Глава 13
Ожидания оправдались. Произошло именно то, что так тревожило Хён Сока всего десять часов назад. Бедствие. На ещё действующую электронную почту подполковника Квона пришло новое письмо, и ему оставалось лишь молиться за то, чтобы оно оказалось последним. Один случайный патрульный наконец доказал, что звание своё они носят не просто так.
Срочный выезд в Патуи и ни минуты на промедления. Это был первый раз, когда Эндрю пришёл на встречу с Хён Соком вовремя. И Хён Сок бы заметил тому, что расставание с официанткой из «Холи Белли» повлияло на него наилучшим образом, если бы обстоятельства и без того не душили горла подполковника Арно. Эндрю едва держался от того, чтобы не потерять сознание, и било дрожью его нечто отличное от обычного холода.
В машине он молчал, а никто другой и не думал пытаться завести разговор в его присутствии. В Патуи отправились лишь он и Хён Сок. Шофёр оказался ненужным балластом, но не потому, что им требовалась забрать амфи. То, что случилось в их излюбленном месте, должно было остаться между ними двумя. За одну ночь Вайнкула стала куда ближе к войне, чем за посещение Хён Соком Сварога, и ни одно лишнее лицо не должно было об этом узнать.
Даже через толстый слой одежды было заметно то, как грудь Эндрю судорожно поднималась и опускалась. Глаза его замерли так, словно бы холод взялся за них и превратил в две ледышки. И раньше он знал, что новый статус накладывает на него оковы, но только теперь смог отчётливо это понять. Эндрю хотел бы прямо сейчас прорыдаться в плечо Хён Сока, да боялся, что после не сможет взять себя обратно в руки. Перед фолками он должен быть гордым и строгим. На другое клеймо подполковника не давало дозволения.
Когда припорошенная снегом Патуи заискрилась за окнами автомобиля, солнце ещё только лениво вставало. Оно взбиралось по небу, разминало бока, раздумывало, стоит ли сегодня начать светить, заранее понимая, что в ответ услышит «нет». Под его тайком наблюдающим взглядом Эндрю вышел из машины и помчался в сторону поселения фолков. Никто не вышел ему на встречу, хотя каждый знал, кто именно благословил их обиталище визитом. Одна лишь Ики не знала. Она не улыбалась своему старому другу, не журила его за долгое отсутствие и не спешила с рассказами о жизни малышей амфи. Этой ночью Ики вдруг замолчала. По воле человека её настиг вечный сон.
Бабуля Ия гладила спины её родителей. Их горе не ведало границ и пределов. Глаза их заливались слезами, навсегда лишаясь того блеска, что был при жизни их дочери. Ики была хорошим фолком. Всю её жизнь с этим спешил согласиться каждый.
— Подполковник Арно. Прибыл по вызову патруля от шести утра сегодняшнего дня. — Эндрю едва справлялся с собственным голосом, но держал его куда ровнее, чем обычно. Только вот раньше говорить ему мешали радость и воодушевление, в не стиснувшие горло слёзы.
— Мои соболезнования, мой милый мальчик. — Бабуля улыбнулась ему, передавая в его руки отца и мать Ики. Они в тот же миг упали на его плечи с терзающими душу рыданиями. Поджав губы, Эндрю позволял себе лишь скромно кивать на все их сокрушения.
Год только начался, но уже выдался невыносимым. Он был тяжелее всех прожитых ранее лет, по своей трагедии превосходил всю историю первого отдела по делам межрасовых коммуникаций. Ики мертва. Человек впервые покусился на фолка, но что ещё хуже, изначальной целью его было нечто иное. Тело посмертно прекрасной, юноликой девушки из семейства фолков было найдено в местном амбаре. Там спали дети По и Ко. А покуситься на амфи куда опаснее, чем грешником предстать перед Страшным судом. Сердце навек наливалось свинцом, и даже старые Боги не шли здесь на подмогу. Один человек едва не запятнал чести всего рода людского. Теперь каждая ошибка стоила сотен тысяч жизней, но совсем не человеческих. Если в фолках разуверятся, народ легко отведёт каждого из них на эшафот. А первый признак небожественного происхождения фолков — их смертность. Сегодня она была доказана.
Человек вдруг понял, что властен над жизнью. Может создавать её и сам же избавляться от лишней. Из покон веков это осознание приходило к тем редким душам, что сами себя обрекали на вечную память в истории народов. В новом мире таким хотел стать каждый. Один из подобных этой ночью решил выступить с манифестом, да вот только чернильницу его опрокинула Ики. Она попала под горячую руку человека, что хотел совершить преступление куда более бесчеловечное, чем смертоубийство фолка. Он планировал лишить жизни трёх детёнышей амфи, но своим появлением Ики позволила ему не позорить бедную душу наихудшим из грехов. Ради этой благой цели она принесла в жертву свои тело и разум.
Хён Сок не мог придумать, куда себя деть. Эндрю он был не нужен не только сейчас, но и всю последнюю неделю. Лишь редкими поручения тот позволял ему занимать своё время. Подполковник Арно не мог и посмотреть на него. Позиции их были уже не те, что прежде. Теперь Хён Сок хотел следовать за ним точно так же, как то раньше делал Эндрю. Но новому подполковнику было не до того.
— Прошу вас пройти и дать показания. Я лично приму их и прослежу за тем, чтобы с виновником обошлись должным образом. — Подполковник Арно попытался отвести родителей Ики в сторону, но их сердца разрывались от отчаяния. Они понимали, что никто и никогда не узнает, что же на самом деле случилось с их девочкой. Всему настоящему человечеству не стоит напоминать о том, на что оно способно.
Отец Ики упал, едва не лишившись последних чувств. Несколько фолков подбежали и помогли бедному мужчине встать. От его ботинка остался след, под собой примявший кое-что здесь лишнее. Это был сигаретный бычок, оставленный человеком в амбаре. Кто-то потушил его о голое бедро милой Ики. В беспамятстве сокрушённый отец и не заметил того, как артефакт злодея пошёл за ним следом. А злодеем тем был человек. Им точно был человек, ведь ни один фолк не оставит после себя грязи на священной земле Вайнкулы. А вся её земля была священна.
Подобрав оставшийся от преступника сор Хён Сок окончательно решил бросить курить. Благо он и не успел начать, а бабуля Ия оказалась замечена им прежде, чем безнадёжные печаль и безделье сами привели его в амбар.
Как и было заведено ещё с пять лет назад, бабуля отвела Хён Сока к своему излюбленному месту, но на этот раз оставила кресло пустовать. Оно одиноко покачивалось, подыгрывая шуму океана редким скрипом. Ия была покрыта прежними шалями, да вот только одна единственная чёрная ложилась на её голову сверху. Снежинки составляли на ней узоры, уподобляясь небу с его россыпью звёзд.
— Мне написал министр. Дело серьёзное. Дойдёт до председателя Моиса. — Первым заговорил Хён Сок. Ему никогда не хватало духу начать разговор, но теперь утрата Ики не давала бабуле затевать их беседы так, как раньше. Как и у всех, у неё просто не было сил. — Я сожалею, Ия.
— Этого тот человек и хотел. Чтобы все вы принялись извиняться за чужой проступок. — Она вздохнула, выпустив изо рта невесомое облачко пара, а вместе с ним и последнюю веру в того, кто обрёк бедную Ики на страдания. А Ия всю жизнь оставалась верна его правде. — Я не рассказывала тебе, почему на мне столько платков? — бабуля пригладила их на своих плечах. — По одному на каждого усопшего деревни. У людей принято носить чёрный цвет, но я не считаю любую смерть трауром. Как и жизнь, она всегда была большой радостью. У нас нет традиции сетовать на судьбу из-за того, что кто-то ушёл. Со смертью жизнь имеет цену, без неё — пустой звук и бессмыслица. Ни одно создание не должно жить так же долго, как он. Его не должно быть в живых, но он сохранился, и посмотри теперь, что из этого вышло. Он оказался негодяем, каких ещё не видела Вайнкула. И до него были отступники, мародёры и варвары, но ещё ничто не заставляло содрогаться землю так, как это случилось пару месяцев назад. Он использовал стихию не по назначению. Вайна не хотела помогать ему в преступлении против рода человеческого, да вот только он её вынудил. Это несправедливо. Если бы я знала его сейчас, то заставила бы всё прекратить. И пусть эти слова стали бы моими последними.
Бабуля всё говорила, а Хён Сок и не думал её прерывать. В своих рассуждениях она часто заходила дальше положенного, но ни слова лжи в них не было. Лишь взгляд её жёлтых глаз на то, что людям мешали видеть светозащитные очки.
— Первый человек уж давно должен покоиться в ваших склепах, но вот перед нами результат его деяний. Всё это время я дурачила себя мечтами о его благоразумии. Но он негодяй. Тот человек всему виной. Но что же я, совсем не о том должна тут тебе толковать. Ты и без моего участия знаешь более, чем достаточно. А я должна сказать о своей последней шали. Она для Ики. — Подул ветер, и Ия сильней закуталась в тёмную ткань, позволив похоронной вуали прикрыть своё лицо. — Она — моя память. Платок Ики чёрный, потому что её уход — единственная ошибка, над которой стоит задуматься. Мне никогда её не забыть. И Эндрю тоже никогда не забудет. Было бы лучше, если б её жизнь забрал какой другой благородный поступок. Например тот, который она совершила бы на старости лет по большой мудрости. В моём возрасте. А мне уже девяносто семь. Ики теперь навсегда двадцать.
Узелком закрепив на своей шее шаль, бабуля Ия замолчала. Дыхание её было до того тяжёлым, что, казалось, в себе несло всё бремя этого мира. Никто не называл Ию старостой деревни Патуи, но все в тайне так считали. Смиренным согласием ответила на это бабуля, уже с семьдесят лет с содроганием сердца переживая за каждую существующую душу на этой их общей земле.
— Но Ия, зачем же Вы всё это время хранили у себя чёрный платок? Как Вы могли знать, что в Патуи назревает беда?
— Не в самой Патуи дело, мой милый мальчик. Покой всей Вайнкулы канул в нескончаемое звёздное небытие. Катастрофы не избежит ни одно, даже самое укромное место нашего общего дома.
И вновь бабуля притихла. Океан бушевал, амфи резвились у его вод, птицы как ни в чём не бывало с ветром разносили свои песни. В этом мире одни лишь люди и фолки оказались братьями по общему горю. Этот миг стал таким, каким предвещало было быть их изначальное сосуществование. Люди и фолки изначально должны были невзлюбить друг друга.
— Бабуля, прогоните меня. — Вдруг начал Хён Сок, когда всё окружающее стало для него невыносимым. Он терпел, очень долго и упорно держал мысли в себе, но обстоятельства его подкосили. Если бы его кто спросил, то Хён Сок не стал бы врать и ответил, что смерть Ики не стала для него таким ударом, как для Эндрю. Но кое-что другое выбило из-под его ног оставшуюся почву. Алека не стало по его вине, и с этим знанием он оставался стоять по колено в кипящих подземных водах. Хён Сок просто не мог перестать об этом думать.
— Просишь старую немощь об одолжении. Но я не буду этого делать только потому, что ты так хочешь. Уж пора бы тебе прекратить перекладывать на других свои чувства. Это никогда не было к лицу подполковнику Квону, а Хён Соку и подавно.
— Как Вы можете пускать людей в свой дом после того, как один из них лишил жизни Ики? Вы не должны так поступать, Ия. В Вашей воле прогнать каждого, кто одним лишь своим существованием оскверняет эти земли.
— Вы, люди, так любите решать вопрос в пользу большинства. Прямо как то сделали с Рождеством. Луис Кортес оказался тем самым большинством. — Бабуля впервые назвала первого человека по имени. — Если тебя обидел кто-то один, не нужно обижаться на всех. Вот что я поняла от того, кто открыл фолкам дорогу в новый мир. Но, видимо, сам он об этом совсем позабыл.
— Если и так, то он был слишком похож на фолка, чтобы его можно было назвать человеком.
— Всё совсем иначе, чем тебе кажется. Мы стали фолками потому, что он сам сделал нас такими. Он сотворил фолков по своему подобию. Уже устаревшему подобию.
И вновь бабуля замерла, за собой оставляя право на последнее слово. И её бы порадовало то, каким Хён Сок вдруг стал разговорчивым, но случившееся ночью бесчинство подорвало её веру в Богов. Вдруг таковые и были, в их силах было не допустить случая торжества смерти над священным девичьим телом. И вот бы дело завершилось на этом. Родители Ики застали преступника за глумлением над уже скончавшейся дочерью.
Если бы подполковник Арно решал вопрос лично, он желал бы собственными руками искоренить зло, но то было ему не по духу. Он ещё никому не причинял вреда, и не имел бы такой возможности теперь. Эндрю должен был отомстить, убить, надругаться, оставить мертвеца дожидаться случая, когда его хладный труп обнаружат и вскроют, но убеждения его были неискоренимы. Насилия не победить терпением, но оно одолимо твоим собственным действием. Не соверши преступления, и произвол не осуществится. Мир сохраним другим миром. Эндрю оказался не намерен отступать от собственных принципов, и Хён Сок был бы рад его поддержать, если бы и сам верил в правосудие. Но он сам заслуживал его над собой торжества. Справедливости ещё не было места.
Когда Хён Сок ушёл, Ия ничего ему не возразила. Он хотел говорить, да вот только она желала лишь молчать. Быстрей зашагав по голой тёмной земле, Хён Сок поспешил к Эндрю. Ему вдруг пришло осознание того, как может чувствовать себя такой восприимчивый человек, как он. Сейчас, с падшими устоями общества и отказом от старых традиций, ни одна сочувствующая другим душа не могла вынести упадка культуры. В один миг весь вековой прогресс сошёл на нет.
Эндрю больше не окружали фолки. Родители Ики сказали всё, что могли, и мучить их дальше не было смысла. Подполковник Арно стоял, пытаясь унять одолевающую его дрожь. Всем существом он боялся завтрашнего дня, и даже Ко и По со своими детьми не могли помочь ему вернуть прошедшую бодрость духа. Эндрю невозможно устал.
Чо резвился у его ног, Бо пытался сделать вид, что это ему не надоедает, а Мо носом уткнулся в ботинок подполковника. Они были бы и рады оказать ему помощь, да вот только не знали, с чем и почему Эндрю пришлось столкнуться. Детские головки совсем ничего не помнили, ведь Ики подоспела как раз вовремя. Человек не смог разбудить юных амфи, и она лишь слегка потревожила их сон своим последним, приглушённым чужой рукой криком.
— Если ты хочешь, мы можем уйти прямо сейчас. — Сказал Хён Сок после того, как убедился, что Эндрю не будет начинать разговор первым.
— Не хочу уезжать. Я не могу. — Слова задерживались на его языке, не желая открываться миру так, словно бы в поднявшейся из глубин стихии их ждала опасность. Всегда открытое жерло земли покрылось твёрдой коркой из льда и застывшего снега. Гейзер Эндрю застыл.
— Тогда скажи, как я могу помочь тебе с этим.
— Ты? — Эндрю поднял на него полный обречённости взгляд. — Чем ты, Квон Хён Сок, можешь помочь мне? Всё, что не сделал ты, теперь должен продолжить я. Каждое начатое тобой действие я вынужден заканчивать. Ты хоть представляешь, какого мне? Раньше я ничего не мог сказать против тебя. Теперь и вовсе не могу представить, почему когда-то хотел, чтобы ты обратил на меня внимание.
— Я знаю, что ты хочешь попросить меня заткнуться, но в этот раз я тебя не послушаю. — Он сделал шаг ближе, поднял на руки Бо, Мо и Чо и про себя удивился тому, какие малыши амфи увесистые. Хён Сок и не думал, что Эндрю был способен взять на себя подобный груз. Бывший подполковник давно заблуждался. — Ты думаешь, что занял моё место и перенял каждую совершённую мною ошибку, но это не так. У тебя своё бремя, время на глупости и достижения. Ты знал, на что шёл и к чему приговорил себя одним только фактом знакомства со мной. И ведь ты первым сделал шаг мне на встречу. Но я просчитался в решении, что подполковник Арно сам со всем сможет справиться.
— К чему ты всё это? Я не хочу выслушивать твои оправдания.
— Не мешай мою правду с чужими лживыми признаниями. Теперь я знаю, что опрометчиво было доверять тебе отдел потому, что у тебя нет того самого главного, что было у меня. — Детёныши амфи заёрзали на его руках, с нетерпением ожидая, когда же им наконец позволят свободу. Бо больше других не желал оставаться в такой тесноте с братьями. Поймав малыша, Хён Сок передал его в руки Эндрю. Морда Бо растянулась в довольной улыбке. — Когда я был подполковником, в моём кабинете стоял ещё один стол. Пару лет за ним сидел парень, которого я замечал по одним лишь выходкам и непослушанию. А пару месяцев назад он наконец показал свой характер. Теперь я понимаю, сколько сил он вложил в ПОПДМК. И я сожалею, что эта мысль пришла ко мне вовремя, но я не удосужился произнести её в слух.
— Чего ты добиваешься? — Бо припал к его груди, пытаясь как можно удобней расположить своё пушистое тельце в объятиях любимого человека.
— Хочу сказать, что ты лишаешь себя своего офицера Арно.
— Ты сам никогда не умел делегировать ответственность.
— Не умел, пока ты не показал мне, как надо.
— Глупости. Я не стану искать замены самому себе.
— И не надо. Найди замену мне.
Когда Хён Сок закончил, малыши хором заскулили. Конечно, они и не представляли себе того, что творилось над их головами. Они слышали лишь забавный шелест, ничем не отличающийся от шёпота листвы деревьев. Эндрю всё понял. Было глупо отрицать то, что эти детки были плодом любви именно их амфи. Как и достижения ПОПДМК были результатом общей работы подполковника Арно и бывшего подполковника Квона. Хоть Эндрю и не мог принять Квон Хён Сока обратно, в его полномочиях было позволить ему себя спасти. Хён Сок был волен взять на себя ту же ношу, что и прежде, и даже больше. Что было раньше, то и сейчас. Хён Сок был в силах держать на себе Чо и Мо, предоставляя Эндрю возможность управляться с одним лишь неразговорчивым малышом Бо.
— Это будет тяжело. — Подполковник Арно отпустил крошку амфи и позволил тому бежать восвояси. Мо и Чо вырвались из плена Хён Сока и отправились вслед за братом. — Я не буду восстанавливать тебя в должности ниже. Знаешь, какие мнения ходят о тебе по Округам? Народ пускает слухи, кто-то зовёт тебя злодеем. То, что ты появляешься в отделе, уже не играет мне на руку.
— Потому то я и предлагаю тебе выбрать кого-то другого, кто будет тебе полезен.
— Но я не хочу выбирать никого, кроме тебя. И я не о том... — Глаза Эндрю неумолимо пытались закрыться, и стоило ему их коснуться, как он с удивлением заметил, что всё это время на его переносице были очки. — Вот чёрт. Я что-то забыл.
— Забыл снять очки?
— Я не был бы в них, если бы закончил свою работу. — Он начал искать телефон по карманам, позабыв и о том, что всегда оставлял его в машине. В последнее время у подполковника Арно было слишком много дел для того, чтобы он мог позволить себе помнить такие мелочи. — Ладно, слушай, я подумаю над тем, что ты мне только что сказал, но мне надо заняться делом. Я задержал свой рабочий день уже на три часа. Там ещё и Алека всё никак не могут найти, а я должен... — его вдруг осенило, но от того радости на лице не появилось. — Точно, Алек. Смотался неизвестно куда, не оставив себе замены. Теперь на его место будут брать фолка, а наш отдел, как и всегда, должен принять в этом непосредственное участие. А переквалификация новичков... начальник Управления всё спихнул на нас, хотя дел и так по горло. Здорово он устроился, говнюк. — Эндрю снова потёр глаза, тем самым пытаясь прибавить себе бодрости. Без сил его мысли не путались лишь потому, что воли в подполковнике Арно пока ещё было больше, чем накопившейся усталости. — Хочу сказать, что от фолков одни проблемы, но люди ещё хуже. То этот чёртов Алек, то Ики.
Когда её имя слетело с его губ, стрела пронзила стремительно бьющееся сердце. Оно остановилось на пике точно так же, как то сделало сердце Ики. Но ещё до неё всё с самим собой решил Алек. Даже Эндрю не знал правды о том, почему его не стало.
Нет, он не проронил и слезы. Лишь бесконечная скорбь отразилась на измученном лице. И Эндрю хотел бы выстрадать всю свою душу на груди Хён Сока, но не допускал себе такой мысли. Он рвался домой, да до того сильно, что уже успел позабыть, где он находится. Ики была последней его отдушиной, но теперь и её не стало. Ему не осталось ничего, кроме как с болью в груди надеяться, что она и его заберёт ещё до того, как станет слишком поздно. Ведь Эндрю всё ещё боялся войны. Если и умирать, то до того, как мир окончательно рухнет.
— О, моя милая Ики. Ики. Ики...
Он всё продолжал повторять принадлежащее старой подруге имя, пока Хён Сок вёл его к машине. Проблем отдела подполковник Арно не мог ему доверить, но себя вверял целиком и полностью.
Один фолк за одного человека. Таким всё казалось для общества. По крайней мере, именно в этом был уверен тот патрульный, что однажды доложил Хён Соку обстановку в третьем Округе. Рассказывая подполковнику Квону о людях, погибших по вине гейзеров, он был обычным из людей. Но всё изменилось после того, как он убил Ики из деревни Патуи.
Этой ночью человек впервые покусился на жизнь фолка. За семь ночей до фолк самолично вручил свой дух смерти. А виной всему лишь один неизвестный, что ещё не успел раскрыть свою тройственность.