ГЛАВА 19
Джоан Рамзей объявила, что целую вечность не видела сестру, живущую в Блэквуде, и решила съездить туда вместе с Кэнайной. Выехали в середине августа, так чтобы миссис Рамзей успела побыть у сестры, а Кэнайна — сделать покупки до начала занятий. Как по-велось, почти все население Кэйп-Кри высыпало на берег Киставани проводить самолет; с одной стороны сгрудились мальчики и мужчины, с другой, поодаль от них, — женщины и девочки. Кэнайна увидела отца: с бесстрастным видом и непроницаемым лицом стоял он в группе мужчин. Она поискала в толпе мать, но ее там не было. На следующее утро Джоан Рамзей и Кэнайна сели в Мусони на поезд и покатили на юг. Уже дважды ехала Кэнайна этим поездом: один раз - в санаторий, а через шесть лет — назад, в Кэйп-Кри, и оба раза испытывала ужас перед местом, к которому мчал ее поезд. Сейчас она была счастлива и с нетерпением и волнением стремилась к новой жизни, которая ждала ее впереди. Поздно вечером они прибыли в Блэквуд. На перроне их ожидала сестра миссис Рамзей, очень на нее похожая, только еще повыше. Миссис Рамзей познакомила их: фамилия сестры была Бакстер. Миссис Бакстер лишь кивнула слегка и сказала: "Ну, как дела, детка?" Потом долго разглядывала Кэнайну. Наконец отвернулась и сказала: — Машина стоит вон там. По дороге домой миссис Бакстер, управляя машиной, оживленно болтала с Джоан, но Кэнайне не сказала больше ни слова. Большой кирпичный дом понравился Кэнайне. "Здесь теперь, — подумала она, — будет мой дом, может, на несколько лет". Джоан Рамзей сразу же отвела ее наверх, в спальню. Кэнайна стала раздеваться, а миссис Рамзей вернулась вниз, к сестре. Кэнайна устала, но была слишком взволнована, чтобы сразу уснуть, и в горле першило от возбуждения. Снизу, из гостиной, доносился разговор двух женщин, но слов было не разобрать. Немного погодя она встала с постели и пошла в ванную выпить воды. Потом, приотворив дверь, на цыпочках прошла в холл. Сестры все еще говорили, но уже выключили свет в гостиной, собираясь подняться наверх. — Я знаю, Джоан, — сказала миссис Бакстер, — но в письме ты ничего не писала о том, что девочка — индианка. Джоан ответила тихо, Кэнайна не расслышала, что она сказала. - Надеюсь только, что она не напустит вшей в постель, — на сей раз это был голос миссис Бакстер. Теперь они подошли к лестнице и стали подниматься. Кэнайна скользнула к себе в спальню и закрыла дверь. Чем кончился разговор, она не узнала. Смущенная и испуганная, сидела она на кровати, дрожа всем телом. Выходит, она не понравилась миссис Бакстер потому, что индианка. Но бывают хорошие и плохие индейцы точно так же, как бывают хорошие и плохие белые, и невозможно, чтобы тебя невзлюбили по одной этой причине. За все шесть лет, что она провела в санатории среди белых, ей случалось сталкиваться с этим. В конце концов она пришла к заключению, что миссис Бакстер все-таки невзлюбила ее просто за то, что она индианка. Но почему? Окончательно сбитая с толку, она вновь забралась в постель. Рано утром в дверь постучали, и в спальню вошла миссис Рамзей, уже совершенно одетая. — К сожалению, у моей сестры нет свободной комнаты для тебя, — тихо объяснила она. — Знаешь, ты не можешь здесь остаться. Одевайся и собери вещи. Только тихо. Я вызову такси, и мы поедем. Она спустилась вниз, к телефону. Через несколько минут Кэнайна снесла свой саквояж и сразу же заметила, что чемодан миссис Рамзей тоже упакован и стоит у дверей в прихожей. Прибыло такси, они вышли из дома, и Джоан Рамзей тихонько прикрыла дверь за соболи и Кэнайной. Миссис Бакстер еще не проснулась. Они поехали в центр и позавтракали в ресторане. Кэнайна не решилась признаться миссис Рамзей, что знает, почему они в такой спешке покинули дом миссис Бакстер. За завтраком миссис Рамзей сказала, что когда-то жила в Блэквуде и у нее здесь много знакомых, так что решительно не составит труда найти пристанище для Кэнайны. Неподалеку от их столика стоял телефон-автомат, и, пока Кэнайна доедала завтрак, Джоан Рамзей отправилась звонить. Кэнайна услышала, как она объясняет, что ищет комнату с полным пансионом для девушки-индианки, которая будет посещать школу второй ступени. Кэнайна слышала, как она, по крайней мере, трижды повторила, что речь идет об индианке — довольно с нее недоразумений. - Ее зовут Сэди Томас, - сказала миссис Рамзей, снова усаживаясь рядом с Кэнайной. — У нее маленький пансион недалеко от твоей школы. Она часто пускает школьниц. Сейчас там как раз есть свободная комната для тебя. Так что мы сразу туда и поедем. Выглядела Сэди Томас совсем иначе, чем миссис Бакстер. Это была приземистая пухленькая женщина с седыми, абсолютно белыми волосами и круглым лицом ангелочка. Она появилась в дверях, усердно вытирая руки о фартук. — Джоан Белл! — воскликнула она. — Сколько лет, сколько зим! До этого Кэнайна никогда не слыхала девичьей фамилии миссис Рамзей. И тотчас же Сэди Томас повернулась к Кэнайне. — А это Кэнайна? Да ты прехорошенькая девушка, Кэнайна. Надеюсь, тебе понравится комната. Малюсенькая комнатушка окнами во двор не была ни в какое сравнение с просторной и хорошо обставленной спальней в доме миссис Бакстер. Двуспальная кровать, комод, крошечный столик - Кэнайне сразу же представилось, как она будет за ним готовить уроки. Она не сомневалась, что здесь ей будет хорошо. Джоан Рамзей пробыла в городе две недели. Жила в одной комнате с Кэнайной. Несколько раз они вместе ходили покупать одежду для школы. Девочку пугали размеры и толчея универмагов, но она старалась не отставать от миссис Рамзей. Миссис Бакстер они больше не видели, и, насколько знала Кэнайна, Джоан Рамзей ни разу даже не позвонила сестре, чтобы сообщить ей, где они остановились. Кэнайна часто думала о странной антипатии, которую к ней питала миссис Бакстер, но чем больше ломала голову, тем непонятнее ей это казалось. Вечером, накануне открытия школы, в пансионе появилась другая школьница, высокая блондинка по имени Труди Браун. Когда Сэди Томас познакомила их, Труди энергично пожала Кэнайне руку и с оживлением сказала: — Ну, слава богу, здорово, что тут поселился кто-то еще. Не то что в прошлом году — тихо, как на кладбище. У Труди было пустое, сонливое лицо с большими мечтательными глазами. В пансионе она жила потому, что ее деревня находилась слишком далеко от Блэквуда, чтобы ежедневно ездить туда и обратно. Потом, когда Труди вышла из комнаты, Сэди Томас шепнула Кэнайне: - Труди не очень-то сообразительна. Второй год будет учиться в десятом. На следующее утро Кэнайна надела одно из новых платьев, предмет своей гордости, синее, из набивного ситца, с расклешенной юбкой. Миссис Рамзей аккуратно вплела в ее длинные черные волосы серебристую ленту, и они спустились к завтраку. С восторгом обхватив Кэнайну за плечи, Сэди Томас воскликнула: — Все мальчишки на тебя засмотрятся! "Нелегко понять белых людей, - думала Кэнайна, — все такие разные, взять хотя бы Сэди и миссис Бакстер". Труди и Кэнайна вместе отправились в школу. Джоан проводила их до дверей; лицо ее побледнело, от углов глаз протянулись мелкие морщинки. Казалось, она нервничает и волнуется даже больше Кэнайны. В громадной, с длинными коридорами и множеством классных комнат школе собралось полным-полно учеников. Некоторые, сбившись маленькими группками, тихонько разговаривали между собой, но большинство с шумом носилось взад и вперед. Продираясь сквозь толпу к кабинету директора, Труди тащила за собой Кэнайну. - Здесь ты должна доложить о себе, — сказала Труди. — А теперь мне пора. Увидимся позже. Секретарша записала имя и фамилию Кэнайны и направила ее в комнату номер двенадцать. Отыскав комнату, Кэнайна робко переминалась под дверью. Мимо нее по коридору сновали и сновали ученики. Она не видела среди них ни одного индейца и почувствовала себя в полном одиночестве, словно ее выставили тут напоказ. Пробегая мимо, ее сильно толкнула девчонка с длинными рыжими волосами. — Извини, — сказала девчонка и обернулась. У нее были карие глаза и маленький вздернутый носик. Она несколько секунд рассматривала Кэнайну, по лицу ее пробежала гримаса. — Индианка? - осведомилась она. - А ежели индианка, беру свои извинения обратно! Она засмеялась и отошла. Ее слова услышали две другие девчонки, которые стояли неподалеку, и тоже рассмеялись. Пронзительно зазвенел звонок, и школьники разошлись по классам. Смешавшись с теми, что теснились у дверей комнаты номер двенадцать, Кэнайна увидела впереди рыженькую - она входила в тот же класс. К Кэнайне тесно прижался долговязый парнишка, и его рука скользнула по ее животу. Кэнайна не знала, случайно или намеренно. Он нагнулся и прошептал: — Приветик! В нашем заведении ты, красотка, будешь очень кстати! Кэнайна прошмыгнула на одну из задних парт. Вошла учительница. — Многие из вас еще незнакомы друг с другом, -сказала она. — Поэтому я попрошу всех учеников поочереди подняться и представиться. Одной из первых поднялась рыжая — она сидела впереди. — Марджори Болл, — произнесла она, нарочито выговаривая каждый слог. Многие засмеялись, потому, наверное, решила Кэнайна, что Марджори всем известна и не нуждалась в представлении. Когда очередь дошла до Кэнайны, ее затрясло как в лихорадке. Она поднялась. — Кэнайна Биверскин, — пролепетала она. Марджори Болл скорчила гримасу и зажала нос. Несколько девочек прыснуло. Долговязый парень, сидевший через проход от Кэнайны, причмокнул и коротко, негромко присвистнул. Они просидели в классе около часа. Учительница перечислила предметы, которые они будут проходить, и книги, которые нужно купить. Потом их отпустили домой. Труди Браун ожидала Кэнайну перед женской уборной. — Приветик! - сказала она и с улыбкой в глазах схватила Кэнайну за руку. — Эй, скво, — крикнула другая девчонка, — мотай отсюда в свой вигвам! Труди взглянула на крикунью, на минуту ее тупое лицо застыло в недоумении, потом тоже рассмеялась коротеньким, гортанным, вымученным смешком. Теперь вокруг них стояло четыре девчонки. Одна из них - та, рыжая, Марджори Болл. — Кэнайна, это моя подруга, Марджори Болл, -начала Труди, представляя их друг другу. — Она живет недалеко от нас. — Мы знакомы, — прервала ее Марджори и холодно уставилась на Кэнайну. Потом она повернулась к Труди: — Скажи, Труди, это твоя подружка? Вы живете вместе у Сэди? Труди сморщила лоб, явно сбитая с толку таким оборотом дел. — Да вот, - пробормотала она, застенчиво уставившись в пол. — Мы познакомились только вчера вечером, она не может быть настоящей подругой. — Не хотела бы я, чтобы моя подруга была индианкой, - заявила Марджори. — У них вши и блохи и вообще чего только нет. А по ночам они с мальчишками проводят время в мотелях. Все, в том числе и Труди, засмеялись. Кэнайна бросилась от них со всех ног и через школьный двор выбежала на улицу. Войдя в пансион, она услышала, как миссис Рамзей и Сэди о чем-то переговариваются на кухне. Бесшумно шмыгнула к себе наверх и с рыданьем бросилась на постель. Потом явилась Труди. - Я съезжаю, — во всеуслышание заявила Труди.- Поселюсь с Марджори Болл. Она мне разрешила. Труди и Сэди были в столовой, и Кэнайна слышала, как Сэди спросила: — Но почему, Труди? — Потому что ничего не знала про индейцев, - продолжала Труди. — Дура, наверное, была. У индианок вши и блохи и вообще чего только нет, а по ночам они шляются с мальчишками. Я не могу жить с индианкой. Я просто должна уехать, а то со мной в школе никто дружить не будет! — Где Кэнайна? — холодно и резко спросила миссис Рамзей. — Понятия не имею, - ответила Труди. - Какое мне дело? Здесь где-нибудь. Я уезжаю. И Труди полетела наверх к себе в комнату. Вслед за ней поднялась наверх Джоан Рамзей; вошла в комнату, где на кровати ничком лежала Кэнайна, прикрыла дверь и, сев рядом, легонько потрепала ее по плечу. — Что случилось, дорогая? — спросила она. — Все меня ненавидят, потому что я индианка. Я поеду домой, в Кэйп-Кри. — Это моя вина, Кэнайна, — сказала Рамзей. — Я знала, как выйдет, но не знала, как сказать тебе об этом. Я хотела предупредить тебя... чтобы ты была готова. Но мне было неловко, стыдно, и я смолчала Я предоставила тебе самой сделать это открытие. Это было нехорошо с моей стороны. Прости. Кэнайна перестала плакать. Тихим и сдержанным голосом Джоан продолжала: — Белая раса завоевала почти всю землю, и многие из нас думают, что это случилось потому, что они от природы выше и умней, чем люди других рас. Но только глупые, необразованные и неспособные мыслить считают, что это действительно так.. Они проповедуют, что есть высшие и низшие расы, чтобы скрыть от самих себя свою собственную неполноценность. Образованные люди так не считают Они знают, что все люди начинали одинаково: остальное - дело удачи, белым повезло и с историей и с географией. Они услышали, как хлопнула дверь в комнате Труди, как Труди прогромыхала вниз по лестнице и вышла на улицу. - Сколько на земле будет существовать глупость, столько будет существовать расовая нетерпимость и дискриминация. Но не нужно придавать ей слишком большого значения. Она гнездится главным образом в мелких душонках мелких людишек... людей, не умеющих мыслить, таких, как Труди... не способных ни о чем составить собственное мнение. Это они низшая раса, они, а не ты! Кэнайна приподнялась на постели и вытерла платком глаза. - Поначалу все кажется хуже, чем на самом деле, — продолжала Джоан Рамзей. — Все уляжется, когда они поближе познакомятся с тобой, но тебе всю твою жизнь придется сталкиваться с этим. Слабеньким это не по плечу, и по всему свету они спешат укрыться в своих собственных маленьких Кэйп-Кри. Джоан Рамзей замолчала. Она тяжело дышала и большим пальцем потирала влажную ладонь. — Ну как, остаешься, Кэнайна? Или хочешь вернуться в Кэйп-Кри? Глаза Кэнайны высохли, и лишь узенькая красная полоска на нижних веках говорила о том, что она только что плакала. — Остаюсь. — У тебя есть список книг, которые тебе нужны? — Да. Джоан Рамзей взяла с туалетного столика портмоне и протянула Кэнайне десятидолларовую бумажку. - На, — сказала она. — В книжных магазинах будет сейчас толчея, и тебя снова станут дразнить Но я не пойду с тобой. Я ничем не могу тебе помочь. Пора привыкать выносить это одной. Следующие месяцы были горьки и унизительны. Кроне писем, что каждую неделю писала ей Джоан Рамзей, да время от времени слов Сэди, старавшейся приободрить ее, Кэнайне приходилось в одиночку сносить ежедневную пытку в школе. Но она любила занятия, ученье давалось ей легко, а мысль о том, чтобы бросить все, причиняла ей боль куда большую, чем все насмешки, которые приходилось терпеть в классе. Предсказание Джоан Рамзей, что враждебность со временем ослабеет, постепенно сбывалось. В школе свыклись с ее присутствием; ее больше не высмеивали и не дразнили -просто не замечали. Она постоянно была одна. Даже в толпе она чувствовала себя чужой и одинокой. Единственное, чему это пошло на пользу, были школьные занятия. Часами просиживала Кэнайна в городской библиотеке, читая все подряд, от детективных романов до "Критики чистого разума" Иммануила Канта, которой она, конечно, не понимала, но тем не менее читала. Она горячо пристрастилась к поэзии и порой по субботам сидела весь вечер над антологией, вновь и вновь перечитывая понравившиеся стихи. Времени для занятий было достаточно, и по отметкам она всегда принадлежала к числу трех-четырех лучших в классе учеников. Все пять лет ее школьная жизнь текла без особых перемен. Каждое лето она ездила в ту же школу, где на нее вновь обрушивалось знакомое бремя издевок и социального остракизма. Она могла бы, если бы хотела, пользоваться большим успехом у мальчишек, но они хотели видеться с ней только наедине. Никто не приглашал ее туда, где были бы другие люди, и, хотя Кэнайне хотелось с кем-нибудь подружиться, она неизменно отвергала их предложения, и каждую осень через месяц-другой мальчишки, как и девчонки, переставали обращать на нее внимание. Труди Браун больше не вернулась в пансион Сэди. Она была на год старше Марджори и Кэнайны, но провалилась по нескольким предметам и осталась на второй год. И это .привело ее в тот класс, в котором Марджори и Кэнайна завершали свое пребывание в школе. Теперь Кэнайна много раздумывала о своем будущем. Она не знала, собираются ли Рамзеи и в дальнейшем оплачивать ее образование. Она знала, что, возможно, это последний год. Но как бы то ни было, она не хотела возвращаться в Кэйп-Кри, потому что давно уже не чувствовала себя частью той жизни; но знала она и то, что, какую профессию ни изберет, какие способности ни проявит, нелегко будет приспособиться к обществу белых. Порой она спрашивала себя, стоят ли приобретенные ею знания тех денег, которые тратят Рамзеи. Но никогда, даже в мгновенья глубочайшей подавленности, не приходило ей в голову бросить школу: горячая жажда знаний, пытливость и любознательность, ученье ради ученья, безразлично, найдут ее познания какое-либо применение или нет, неизменно влекли ее вперед. Быстро промелькнул последний школьный год. Последняя экзаменационная работа была написана в конце июня, и с ней пришли к своему печальному завершению школьные годы Кэнайны. Когда она в последний раз вышла из школы, она не испытывала ни радости, ни огорчения, только смутное, беспокойное чувство неизвестности. Как-то сложится теперь ее жизнь? Лето она провела в Кэйп-Кри. В начале августа по почте ей прислали аттестат зрелости. Джоан Рамзеи с гордостью изучала ее аттестат. — Я знала, что ты закончишь прекрасно... — Она помолчала, подыскивая слова. — Могу сказать только, что очень горжусь тобой. Тебе бы пойти в университет. Но нам это не по средствам. Ты девушка, да к тому ж индианка, так что вряд ли сможешь найти работу, которая была бы тебе тут подспорьем. И вновь Джоан Рамзеи помолчала и, скрывая свою нерешительность, вновь взяла аттестат и углубилась в него... - Боюсь, - продолжала она, - тебе придется выбрать одно из двух: стать медицинской сестрой или учительницей. Что бы ты хотела — поступить в больницу и учиться на медсестру или в учительский колледж? На тот случай, если представится возможность, Кэнайна все обдумала заранее: став учительницей, она останется ближе к книгам, ближе к духовному миру, который так увлекал ее. — Мне бы хотелось в учительский колледж, — ответила она. — И надеюсь, что когда-нибудь я смогу отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Джоан Рамзей положила руку на плечо Кэнайны. — Этот аттестат, — сказала она, — лучшая благодарность за все. Кэнайна подала заявление в Блэквудский учительский колледж, ее приняли; в сентябре она вновь поселилась в пансионе Сэди Томас, в комнатушке окнами во двор.