Пролог
Сидя в грязной луже, прислоняюсь спиной к холодному, мокрому стволу дерева. Вода пропитывает одежду, ледяными пальцами пробираясь к коже. Дождь не ослабевает — капли барабанят по асфальту, стекая в мутные ручьи. Вдыхаю сырой воздух, смешанный с запахом мокрой листвы и бензина, и смотрю вверх. Темное небо кажется бездонным, как будто пытается поглотить. Мороз пробирается под кожу, тело медленно поддается оцепенению. Мысли вязнут в тумане усталости, и с каждым мгновением становится труднее различать грань между реальностью и забвением.
Толпа у выхода из торгового центра движется, как река, огибая препятствие. Меня. Кто-то бросает быстрый взгляд, в котором скользит брезгливость, кто-то даже не утруждает себя этим — просто делает шаг в сторону, будто так и надо. В глазах читается непроизнесённое: "Этого здесь нет".
— Не смотри, малыш, — раздается рядом женский голос. — Это пьяница, отброс. Не надо на него внимание обращать.
Ребенок, крепко сжимающий руку матери, покорно кивает, но, не удержавшись, украдкой смотрит. Его взгляд — чистый, открытый, без осуждения. Только детское любопытство, не тронутое чужими убеждениями. На мгновение наши взгляды встречаются. Он будто что-то ищет в моих глазах, но, словно испугавшись, тут же отводит взгляд и ускоряет шаг. Мать одобрительно кивает, как будто сын только что сдал важный экзамен.
Уголки губ дергаются вверх, но улыбка выходит кривой, слабой. На большее уже нет сил. В голове всплывают слова гадалки: «Желанья твои тебя же погубят». Тогда это казалось шуткой, притянутым за уши предостережением. Хотелось ведь не так уж много — простую, обеспеченную жизнь, стабильную работу, светлое будущее. Разве это желание преступно? Но, видно, у судьбы были свои планы.
Еще мгновение назад мир казался упорядоченным и понятным. Долгожданное повышение — заместитель директора крупной фирмы! Цель, к которой так долго стремился, наконец-то достигнута. Но вот реальность рушится в один короткий миг, и теперь ледяной дождь стекает по лицу, а промокшая одежда липнет к коже.
Холод проникает в кости, будто пытается стереть остатки радости, еще недавно наполнявшей грудь. Напротив раскинулся торговый центр — тот самый, возле которого все изменилось.
Смешно, насколько хрупко ощущение стабильности. Совсем недавно прогулка по парку казалась приятным завершением дня. Мелодия в наушниках звучала приглушенно, но узнаваемо, пальцы неосознанно отбивали ритм по корпусу старенького MP3-плеера в кармане. Влажный воздух пах мокрой землей и свежестью дождя, а терпкий вкус пива приятно согревал изнутри.
Спокойствие разбилось о спину спешащего парня. Удар — и земля под ногами исчезает. Грязь хлюпает под ладонями, холодное пиво разливается по одежде, смешиваясь с дождем. Боль в позвоночнике отзывается резкой вспышкой, но это даже не главное.
В кармане раздается хруст. Пальцы судорожно ныряют в карман, нащупывая знакомые очертания плеера — последнего подарка сестры. Сердце колотится, дыхание сбивается — лишь бы экран остался целым, лишь бы кнопки работали. Но проверить не удаётся.
Рывок — и тело летит в сторону, ноги теряют опору. Чья-то ладонь с силой ударяется о грудь, толчок выбивает воздух из лёгких. Падая, инстинктивно хватаюсь за незнакомца, но пальцы скользят по потрёпанной ткани, срывая с него рукав. Ткань рвётся с сухим треском.
Спина врезается в шершавую кору, отзываясь острой вспышкой боли. В глазах темнеет, шум дождя на мгновение отступает, уступая место звону в ушах.
Взгляд опускается на кусок чужой одежды в дрожащих пальцах. В клочьях серой ткани — бледная кожа, испещрённая следами от уколов. Раны свежие, вены едва заметно набухли.
Мозг медленно складывает картину воедино. Тревожный взгляд парня, судорожные движения, этот внезапный, отчаянный толчок...
— «Наркоман.» — Мысль пронзает сознание, но задерживается лишь на секунду — новая вспышка боли сотрясает тело, вынуждая зажмуриться.
Спина скользит вниз по шероховатой коре, каждое движение отдаётся тупой болью в позвоночнике. Холод пробирается под кожу, пальцы дрожат, но взгляд цепляется за что-то странное в траве. Под тусклым светом фонаря поблёскивает дешёвая пластиковая ручка. Обломанное лезвие едва заметно отражает свет, а на его краю… Тёмная, густая жидкость.
Грудь сжимает леденящий страх. Сознание пытается ухватиться за разумное объяснение, но тело уже подсказывает правду. Запоздалый прилив адреналина заставляет рвануться к карману, но руки не слушаются. Веки становятся тяжёлыми, каждое дыхание даётся с трудом. Горло сдавливает судорогой, и вместо крика наружу вырываются лишь хриплые, рваные вдохи.
Шаги приближаются, резкие, осторожные. Тень наклоняется ближе, в лицо ударяет запах мокрой ткани и чего-то резкого, химического. Голос, срывающийся на торопливый шёпот, прорезает вязкую тишину:
— Яд уже действует. Скоро ты умрёшь. — Слова впиваются в сознание ледяными иглами, но дальше — хуже.
— Перед смертью тебе передали послание. «Сдохни в канаве, где тебе самое место! Ты заслуживаешь такой кончины за то, что осмелился занять место, о котором Я мечтал.»
Тьма вокруг кажется гуще. Незнакомец замолкает, замирает на секунду, словно ожидая реакции. Потом быстро оглядывается и исчезает в темноте между деревьями, оставляя за собой только звук дождя и жгучее, разливающееся по телу онемение.
Смех рвётся наружу — сухой, хриплый, безумный. Если бы хватило сил, разнёсся бы по всему парку, перекрыв шум дождя и далёкие голоса прохожих. Но лёгкие сжаты, воздух выходит лишь короткими, сдавленными хрипами. Челюсти сводит от боли и нелепости ситуации. Вот так всё и заканчивается?
Даже гадать не нужно, кто заказал этот спектакль. Великий интриган, гроза офисных сплетен, человек, у которого ни амбиций, ни мозгов, но зато бесконечное желание присосаться к начальству. Его даже не рассматривали на должность заместителя директора. Больше шансов было у нашей уборщицы, которая каждое утро ворчит на пыльные подоконники. И тем не менее, вот оно — его торжество. Гениальный план мести, исполненный с грацией бродячего пса, вляпавшегося в краску.
Нанятый им работник ножа и топора явно не отстаёт по интеллекту. Оставил столько улик, что следователю и напрягаться не придётся. Может, даже под камеры попал, балбес. И всё же, кто тут настоящий идиот? Он — что решил, будто это сойдёт ему с рук? Или тот, кто, зная этого гада со школы, не увидел, насколько опасны дураки?
Грудь сдавливает, вдох даётся с трудом, запахи пропадают. Дождь барабанит по коже, но ощущения притупляются. Тяжесть век становится нестерпимой. Свет фонаря тускнеет, голоса растворяются в пустоте.
Всё гаснет. Ни страха, ни боли, ни сожалений — только ироничная, горькая мысль: и вот так всё заканчивается...
***
Ощущение времени размыто — словно миг и вечность слились в одно. Темнота поглотила всё, но не принесла ни покоя, ни забвения. В её беспредельной пустоте не было ни мыслей, ни ощущений, лишь глухая тишина, от которой хотелось завыть. Но стоило ей стать привычной, как вдруг всё изменилось.
Притяжение. Неожиданное, резкое, неумолимое, словно невидимый хищник вцепился в тело и тянет вниз. Давление нарастает, набирает силу, сминает сознание, как штормовая волна заглатывает беспомощный обломок. Вспышки чужих образов, смутных воспоминаний, фрагменты эмоций — лавина информации, сминающая рассудок.
Глаза распахиваются, и ужас накатывает волной. Земля далеко внизу, сотни метров безвозвратного падения. Должен быть ветер — режущий кожу, врывающийся в лёгкие, заставляющий кричать. Но вокруг абсолютная, мёртвая тишина. Никакого свиста, никакого грохота. Только глухие, приглушённые удары доносятся откуда-то снизу, словно раскаты грома в бесконечной чернильной пустоте.
Мысли вихрем врываются в сознание, спутанные, безумные: — «Как я здесь оказался? Это ошибка. Я мёртв. Я давно мёртв!»
Небо подёрнуто серой дымкой, из которой медленно выползают языки багрового пламени. Вдалеке — пожарище, чёрные клубы дыма вздымаются к небесам, словно исполинские змеи. Деревня пылает. Люди, как брошенные муравьи, мечутся в панике, с криками устремляясь прочь, но нет спасения — среди хаоса возвышается нечто невероятно ужасающее. Огромное, чёрное, словно вытянутое из самой бездны, чудовище медленно и угрожающе продвигается среди разваливающихся зданий.
Но что-то не так. Что-то гораздо страшнее таится в другом месте. Неожиданно взгляд цепляется за нечто, скрытое в сумрачной чаще леса. Куб мерцающий зловещим, алым светом, будто сияет изнутри, насквозь пропитанный первородным ужасом.
Неизвестная сила сжимает грудь, заставляя смотреть, заглядывать в это сияние, тянуться к нему. Чудовище в деревне перестаёт пугать. Все его разрушения — лишь декорация перед чем-то куда более древним, куда более ужасающим.
Тени на верхушках деревьев едва различимы в мёртвом свете пылающей деревни. Четверо фигур в тёмных балахонах застыли, словно безмолвные истуканы, их лица скрыты под гладкими масками. Они неподвижны, бесстрастны, но само их присутствие разрывает воздух невидимым напряжением. Резня, бушующая внизу, для них — не более чем дальний шум, незначительный по сравнению с тем, что пробуждается в тени леса.
Животный страх впивается ледяными когтями в грудь, когда куб оказывается совсем близко. Только теперь удаётся разглядеть его полностью — и желание смотреть пропадает.
Четыре каменные морды, искажённые безмолвными криками, застыли на его стенах. Рот каждого раскрыт в вечной агонии, вырезанные глаза горят кроваво-красным светом, холодным и живым. Густая, словно застывшая, тьма сочится из их пустых глазниц, растекаясь по граням куба алыми бликами. Они не двигаются. И всё же смотрят. Не отводят взгляда. В мёртвых глазах застывает невыразимый, первобытный ужас, пробуждённый к новой жертве.
Куб не принадлежит этому миру. Его присутствие давит, словно тяжёлая глыба, нависшая над грудью. Воздух вокруг вибрирует, наполняясь липким, удушающим страхом. Внутри поднимается что-то древнее, первобытное — инстинкт, кричащий о неизбежности. Это не просто смерть. Это нечто хуже.
Мышцы напрягаются до боли, тело сопротивляется зловещему притяжению, но попытки бесполезны. Это всё равно что сорвавшемуся с моста человеку пытаться взлететь. Вокруг рушится сам смысл движения — его больше не существует, осталась лишь неотвратимость.
Алый зев каменной пасти раскрывается навстречу, обнажая бесконечную черноту. Последний миг — ещё слышны отголоски далёкой бойни, ещё чувствуется вонь гари и крови, но всё это исчезает в один миг.
Проваливаюсь в липкую, вязкую тьму. Сознание сдаётся. Беспамятство становится единственным убежищем.