Глава двадцать вторая. «Сошедший снег. Горяще пламя»
***
«Я буду ждать тебя, мой благоверный муж. Столько, сколько нужно будет: недели, месяцы и годы с десятилетиями. Ты только возвращайся, любимый...»
Той ночью Чолито уснула со спокойной душей и без сметяния, хотя в лагере все были в смятении и панике. Ведь был убит капитан Мартино и подожен его шатёр. Но пусть хоть всё горит до тла, все повозки и люди, Чолито не проявляла к ним большой любви и внимания. Она будет ждать своего мужа, ведь он обещал вернуться за ней когда сойдёт снег. А февраль-то к концу клонится - ждать уже не долго осталось...
А тем временем Диего и Марко зря время не теряли. Меняя лошадей убитых наёмников, они прибыли в Венецию, как: «послы от Марчело да Серафино с докладом...» Даже краденную печатку Мартино предъявили в доказательство слов и гросс-мессер Одноокого. Стража провела обоих в зал аудиенции. «Послов» принял новоизбранный додж Андреа Гритти и выслушал доклад о успехах прославленного кондатьера и принял трофей.
- Славно, - молвил Гритти, рассматривая гросс-мессер Ганса Одноокого, - Ваша Светлость, отнесите сей замечательный меч в сокровищницу и расспорядитесь о выдачи прилагаемой оплаты храброму Марчело...
- Светлейший додж, - обратился к нему Диего, - есть ещё одна новость для Вас и совета патрициев.
- Говори, испанец, - рассерженно приказал додж.
- Светлейшие мужи, Марчело да Серафино помыслил заговор против вас всех, он хочет упразднить Республику и создать Веницианское королевство. Он заставил всех людей в отряде принести клятву верности своей новорождённой дочери Каталине, он провозгласил её королевой, а себя королём-регентом до её совершеннолетия. Светлейшие мужи, я не просто наёмник Диего. Я - барон Диего Оливарес, верный подданый Испанской Короны, был ограблен по пути на Сицилию пиратами Харуком и Азором, нас спас капитан Амадео. А он - ближайший друг Марчело да Серафино, он нас ему и отдал на издевательство. Моя жена, Чолито Росси, сейчас в плену у того подонка, он опорочил её в калице святого Пабло, что к северу от города. На моих глазах, - Диего был убедителен в речах, глаза его горели яростию и жаждой мести обидчику. - Я вступил в зговор с его капитаном правого крыла, Мартино против Марчело, но мне пришлось устранить капитана - неблагонадёжен человек сей Мартино...
- Чужеземец, - оборвал того додж, - ты убил подданого на службе Веницианской Республики. За сие смерть полагается.
- Я убил язычника и предателя, посмевшего строить козни Вам, светлейший, - поклонился Диего доджу, - вы в праве убить меня сейчас, бросить в темницу, но знайте: Марчело ведёт отряд к вашему городу, он помышляет весной брать столицу, настроив против вашего совета и своих солдат, и горожан.
Совет патрициев содрогнулся от таких вестей, все начали перешоптываться:
- А если сие есть уловка Карла, раздробить наши силы перессорив всех со всеми, посеять панику?
- Сейчас Карл укрепляется в Ломбардии, а оттуда он может ударить и по нам, германцы уже не раз заходили на наши земли, и Марчело вот уничтожил их.
- Точно, испанец - засланный шпион и подстрекатель, в петлю его, или камень на шею и в реку.
- А если он прав? Кто будет то шутить про такое? Пускай докажет свои слова! Если мы не можем решить правду или ложь речет испанец, пускай Бог укажет нам на истинну! Я готов сразиться с ним в поединке! - выступил старый, но воинственный патриций.
Додж дал добро на Божий суд и уже скоро поединщики стояли в огрждённом ресталищи готовы к бою. Бой продлился совсем немного - Диего в три удара обезаружил старика и слегка коснулся его гаржета кончиком меча.
- Видете, - обратился барон ко всем присутствующим, - Бог на моей стороне, умыслы мои чисты и я не солгал перед вами и Всевышним, иначе бы я лежал с пробитой грудью и кормил ворон!
Гритти посчитал, что против Воли Всевышнего ему нечего противопоставить, потому барон и его верный слуга были приняты на службу Светлейшей Республики. Хотя большинство патрициев всё ещё не доверяли ему, приставили за бароном шпионов и старались его не допускать к заседаниям совета, предпочитая держать как простого наёмника - «хорошего воина и разменную монету». Про повадки и военные хитрости Марчело им было известно достаточно. Когда-то им приходилось сражаться в месте против испанцев и германцев, и Марчело доказал многим патрициям, что не родословная и высокий чин даёт авторитет среди солдат, а личные отвага и бестрашие полководца. Это раздражало высокородных аристократов, что торговец был уважаем среди солдат, они опасались, что прославленный кондатьер собирёт войско и свергнет их власть. Опасения оправдались.
Но что если это и вправду провокация, и враг желает стравить одного из лучших полководцев с правительством и пошатнуть мир и порядок в Республике, ввергнуть в пучину гражданской войны, и когда страна будет обезкровлена, покорить её???
Додж и его советники не знали о реальных планах сицилийца: по злой иронии судьбы их засланные люди погибли в боях с ландскнехтами, а веры испанцу особой никто не имел. Мудрейшие мужи, кормчие державы, не хотели завести вручённую им державу на подводные камни. Ибо ситуация была крайне запутаной. Нужен был стороний человек, который мог непредвзято разпутать этот «гордеев узол». Додж пригласил к себе на аудиенцию Диего и за кубками старого вина завели беседу:
- Скажи, испанец, как и когда ты узнал о заговоре?
- В день, когда мы сжигали германские знамёна и собирали оружие убитых ландскнехтов. Я вернулся в лагерь, меня заставили на коленях принести присягу новорождённой дочери Марчело. А потом Мартино выдал мне планы да Серафино, как он хочет свергнуть власть доджа и Совета десяти. Мартино намеревался перехватить гонцов да Серафино, а потом устроить засаду на конвой с деньгами для наёмников и увести его в укромное место. Он помішлял настроить «Плащей» против их же командора, - выкладывал барон, попивая пьянящий напиток.
- Так раз он хотел услужить Республике какого дьявола ты его убил? - хмуро сдвинул брови додж Гритти.
- Если он предаёт своего командира, как я могу доверять такому человеку?..
- Тот человек мог принести большую пользу всем нам, но ты всё испортил. Твоя жалкая жизнь ничто в сравнении с благополучием Светлейшей Венеции! - грозно произнёс додж. - Я могу тебя казнить, наёмник. Назови причину мне изменить решение, сменить гнев на милость.
- Я готов по Вашему приказу вернуться в лагерь да Серафино, меня там ждут жена и старик Франческо, лекарь, уж он точно не будет лгать Вашей Светлости о истинных намериниях Марчело. Он частенько пребывает в его ставке, обхаживая Чолито и самого да Серафино, а значит он ценный свидетель. Ценнее - только Чолито, она всё слышала и видела собрания заговорщиков.
- Думаешь? - покосился Андреа.
- Уверен, Ваша Светлость, да Серафино её всё время держал при себе. Она должна всё знать о его предательских намериниях.
Додж задумчиво посматривал в камин и произнёс:
- Скоро срок платы наёмникам за службу... А они он что помышляют, сволочи неблагодарные.
- Давайте ударим врага на опережение, - предложил Диего, подымаясь со стула, - не заплатим им в срок и посмотрим, что они придпримут.
- Ха-х, бунт! - раздражённо молвил додж. - И тогда народ пойдёт за ними, потому что чернь обожает да Серефино. Но, - вдруг Андреа осенило, - мы ведь можем настроить глав общин против Марчело. Каждому безродному платить - казны не хватит. Главное - верхушку подкупить, а там уже они сделают то, что мы скажем... ...Значит так, барон, есть для тебя миссия важная, не сплошай. Как снег сойдёт...
... И потекли ручьи, когда природа начала пробуждаться от зимнего сна и оживать, в лагерь Марчело прибыло посольство от доджа с вопросом о успехах кондатьера. Пока посол вёл диалог, к лагерю с самой неохраняемой стороны подошли несколько шпионов под предводительством барона Оливареса. Просочившись в лагерь, они постарались слиться с пьяными вояками и шлюхами и наблюдать, что будет после того, как уедит посол. Диего же проник в шатёр лекаря и слека придушил одну шлюху, которая пришла к нему на осмотр.
- О Бог мой! - охнул старик, видя лежащую девушку на полу и уже бросился к ней осматривать, как вдруг:
- С ней всё хорошо, - обозвался Диего, выходя и-за ширмы, - она... спит... - развёл руками барон и сразу же пригрозил Франческо, чтоб тот придержал эмоции и не кричал. - Я не девица, чтоб старый хрыч так возбуждённо встречал меня.
- А Вам колкости не занимать, - хекнул старик, укладывая девушку на стол, - ещё и пришли как и обещали - как только снег сошел.
- Барон Оливарес всегда верен своему слову, - ответил Диего, - иди и скажи моей Чолито, что я пришел за ней.
- Да, синьор, - откланялся старик лекарь и покинул шатёр. Через какое-то время по всему лагерю разнёсся горновой вой, созывавший всех на сбор, а потом уже и сам да Серафино пламенной речью вдохновлял своих людей на востание против патрициев. Диего не вслушивался в те речи, он и так всё знал, сейчас его мысли были только о любимой, благоверной Чолито. А та уже спешила к нему, как голубка к своему голубу. Протиснувшись сквозь толпы вояк, Лисичка впорхнула в шатёр и тотчас бросилась в объятия Диего. Вновь они сошлись после долгого раставания, они плакали и радовались, целовали друг друга в губы и обнимались крепко:
- Я знала, что ты прийдешь, любимый... - шептала Ведьмочка на ухо барону, крепко прижимаясь к нему.
- Как же я мог бросить свою благоверную, - отвечал Диего, гладя шелковые кудри Чолито, - конечно я бы вернулся к тебе...
- Даже через года?
- Ни года, ни враг, ни растояние нас более не разлучит, моя любимая. Нам нужно бежать - додж готовит войска к расправе над да Серафино, и когда слухи о его бунте подтвердятся Гритти предаст его отряд огню и мечу. Тебе и Франческо нужно бежать с нами, будете главными свидетелями против язчыника Марчело. Вы ведь ближе всех к нему...
- Диего, - робко молвила Чолито, высвобождаясь от его объятий, - прости, но мы не можем сбежать. Если Марчело увидит, что мы пропали, он вышлит гончих и тогда мы все погибнем, а если не погибен сразу, то жизнь наша превратится в ад. Ты же понимаешь, он не выпустит тебя, пока клещами и калённым железом не вытащит из тебя всё, что ты знаешь. Он не только тебя будет пытать...
Чолито задрожала. Много она натерпелась издевательств от дядюшки, и ей было страшно вновь попасть под его руку. Ведь когда родилась Каталина, ценность Чолито упала в разы, не сказать, что до этого была она в особом почёте. Слёзы покатились с глаз Лисички, она вновь крепко обняла Диего и прошептала:
- Возвращайся без меня, любимый, даст Бог, ещё увидимся...
- Нет, я не могу оставить тебя... Вдруг тебя ненароком переедут конями, или ядро убьёт, ежели такое случится я брошусь на меч...
- Не смей, - приказала Чолито и больно сжала волосы Диего, - не давай дьяволу внушать себе такие мысли. Будь сильным, мой дон, как архангел Михаил, молитесь ему, чтоб даровал вам победу над служителем сатаны. Я тоже буду молится, и не единое ядро не причинит мне вреда.
Чолито улыбнулась сквозь слёзы, глядя в карие очи Диего, которые блестели от слёз. Барон смахнул скупые мужские слёзы и преободрился:
- Вверяем наши души Всевышнему и Святой Марии, да помогут Они нам в испытаниях грядущих.
- Аминь...
Диего и Чолито просидели в шатре лекаря до темноты, пока все собирали лагерь, а шпионы по одному выкачивались за его пределы и уходили к месту сбора. Диего уходил последним:
- Наденьте на шеи банты: белый и синий - условный знак, цвета щита Гритти, и вас не тронут....
***
Судебное разбирательство против Марчело да Серафино длилось несколько недель. Были подготовленны списки его преступлений, найдены прямые «улики предательства» Светлейшей Республики и истинной веры - знамя Юпитера на быке, а также прилагались свидетельства о «сношении с племянницей, демонами, ведьмами и оборотничестве, держании апокрефических книг, книг по чёрной магии и алхимии, людских жертвоприношениях и поедании младенцев», что по большей части была несусветная ложь и клевета, но Гритти осознанно добавил их к делу, чтобы подорвать веру простых людей в их «героя» и отторгнуть поддержку ему. Сам да Серафино многое отрицал, за что его били не щадя, да так, что к концу следствия он еле мог держаться на ногах, даже сидеть на стуле ему было тяжело, а руки без посторонней помощи не подымались.
Но «добрые» палачи сжалились над ним, и помогли бывшему «почётному гражданину» поставить подпись под признанием. А раз подпись поставленна - вина признана, и искупление может быть только одно - смерть на костре.
За лагерем доджа был собран эшафот, поставлен столп, нанесён хворост и сложен под эшафотом. Марко тоже трудился с остальными плотниками: ошкуривал брёвна и пилил их на доски. Ему не терпелось сжечь Марчело, ведь одноглазый клялся, что лично испепелит обидчика своих сеньоров, и тут ему судьба преподнесла такой шанс. Шанс исполнить клятву. Он даже испросил разрешение через барона у доджа на исполнение приговора и получил одобрение:
- Раз юноша дал клятву, то её нужно исполнить, - приговаривал Гритти, кормя своего верного волкодава Геркулеса. - Уже завтра мы рассправимся с Марчело, и его смерть будет хорошим уроком для тех, кто ещё захочет устроить переворот в Светлейшей Республики...
В полдень дня третьего месяца апреля года тысяча пятисот двадцать третьего Андреа Гритти и восемь патрициев собрались на казнь предателя и язычника Марчело да Серафино Белучи. Всех пленных рекрутов и «гатточек» согнали тоже смотреть на казнь их бывшего покровителя и благодетиля. Многие женщины рыдали, видя побитого и обезображенного Марчело, которого волокли жестокие палачи. Для «гатточек» сицилиец был другом и близким человеком, который никогда не жалел для них ни украшений, ни монеты чеканной, а некоторые были рады провести страстную ночь с щедрым стариком. Самые отчаяные бросались к нему обнять в последний раз, но сопровождавшие конвоиры больно били тех древками копий:
- Отошли, грязные шлюхи! Иначе, станете с ним у одного столба! - кричал молодой рыцарь, который желал сразиться с Марчело в день его разгрома. Теперь он был главным сопровожатыим.
- Пусть даже так, пусть мы вместе умрём! - отвечали «гатточки», побои и угрозы их не останавливали, пока одну из них не насадил на нож главный конвоир:
- Если вы не отступетесь, вас постигнет таже участь, клянусь распятием! - громко возгласил тот, и запал женщин приутих, и, вдобавок, их начали отгонять назад пешие солдаты, высланные доджем для наведения порядка. «Гатточек» били и безцеремонно швыряли подальше от конвоя.
- А он популярен среди грязного отребья, - переговаривались меж собой патриции, не скрывая неприязни к побитым «гатточкам». - А Вы, барон, что сейчас чувствуете: радость, удовлетворение, наслаждение? - спросили Диего любопытствующие аристократы. Диего тяжело вздохнул и отвечал:
- Чувствую, что справедливость восторжествовала, но мне от сего нет большого удовлетворения. Так должно быть - злодей получит воздаяние.
- Ха-х, Вы сегодня немногословны, барон, в Ваших глазах нет ни ярости, ни озлобления, похоже, Вы получили своё удовлетворение местью.
- Да, Ваша Светлость, получил... - холодно отвечал барон Оливарес. Его беспристрастный взроз был устремлён на Марчело: старика уже приковывали к столбу тяжелой цепью, измученный пленник не сопротивлялся. Полумертвецким взглядом он соглядал и на рыдающих женщин, и на высокомерную знать, собравшуюся поглядеть на его смерть, мельком он увидел и Оливареса - Марчело не был заинтересован в чувствах и переживаниях Диего, он искал племянницу и свою маленькую дочь:
- Каталина, Каталина... моя малышка... моя королева... - хрипло шептал да Серафино и вздрагивал, когда ему палачи шутки ради причиняли боль.
- Каталина.. М-н-м, королева... Ха-ха-га, Каталина, отзовись! Тебя зовут! Кто там королева Каталина, эй! Отзовись, ха-га-га!
Но на призыв никто не отозвался, и Марчело поник духом и проронил несколько скупых слёз. Ему под ноги бросили червлённую хоругвь с изображением Громовержца - разодранную и потоптанную, и ленты из хоругви Санта-Марка с медальонами Зевесова орла. «Мы освятим сию хоругвь и пришием медальоны с знаменем Иисуса!»
- О, Юпитер, мой покровитель и всеотец, ты бросил меня, ты не пригнал тучь с грозой и молнией своей не оборвал мою жизнь! Ты обрёк меня на мучительную смерть, ублюдок, ты проиграл Плотнику из Назарета, я проклинаю тебя, хвалённый Громовержец! Ты лжец и трус! И твой отпрыск Марс - никчёмное отродье, не пришел за мной и не взял мою душу к вам на Олимп! Будьте прокляты, высокомерные олимпийцы, никчёмные божки... - скрежетал Марчело, пока читали долгий приговор:
«...за предательство Светлейшей Республики... за поклонение языческим богам и самому Люциферу... за обесчесчественние благородной Чолито Оливарес-Росси в каплице Санта-Павло... Марчело да Серафино будет сожен на костре решением светлейшего доджа Андреа Гритти и членов Совета Десяти.... Осуждённый лишен права на отпущение грехов, ибо сам признал, что готов плюнуть и попрать святые Крест и Евангилие... но ему будет разрешено последнее слово и желание...»
«Желание...» - как будто, Марчело пришел в чувства, даже пару раз дёрнулся, надеясь сорвать оковы и бросится на поиски своей дочери, чтоб в последний раз посмотреть в невинные глазки и подержать маленькое тельце, прижать плод своего семени к дряхлому телу, и после не будет страшен ни огонь, ни пекло, ни гнев мстивого Громовержца. Хлёсткий удар стража в лицо вырывает старика из иллюзорных мыслей и приводит в чувства:
- Ну, что, собака, светлейший дарует милость тебе: последнее желание. И слово... Говори и не томи долго.
Марчело вновь лихорадочно начал всматриваться в толпу, но не было видно ни Ведьмочки, ни Каталины.
- Очень благородно с Вашей стороны, светлейший, дать мне последнее слово... Я смеюсь со всех патрициев, которые мнят себя великими мудрецами и учёными, но сейчас готовы прикинуться дурнями, чтоб обличить меня в том, что я не делал... Я призираю сиих вшивых «гатточек» и трусов-новобранцев; первые, аки иуды, сначала наговорили на меня всякой клеветы и продали, чтоб спасти свои жалкие шкуры, а теперь рыдают и рвут на себе волосы, а вторые - прячут глаза и шапки мнут, забыли, сукины дети, кто им по серебряному дукату платил?! - обличительно вещал старик и плевал в сторону «гатточек». - Барон, будь проклят ты, ох, жаль я тебя не убил, всё и-за рыжей плутовки Чолито, но моё проклятие будет преследовать тебя всю жизнь - Каталина, она будет тебе напоминанием, как я поимел твою женушку, ха-га-га!
Диего засопел, как бык, глаза налились кровью, рука потянулась к рукояти фальшиона, но всё же он усмирил свой гнев. А Марчело продолжил:
- Моё желание - увидеть непоследок свою дочь. Взываю к тебе, Чолито, выйди и покажи мне плод моего семени! Чолито-о! Чолито-о-о! Проклятая шлюха, я знаю, ты слышишь! Чолито-о-о! - рвал глотку обезумевший старик, глядя на шатёр, где пребывала Чолито. Она слышала мольбы дядюшки, но не хотела выходить к нему и исполнять желание. Он не заслужил. Он недостоин. Он мерзок ей и противен; «поскорее бы уже приговор привели в исполнение...» - заткнув уши, повторяла про себя Ведмочка.
Патриции насмешливо наблюдали за безуспешными потугами Марчело докричаться к Чолито, некоторые с наслаждением упивались вином из золотых кубков и закусывали ломтями свежестреляной косули, поджаренной на вертеле и заправленной восточными специями. Пажи поднесли угощение и барону, но Диего отказался - еда в рот не лезла, ярость змеиным ядом поражала его, каждую частицу тела, когда он слышал выкрики старика. Рука тянулась к оружию, но и давать лёгкой смерти мерзавцу барон не желал. Наконец, Марчело выдохся кричать:
- Проклятая шлюха... Ты лишила меня последнего лучика щастья перед моей смертью... Ты осмешила меня... на глазах сего сброда... - хрипел Марчело, прислоняясь к столбу. - Что, весело вам? Весело смотреть на страдания? Поджигай уже хворост - противно смотреть на вас всех... - в отчаянии произнёс старик, и додж подал знак поджигать. Марко поклонился и начал подносить факел к хворосту. Сухие ветви воспламенялись мгновенно, огонь бодро перекидывался с связок на сосновый эшафот. Очень скоро горячие языки начали лизать пятки осуждённого старика, он пытался дёргаться от боли, но оковы были приколочены намертво к столбу и платформе - не пошевельнуться. Хищным взглядом окинул Марко старика и бросил ему под ноги факел:
- Сгори в пекле, язычник.
Марчело кряхтел от боли, задыхался от едкого дыма и всё ещё надеялся, что Чолито вняла его просьбам и вынесет ему на последок показать его дочь. Огонь подымался и заслонял толпу плачущих женщин, вздыхавших мужчин и надменных пленителей. Пятки и пальцы адски жгло, одежда сгорала и причиняла страшную боль, оковы прикепали к кистям и голеням, воздух наполнялся запахом горелой плоти. Седые волосы испепелялись, как трава, веки сгорели в момент прикосновения пламенной стихии, и на мгновение Марчело закрыл глаза. Он не хотел их открывать, но в голове раздался повелительный голос: «Открой глаза!» Невольно Марчело открыл погоревшие веки и ужаснулся: пламя стало ещё сильнее, а в нём были видны очертания Юпитера и Марса. Они были такие же как их изображали древние мастера: в благордной порфире с оголённым правым плечём и увенчан венцом сам Громовержец с недобрым, суровым взглядом, и Марс - безумный и безпощадный бог войны, в коринфском шлеме и золотом панцире, в руке держал копьё и насмешливо поглядывал на своего бывшего подопечного:
- Боги... нет... не ужели... - задрожали губы наёмника, а Олимпийцы злобно хохотали:
- Ты проклял нас, поносил имена тех, кому служил столько лет! Мы тебе помогали. Всегда! - яростно восклинул Громовержец, от чего пламя ещё сильнее вспыхнуло и обожгло лицо наёмника так сильно, что тот уже не смог сдержать воплей, а Марс прижал Марчело своей тяжелой рукой к столбу за горло:
- Хотел сказать, что Распятый Назорянин сильнее нас, и не ответить за слова?! Глупец! За твою дерзость будешь низвергнут в тартар на века! - громом прозвучали слова Марса в ушах Марчело, от чего старик завопил ещё сильнее. Жестокий бог войны свободной рукой начал проникать в плоть да Серафино, от чего боль становилась адски невыносимой, тело жгло, а кожа отслаивалсь от костей. Вопль Марчело прекратился, когда Марс достиг сердца и когтистыми пальцами вонзился в него и вырвал душу - гнилой смердящий сгусток, и отдал его свому повелителю. Зевс захохотал, ему вторил Марс, и вместе они исчезли, а ненасытное пламя продолжило пожирать уже мёртвого Марчело...
«Случилось правосудие... Навеки будь забвенен, Марчело да Серафино, насильник и попиратель веры, не будет тебе могилы в земле и покоя, а ветер разнесёт твой прах во все концы мира...» - шептала Лисичка, выйдя из шатра и наблюдая, как прах дядюшки попирали лошадьми и ногами. Когда вместо костей осталась пыль, её завернули в заряд и зарядифли в пушку.
- Огонь!
Останки праха были подхвачены ветром и разнесены по округе. Патриции и их люди ликовали окончательной победе, бывшие рекруты-новобранцы радовались, что их обошла участь Марчело, а «гатточки» рыдали навзрыд, рвали на себе волосы и посыпали головы ещё тёплый пепел.
- Полно вам, красавицам реветь, сами его на костёр отправили, - журил тех Гритти, возседая на белоснежном коне. - Не говорите мне, что вы не того человека на смерть отправили. Того самого, который давно должен был там очутиться. За сие вам благодарность, - додж кинул увесистый мешочек серебра под ноги «гатточкам». - Купите себе новые наряды и объявите всем о доброте и справедливости вашего доджа!
Но ни единая «гатточка» не шолохнулась и не взяла подарок доджа Гритти. Аристократ косо посмотрел на девушек и хмыкнул:
- Теперь гордые? Не хотите брать из рук благодетеля?! Лука!
- Я, Ваша Светлость...
- Гони в шею сие отребье с моих глаз долой, неблагодарные шлюхи. Гордость мне свою показывают, категоричность. Можете и собак спустить на них, для вразумления. А серебро раздашь тем парням, и скажешь, чтоб прославляли своего благодетеля.
- Слушаюсь, Ваша Светлость.