Глава тринадцатая. 🗡🩸«Праздник в неволе»🩸🗡
Чолито сидела в повозке и поглядала на виноградники в долине. Там работали трудяги-виноградори, в августе уже начинался сбор плодов, потому трудились и старые и малые. Сочные грозди срезали и укладывали в большие корзины и короба, а затем грузили в телеги и везли к винодельням. В винодельнях крепкие мужчины выдавливают из спелых плодов сладкий сок в амфоры, а затем переливают в бочёнки и оставляют на выдержку в несколько лет, самый малый срок. Из далека было сложно рассмотреть их уставшие лица, ведь с самой зари и до заката трудяться работяги в поте лица, стерая руки в мозоли. Всё таки лето ещё, припекает:
- Антонио, подай выпить прохладного, горло пересохло...
- Сейчас, отец, - отвечает золотокудрый мальчик своему отцу-вознице и бежит за кувшином прохладного напитка. Приносит, подаёт отцу, тот его по голове теребит да нахваливает, мол, не зря ростил, опора для него, старика, напьёться сполна и вновь за поводья берёться, погоняет осликов серых, а те покорно и идут, но иногда упрямяться, ох уж звери не разумные, ну то Педро их стеганёт слегка кнутом по хребтам, ну то упрямцы с места и трогаються.
А далее колоситься пшеница - золотое море, и там работа кипит: женщины с серпами жмут колосья, не разгибая спин, бедняги. Пот им лица заливает, тело немеет - разогнуться больно, все руки в царапинах. Там же на поле мужчины с цепьями молотят снопы и собирают зерно в мешки и в амбары везут, а часть - сразу на мельницу.
«Война войной, а жизнь кипит, - горько усмехнулась Ведьмочка, потрясываясь в телеге, - будто, их и не заботит сия проклятая война. Придут солдаты - отберут всё и сожгут деревню, уведут скот, перебьют и попортят людей... Страшно... Страшно и горько за нивинных...» - по щеке скатилось пару горячих слезинок. А из далека доносились весёлые и беззаботные песни виноградарей и косарей. С песней и работа легче идёт, и тяжесть не такая; песня сплочает, вдохновляет, бодрит дух.
«Чёрные Плащи» шагали по брущатой римской дороге, коей лет было с полтора десятка веков, мощённая она была ещё во времена Цезаря, чтоб легеонерам было проще марши совершать в германские и гальские земли. Отряд разросся до сотни человек; как и обещались, к Марчело присоеденились товарищи из Вероны со своими головорезами, и вместе они выступали на поиски отряда ландскнехтов, «Кёльнских Мясников», которые бесчинствовали на границе Миланского герцогства, и захаживали во владения Венеции. «Чёрным Плащам» предстояла задача выискать немецких наёмников и уничтожить под корень. Награда - двадцать тысячь дукатов.
Впереди основной колонны выехали разведчики, они отдалились от отряда на растояние в день пути. Всадники прочёсывали окрестности на наличие немецких отрядов, а в случае обнаружения оных, должны разделиться на два отряда: первый - продолжать следовать за врагом, не вступая в стокновение и не выдавать себя, второй - оповестить основной отряд и проводить к месту, где будет их ожидать разведчик из первого отряда с донесением о измениях в манёврах врага. А уже тогда командор расчитает на карте возможный маршрут неприятеля и направит свои силы для перехвата и уничтожения «Кёльнских Мясников»...
И вот в сией маленькой деревеньке командор назначил привал для колонны. Его воины прошли пять дней без отдыху, не считая короткие остановки для водопоя коней и людей. Первый конный разъезд докладывал о спокойствии в регеоне - вражеских отрядов не было обнаруженно, но сие спокойствие может быть временным и в любое время враг может вторгнуться.
- Добро, парни, славно отработали, - похвалил Марчело разведчиков, - отдыхайте, завтра на закате я вышлю новый разъезд, а вы отдыхайте.
- Слушаемся, командор, - отдали честь разведчики Марчело и откланялись.
- Ну, что парни, объявляю привал на три дня! Разбиваем лагерь в этой деревеньке. Сержанты, командуйте привал, трубам играть!
- Слушаемся, командор... А ну, сукины дети, чёртовы рубаки, шлюшьи выродки! Расходимся по долине, разбивай лагерь - командор даёт три дня отдыху! - орали сержанты, проходя меж строем колонны. Измученные долгим переходом пешие солдаты ликовали и рассыпались по долине. Они сбрасывали с плечь тяжелую поклажу, собирали палатки, разводили костры и ставили казаны для похлёбки. Сержанты выбрали самых крепких и выносливых парней, направили в дозоры на возвышенности.
- Заганяй телеги по кругу, ставим магдебург!
Вокруг лагеря выросла крепость из телег, щитов и копий - магдебург, такой пехоте и коннице прорвать будет очень нелегко. С телег разбирались крупа и оливковое масло, мясо и сухари, ну и как же без жриц любви, сопровождавших «Чёрных Плащей». «Гатта Норе» за солидный оклад снарядила лучших «гатточек» в опасную дорогу. В случае поражения отряда Марчело, их или перережут, или же возьмут как трофей... Кстати, «гатточки» старой кошелки не только хорошо ласкали горячих итальянских местников, но и исправно штопали их рваную одежду, и кашеварили не хуже герцогских поваров, и могли накладывать швы раненым и поить лекарскими отварами, сваренными своими шаловливыми ручёнками, что реже было, но имело место быть.
- Моя дорогая племянница, - подъехал к повозке Марчело на гнедом скакуне и протянул ей руку, - позволь помочь тебе покинуть повозку. Ты ведь знаешь, что сейчас я буду очень бережлив с тобой, ты ведь мать моего наследника.
Чолито посмотрела на дядю с таким взглядом, будто он ей в лицо плеснул желчью:
- Ты смел опорочить меня в святой каплице... Как ты ещё не поражен десницей Михаила за такое? - с болью произнесла Чолито, на что дядюшка насмешливо отвечал:
- Я благословен Юпитером, его молнией, и мечом Марса - меня не так просто убить. Особенно тому крылатому...
- На... - хлёстким ударом по ланите(щеке) рыжая сеньора оборвала богохульные речи нечестивца. - За каждое слово ответ держать будешь, прочь от меня. Я не нуждаюсь в твоей помощи...
- Слушай сюда, - Марчело схватил горлышко Ведьмочки, что ей перестало хватать воздуха, - если Марчело да Серафино хочет помочь и предлагает помощь, лучше не отказывай ему. Он ведь может огорчиться, а когда он огорчится, то он становиться зол и безпощаден, и тогда могут страдать невинные. Ещё раз подымешь на меня руку и заперечешь - и твой муженёк останеться без ушей и носа. А Марчело да Серафино...
- Не бросает слов, ах-х, на, ах-х, ветер... - простонала Лисичка, и мерзавец ехидно расплылся в ухмылке и страстно поцеловал в губы Чоли, а затем закусил её нижнию губу до крови.
- Хорошая девочка. Да, «Барон», не слышу твоего гавканья, псина испанская, гавкай! - прикрикнул Серафино на стоящего у телеги Диего. Юный барон еле держался на ногах после длинного перехода, всё тело дрожало, губы слиплись и подсохли, в глазах горела ярость и ненависть к мерзейшему из мерзейших:
- Да, она хороша, но она не твоя... - тяжело выговорил барон, за что получил сапогом в лицо:
- А теперь пролай мне всё, что изрёк! Собаки не разговаривают по человечьи! Лай! Сучий потрох, или я тебе кишки выпушу!
Диего поднялся и вытер кровь:
- Убей, давай, но учти - я не сдамся покорно, я вгрызусь в глотку тебе и ты, мерзейший из мерзейших, отправишься в ад...
- Чёртов пёс, я сейчас вырву тебе язык! - в бешенстве Марчело выхватил чикуэнду и занёс над головой непокорного идальго, но тут Ведьмочка схватилась за его руку с оружием:
- Синьор, не убивай его в мой день рождения! - взмолилась рыжая. - Только не в сей день, прошу... Я ручаюсь за него жизнью, что он будет хорошим псом, и более не произнесёт людского слова! Пожалуйста, дядюшка... - заплакала Чолито, крепче стиская руку мерзейшего. Марчело ухмыльнулся:
- Точно ручаешься?
- Да, Богом клянусь...
- Что ты делаешь, безумная? - горько молвил Диего и призрительно глянул на благоверную. - Ты унижаешь мою попранную честь... Уж лучше уже смерть, чем такое предательство от тебя. Я б ещё поборолся с сим мерзавцем, Бог бы дарувал мне победу, а ты...
Диего разочаровано глядел по сторонам и разводил руками, он перешагивал со стороны в сторону, пока не опустился на землю и не закрыл лицо. Чолито спрыгнула с телеги и голобкой порхнула к отчаевшемуся благоверному и нежно его обняла:
- Глупый, я спасла тебя от напрасной гибели, - шептала она ему на ухо и орошала его плечи горячими слезами, - мёртвые не смогут ничего сделать: не спасти нашу дочь и кормилицу, не освободить меня от сего деспота. Диего, прошу, ради меня и Изабеллы - забудь о гордости и чести, мы их вернём вместе. Не умирай напрасно. Его псы разорвут тебя на куски убей ты его сейчас. Прошу, - вжимаясь в плечё благоверного, рыдала Ведьмочка, - перетерпи, и Бог наградит тебя шансом нести возмездие Марчело, предай его Божьему Суду...
Диего посмотрел в заплаканное лицо благоверной Лисички и утёр её окровавленну губу:
- Гав, гав, га-ав, га-а-ав, - произнёс он в ответ, и Чолито улыбнулась сквозь слёзы и вновь нежно обняла его, заливаясь слезами.
- Что эта псина испанская гавкала? - перекинул ногу через седло Марчело и вопрошал «походную жену», а та отвечала:
- Он говорит, что... не желает видеть моих слёз, потому согласен быть псом... - шмыгнула носиком Чоли, а Марчело во всё горло просмеялся:
- Моя «женушка» знает собачий, ха-ха-га-га-га! Так уж и быть: я не убью его, он будет жить в унижении, пока ты не родишь мне наследника, а потом я пущу его, без тебя, любимая, - он подъехал к чете Оливарес и перевесился к Чолито, - ты будешь моей. Я озолочу тебя. Я положу к твоим ногам весь мир, и ты будешь любить меня.
- Зачем ты так с нами? - вздохнула Ведьмочка, так, будто её давила каменная плита в нескончаемые тонны веса.
- Потому что я благословен молнией Юпитера, - гордо заявил Марчело, - я могу щадить и казнить людишек, я - властелин, я - созидатель и разрушитель в единой плоти! Меня нельзя убить оружием сметных - даже молния не смогла сего сотворить! Я дам сто тысячь сему псу, но он должен их отработать моим верным псом, ха-га-га-га. И я ненавижу испанцев и немцев всеми фибрами естества. - Голос Марчело стал грозным, низким, угрожающим. - Они не только грабили и порочили несчастных в Апуллии и Неаполе, но и истязали моих верных друзей, отказавшихся присягать на верность Арагонцу Фердинанду, сгори его душенка в недрах тартара. Их мучили и позорили на глазах тысячь горожан, они умерли, гордо держа головы...
Тут к командору подбежал часовой с докладом:
- Командор, к нам идёт староста с семьёй, старина Донатело хочет приветствовать своих защитников и передать ему из закромов свежих припасов.
- Старина Донатело, - загорелись глаза Марчело, - ох сукин сын, дышит, чёрт старый, а я думал он в Аиде бродит уже как с десяток лет. Ха-га-га, я должен попреветствовать его, Чолито, - Серафино подхватил Ведьмочку и усадил рядом с собой, - поехали, попреветствуем моего старого друга, сей чёрт ещё меня переживёт, ха-га, но, кья!
Грациозный скакун профырчался и отбил копытом землю, а затем стрелой помчался к выезду магдебурга, где уже подходил сельский староста со своими родными. В задушевной беседе старый Донатело нахваливал подвиги Серафино, благодарил за защиту от проклятых немцев и вспоминал былое время. Он благотворил сицилийца, чуть не воспевал ему дефирамбы, но Чолито сии речи были противной слизью и желчью, обволакивавшей её уши. Сбежать она не могла, Марчело крепко придерживал её и поводья. А гнилозубый старикан с лысиной на всю голову всё лил и лил «восхитительные памфлеты о славном чужаке, которому не чужды крестьянские судьбы беззащитных».
- Что ж, старина, раз так звёзды сошлись и карты лягли, предлагаю устроить в вашей общине общий праздник с забавами и танцами. Моей племяннице день рождение сегодня, сей праздник надобно отметить с размахом. Тащите вина и брагу, будем гулять и веселиться!
- О, наш благодетель, мы только за! - потёр руки старый хрыч. - А сколько Вашей племяннице лет исполняется?
Чолито, подталкиваемая дядюшкой, нехотя ответила:
- Двадцать один.
- Ого, - раскрыл рот старикан, - совсем взрослая. А детей сколько родила?
- Дружище, - с угрозой глянул на хрыча Марчело, - тебя сие не касаеться, не смущай мою наречённую.
- А разве сие по божески? - потёр старик лысину, на что старый наёмник ответил:
- Ты что попом стал, чтоб рассуждать о божеском и мирском?
- Та не, - сдвинул челюстями Донатело, - просто странно... на родствинице... жениться... Ох, благодетель, далёк я от правил, что у багатев, простите моё невежество... Соизвольте снарядить людей в поход к амбарам, оно ж тут рядышком, у пригорка...
- Правильное решение принял старина, а то я уже сердиться начинал, - хмыкнул Марчело...
Уже вечером все труженники гуляли у костров наёмников, поздравляли Лисичку с её праздником и желали любви долгой и крепкой вместе с Марчело да Сирафино, «храбрейшим и достойнейшем мужем земель Венеции», детей здоровых и количества премногого. Чолито с улыбкой принимала поздравления наивных крестьян, которые и знать не знали, как на её душе кошки сребут, а сердце кровью обливается от оных пожеланий. Ей было больно смотреть в сторону благоверного, который сидел на цепи, как пёс, на потеху толпы гуляк. Раз через раз находился храбрец, который считал долгом пнуть ногой пленника и бросить в того язвительное словцо. Когда в момент взгляд Чолито и Диего сошлись, благоверный губами попросил не смотреть на него и не терзать себя. Чолито кивнула в знак согласия и отвернулась, прикрыв лицо, чтоб ни один пьяный гуляка не увидел её жемчужных слезинок, скотившихся по бледным щёчкам.
Гуляли все: старики и дети, солдаты и куртизантки выплясывали незамысловатые танцы. Пьяные девки размахивали подолами платьев и сарафанов, выставляя голые ноги на показ, а нетрезвые наёмники вытаращивали на тех свои бессовестные глазёнки. А затем втягивались в пляски, отбивая себе ладоши и стаптывая сапоги в мориске, или польке, но извращённых и упрощённых на народный лад. Это вам не строгий королевский бал, где все должны соблюдать правила и следовать регламентам - как умет, так и пляшет, тут главное - ноги не отдавить соседнему партнёру, а иначе - драка затеется, ото тогда настоящее веселье! Только аккуратне - зашибить насмерть могут, даже если не виноват...
Вино лилось реками, на вертелах жарились жирные поросята и гуси, многие жировали, аки свиньи.
«Красавица, подлей.. ик.. ещё!»
«Старая клуша, где мой окорок?! О, а пахнет как, ух-м-м, ах, откушаешь со мной, мать?»
«Та иди ты в пекло, бестыдник, на меня ж все люди смотрят, а потом засрамлят на всю общину...»
«Да пусть катяться в пекло они, ты что - не женщина, нем любишь мужчин крепких и летами ещё молодых, ха-га!»
- Женушка, кинь нашему пёсику кровяной колбасы - оголодал, бедняга, - глумливо приговаривал Марчело, глядя на Диего, и поглаживая кудри Чолито. Чоли повиновалась и взяла со стола тарелку с колбасой. Марчело неодобрительно глянул на неё, но не стал её останавливать. Чолито подошла к Диего, стараясь не смотреть ему в глаза, оставила кушанье и вернулась на место.
- Что-то ты плохо ешь, любимая, ты так измучаешь себя.
- Ты такой заботливый дядюшка, - улыбнулась Чолито тирану-пленителю со всей фальшей, - не хочется. Аппетиту нет.
- Тебя покормить с рук?
Чолито наученная недавним опытом не рискнула отказать сумасброду-родственнику, а то мало ли какое извращение он учудить сможет. Марчело подавал ей с рук тонко резанное перепилиное мясо, а Чолито его с фальшивым наслаждением хватала зубками, а потом изображала невероятное сладострастие от пищи. Серафино властным взглядом намекнул пленнице, чтоб та слизывала с его пальцев жир.
- Но...
- Имеешь что-то против, дорогая? - недобро усмехнулся дядюшка. Ведьмочка отрицательно махнула головой и повиновалась прихоти дядюшки. Марчело удовлетворённо наблюдал и наслаждался шершавым прикосновениям языка племянницы. Чувство властелина и повелителя людских жизней переполняло его. Злодей знал, что никто не сможет его упрекнуть в его посягательствах на родственницу, потому он безнаказанно помыкал её, как желала его грязная душа.
Самой огненно-волосой страдалице хотелось умереть, только смерть могла смыть её позор бесчестия. Но Росси вспоминала свою маленькую Изабеллу, милейшее личико ангелочка, её большие глаза, которыми она с интересом разглядала весь окружающий её мир, её каштановые кудряшки, маленькие ручки и ножки, которыми она затейливо дрыгала, её нежное тельце, которое теплелось на руках, невинный смех... Ах, если ещё раз взять её на руки и прижать к груди, поцеловать в макушку и напеть ей колыбельную...
Погодь, костлявая старуха, рано тебе ещё руки простягать к Росси-Старшей, она найдёт силы пережить позор и измывание призренного родича, сбежит от него с благоверным бароном и устремиться на поиски родного дитяти! Не спеши, кормчий Харон, монеты ты от рыжей Ведьмочки не получишь на сей раз - она ещё поживёт! О мойры, вы слепы и безразличны к человечьим судьбам, кривым ножем режите нити жизни и обрываете их, когда вам заблагорозумиться! Спрячте свой нож, отойдите от нити Чолито - не в сей день, не всей раз!..
А тут в пьяном помутнении командор «Плащей» решил учинить бойцовские игрища на потеху себе:
- А что, старина Донотело, есть у тебя храбрец, смельчак, отчаянный парень, готовый подраться с моим псом?
- Э-э, светлеший, - замялся Донотело, - видомо ли, чтоб человеку против натасканой псины драться? Она ж его порвёт...
- Сей пес не порвёт, - усмехнулся Марчело, - притащите «Барона», он, я вижу, люто на всех смотрит, явно хочет укусить, его нужно слегка проучить... Ха-га.
Двое «Плащей» из охраны притащили Диего и бросили к ногам Марчело. Донотело снова не мог понять причуд гостя, но всё же подыграл:
- А славная порода у Вашего пса, явно испанская морда у него. Ух, а лютует он как!
Диего молча пипелил старейшину тяжелым взглядом, от чего старикан отошел от него, невыдерживая взгляда:
- Есть у меня боец, он точно намнёт бока сему псу и прищучит. Пусть он знает своё место. Педро! Иди сюда! Зять мой, силой не обижен, кулаки у него - что жерна. Бьёт так, что молодой бычок ложиться и свет гаснет в его глазах!
Вышел тот самый Педро - росту огромного, коренастый, с мохнатыми руками, аки стволами вековых дубов, кулаки - и впрям как жерновые камни; голова огромная, на толстенной как у вепря шее; русые волосы коротко стрижены, лицо - слегка смуглое, обрамлённое жидкой бородой, уставшие серые глаза поглядают на важных гостей.
- Ты есть тот Педро? Вижу - силы тебе не занимать, попробуй уложить моего «Барона», а то псина он не спокойная, мою женушку чуть не укусил, аспед поганый. Сделаешь - получишь серебра на пять дукатов. Таких денег у тебя от родясь не было, сколь бы не таскал виноград и спину не горбил! - подначивал старый лис дуболома. Педро почесал бородёнку и молвил:
- Если соврёшь, я тебя как блоху прихлопну, и миньйоны тебе не помогут.
- Цыц, дубина неотесанная, - отвесил нерадивому зятю подзатыльник старый хрыч, а дуболом начал оправдываться:
- Рожа у него хитрая, как у плута с дороги, от не доверяю я ему, тесть родной, пущай сейчас даст деньги, а я прибью испанскую сволочь одной рукой!
- Ох, какие недоверчивые люди, - засмеялись друзья Марчело, Мартино и Антонин, а сам Серафино только хмыкну и бросил к ногам громилы серебро.
- А вот теперь можно... - замахнулся Педро на барона...
- Стоять! - выкрикнул Марчело. - Дубина деревенская, не так животину надо наказывать, что провинилась.
К ногам Педро старый наёмник бросил чикуэнду:
- Благородного зверя нужно убивать благородным оружием. Снимите ошейник с «Барона», пусть у «бестиария» будет ощущение того, что зверь тоже может быть опасен. Дайте место бойцам!
Все разошлись по большому кругу и начали ожидать начала «венацио» (поединка со зверем). Громила сбросил с себя желет и засучил рукава, повертел кинжал в руке, чтоб лучше ощущать его, разомнул плечи и приготовился к удару. Диего спокойно вышел и размял плечи. Он снял подранную рубаху и стал в стойку. Он не осматривал толпу, его взор был направлен на противника и его оружие.
Чолито сомкнула пальцы и поднесла их к губам, тихо шепча молитву святому архангелу Михаилу, чтоб не допустил он гибели её благоверного.
- Бой!
- А-а-а! - заревел здоровяк и кинулся на Диего размахивать чикуэндой на смех наёмников. Диего начал вольтами уклоняться от хаотичных атак, каждое движение - размерянное и прощитанное, силы тратить нельзя, любая ошибка - смерть верная.
С одной стороны весёлые наёмники освистывали неуклюжего Педро, а с другой - его односельчане укоряли, что тот не может даже царапнуть испанского пса, а тот уже пару раз умудрился попасть по лицу Педро и безнаказанно ускользнуть. Такие слова всё больше злили здоровяка, но ухватить юркого юношу ему не удавалось. А удары у Диего сильные и ощутимые - вон из носу кровь струиться, да и сам нос распух и болит адски. Взмах - чикуенда рассекает воздух впочти у самых рёбер барона, но юркий сукин сын уклонился и бьёт в глаз.
- А испанец не плох, - подметил рыжеволосый Мартино.
- Очень даже хорош, как уклоняется, я такого раньше не видел, - согласился воронной Антонин.
- Здаётся мне, он научился сиим уклонам в Новом Свете - говорят, дикари деруться будто в танце кружаться.
- Откуда знаете сие?
- Слухами земля полниться... какой удар меж ног тому неотёсанному дубине, браво! - встал вполон рост Мартино и заопладировал. - Молодец, пёс, давай его, ату!
- Тогда я поддержу здоровяка, он мне больше по душе. Вставай, дубина! Прикончи пса и мы возьмём тебя с собой! Будешь за бой иметь по дукату!
Заслышав о награде, здоровяк приисполнился и вновь ринулся в атаку! Не ожиданно для себя Педро столкнулся со встречной атакой барона, который повторил приём давнего врага, Куатемока - встречный прыжок в корпус, но реализовать без подготовки и практики такой кульбит - весьма нелегко, но неожиданная контратака отбросила здоровяка назад на пару шагов.
- Лови, боец! - в воздухе блеснула сталь, и Диего на лете поймал чикуэнду Мартино. Марчело был не доволен, но тем немение, его интерес к поединку возрос ещё более, ведь теперь зверь обнажил клык!
- Деритесь насмерть! - крикнул Серафино. Донотело аж рот раскрыл от ужаса:
- Но, негоже пахарю умирать...
- Старина, мой пёс дрался безоружным почти всё время боя, теперь у него клинок, как и у твоего бойца, они в равных условиях, - развёл руками Марчело, а Чолито выдохнула с облегчением, ведь она знала, что смертоносен Диего с клинком в руках.
Имея оружие при себе, барон решил - пора оканчивать вакханалию одним ударом. Он вновь перешел в контратаку и излюбленным уколом в кисть вынудил Педро уронить оружие.
- Ах ты потрох сучий! Убью! - заревел вепрь, но быстро бойцовский запал угас, когда сталь начала щекотать толстую шею:
- Ну попробуй, дубина, я те и вторую руку покалечу, отрежу к чертям и брошу тестю, - приговаривал Диего, водя сталью по кадыку Педро, - ты не только тогда станешь непригодным на винодельне, но и штаны натягивать будет трудновато самому.
- А «Барон» могёт, - нахваливал испанца Мартино, та и многие «Плащи» уважительно бухтели меж собой, что лучше всё таки склонить юнца на их сторону и сделать из него командира отряда разведчиков, но другие резонно отклоняли такую затею, опасаясь, что Диего выкинет какую-то глупость, которая обречёт отряд на гибель.
- Ноги шире, - приказал барон поверженному противнику, и Педро беспрекословно повиновался...
- У-у-у!!! - завыл здоровяк и на колени опустился, придерживая пах. А наёмники дружно ржали с него и ещё громче освистали на всю общину. Донотело не знал куда провалиться от такого позора, схватил клюку да как начал колотить нерадивого зятя. Тот ревёт от боли, но на старикана руку не подымает - боиться пришибить ненароком.
- Ах-ха-ха-ха, Донатело, - сквозь смех и слёзы говорил Марчело, - кончай смешить меня! Я, я так помереть могу-у, от смеха-ха-га-га! Стало быть, твой хвалёлный боец не гож не куда. Даже такого побитого пса не смог убить. Эх, сдай деньги, дружище, не оправдал доверия...
Со крипом старческих костей и зубов Донотело отдал куш серебра старому плуту и погнал в загривок зятя в амбар, в наказание. Мартино взял свой кубок и подошел к Диего, без опаски, что юный боец полоснёт его по шее его же кинжалом. Но Диего благоразумно перехватил клинок за лезвие и отдал владельцу:
- Славный парень, «Барон», держи, утоли жажду, - подал Мартино кубок бойцу, и барон принял пойло, отдав честь благодетелю:
- Благодарю...
- Будь моим оруженосцем, - предложил Мартино вакансию пленнику, - деньгами не обижу. Будешь мне подливать вино и получать кушанья с господского стола. Или тебе более любо быть псом и гавкать, а питаться - помоями?
- Ум, хэ-х, спроси моего пленителя, отдаст он меня тебя, или нет, а тогда мне предлагай что-то, - отвечал Диего, промочив горло.
- Марчело, я покупаю твоего пса, за пятьдесят! - объявил рыжий командору. Старый лис тому отвечал:
- Я дал слово, что уплачу сто тысяч симу бедолаге, и должен сдержать слово.
- Беру его расходы на себя, друг, продай его мне, - не сдавался Мартино.
- Ох, как же ты напорист... Зачем тебе змей на груди? Ты разве не видишь: он - лютый пёс, он жаждет нашей крови. Сможешь ли не проморгать, как твой оруженосец тебя твоим же кинжалом проткнёт в шею? Мне не хочеться терять друга...
- Я понял, старый ты хер, - усмехнулся рыжий, - цену набиваешь. Хорошо, даю сотню.
Марчело почесал висок:
- Сотню... ну ты ведь друг, я ж за тебя...
- Сто десять! - накинул сверху Мартино.
- Ах, дьявол с тобой, забирай, - махнул рукой командор. А Мартино приказал своим бойцам на время связать руки барона за спиной - для безопасности...
«Мой бедный Диего... Мужайся, и ты ещё посрамишь обидчиков...» - тихо прошептала Чолито.