда не ходишь: ни на какие дискотеки, ни на шопинг. Одеваешься в какие-то черные растянутые лохмотья. Ты и так урод в обществе. И ты прекрасно это понимаешь. Но своим внешним видом и агрессивным отношением к людям только подтверждаешь свой уровень низости. Твоя самооценка скоро опустится ниже плинтуса. — Хоть она и говорит такие вещи, при этом ничего не испытывает. Ей обидеть человека — раз плюнуть.
— Не-е, я не такая, Рейчел, я не буду опускаться до твоего уровня. А ты, значит, считаешь, что следует стелиться под каждого, чтобы не быть дном ? Чтобы таким мерзким способом стать популярнее и доказать всем, что ты не отстой, а крутая ? Так ? У нас с тобой совершенно разные представления о жизни, — язвительно отмечаю я, замечая как искажается её лицо от злобы. Поднимает свои холодные карие глаза, цвета тёмного, горького шоколада. В них нет никакой жалости, а только желание издеваться над человеком, видеть его слабым и ничтожным, испытывая при этом огромное количество радости.
Несмотря на мой жёсткий комментарий, она упорно продолжает гнать своё. Хотя ей не нравится то, что говорю я. Прекрасно.
— Разве жизнь в школе не была тебе уроком ? Тебя все презерали, ты была ничтожеством. Эти дети терпеть тебя не могли. Ты была изгоем в классе, да и в школе в целом. У тебя не было друзей, да ты и сама не хотела ни с кем заводить дружбу.
«Не слушай её, Эстер, она специально это говорит...» — звучит внутренний голос.
— Ох, бедная твоя мама — не повезло ей с дочкой. На твоём месте, я бы такого не выдержала, сразу бы концы отдала. — Рукой откидывает себе за спину светло-красные пряди волос и не перестает непринужденно ухмыляться. — И всем было б без тебя намного лучше. Как ты ещё удерживаешь такой груз на плечах, а ? — не унимается гадюка подколотная.
— Не трогай мою мать! И заткнулась быстро!
Кулаки настолько сильно сжимаю, что ногти впиваются в кожу, оставляя после себя тягучую и, разливающую по ладошками боль. Подбородок гордо вздернут, спина выпрямина. Не отводя злобного взгляда, продолжаю сосредоточенно сверлить ее лицо.
— Ушла бы в мир иной вместе со своим отцом-алкашом. Делов-то. И ты не будешь мучаться и нам жить легче, что думаешь ? Гарантирую, что о тебе никто даже не вспомнит, ну, если только погарюют несколько дней, а там и забудут. Я могу помочь. — Нелепо пожимает плечами.
— Так сильно хочешь моей смерти ? — вопрос срывается с моих, потрескавшихся губ.
Затихает на мгновение, но затем с новой силой продолжает в том же духе. Кажется, что мы всю жизнь будем враждавать. Мне интересно, что она ответит на это.
— Гм, что за глупый вопрос ? Я просто сказала то, о чем думаю. Ну брось, согласись, ты когда-нибудь думала о том, чтоб умереть ?
Её. Короткий. Злостный. Смешок — становится последней каплей, чтобы выбить меня из нормального состояния.
— Закрой свою помойку! — выкрикиваю я, не в силах больше это слышать.
«Я хочу ее придушить!»
Мне хватает несколько секунд, чтобы очутиться рядом с ней и резко вцепиться до омерзения белокурые пряди волос и начать драть их во все стороны. Желание сделать её с проплешиной настолько сильно меня охватывает, что почти теряю контроль.
— Дешёвка продажная! Отцепись от меня! Убери свои грязные руки! — кричит Рейчел, пытаясь отцепить меня от своих блондинистых локонов, но не тут-то будет.
Резко отцепляю и сразу же оттягиваю волосища вниз, заставляя посмотреть на себя.
— Послушай сюда, мелкая мразь, я не собираюсь терпеть твое существование, поняла ? — говорю громким шепотом ей в лицо. — Хватит меня провоцировать, для тебя это не кончится ничем хорошим. Или ты сейчас же просишь прощения за все свои гнусные слова и мы расходимся, будто ничего не случилось, либо мне придется заткнуть твою помойку, которую ты называешь ртом. Два раза предупреждать не стану. Тебе всё ясно ? — Как можно сурово произношу я. Надеюсь для неё это будет уроком.
Рей, противореча своим принципам, ели заметно кивает.
— Проси прощения.
Я чуть сильнее оттягиваю ей волосы, отчего на ее лице отражается гримаса боли. Я не люблю насилие во всех его проявлениях и смыслах, но в этом случае без него не обойтись.
— Прости, — ее голос можно перепутать с писком мыши.
— Я не слышу.
Оттягиваю ещё ниже, отчего у нее вырывается болезненный стон.
— Прости, прости, я поняла! Только убери руки! — восклицает сводная сестра и я в тот же момент отпускаю её волосы.
Она сразу отскакивает от меня, словно перед ней сам «Дьявол во плоти». Откидывает с лица растрёпанные блондинистые волосы.
— Ненормальная, — бурчит себе под нос.
— С рождения, — говорю, уверенно смотря ей в глаза, а она вскидывает подбородок.
Рейчел на последок испепеляет меня убийственным взглядом и скрывается в ванной комнате, громко хлопнув дверью. Как только слышу щелчок затвора, позволяю себе снять маску сильной девушки. Чувствую как по щеке медленно скатывается, щекоча бледную кожу, одинокая слезинка. Сглатываю, ощущая небольшой ком в горле. Поворачиваюсь спиной и пытаюсь усмирить свои слезы, агрессивно размазывая их руками по щекам. Меня мало волнует то, что все обо мне думают, а скорее бесит их вечные взгляды и перешептывания в моем присутствие.
Переступив через порог комнаты, запираю дверь, чтобы никто не зашёл. Тело само по себе опирается об дверь, я делаю глубокий вдох, а за ним моментально следует медленный выдох. Подхожу к деревянному шкафу с одеждой и открываю дверцу. Нахожу нижнее чёрное белье и кидаю на кровать, следом за ним летят такого же цвета моя любимая широкая толстовка ниже задницы «НЕ БЕСИ.» и спортивные, свободные штаны. Шнурованные, чёрные «Rock Boots Metallic» с шипами, подаренные бабушкой на Новый год, ставлю рядом. Не спеша напяливаю на свое бледное тело нижнее белье вместе с остальной одеждой. Когда фен помогает высушить неспадающую, вьющуюся гриву, я провожу по ней аккуратно расчёской. Из ящика комода достаю пластмассовую баночку, откручиваю крышку, подцепляю пальцами две тянущиеся, черные резинки и моментально убираю длинные, кудрявые локоны в две свободные косички: не люблю заморачиваться с выбором прически. Успеваю кинуть тухлый взгляд в зеркало — нужно избавиться от ужасных мешков и тональник мне в помощь. Почти что незаметно, если сильно не приглядываться. И наконец наношу тёмный макияж: подвожу глаза, чтобы поменьше глазели в лицо. Поправляю побрякушки на руках: на левой две пружиновые резинки черного и серого цвета и шипованный браслет, на правой браслет из черной нити со знаком бесконечности, черная вязаная фенечка и браслет на молнии с собачкой. Цепляю на шею черный чокер с шипами.
Подхожу и осматриваю своё отражение в зеркале. Выгляжу намного лучше, чем десять минут назад, но чего-то не хватает. Я накидываю на голову кепку, тоже чёрного цвета и разворачиваю козырьком назад. Теперь всё. От бессонной ночи не остаётся и следа.
Как сказала б моя мама: «Ты, как всегда в своём особом репертуаре, выглядишь стабильно».
Казалось бы чересчур много черного цвета ? Но меня это не волнует. Это мой стиль. И мне правда плевать, что всем своим видом я только отпугиваю людей. В этом мире главное быть собой, разве нет ? Поэтому мне фиолетово. Мама пытается поменять мой стиль одежды на более девичий, достучаться до меня, но бесполезно. Утверждает, что раз я девочка, то и одеваться должна соответствующе. Не отрицаю, что она начинает разговоры на подобные темы, но меня не переубедить. Ей не нравится, что я прячу такую фигуру под этими широкими толстовками и, что ношу одежду исключительно двух цветов: чёрного цвета и серого (редко конечно, но все же). Я не могу без черного, иначе у меня просто на просто начнется ломка, как у наркомана со стажем.
Обращаю внимание на незаправленую кровать. Выкидываю всё на стул и принимаюсь заправлять края мятой простыни под матрасс, — понимая тем самым, что это последний раз когда я делаю это простое, но домашнее дело, — после чего налаживаю такие же тёмные наволочки на двух подушках и кладу к спинке кровати.
Зимнее ватнее одеяло вместе с вязаным серым пледом упаковываю в сумку.
Возможно, кто-то назовёт меня чекнутой, не отрицаю, но я всегда сплю только под зимним одеялом с самого детства — такая уж у меня натура. С пола поднимаю любимую и единственную плюшевую игрушку медвежонка по имени Пуки, которую подарил мне когда-то отец, когда мне был год от силы. Странно, конечно, что я помню себя в этаком малолетнем возрасте. Пихаю ее в дорожную сумку, чтобы точно не забыть.
Вчера мы все ездили до магазина, чтобы снарядить и обеспечить меня всем что есть.
Мама столько всего накупила: хозы, заморозку, одну пару подушек. Столько денег потратили на сборы, что мне стала неудобно. Хотя маме надо быть уверенной, что я не буду там голодать.
С прикроватной тумбочки хватаю телефон и убираю в передний карман джинс. Обвожу задумчивым взглядом комнату.
Моя спальня — самый тёмный и мрачный угол в этом доме-коттедже, однако очень даже уютный. Здесь потолок выделан в виде красивого ночного звёздного неба со созвездиями, стены покрыты тёмными обоями с каким-то ночным лесом, а на полу расстилается темный линолеум. Мебель в комнате с этим сочетается, так как тоже преобладает в тёмных и серых тонах. Здесь всего-то: шкаф под одежду, удобная кровать посередине, рядом прикроватная тумбочка, рабочий стол, стенка с полками, на которой стоят стопы книг, комод с четырьмя ящиками, в котором вместо одежды я предпочла хранить всякие дорогие сердечку вещи. Это если не считать зеркало и каких-то отдельных ручных полок.
Выйдя из комнаты, на двери которой у меня прикреплена страшная смерть с косой со словами: «Запретная зона. Тот, кто осмелится войти, сдохнет в ужасных муках», направляюсь к лестнице на первый этаж. Проходя мимо комнаты Рейчел, через небольшую щель вижу, как та красится и активно разговаривает с кем-то по телефону. Скорее со своей подругой. Но мне неинтересно, поэтому плетусь вниз, нежелая подслушивать их разговоры.