5. Глава, где Саруману доставляют посылку, а в Дол-Гулдуре проходит званый обед
5. Глава, где Саруману доставляют посылку, а в Дол-Гулдуре проходит званый обед
Человек из вастаков, одетый в серое и коричневое, верхом на таком же, как он, коне – громоздком и пегом, подъехал к воротам Изенгарда. Стоявшие на стене над воротами люди наставили на него арбалеты. Наверное, они и выстрелили бы, но пришелец прокричал:
— Багровое Око зрит! У меня послание для Курунира.
Стража зашушукалась, а один из них спустился вниз. Долго гонцу ждать не пришлось: ему открыли боковую калитку и пропустили внутрь крепостного кольца, предварительно отобрав всё оружие. Но к самому важному – посылке, они даже прикоснуться побоялись.
Во «внутреннем дворе» человеку не слишком понравилось. Конь артачился и не хотел идти, из закрытых решётками люков поднимались дым и пар, всюду сновали люди из степных дикарей и даже орки. Добежав до отверстия в стене или лестницы вниз, в подземелье, они исчезали внутри.
По дороге к гонцу присоединились ещё два всадника: человек и кто-то средний между человеком и орком. И если первый был обычным кочевником, то вот второй оказался примечательным. Этот воин был очень молод — совсем юнец, но уже был широк в плечах и силён, прямее и выше тех орков, что обретались в Дол Гулдуре, да при этом ещё и красив лицом, а на хорошей кожаной кирасе белел отпечаток пятерни. Его стоило бояться.
Вместе с этими двумя провожатыми вастак доехал до самого Ортханка, торчавшего, словно зуб, посреди очерченного стенами правильного круга.
Вести о том, что Изенгард навестил посланник Багрового Ока, долетели до башни куда быстрее, чем к ней подъехали всадники. Потому, когда гонец поднял голову, чтобы оглядеть цитадель Сарумана, её хозяин уже стоял на балконе. Полукруглый выступ торчал точно посередине Ортханка, и Курунир в своём переливчато-радужном одеянии и с посохом явственно выделялся на фоне тёмного камня.
— Что нужно Оку? – несмотря на то, что маг стоял высоко, его голос звучал чётко и громко.
— Он передаёт вам сердечное приветствие и вот эту посылку, господин! – надрывая глотку, прокричал гонец и достал завёрнутый в несколько слоёв чёрной ткани предмет. Лошади, стоило вынуть его, испуганно заржали, и пришлось потрудиться, чтобы удержать их на месте.
— Открой, — велел Саруман с балкона, не спеша радоваться и спускаться.
— Не могу, господин. Не велено, и там заклятья, мне сказали, — человек помотал головой. От посылки буквально исходили волны какой-то страшной магии, и он не рискнул бы прикоснуться к ней, даже не будь запретов.
— А я велю – открывай, — Курунир, перегнувшись через перила, наставил на посланца посох. – Открывай, друг мой, ведь ты уже на месте и не нарушаешь указаний.
Немного помявшись и покрутив в руках тяжёлый свёрток, человек пожал плечами. Действительно, почему бы и нет, если сам получатель велит?
Развязав шпагат, стягивающий ткань, гонец развернул сначала один слой ткани, потом другой и третий. В руках у него оказался неизящный, но отлитый довольно искусно сосуд. И это из-за какой-то вазы пришлось скакать сюда от самого Дол-Гулдура, меняя лошадей, спеша и без передышек? Если только внутри не находится что-нибудь очень важное.
Стоило человеку отковырнуть с одной стороны воск и поддеть крышку обломанным ногтем, как в его палец будто кто-то впился жалом. Взвизгнув, гонец отдёрнул руку и выронил сосуд. Хоть на его руке не было и малейшего следа укуса, она начала стремительно чернеть и разбухать. Заметавшись от ужаса и боли, посланец выпал из седла и стал кататься по земле, а его лошадь встала на дыбы и убежала. Провожатые тоже отступили, а маг смотрел во все глаза. Человек стремительно терял свой облик, превращаясь в нечто ужасное.
— Убить его, убить! – крикнул Саруман, взмахнув посохом.
Дикарь не решился сделать этого, но юный орколюд тут же спрыгнул с коня, вытащил меч и с размаху воткнул его в грудь корчащемуся гонцу. А потом, оставив лезвие торчать, отпрыгнул – чернота поползла вверх по клинку и остановилась только у самой рукояти.
— Ничего не трогать, я спущусь, — маг исчез с балкона и появился внизу через несколько минут. Прищурившись и нахмурив брови, он покосился на исковерканного неведомой заразой человека и осторожно подобрал сосуд. – Кажется, я понял, что это и для чего. Что ж, Саурон, спасибо. Занимательнейший подарок, но вот использую я его по-своему. Уберите отсюда этого идиота и найдите кого-нибудь ему на замену.
— А не опасно ли это, Мудрый Курунир? – орколюд решился выдрать меч из трупа и теперь с любопытством рассматривал блестяще-чёрное лезвие.
— Только не для меня, Хогдин. Я же Мудрый – ты сам сказал.
Закрыв посылку тканью, Саруман уверенным шагом направился в лабораторию башни, снова и снова прокручивая в голове собственные идеи и тайные планы, казавшиеся ему великими и хитроумными. Там он поставил сосуд на стол, взял нож и, беспрестанно шепча сдерживающие заклинания, поддел им крышку. Сначала содержимое всколыхнулось и едва не покинуло ёмкость, но маг удержал его и заглянул внутрь. Происхождение вещества ему было неизвестно, Курунир сомневался также, что о нём знал и сам Саурон, но назначение этих теней проступало явственно: если всмотреться внимательней и охватить мрак взором целиком, в нём проступали то пасть дракона или волколака, то виднелись ноги гигантского паука или тупая морда тролля. Эта тень искажала сущности и давала им новую, злую силу.
Очевидно, Саурон хотел, чтобы его новый союзник укрепил свою армию, а с ней – мощь и влияние. Но подарку было и другое применение, куда более интересное.
Посмеявшись про себя над самоуверенностью кумира и соперника, Курунир принялся собирать нужные ингредиенты. Он тоже был искусен и вовсе не зря прослыл Мудрым. А Багровое Око может прозреть далеко не всё. Например, оно не видело Радужного кольца.
Добавив в сосуд всё, что собирался, Саруман прочитал над ним новое, сложенное самостоятельно и никому не известное заклинание. Потом, сняв с пальца кольцо из семи металлов и с радужным камнем, маг подвесил его на длинную цепочку, медленно опустил внутрь теней и тут же достал.
Сначала кольцо совсем почернело, но потом начало видоизменяться. Семь раз сменился металл ободка и столько же – цвет камня. Лабораторию озаряли яркие вспышки. Но маг смотрел, не отводя глаз, и ждал. И тут метаморфозы остановились, и кольцо замерло в первоначальной форме. Курунир Мудрый снял его с цепочки и, затаив дыхание, снова надел. О, это было уже совсем иное Кольцо.
***
Огонь пылал ярко и сильно, трепеща и играя живым красно-жёлтым светом. И даже если дров в камине оставалось совсем немного, пламя не ослабевало, наполняя просторные залы покоев теплом. Это тепло словно бы разогнало все тени, заставило отступить болезнь и не давало разуму погрузиться в оцепенение. Но разум этот был в совершенном смятении, потому что это прекрасное пламя зажёг не кто иной, как чудовищный Враг, Саурон.
— Пиппин, не пялься ты столько на этот огонь, — Сэм оттащил его за капюшон подальше от камина. – Откуда тебе знать, что за тёмное заклинание заставляет его гореть?
— Не перебарщивай Сэм, это – просто огонь, — друг взял его за запястье и заставил разжать пальцы. – Вспомни, мы ведь напали на этого тёмного. Если он даже после такого нас не убил, да ещё и вылечил Фродо – к чему ему заколдовывать какой-то камин?
— Враг не вылечил его, а просто снял своё же проклятие, — возразил Сэм. – Это ещё ничего…
— Не ссорьтесь, — Фродо встал между ними. С того дня, когда Саурон сломал клинок, нанёсший ему рану, Бэггинс забыл о лихорадке и стремительно поправлялся. – Я сомневаюсь, что поступок… Майрона вызван благими побуждениями, но он явно желает, чтобы мы остались в живых. Нужно этим пользоваться.
— Если он правда хочет, чтобы мы не померли, то мог бы и кормить получше, — Пиппин потёр живот. Вовсе не худой, впрочем.
— Да куда уж лучше?
Фродо, чтобы окончательно поправиться, требовалось больше пищи, и Пиппин с Сэмом самоотверженно жертвовали части своих порций, благо наесться можно было и половиной. Лурзук по этому поводу ворчал, что три мелких «гостя» совершенно объедают несчастных орков, у которых работы прибавилось втрое. Оставалось лишь пытаться не злить тюремщика и гадать, чем там таким заняты орки. Укрепляют твердыню? Готовят нападение на лесных эльфов? Развлекают своего жестокого Повелителя пытками пленников или ещё чем в таком же роде?
Эти вопросы, а ещё многие другие, давали обильную пищу для размышлений и не позволяли провалиться в омут отчаяния. Посовещавшись с Фродо и, немного, с Пиппином, Сэм даже подготовил несколько вопросов для надсмотрщика. Так что, когда Лурзук явился в обеденный час, Сэмуайз тут же спросил его:
— Слушай, а если еды в крепости стало меньше, так это потому, что орков тут стало больше?
— Ну да, на целых два гарнизона, — не успев задуматься, прямо ответил Лурзук и почесал рваное ухо. Раз так, это означало, что орки перегруппировывают войска, готовятся к чему-то. Но вот защищаться они собрались или нападать?
— Эй, Лурзук, а где, собственно, еда? Вы нас уморить решили? – Пиппин, не увидев в лапах орка обычной корзинки с сухарями, вяленой рыбой и кое-какими овощами, не на шутку обеспокоился.
— Вроде ж такие мелкие, а думают лишь бы что сожрать. Сколько, говоришь, у вас там бывало завтраков? Два или десять? — Лурзук хрипло забулькал – это он так смеялся. – Расслабься. Сегодня у вас, считай, праздничек. Великий Тар-Майрон зовёт вас отобедать с ним лично.
— Да, мы идём. – Фродо крепко взял застывших в нерешительности друзей за руки и подвёл к двери. Сложно было изобрести испытание более странное и жуткое, чем сидеть за одним столом с Врагом, но вряд ли он оценил бы отказ.
Орк снова ухмыльнулся – не слишком весело, и повёл их по тёмным переходам в другой зал. Он и не подумал связать хоббитов или хотя бы пригрозить им. Пленники и сами видели, что шансов на побег и даже мысль о побеге у них нет: на каждом углу стоял хорошо вооруженный орк, и по трое – у каждой двери, другие просто бежали по своим делам, не обращая ни на кого внимания и бубня себе под нос поручения и приказы. Отвыкший от присутствия высоких военачальников, Дол Гулдур теперь походил на муравейник, только муравьи в нём были больно уродливые.
Особенно много стражи толпилось у высоких, окованных железом дверей. Орки стояли по струнке, бдительно стреляя глазами по сторонам и положив руки на гарды кривых мечей. Досмотр гостей они провели совершенно бесцеремонно, обшарили все карманы в одежде хоббитов и даже отобрали завалявшийся у Пиппина в куртке орешек.
Только убедившись, что пленники не таят в себе никакой опасности, орки открыли двери и впустили их в трапезную. Лурзук вошёл с ними.
— Твои гости прибыли, Повелитель, — он поклонился, а потом, не разгибаясь, попятился назад.
Створки дверей с глухим стуком сошлись, оставив хоббитов наедине с их страхами.
— Приветствую и прошу к столу, — они дружно дёрнулись от звука этого голоса.
Саурон восседал во главе длинного и огромного стола, а за спинкой его кресла стоял вожак назгулов. Третьего слуги тут не было, а прислуживала тёмному властелину эльфийка. Она была печальна, измождена – так, что платье висело мешком, и хромала, но во всём её виде читалась благодарная покорность. Видно, ей довелось пережить вещи куда более страшные, чем расстановка тарелок. Она же помогла хоббитам занять высокие стулья, разложила перед ними приборы и одарила каждого едва заметной улыбкой. Фродо разглядел в её светлых глазах пустоту и блики безумия, но толком ужаснуться не успел, потому что Саурон снова заговорил:
— Полагаю, вас мучает множество вопросов, как и меня, впрочем, — он поднял кубок и пригубил вино. Красная капля стекла по сухим губам, точно кровь, глаза посверкивали любопытством.
— Хорошо, господин, — увидев, как его друзья вцепились в столешницу, Фродо решил ответить сам. – Мы уже много раз отвечали на вопросы и ответим ещё раз, если тебе угодно.
— О, вы подумали о новом допросе? Нет-нет, я имел в виду совсем другое, — Саурон покачал головой. На мгновение показалось, что у него рыже-золотые волосы и светлое лицо, но видение быстро растаяло: он так и оставался серо-чёрным и жутким. – Я знаю, что вы – из народа простых беззаботных фермеров, вам не знакомы война и игры, что ведут короли и маги. Наверное… наверное, я даже не стану вас ни о чём спрашивать. Лучше вы поспрашивайте меня.
Фродо и Сэм, опешив, переглянулись. О чём они могли спросить Тёмного Властелина? Но, неожиданно для них, голос подал Пиппин:
— Ты подпевал моей песенке, господин, но говорил совершенно иные слова. Можно узнать, что это был за вариант стихов? – смотреть на Саурона он побаивался и потому глядел немного в сторону.
— Знал, что ты спросишь, певец из маленького народа, — Майрон улыбнулся – одними губами, чтобы не показывать клыки лишний раз. – Это был не «вариант», а истинные слова песни. Её сложил Маглор Песнопевец, один из сыновей мастера Феанора, в незапамятные времена. И, несмотря на минувшие тысячелетия, такой прекрасный мотив не мог просто затеряться во времени. Уверен, он будет звучать ещё много веков.
В напевно-мягком голосе Саурона звучала тьма, но это, как показалось хоббитам, была тьма времени и всепоглощающей мудрости. Возможно, что-то такое можно было услышать в речи любого эльфа.
— А о чём на самом деле эта песня? – сочтя ответ вполне мирным, Пиппин решил узнать ещё немного.
— Это – приветствие Средиземью. Но поётся она в печальной тональности, потому что эльфы-нолдор, к коим принадлежал Песнопевец, окрасили эти земли в красный. Огнём и кровью, — опустив плечи, Саурон отпил вина и закусил ломтиком мяса. С трудом проглотил. – То были другие эльфы и другие времена, не пугайтесь.
— Сколько же тебе лет, господин? – с недоверчивым удивлением спросил Сэмуайз.
— Столько же, сколько вашему знакомцу, Гэндальфу Серому, — Майрон хотел взять ещё кусочек из тарелки, но раздумал и отложил приборы. Эльфийка тут же убрала всю посуду, кроме кубка.
— Но ты выглядишь совсем иначе, — осторожно заметил Фродо. Тщетно пытаясь разглядеть хоть какое-нибудь сходство Саурона с волшебником, он наклонил голову и снова увидел образ рыжего юноши. Где-то скрывался обман. Но вот с какой из сторон? Приятней было верить Гэндальфу.
— Это он выглядит иначе, — возразил Властелин и сложил пальцы замком, словно показывая Кольцо. – Обличье косматого седого старца, каким он вам представился, далеко не единственное и вовсе не правдивое. Однако раз он предпочёл так выглядеть, значит – тому была веская причина. Я о ней гадать не стану. Но про себя я тоже могу сказать, что не всегда был таким.
— Ты творил зло, и оно наложило свой отпечаток, — сказал Сэм, раздираемый сомнениями. Сказал – и испугался. Но уже было слишком поздно прикрывать рот рукой. Только вот Саурон, вместо того, чтобы приказать своему назгулу вырвать наглецу язык, лишь тяжело вздохнул.
— Зло, ты думаешь? Возможно. Хотя, те же эльфы сотворили много зла, но не стали от этого уродливей. Мне жаль, что я пугаю вас, но знали бы вы, сколько мук я пережил. Я дважды умирал, веками обретался бестелесным, потерял самое дорогое, что у меня было! Моё Кольцо, — в голосе Майрона появились ноты жестокости, глаза запылали, а губы поднялись, обнажив волчью пасть. – Нет, знаешь, ты прав. Я был готов на любое зло, лишь бы его вернуть. Моё Кольцо! Моё!
От яростных восклицаний Саурона у обмерших от страха хоббитов заболели уши, бедная эльфийка забилась в угол, а Ангмарец впервые за всё время пошевелился: положил руку в железной перчатке на плечо своего властелина. Наклонившись, он прошептал:
— Оно с тобой, Повелитель, Оно с тобой.
Эти слова прозвучали для Майрона, словно откровение. Прижав к тяжело вздымающейся груди руку с кольцом, он погладил золотой ободок на пальце и быстро успокоился, но выглядел он теперь жалким и несчастным.
— Неприятно, правда? – отдышавшись, Саурон снова взялся за кубок. Его рука подрагивала. – Я вложил в своё творение душу, и вот представьте: каково это – существовать с половиной сердца вместо целого. А можно и мне задать вопрос? Как вы, такие маленькие создания, могли держать в руках что-то настолько великое?
— Наверное, потому, что мы никогда не желали господства, а довольствовались тем, что имели. Гэндальф рассказал мне, зачем ты создал это Кольцо… И… и что оно делает с тем, кто его носит, — грустно ответил Фродо. Майрон задумался.
Фродо отчётливо слышал зов Кольца, чувствовал его даже сейчас, помнил притягательную тяжесть драгоценности, всё ещё ощущал ту желанную почти-боль, пронзившую тело, стоило надеть Единое. Перед глазами всё ещё стояли картины призрачного мира. А что если Саурон переносит все те же муки, но во много раз более сильные?
Поочерёдно поглядев на друзей, хоббит увидел, что Пиппин смотрит на хозяина крепости со смесью сострадания и отвращения, а Сэм – напряжённо думает. Вскоре тот высказал свои мысли вслух:
— Скажи, что ты собираешься делать с нами троими, господин? Станешь просить у наших друзей выкуп? – Сэму даже страшно было подумать о том, чтобы навсегда остаться в этой мрачной крепости диковинным шутом.
— Мне нравится идея с выкупом. Да только вот не знаю я вам цены. Сами бы вы сколько и чего за себя дали? – распахнув жёлто-красные глаза, Саурон уставился на него, смутив ещё больше. И что же ему ответить?
От тягостных размышлений в повисшей тишине хоббитов спасло появление в трапезной другого слуги Властелина – в маске, открывавшей только рот. Он нашептал Майрону что-то о некоем «подарке» и отстранился. Саурон заметно повеселел.
— Что ж, оставлю вас поразмыслить и, всё же, перекусить, — он поднялся, так что громоздкое кресло загрохотало по полу. – Потом возвращайтесь в свои комнаты. Проводишь их, Глашатай?
— Да, повелитель, — тот поклонился, а Саурон и назгул покинули трапезную.
Они отправились в кабинет-хранилище, где Майрона уже ждало ответное письмо. Взяв его с большого чёрного стола, на котором лежали в правильном порядке указы, доклады, письма и прочее, Саурон сорвал со свитка печать. На белом воске была отпечатана длань.
— Как тебе сегодняшний званый обед, Чародей? – развернуть свиток майа не спешил.
— Они верят, Повелитель. Особенно хорошо удалась вспышка гнева, — Ангмарец кивнул.
— Удалась? Ну да… Непривычно говорить правду так, – удовлетворённый ответом слуги, Саурон погрузился в чтение письма. Назгул же лишь повёл плечами. Его опасения оказались верными.