Глава 15
Деревья шумели, дороги стаптывались под напором сотен новых ботинок, а вьюга одной лишь украдкой заглядывала в пространство под куполом. Белые головы мешались с цветными и чёрными, платья и юбки сменяли массивные плащи и невесомые рубашки. В этот день людей и фолков на улицах первого Округа было куда больше, чем в обычные будни, и Хён Сок по бывшему статусу должен был бы знать об этой перемене, но не смог углядеть ничего примечательного. Всё казалось ему обыденным, да лишь потому, что он не знал, каким всё было раньше. Теперь же Вайнкула терпела скандал на скандале. Десятое января должно было стать для неё Днём единения.
Всё произошло стремительно быстро. С собой в Сварог подполковник Квон привлёк необратимые изменения. Председателю Моису срочно потребовалось умерить возникший пыл возмущений и предотвратить ещё большие потери. Конечно, он знал и об Ики, и об Алеке, и уж тем более о своей правой руке Эмили Брамс, а это было уже слишком. Моис посчитал, что мир достаточно натерпелся, но кое-кому другому этих единичных мятежей оказалось мало. Дато Конон с большой для себя радостью принял его приглашение благословить первый Округ своим визитом. Согласие возникло до того неожиданно, что даже интернет-пространство не успело подхватить его. Ни один рекламный баннер не стал оповещать мир о прибытии дато, и только в сам День единения люди и фолки узнали о его новом имени.
Хён Сок всеми силами пытался отговорить Лин выходить к памятнику Луиса Кортеса, но та в своей обычной манере не прислушивалась к его мнению, все опасения за себя приписывая его всё не проходящей с детства глупости. Потому что ещё в то время Хён Сок её оберегал.
— Да ты ни разу в жизни к моему мнению не прислушивался, с чего бы я должна придавать значение всей этой твоей ерунде?
— Даже я не знаю всех условий, но посмотри на обстоятельства. Эмили Брамс и Алек пропали, обстановка накалена до предела. Сколько ещё людей должно исчезнуть, чтобы ты наконец поняла всю опасность? — Хён Сок пытался стоять на своём до последнего, но перед сестрой ему всегда хотелось уступать. Однако в этот раз вопрос стоял куда более весомый, чем даже тот, что был шесть лет назад, когда в один момент не стало ни мамы Бао, ни их семьи. Теперь под угрозой была жизнь Лин.
— Примерно столько же, сколько понадобится для составления статистики.
Она и хотела бы придумать ответ остроумней, но в голове не было ничего, кроме учёбы. Лин вдруг поняла то, как естественные науки измотали её. Уголки губ растянулись в притворной ухмылке, а смех резким толчком ударил по груди. Как бы она ни старалась что-то в себе исправить, без участия Хён Сока в этом не было смысла. Он стал причиной всех её неврозов.
— Считаешь это забавным? В наше время никто не застрахован.
— Хватит. — Хоть Хён Сок и думал о благополучии сестры, её это раздражало куда больше, чем три года, посвящённые не приносящему никакого удовольствия делу.
— Мне попросить Кэсси присмотреть за тобой?
— И вот опять! Ты никогда меня не слушаешь! — Лин по старой склонности сорвалась и повысила голос. — Просто отвали, ясно? Я же просила перестать. Что сейчас, что в детстве. Мне умолять тебя на коленях? Может тогда ты оставишь меня в покое?
— Не говори такого. — Хён Сока вмиг пробила дрожь. Он точно понимал, что сестра имеет в виду. От этого греха ему никогда не отмыться. — Я сам всё знаю.
— Знаешь? Ну надо же! Ещё бы ты смог такое забыть. Думаешь, стал мне братом просто потому, что после смерти мамы взял роль моего опекуна? — она била по самому больному. — Бред! В отличии от тебя она хотя бы пыталась любить меня. Наша мама всегда была заботливой.
— Твоя мать была безразличной. Это я заботился о тебе ещё тогда, когда отец был жив.
— А ты весь в него! Нет чтобы пойти со мной, ты собираешься сидеть дома и отговаривать меня тогда, когда я уже всё решила. Хён Сок, ты безработный болван, в тебе ни грамма от мамы. — Лин злилась сильнее прежнего. Больше всего в этой жизни она боялась того, что брат выберет неверный пример. Но именно его он и выбрал. — Посмотри на себя, да в тебе всё от отца!
— Ты не понимаешь того, о чём говоришь.
— Это ты совершенно не разбираешься в делах, что выходят за пределы твоей дурацкой работы. И в чём был смысл столько надрываться? Тебя уволили так же легко, как повысили Эндрю до твоей должности! — сказала Лин, одним быстрым движением сняв с крючка пальто. — Я ухожу, меня уже ждут.
— Кто? Человек или фолк?
— Тебе то какое дело? Боишься, что я прыгну под машину ради фолка, словно бы твой любимый папочка? — она в последний раз прокрутила нож в груди брата.
— Прекрати. — Хён Сок начинал задыхаться. Его сердце обливалась кровью, и всё только потому, что оно во всём было с ней согласно. Лин не сказала и одного неверного слова. И всё следующее было чистейшей правдой.
— А что ты мне сделаешь? — к глазам Лин подступили слёзы. Впервые за последние пятнадцать лет она решилась сказать это вслух. Хён Сок наконец понял, что его тайна всегда была явной. — Снова ударишь меня?
— Нет. — Она добила его. Маленькая Квон Лин наконец одолела своего старшего братца. — Ты же знаешь, что я не стану.
— Ну конечно не станешь, ведь тебе это так удобно. Сколько же в тебе лжи! И ни капли сожаления. Ты думал, что я совсем ничего не помню? Ты делал это тихо, но от твоего шёпота звенело в ушах. Если бы мама знала, она была бы на моей стороне. — Отдышавшись, примирив прежнюю боль с новой раной, Лин на прощание взглянула на брата. Её чёрные глаза блестели под куполом слёз. — Каков отец, таков и сын. И ты хуже его, потому что пытаешься исправиться и даёшь мне надежду. Но я не могу простить тебя.
Она вышла за дверь, сбежала по лестнице и скрылась вместе с давним знакомым своего брата, даже не обернувшись к нему. Хён Сок стоял у окна и заметил лишь то, что парнем тем был Гефест — сильный умом, но беспомощный телом студент-микробиолог. Если у кого против Лин возникнут злые идеи, он ничего не сможет сделать. Разве что подставит свою щеку заместо неё. Так ни один из них не избежит возможных последствий встречи человека и фолка.
Отношения отцов и детей всю историю человечества были сложны, но братьям и сёстрам вовек приходилось труднее. Хён Сок не ставил себе идеала, не ровнялся на Му Хёна, но не мог избежать его на себя влияния. Сам того не осознавая, Квон Му Хён приучил своего сына быть самонадеянной жертвой. Квон Бао же показала Лин, когда стоит молчать, но так и не успела ей объяснить, к чему приводит чрезмерное терпение. Что Хён Сок, что Лин — двое взрослых, не нашедших время пережить детские предрассудки. Они оба знали, чего им делать не стоит, но не понимали, что предпринять вопреки никуда не годным устоям.
Округ был взвинчен, а народ ещё больше. В этот день всё должно было встать на свои места. Те, кто ждал момента, наконец возьмут в свои руки господство точно так же, как то сделала Квон Лин, ткнув брата лицом в его былые ошибки. Когда Хён Сок был повержен, ему не осталось ничего другого, кроме как молча согласиться с любым условием судьбы. В День единения судьбой был подполковник первого отдела по делам межрасовых коммуникаций Эндрю Арно. Под вмиг возросшим грузом обязательств его плечи начинали трястись.
С самого утра Эндрю не находил себе места. То галстук на его шее выглядел петлей без эшафота, то новые туфли слишком сильно скрипели, то чёрный пиджак выглядел похоронным костюмом. Всё это были подарки министра органов внутренних дел, который никак не мог оставить его в покое. Чувствовал ли он угрызения совести от того, что не оставил Эндрю возможности отказаться от должности, или то была простая дружелюбность, подполковник Арно не мог разгадать. Лишь одно было известно ему наверняка — ровно через час, когда состоится его встреча с дато Кононом, весь мир найдёт в нём великого мученика. Дато впервые ступит на территорию Округа и люди наконец заметят в нём того, кого всё это время тщетно пытались разглядеть в небе. Дато предстанет пред ними новым Богом.
Несколько раз подполковник сверился с заранее заготовленной речью, пригладил волосы и пересмотрел напутственное слово министра. Сегодня Эндрю надлежало быть сопроводителем дато Конона, благо тот знал английский лучше, чем свой родной язык. По правде говоря, любой фолк владел всем человеческим куда искуснее самих людей. И даже Ики в свой последний момент оказалась куда человечнее патрульного, что своими руками сдавил её шею. Эндрю всё никак не мог забыть того, как тело Ики, окружённое чёрно-жёлтой лентой, лежало на тонком слое сена деревянного пола амбара. Бычок, что потушили о белую кожу. Ей наверняка было холодно, но Эндрю оказался больше не в силах согреть её. О, его бедная милая Ики. Рядом с обнажёнными ногами рассыпался сигаретный пепел. Патрульный и не пытался скрыть того, что был человеком. Фолки были просто не способны на такую жестокость. Так ещё один человек окрасил снег в красный.
Эндрю прибыл на место раньше положенного, а потому ему не оставалось ничего другого, кроме как прятаться от журналистов. Он никогда не понимал того, как Кэсси справляется с бескрайним ворохом вопросов, пытающихся затронуть что угодно, кроме самого главного. Вот и теперь, когда дато сказал чрезмерно много лишнего, репортёров интересовало одно — с какой стойкостью Конон проявил свою милость к отстранённому от дел подполковнику Квону. Никто не желал и слушать о том, почему дато замалчивал свои промахи и избегал заслуженной ответственности. Вновь что фолкам, что людям оказалось проще не замечать признаков катастрофы, чем предпринимать усилия для недопущения бедствия. В этом они были схожи. Но амфи всегда пытались их предупредить.
— Мы должны не бороться с последствиями, а предотвращать угрозу. — Отвечал на один из вопросов подполковник Арно, пока микрофоны и камеры маячили у его лица. Он точно знал, что они хотят услышать, и следовал наставлениям министра и начальства Департамента управления и организации деятельности уполномоченных по делам межрасовых и межвидовых взаимодействий. Пока верхушка скрывалась и пряталась по своим многочисленным домам, Эндрю говорил от лица человеческой половины Вайнкулы. — Тридцать первое декабря прошлого года стало для нас показательным. Отныне и впредь мы намерены предпринимать всё возможное для того, чтобы избежать подобных случаев бесчинства наших сотрудников.
— Полковник Арно, от патрульных третьего Округа поступили сведенья о том, что Квон Хён Сок и ранее показывал своё незнание установленных в обществе правил. Как вы могли повысить до подобной должности человека, что не уважает даже женщин? — один из микрофонов всё продолжал настаивать и после того, как Эндрю с несколько раз пропустил его слова мимо ушей. Когда то стало удобно, все вмиг позабыли о прошлых заслугах отлучённого от дел подполковника. Все вопросы были о нём, и лишь о худшей из возможных крайностей его прошлой работы.
— Ваше утверждение некорректно. Тогда Квон Хён Сок вёл диалог не с женщинами, а с некомпетентными сотрудниками. Своим вопросом Вы пытаетесь разжечь устаревшую для всех ненависть.
— Полковник Арно, Вы отрицаете наличие у Квон Хён Сока открытой неприязни к фолкам? — продолжила допрос следующая камера.
— Мы не можем отвечать за самого Квон Хён Сока. — Эндрю едва успевал переключаться с одного репортёра на другого.
— Полковник Арно, принимаете ли Вы на себя ответственность за допущение гибели Эмили Брамс во время её отбытия в Сварог? — очередной микрофон наседал и дальше.
— Ваша информация не подтверждена. Перед тем как занимать экранное время подобными вопросами, сверьтесь с источниками.
— Полковник Арно, можем ли мы предполагать, что всё произошедшее имело место быть по вине Квон Хён Сока? — четвёртая рука потянулась за ответом, и Эндрю уж был не в силах отвечать так, как положено, но его пытку прервало появление главного гостя Дня единения.
Дато Конон не изменял своей старой традиции. Плащ в пол, седая бородка и проглядывающая из-под усов улыбка. Лишь единицы удержали свой исследовательский пыл и не бросились к бедному старичку со вспышками вечно мигающей аппаратуры. Благо фолки и люди из ПОПДМК, его сопровождающие, спасли дато от падения. Вид первого Округа вскружил ему голову. Старик выглядел так, словно ему ещё не доводилось видеть столь большое скопление человеческих артефактов. По крайней мере, именно такое мнение могло сложиться от одного только взгляда перепуганных и удивлённых глаз. Тот, что был карим, вдруг блеснул чем-то странным.
— Дато Конон, рад видеть Вас в добром здравии. — Эндрю протянул руку старичку, что, казалось, вмиг помолодел. Морщины на его лице вдруг перестали быть такими глубокими, и только меж бровей осталась извечная складка.
— Подполковник Арно, поздравляю Вас с новой должностью. — Конон принял предложение рукопожатия, и Эндрю подметил то, с каким пылом он сжал его руку. Дато не счёл важным в обращении к нему форму подполковника перевести в полковника, как он то делал с Хён Соком. Настоящий фолковский лидер точно знал, когда стоит припрятать свои козыри от лишнего внимания. Дато Конон выглядел невинным в своей полной растерянности ничего не ведающего и только вылупившегося птенца. — Обитель человека воистину поразительна. Никогда не думал, что испытаю столько впечатлений от одного только вида вашей прихожей. — В восхищении дато продолжал озираться по сторонам, любуясь не людскими лицами, а всем тем, что стояло за ними — машинами, асфальтом, достающими до самого купола зданиями.
— Большая честь слышать подобное от Вас. Наш дом всегда и ваш дом. — В лёгком жесте подполковник Арно указал на выстроившихся за спиной дато Конона фолков. Сам он не испытывал к ним ни неприязни, ни любви, но оказать им особое расположение вынуждали предписания.
Эндрю улыбался, кланялся, кивал и соглашался со всем, что ему предлагали. Министр отдал приказ кормить народ обещаниями, и с ним нельзя было не согласиться. В тяжёлое время приправленная ложью истина всегда принималась куда легче простых клятв в том, что вскоре ветер перемен задует под куполом. Вайнкула желала знать, что для этих самых изменений каждый из членов верхушки делает всё возможное. Подполковник Арно в эту самую верхушку не входил, но был единственным, кто не соврал бы сказав о том, что предпринимает всё, что только может, для постановления мира. ПОПДМК находился в центре урагана и только потому точно понимал, что без глобальных реформ это невозможно. Когда-то Хён Сок стремился к переустройству отношений между людьми и фолками. Подполковнику Арно же не оставалось ничего другого, кроме как пытаться сохранить то, что ещё не было потеряно.
Первую половину Дня единения дато Конон прохаживался по улицам первого Округа, говорил с живущими в нём фолками, целовал человеческих детей в лоб и принимал подношения от каждого, кто только успевал подойти к нему, минуя длинные очереди. Сослуживцы подполковника Арно более других пытались оградить Конона от излишнего внимания. Последователи же дато ничем не препятствовали ни одной душе, пытающейся прикоснуться к их Богу. Словно бы они точно знали, что он никуда от них не денется. Будто бы фолки понимали, что Конон вовек останется на их стороне.
Этот полный очарования старичок притягивал к себе любого, до кого только мог дотянуться. Хоть Эндрю и слушал полную версию разговора подполковника Квона и дато Конона, даже его одолевали сомнения в том, что подобный добросердечный дедуля мог прибрать к рукам ни в чём неповинную Вайну. «Вся Вайнкула — земля фолков» — вот что он пытался донести своим неожиданным визитом в чужой монастырь, на всё для него готовый. Но вторжение его было мягким и чётко спланированным. Спаситель был жертвой и самолично пришёл освободить других страдающих от гнёта людей, что не могли управиться с гейзерами и собственными языками.
Дато точно знал, как наладить контакт с человечеством. Казалось, только с ним он и мог выражать ту отеческую любовь, что не нужна была фолкам. Люди нуждались в нём совершенно иначе. Они восхваляли каждый его шаг, молили о близости и наставлении. Уже через час подполковнику Арно надоело на это смотреть, но он должен был продолжать сопровождение дато, что, казалось, и не нуждался в нём вовсе. Конон без лишней помощи отлично справлялся со своей задачей — выказывал благожелание всем, кто в нём нуждался. А в новом времени оно становилось необходимым каждому.
Наскоро воздвигнутая трибуна стояла совсем рядом с памятником Луиса Кортеса, а на ней — деревянная кафедра точно такого же цвета, что и видящий глаз дато Конона. Словно бы нарочно составитель картины хотел в нём эту особенность подчеркнуть. Долгожданное для всех событие назначили на два часа дня, как раз к тому времени, как и управленцы, и простые рабочие успеют отобедать в переполненных в этот день ресторанах и кафе. Эндрю невольно подумал о «Холи Белли». Это был первый раз после расставания, когда он вспомнил о своей бывшей девушке. Как она и говорила, отношения ему были не так уж и важны. Сейчас его волновало другое — зачем Квон Хён Сок явился на перекрытую центральную улицу первого Округа, и почему из всей начинающей собираться публики его было так легко заметить.
По старой привычке Эндрю уже было хотел отпроситься отлучиться, но тут же сообразил, что подполковник здесь он. Хронический стресс и не отпускающая его бессонница каждый день давали о себе знать. Конечно, Эндрю и до этого подозревал, как тяжело приходилось Хён Соку, но такая жизнь переходила все границы. Он был уверен, что его старому другу было в разы легче. Ведь Хён Сок был рождён сильным. И единственное, что он с этой силой сделал — оставил её пылиться в углу до лучшего времени. Хён Сок не справился ни с чем из того, что случилось с ним за последние двадцать семь лет. И всё потому, что потенциалу его не дали раскрыться. Эндрю был всё ещё зол на него за то, что тот и его задатки решил задушить.
Трясущейся рукой поправив галстук, подполковник Арно покинул общество дато и через первый ряд обошёл сцену так, чтобы даже при сильном желании его не смогли разглядеть. Расстояние было небольшим, и он мог вернуться в любой момент. Хён Сок понял его и занял своё место неприметным пятном на фоне изваяния Луиса Кортеса. В чёрной кепке и спортивной кофте он выглядел так, что один лишь Эндрю и мог его узнать. Ведь у него было такое желание.
— Я смотрел репортаж с тобой. Ты отлично справился. — Пытаясь казаться простым законопослушным гражданином, Хён Сок принялся рассматривать таблички в основании монумента. «Первый человек, ступивший на земли Вайнкулы». Взгляд Эндрю прожигал его затылок. — Если бы сказал мне о Дне единения раньше, я бы смог бы помочь тебе подготовиться. Ты сильно волновался.
— Не лезь туда, куда не просят. — В висках запульсировало. Один только вид Квон Хён Сока вызывал у него головную боль. — Как ты не понимаешь, нам нельзя видеться. Я на работе.
— Мне без разницы.
— Так ты лишь подтверждаешь все слухи о себе. Если сегодня я сделаю что-то не так, то все решат, что это ты подговорил меня.
— Тогда действуй так, как посчитаешь нужным. Я готов к любому исходу.
— Ты никогда не считался с моим мнением, с чего это вдруг решил начать? — Эндрю уже было хотел повысить голос, но статус вновь не позволил ему это сделать. — В следующий раз обращайся ко мне на «Вы». Мне не нужна путаница, все и так на нервах. — Он сделал попытку успокоиться, но от того лишь ещё больше разгорячился. — Раз уж ты посчитал, что моё слово имеет вес, прислушайся ко мне. Хотя бы раз не заставляй меня чувствовать себя дураком.
Договорить они не успели, толпа захватила их с головой и унесла за собой Хён Сока вместе с его последним ответом. Глаза Эндрю оббежали людей и фолков, но все они оказались безликими. Правда, среди нескольких фигур ему привиделась Ики. Её белые волосы, всегда так аккуратно обрамляющие лицо, нельзя было спутать ни с какими другими. Он всё смотрел и смотрел, пока не смирился с тем, что любые его попытки тщетны. Ещё тогда, когда тот патрульный перечислял пострадавших в третьем Округе, он должен был убить его. Но как признать монстра в человеке, что в обыденной своей жизни боится поднять перед тобой голову? Тень рвётся наружу лишь тогда, когда тело считает, что её грехов не заметят. Эндрю всё ещё чувствовал, как в свою последнюю ночь его бедная Ики пахла табаком из дешёвых сигарет. Он тряхнул головой, и её образ исчез. Только сладкое пение звенело глубоко в его груди.
Где-то в этом же сборище находилась Лин, и сопровождение Гефеста никак не улучшало ситуацию. Хён Сок точно знал, что любые его попытки найти её не обернутся успехом. На звонки она не отвечала, сообщений не замечала, а голову прятала в скопище. Если бы он знал заранее, то потянул бы с увольнением и приберёг у себя пистолет. Лишь его фантом покоился где-то у бедра, точно там, где он привык держать оружие последние пять лет. Теперь старой доброй кобуры ему не хватало даже больше, чем звания, вместе с собой лишившей его и прежнего имени. Ведь подполковником Квоном его звали куда чаще, чем Хён Соком.
Мир под куполом вмиг затих, и он понял, что дато наконец собрался вещать. Старик в тёмном плаще, отливающем чем-то красным, на груди распустил свою седую бородку. Его коротко подстриженные, точно такие же белые волосы под послеобеденным солнцем казались желтовато-серыми. Хён Сок никогда не замечал этой детали у фолков. Седина бабули Ии всегда выглядела по-настоящему белой.
— Дорогие друзья, не передать словами то, какую честь вы все здесь собравшиеся оказали людям и фолкам своим присутствием. — Начал дато, единственным видящим глазом всматриваясь в толпу. Он взмахнул руками в приветственном жесте, что не выглядел ни слишком громоздкими, ни чрезмерно воодушевлённым. Конон с точностью соблюдал все пропорции. — Я был приглашён в первый Округ председателем Моисом. Как вы можете знать, за мой долгий век из всех председателей Вайнкулы именно Моис пригласил меня в этот дом. И приход мой вышел таким сумбурным именно потому, что я без лишних промедлений принял это приглашение.
Народ внимал каждому его слову. Одни из простого интереса, другие из страха пропустить объявление войны, третьи с раболепным обожанием в глазах. И не все из них в этот день были жёлтыми.
— К сожалению, председатель Моис не смог присутствовать сегодня, но эту вольность я с лёгкостью ему прощаю. Всё-таки, так мне достанется больше времени на беседу с вами, и, не стану скрывать, этому я несказанно рад. — Дато заулыбался, и толпа с лёгкостью повторила его смех. — А дело в том, дорогие мои люди и фолки, что последнее время выдалось для нас всех чрезмерно тяжёлым, и этот день, что мы с моим добрым другом Моисом единодушно решили объявить Днём единения, я хотел бы провести с вами. На сегодня в каждом из Округов были заготовлены увеселительные мероприятия, а потому не волнуйтесь за тех, кто не подоспел к нам к этому моменту. Понимаю, что сообщили вам обо всём лишь поутру, а потому собраться нам всем было не так просто. Уважаемые люди и фолки по ту сторону телеэкранов, я от всего сердца желаю вам провести День единения наилучшим образом независимо от того, работаете ли вы сегодня или предаётесь досугу с семьёй.
Дато говорил много всего, что могло бы зацепить слушателя, но не слишком подробно, дабы своей прямой агитацией к примирению никого не отпугнуть. Он рассказывал о деятельности фолков по поддержанию мира и том, что его добрая душа не держит на бывшего подполковника ПОПДМК зла. Для Хён Сока от его слов совершенно ничего не изменилось. Дато лишь в очередной раз показал то, как способен ловко управляться с человеческим языком.
В один момент Хён Соку стало просто невозможно слушать его лесть и бахвальство. Он не мог перестать думать о том, что где-то здесь сейчас стоит Лин. Хоть подполковник Арно и был способен умело распоряжаться толпой, этот никак не помогало Хён Соку избавиться от страхов. Благо сегодня Кэсси, как и всегда, решила остаться вдалеке от политики. Вчерашним вечером Хён Сок подарил ей чрезмерно много вдохновения, и его оказалось достаточно для того, чтобы она выслала отказ на предложение председателя Моиса посетить День единения. Присутствие любимого большинством фолков и людей современного автора как нельзя лучше сняло бы с народа чрезмерное напряжение, но Кассандра давно поняла, что это не сыграет на руку плану министра, которому был вынужден следовать и Эндрю. Министр лишь накалял обстановку, и одному только Богу известно, по своей ли инициативе или по чужой указке.
Ещё с несколько месяцев назад Хён Сок отчётливо осознал, что не просто так указы председателя и министра в один момент стали расходиться. Кто-то из них вёл двойную игру, и пока отлучённый от дел Квон Хён Сок не мог понять, кто именно. Одно он знал точно — у Моиса всегда было достаточно власти, чтобы провести всё куда аккуратнее. Если бы власть имущие не хотели, чтобы кто-то заметил их грязные помыслы, они бы этого не допустили. Хён Сок никогда не отличался проницательностью, достаточной для того, чтобы разгадать тайну планетарного масштаба, но и ему было очевидно, что среди людей бродят грязные планы.
— Меня попросили процитировать всем нам известного Луиса Кортеса. И так, — после продолжительной паузы дато Конон прочистил горло, готовясь к кульминации своей речи. Даже молчанием своим он управлял так, будто точно знал, как это принято у людей. — Пойти против фолков — то же, что пойти против Родины. Мы вошли в их дом, а потому обязуемся хранить и чтить его, как благодарные гости. Убить фолка — то же, что кусать руку, которая тебя кормит.
Пытаясь вслушиваться в откровения давно ушедшего человека, Хён Сок вдруг почувствовал, как по его торсу ударило что-то твёрдое. Он быстро разобрался, в чём было дело. Кто-то просачивался через толпу с перочинным ножом у самой груди, позаботившись лишь о том, чтобы спрятать остриё, но никак не рукоять. Чёрные волосы незнакомца прикрывали его лицо так, что невозможно было разглядеть направления взгляда. Он шёл туда, где несколько девственно белых макушек выглядывало из скопища тёмных.
— Мы не смеем перечить воле судьбы, что оказалась к нам милостива. — Продолжал пророчествовать дато. — Вселенная подарила нам сводных братьев и сестёр, а потому долг каждого из нас ставить их наравне с кровными родственниками.
Опустив козырёк кепки, Хён Сок последовал за неизвестным. И при должном желании никто не мог распознать в нём подполковника Квона, ведь без пиджака и выглаженных по стрелкам брюк он был сам не свой. Так и тело его не могло свыкнуться с тем, что даже в такой момент его заставляют молчать. Если о новом убийстве фолка человеком узнают, последствий будет не избежать. Хён Сок был уверен, что справится со всем тихо.
— Имя Великой Матери нашей общей — природа, да только отец Создатель различен. Но как отличаемся телом, так душами сходны. Не амфи друг человека, а человек друг фолка. И не забудем же мы, детины рослые, кто есть отцы и матерь наши.
Когда дато замолчал, Хён Сок уже держал нужного ему мужчину за шею. Нож тут же впился поймавшую его ладонь, но для Хён Сока это лишь всё упростило. Сжав пальцы, он схватил ими лезвие, насквозь проткнувшее руку. Раздались овации сотни восторженных ртов. В возрастающем гомоне Хён Сок в момент напряг мышцы плеча, стиснувшего горло незнакомца, и тот не успел издать ни единого звука. Туловище обмякло, и он вмиг перекинул обессиленную руку неизвестного через свою голову. Спрятав ладонь с перочинным ножом в кармане, Хён Сок пошёл вон от сцены. Всё выглядело так, словно бы его старый друг от волнения лишился сознания. Быстро и просто. Нужно было лишь удержать его до тех пор, пока не найдётся полиция.
Аплодисменты начали угасать к тому моменту, как Хён Сок покинул публику. На смену ликования пришли страх и отчаяние. Визг, предсмертный вопль, плачь. Массы пережили очередной удар. Никто не стрелял, только заранее заготовленные лезвия коснулись нескольких невинных сердец. Точечная и чистая работа, ни одной лишней жертвы. Лишь асфальт красными волнами покрыла чья-то кровь.
Поднялись крики. Подполковник Арно взбежал на сцену и увёл с неё дато Конона. Бедный полуслепой старик до того взволновался, что на каждом шагу терял равновесие. В глазах его читался неподдельный ужас. Даже такой, как он, не ожидал, что случится что-то подобное. Патрулировавшая рядом окружная полиция пыталась успокоить толпу и отвести мирных жителей от преступников. Раненые больше не стонали. Если они и сохранили дыхание, то сотни ног избавили их и от такой возможности. «Это были люди!» — нескрываемым шёпотом проносилось по первому Округу. В один день чёрные пешки съели достаточно белых и слишком близко подобрались к королю.
Мучительная мысль молнией ударила в голову. Хён Сок терял самообладание. Его дыхание до безумия участилось. Лин должно было быть очень страшно. Она просто обязана была бояться. Если нет, значит её уже не было. Прямо сейчас он готов был убить за любую информацию о ней.
— Эй ты, слушай сюда! — схватив недавно пойманного за ворот преступника, Хён Сок бросил его на капот ближайшей полицейской машины. Её хозяин тут же подскочил с места и собрался указать Хён Соку на его место, но тот его остановил. — Головой за него отвечаешь, понял?
— Да кто ты такой? — полицейский продолжал недоумевать.
— Тот, кто надерёт тебе задницу, если ты упустишь подозреваемого. — Хён Сок хотел было сказать тому ещё пару предупреждений, но заметил в сотруднике женщину. Упоминаний в утренних репортажах ему было достаточно. — Этот придурок единственный пойманный, и уж постарайся не дать ему сбежать, раз уж в пекло не суёшься.
— Полковник Квон, Вы могли бы просто представиться. — Она легко узнала его, стоило ему принять на себя прежнюю роль. В одной её руке уже были наручники, а другой она отдавала честь. — Удовольствие видеть Вас с глазу на глаз. Перенимаю подозреваемого, лично позабочусь о том, чтобы отчёт попал в руки подполковника Арно.
— С чего бы такая помощь?
— Полковник Квон — Герой нашего времени! — отчеканивая каждое слово прокричала она. Бесновавшаяся толпа не смогла перебить её пыл. — Всё во благо народа, сэр! Кто как не вы это понимаете! — в последний раз смерив Хён Сока взглядом, полицейский принялась разбираться с неизвестным.
Если бы у Хён Сока было время подумать, он был бы польщён. Но поиски Лин нельзя было больше откладывать. Бросив всё, Хён Сок врезался в скопище и разбил его. Брызги под напором его движений разлетались во все стороны, одни отскакивали от него сами, других приходилось толкать. Он точно знал, куда ему было нужно. Прямо к сцене и микрофону.
На влажном от крови асфальте лежали раздавленные тела. Кому-то предварительно перерезали горло, а кто-то по несчастью упал и оказался растоптан. Хён Соку казалось, что он вновь провалился в жерло гейзера, только в этот раз его кожу распаляло горячее дыхание впавших в смятение людей и фолков. Хён Сок выбрал самый короткий из путей и двинулся к центру. Он шёл туда, откуда сбегали остальные. Под ботинками хлюпали лужи крови, в ушах эхом бился чужой плач. В волнении ноги его отказывались идти.
В один шаг одолев лестницу, Хён Сок взобрался на трибуну. Оборудование ещё должно было работать.
— Квон Лин! — онемевшие пальцы едва удерживали микрофон. — Квон Лин, где ты? — он повторял её имя, всматриваясь в мёртвые головы. Ни одна из них не была чёрной. Каждая когда-то белая прядь оказалась окрашена в красный. И во всех них ему мерещилось лицо Алека. — Квон Лин! Квон Лин!
— Какого чёрта ты тут делаешь? — Эндрю подбежал к нему и выбил микрофон из рук. На его рубашке тут же проявились брызги крови, что слетели с ладони Хён Сока. Звук удара отскочил от трибуны тупым эхом. — Все и так в панике, не усугубляй положение!
— Где Лин? — в груди до резко заныло. Казалось, что испуг всей толпы вмиг перекинулся на него одного. Хён Соку не было совершенно никакого дела до других. Все его мысли были только о Квон Лин. — Где она, Эд? Где, чёрт подери, моя сестра?!
— Да успокойся ты! — Хён Сок сжал его плечи, но Эндрю тут же убрал с себя руки друга. — Она догадалась прийти ко мне куда раньше, чем ты! Я оставил её с моими людьми.
— О Господи. — Он впервые в жизни решился обратиться к Богу. Единственное, чего он сейчас хотел, дак это больше никогда не оказываться в ситуации, где его помощь могла бы ему пригодиться.
С десяток раз услышав своё имя, Лин просто не смогла не прийти к тому, кто так неустанно обращался к ней. Заметив сестру, Хён Сок забыл обо всём, что говорил и знал до этого. Он оказался возле Лин так же быстро, как и Гефест отступил от неё. Хён Сок судорожно вдыхал, пытаясь обнять Лин, но выходило это у него не лучше, чем когда-то в детстве. Казалось, сотня лет прошла с тех пор, как она позволяла ему так просто к себе прикасаться.
Хён Сок был прав — Лин испугалась, но ещё больше мучений ей доставляла всепоглощающая тревога. Она не беспокоилась о брате, только вот его о ней заботы выбивали из-под ног землю. Лин всегда хотела, чтобы её брат образумился, но встал он на путь исправления куда раньше неё самой. И вот теперь Хён Сок обхватил всю её своими руками так, как делал то при ещё живых родителях. Он начал меняться бесконечное время назад, а она лишь сейчас это заметила. Прежний старший братец Лин никогда бы не стал ради благополучия сестры рисковать своей собственной безопасностью. Так она думала, никогда не замечая, что всё хорошее, что он когда-либо мог сделать, было для неё одной. Разум его был полон перемен, только вот не так просто было всем старым обидам в мгновение сойти на нет. Но теперь и её душа могла приступить к исцелению. Потому что он давно был готов.
— Хён Сок, отпусти, мне больно. — Взмолилась Лин, хлопая брата по затылку. Она не солгала, сердце в груди и правда болело.
— Они ничего тебе не сделали? — он ослабил хватку, но лишь для того, чтобы Лин смогла дышать, но не сбежать.
— Со мной всё нормально. Я сразу же пошла к Эндрю и уже как следует отблагодарила его за то, что он помог сначала мне, и только потом дато Конону.
Гефест уже было собрался что-то сказать, но подполковник Арно успел приурочить его к вдруг возникшему делу. Семейство Квонов нужно было срочно уводить со сцены. Камеры продолжали снимать, и новую выходку Хён Сока сумела запечатлеть каждая из них. Гефест повёл Лин, а Эндрю за обе руки оттащил друга в сторону. Теперь весь его новый пиджак был в следах его крови, но ни один подарок министра не волновал Эндрю столько же, сколько всё только что произошедшее. И слёзы Хён Сока в том числе.
Он гладил его спину от капюшона кофты до самого ремня джинс и пытался привести в чувства, пока Лин и Гефест переговаривались о чём-то своём, от чего шёпот их походил на взволнованное щебетание двух перелётных птиц. Словно бы прямо сейчас они вдвоём должны были лететь, но почему-то решили здесь задержаться. Эндрю впервые видел, как Хён Сок плачет. Раньше ему всегда казалось, что в их кабинете именно он отвечает за то, чтобы давать выход эмоциям. Но они поменялись ролями. Хён Сок ещё никогда прежде не был так сломлен, и повлияли ли на это слова Лин, сам Эндрю не мог догадаться. В висках его снова стучало, а в нос забился запах железа. Он не без огорчения понял, что новые смерти приведут лишь к большей загрузке отдела. В один момент и Эндрю чуть не разрыдался на осунувшемся плече Хён Сока. Груз был нестерпимым, но кто-то должен был его выносить. Теперь была его очередь.
Подполковник Арно сказал дато Конону, что останется для помощи в Округе, с чем старик без промедлений согласиться. Дато так спешил вернуться в Сварог, что совсем позабыл о времени прибытия поезда. У него оставалось ещё несколько часов, и только Бог знает, чем он собрался их занимать. Подполковник отправил с ним достаточно своих людей для сопровождения, и они никого бы не удивили, если бы рассказали, что после случившегося на Дне единения всё чаще стали замечать на себе полные подозрений взгляды со стороны фолков.
Издавна люди Вайнкулы видели проблемы в Ньюэре, но не в самих себе. Они и не хотели знать о том, что их напряжённые отношения с фолками переросли в откровенное противостояние. День единения не сработал. Он лишь сыграл на руку тем, кто успел подготовить нападение на ни в чём не повинных жителей первого Округа, от остальных отличающихся лишь неподдельно жёлтыми глазами. Повезло тем, кто был в линзах. Выжил тот, кто отказался от своего настоящего прошлого и принял бремя облика человека.
Увидев в фолках миротворцев, люди совсем позабыли о том, что и сами могут быть не враждебны. И счастливы были миротворцы, потому что смогли назвать себя сыновьями Богов. И сотворили люди своего кумира, поклоняясь на один глаз слепому, как идолу. Заметив в человечестве путь к своему совершенству, фолки последовали за ними, да лишь затем, чтобы потом испугаться их мощи. Колени их начинали трястись, а зубы стучали, словно от холода всегда смирной Вайнкулы. Но не все знали, что людей фолки боялись с самого начала. С того начала, которое не было известно ни душе. Прибегнув к спасению своих заблудших сердец в религии, что люди, что фолки, лишили себя собственных сил. А те, кто в Богов не верил, только этого момента и ждали.
Люди приписали фолкам всё то лучшее, чем могли бы обладать сами, и этим своим собственным действием причислили себя к грешникам. Фолки восславили греховность до бесконечных просторов небес, что были им неведомы. Но теперь открылись глаза цвета золотых песков ушедшей в небытие Древней Земли. Они наконец решились доказать Богам, что достойны их появления.
Чтобы оправдать сошествие людей, фолки оказались вынуждены показать, что действительно нуждались в них. Подполковник Квон считал большинство из них бездеятельными и ни на что не способными. Но разве не это хотел увидеть первый человек, когда наткнулся на ранее неизвестную расу? Возрадовался бы род людской так сильно, если бы заметил в фолках не раздельных бедных дикарей, а освоившее все прелести культуры общество? Человечество не перенесло бы подобного унижения. На самом же деле ещё тот, кто оказался на Вайнкуле до Луиса Кортеса, уже с век был здесь лишним.
Фолки всегда должны были убеждать себя, что нуждаются в людях. Общей задачей для них стало одно — показать всему миру, что без людей сами они глупы и беспомощны. Фолки пропадут без приласкавшей их руки человека. Каждый фолк посчитал своим долгом явить людям их превосходство. Чтобы оправдать существование человека, они должны принизить жизнь свою собственную. Чтобы понять сущность фолков, люди не смогли поступиться со своей гордостью. Никто не пожелал пойти на уступки. И последствия сами настигли Вину.
Вот то, к чему всё шло все эти годы. Хён Сок разбит, подполковник Арно уже давно хочет сломаться, а председатель Моис продолжает молчать. Он не подаст голоса до тех пор, пока план его не завершится единственно важным открытием. Допущение осквернения Дня единения лишь пункт в его ежедневнике. Но не один Моис задумывается о будущем. Дато Конон всегда был на шаг впереди.