The last of us. Part 0

Ночь окутала карантинную зону непроглядной тьмой, словно стремясь скрыть все следы страданий и отчаяния, царившие здесь днем. Тяжелые свинцовые тучи нависли над городом, время от времени проливаясь холодным моросящим дождем. Капли уныло барабанили по покосившимся крышам домов и разбитым окнам, навевая тоску и безысходность. В одном из таких домов, на втором этаже, в маленькой спартанской комнате без сна лежал Томас. Он вглядывался в темноту, слушая монотонный шум дождя и пытаясь унять лихорадочный поток мыслей.

Он всегда знал, что FEDRA не остановится ни перед чем в своей борьбе с Цикадами, но то, что они задумали, превосходило все мыслимые границы жестокости и цинизма. Это будет настоящей бойней, кровавым побоищем, в котором Цикады не имели ни единого шанса.

Томас представил, как орда безумных, кровожадных существ врывается в убежище повстанцев. Крики ужаса, разрываемая плоть, хаос и смерть — вот что ждало его товарищей по оружию. FEDRA решила одним ударом покончить с сопротивлением, пожертвовав при этом жизнями не только своих врагов, но и ни в чем не повинных людей. Они не эвакуировали жителей зоны, чтобы не привлекать лишнее внимание и шум. Все эти люди были мишенями. От этих мыслей Томаса мутило. Он всегда считал себя солдатом, призванным защищать слабых и бороться со злом. Но сейчас он служил организации, которая сама стала воплощением зла. FEDRA предала все идеалы, на которых была основана, превратилась в монстра, не знающего жалости и сострадания.

Рядом спала Мэв. Она лежала на своей половине кровати, свернувшись калачиком под тонким одеялом. Ее лицо, обычно напряженное и сосредоточенное, сейчас было расслабленным и умиротворенным. Даже в этом мрачном, жестоком мире сон давал ей короткую передышку от бесконечной борьбы.

Томас почувствовал, как его сердце сжимается от нежности и боли. Мэв была его единственным светом в этой беспросветной тьме, единственным напоминанием о том, что в жизни еще есть место для любви и надежды. Его решение пойти против FEDRA подвергает Мэв огромной опасности. Если его раскроют, она тоже окажется под ударом, станет мишенью для безжалостной военной машины. Мысль о том, что он может навлечь на любимую беду, была невыносима.

Но разве у него был выбор? Мэв никогда не простила бы ему, если бы он струсил и отступил. Она сама была бойцом, готовым идти до конца ради правого дела.

Осторожно, стараясь не разбудить, он коснулся губами ее лба, вдыхая родной, любимый запах. Это было то, ради чего стоило сражаться. Ради шанса на будущее, где они смогут быть вместе, не опасаясь за свои жизни.

— Я люблю тебя, — едва слышно прошептал Томас, на миг прижавшись щекой к мягким волосам Мэв. — Я сделаю все, чтобы защитить тебя. Чтобы защитить наш мир.

Он передал Цикадам информацию. Теперь оставалось лишь надеяться, что этого будет достаточно. После того сообщения Томас больше не связывался с повстанцами. Это было слишком опасно, каждый контакт мог привести военных прямо к нему. Он понятия не имел, что предпримут Цикады, как они собираются противостоять надвигающейся угрозе. Возможно, они попытаются эвакуировать базу, уйти в подполье. Или, напротив, решат дать бой, встретить орду зараженных во всеоружии. От этих мыслей Томасу становилось не по себе. Он чувствовал себя беспомощным, отрезанным от тех, кого поклялся защищать. Что, если Цикады не успеют подготовиться, и план FEDRA увенчается успехом?

Он верил в Цикад. Верил в их стойкость, их находчивость, их несгибаемую волю к победе. И пока эта вера жива, он не имел права сдаваться. Даже если придется сражаться в одиночку, даже если весь мир обратится против него — Томас будет стоять до конца. Ради любви, ради надежды, ради всего, что у него еще осталось.

Мужчина перевернулся на бок, пытаясь устроиться поудобнее на жесткой койке. Завтра его ждет тяжелый день. Возможно, самый важный в его жизни. Но сейчас нужно хотя бы попытаться уснуть. Набраться сил перед решающей битвой. Под тихий шорох дождя Томас закрыл глаза, мысленно готовясь к тому, что грядет.

Утром Мэв поцеловала его в щеку. Она собрала волосы в хвост и улыбнулась солнцу, оставив Томаса в постели, вышла из комнаты. Мужчина невольно улыбнулся, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Мэв. Даже простые, обыденные моменты наполнялись особым смыслом рядом с ней. В этом мире, полном отчаяния и жестокости, она была его якорем, его путеводным светом.

Он откинулся на подушку, наслаждаясь теплом, оставшимся на простынях после ночи. Хотелось растянуть это мгновение покоя и безмятежности, сохранить его в памяти, как напоминание о том, ради чего стоит бороться.

Но реальность неумолимо вторгалась в его мысли. Мужчина со вздохом провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть следы бессонной ночи. Нужно было вставать, собираться, снова надевать маску верного солдата тоталитарного режима. Снова лгать и изворачиваться, чтобы выжить и продолжать свою тайную войну.

Но на мгновение Томас позволил себе помечтать. Представить мир, в котором не нужно каждый день рисковать всем ради призрачной надежды на свободу. Мир, где они с Мэв могли бы просто быть вместе, любить друг друга, строить совместное будущее.

Он знал, что этот мир пока недостижим. Что впереди его ждут лишь новые испытания, потери и боль. Но именно ради таких моментов, как этот — тихое утро, солнечный свет на щеке Мэв, ее лучистая улыбка — стоило продолжать бороться.

Томас решительно откинул одеяло и поднялся с постели. Пора было возвращаться в реальность. Надевать форму, проверять оружие, отправляться в очередной патруль. Из кармана формы что-то выпало и покатилось под диван. Томас застыл на месте, глядя на маленький блестящий предмет. Кольцо. Символ его любви и преданности, его надежды на совместное будущее с Мэв. Он так долго хранил его, ожидая подходящего момента, но этот момент все никак не наступал. Всегда находились причины отложить, подождать лучших времен.

Но сейчас, после всего, что произошло, Томас вдруг осознал — лучших времен может и не быть. В мире, где каждый день может стать последним, нельзя откладывать на потом то, что действительно важно. Нельзя упускать шанс сказать любимому человеку о своих чувствах, скрепить союз сердец перед лицом всех испытаний. Он опустился на колени и дотянулся до кольца, бережно поднимая его с пола.

Томас и Мэв. Две жизни, две судьбы, связанные воедино.

Мужчина сжал кольцо в ладони, чувствуя, как металл нагревается от тепла его кожи. Это было правильно. Это было то, чего они оба хотели, пусть и боялись признаться самим себе. Вечность друг с другом, клятва любви и верности перед богами и людьми.

Томас решительно поднялся на ноги и направился к двери. Он должен был сделать это прямо сейчас. Пока безумный ритм их жизни не разлучил их вновь, пока очередная опасность не встала на пути.

Сердце колотилось где-то в горле, когда он шел на кухню. Томас понятия не имел, что скажет, как объяснит свой внезапный порыв. Но он знал — Мэв поймет. Она всегда понимала его лучше, чем он сам.

Наконец, он увидел ее — она стояла у окна, глядя на просыпающийся город. Солнечный свет играл в ее волосах, окутывая фигуру мягким сиянием. Томас замер на мгновение, любуясь этой картиной. Его Мэв. Его любовь. Его судьба.

— Мэв... — тихо позвал он, подходя ближе. Женщина обернулась, вопросительно глядя на него. — Я должен тебе кое-что сказать. Кое-что важное.

Он опустился на одно колено и протянул раскрытую ладонь с кольцом. В глазах Мэв отразилось изумление, смешанное с неверием и радостью.

— Ты выйдешь за меня, Мэв? — спросил Томас, глядя на нее снизу вверх. — Ты станешь моей женой, моей опорой, моей путеводной звездой? Навсегда, что бы ни случилось?

Мэв молчала, не в силах вымолвить ни слова. По ее щекам покатились слезы, но губы расплылись в счастливой улыбке. Она кивнула, не доверяя голосу, и протянула руку, позволяя Томасу надеть кольцо на ее палец. Оно скользнуло идеально, словно было создано специально для нее. Мэв смотрела на серебряный ободок, сверкающий в лучах утреннего солнца, и не могла поверить своим глазам. Это было похоже на сон, прекрасный и невозможный.

Томас поднялся на ноги и притянул ее к себе, обхватывая лицо ладонями. Их взгляды встретились, полные любви, надежды и безграничного доверия. В этот момент весь мир перестал существовать — остались только они, их чувства, их обещание быть вместе до конца.

— Я люблю тебя, Мэв, — прошептал Томас, прижимаясь лбом к ее лбу. — Больше жизни. Больше всего на свете. Ты — мое все.

— И я люблю тебя, Томас, — сквозь слезы ответила девушка. — Навсегда. Что бы ни случилось.

Их губы встретились в нежном, трепетном поцелуе. Поцелуе, скрепляющем их клятву, их союз перед лицом всех невзгод и испытаний. Теперь они были не просто возлюбленными — они были мужем и женой, единым целым, одной душой на двоих.

Реальность вернулась постепенно, напоминая о себе далекими звуками просыпающегося города, шагами патрулей, гудками военных грузовиков. Томас и Мэв неохотно отстранились друг от друга, но их руки остались переплетены, не желая разрываться ни на миг.

— Мне пора, — тихо сказал Томас, сжимая пальцы своей теперь уже жены. — Долг зовет.

Мэв кивнула, смахивая слезы свободной рукой. Она понимала, что впереди их ждет долгий и трудный путь. Что счастье, обретенное в этот солнечный миг, придется защищать и отстаивать каждый день. Но теперь у нее было кольцо на пальце и любовь Томаса в сердце — и с этим она была готова встретить любые вызовы судьбы.

Рука об руку они шагнули навстречу новому дню — солдат FEDRA повстанец и его супруга. Два человека, связанные одной целью, одной мечтой, одной надеждой. Мечтой о свободе, надеждой на будущее, где не будет войн, потерь и отчаяния.

И пока они вместе — эта надежда будет жить. Будет гореть, как маленькое пламя в ночи, освещая путь через тьму к рассвету нового мира.

***

Кели проснулась с первыми лучами солнца, пробивающимися сквозь пыльные окна нового госпиталя. Вокруг царила суета — медики и добровольцы спешили разобрать коробки с медикаментами, расставить оборудование, подготовить палаты к приему пациентов. Эвакуация из старого здания прошла в спешке, и теперь приходилось наверстывать упущенное.

Девушка потянулась, разминая затекшие мышцы, и поднялась с импровизированной постели — несколько одеял, брошенных прямо на пол в углу комнаты. Сон был роскошью, которую она не могла себе позволить — слишком много работы, слишком много нуждающихся в помощи.

Наскоро умывшись и перекусив остатками вчерашнего пайка, Кели присоединилась к общей суматохе. Ее руки привычно выхватывали бинты, антисептики, обезболивающие, раскладывая их по полкам и ящикам. В голове крутились обрывки воспоминаний о событиях прошлого дня — паника, крики, лица солдат FEDRA, врывающихся в госпиталь.

Никто толком не понимал, что происходит. Говорили о прорыве зараженных, о том, что старое здание больше не безопасно. Приказы звучали отрывисто и жестко — собирать вещи, строиться, следовать за конвоем. Многие пациенты не могли передвигаться самостоятельно — их пришлось нести на носилках, под охраной автоматчиков, многих пришлось оставить.

Кели тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли. Сейчас было не время и не место предаваться страхам и сомнениям. Она должна была сосредоточиться на настоящем, на тех, кто нуждался в ее заботе и поддержке.

— Кели, нам нужна твоя помощь в третьей палате, — окликнула ее одна из медсестер, высокая женщина с усталым лицом. — Поступил новый пациент, огнестрельное ранение в грудь.

Девушка кивнула и поспешила вслед за коллегой, на ходу подхватывая чистые перчатки и марлевые салфетки. Она привыкла к такому — к бесконечной веренице искалеченных тел, к крови и стонам, к борьбе за каждую жизнь. Это был ее долг, ее призвание.

Но иногда, в редкие минуты покоя, Кели ловила себя на мысли — как долго они еще смогут продолжать? Как долго будут длиться эти войны, это бессмысленное насилие? Есть ли надежда на то, что однажды все изменится?

Она не знала ответов. Но пока у нее были силы и знания — она будет бороться. Будет спасать тех, кого еще можно спасти. Будет верить в лучшее, даже когда надежда кажется призрачной и далекой.

Одна мысль грела ее сердце посреди всего этого безумия — ее дочь, Оливия. Благодаря связям с Цикадами, девочку удалось тайно переправить в одно из убежищ повстанцев, подальше от ужасов карантинной зоны и произвола солдат FEDRA.

Это было нелегкое решение — расстаться с самым дорогим человеком, доверить его жизнь фактически незнакомым людям. Но Кели знала — так будет лучше для Оливии. Лучше, чем расти в постоянном страхе, в мире, где даже больных и беспомощных могут бросить на произвол судьбы.

Воспоминания о том дне, когда FEDRA эвакуировала госпиталь, все еще преследовали ее в кошмарах. Равнодушные лица солдат, приказы оставить тех, кто не может идти, крики боли и отчаяния, эхом разносящиеся по опустевшим коридорам. Она пыталась спорить, умолять, даже угрожать — но все было тщетно. В тот момент Кели поняла — никакой надежды на милосердие или сострадание от этих людей ждать не приходится.

Именно тогда она решила обратиться к Цикадам. Найти тех, кто еще не утратил человечность, кто был готов бороться за справедливость и достоинство. И пусть она не могла открыто присоединиться к повстанцам, но могла помогать им тайно — передавая медикаменты, делясь информацией, спасая тех, кого FEDRA считала обузой.

Это было опасно, смертельно опасно. Но Кели больше не могла оставаться в стороне, не могла молча смотреть на творящиеся вокруг зверства. Она должна была действовать, должна была стать частью сопротивления — пусть и невидимой, неизвестной никому.

Закончив с перевязкой, Кели на мгновение прикрыла глаза, мысленно обращаясь к дочери. «Будь сильной, моя девочка, — прошептала она беззвучно. — Будь храброй. Верь, что однажды мы снова будем вместе. В лучшем мире, который обязательно настанет».

С этой мыслью она вышла из палаты, готовая продолжать свою работу. Готовая и дальше нести свет и надежду в этот мрачный, израненный мир. Ради дочери. Ради будущего. Ради всех тех, кто нуждался в ее помощи.

***

Мэв практически бежала по узким улочкам карантинной зоны, лавируя между патрулями и редкими прохожими. Сердце пело в груди, переполненное счастьем и нетерпением. Она все еще не могла поверить, что это действительно случилось — что Томас сделал ей предложение, что теперь они были связаны не только чувствами, но и обещанием быть вместе до конца.

Ей не терпелось поделиться этой новостью с Джоан. Они знали друг друга с детства, вместе пережили потерю близких, вместе учились выживать в этом безумном мире. Джоан была единственным человеком, кроме Томаса, которому Мэв могла полностью доверять.

Мэв нашла подругу в прачечной — небольшом помещении на первом этаже одного из жилых блоков. Джоан стояла у стиральной машины, сосредоточенно перебирая мокрые вещи. Услышав шаги, она обернулась — и на ее лице тут же расцвела улыбка.

— Мэв! Что случилось? Ты прямо светишься!

Мэв подбежала к подруге и крепко обняла ее, едва сдерживая слезы радости. Она отстранилась, все еще улыбаясь до ушей, и протянула руку, демонстрируя кольцо на безымянном пальце.

— Томас сделал мне предложение! Прямо сегодня утром! Мы поженимся, Джоан!

Глаза Джоан расширились от изумления, а затем она радостно улыбнулась и снова заключила Мэв в объятия, чуть не опрокинув корзину с бельем.

— Господи, Мэв, это же чудесно! Я так рада за вас, так рада!

Девушки смеялись и плакали одновременно, кружась посреди прачечной в импровизированном танце. На мгновение все проблемы и тревоги отступили на второй план — остались лишь искренняя радость и ощущение сестринской близости. Наконец, они успокоились, устроившись на скамейке у стены. Джоан взяла Мэв за руки, заглядывая ей в глаза с неподдельным участием.

— Расскажи мне все! Как это было? Когда вы планируете свадьбу? Господи, я так волнуюсь, будто вновь замуж выхожу!

Мэв рассмеялась, качая головой. Она начала рассказывать — о том, как Томас встал на одно колено, как произнес те самые слова, от которых сердце замирало в груди. О своих чувствах, о надеждах на будущее, о том, как важно было для нее разделить этот момент с самым близким человеком.

Джоан слушала, не перебивая, лишь изредка утирая слезы краем рукава. Она понимала, как много значило это для подруги — обрести свой островок счастья посреди океана отчаяния и страха. И пусть впереди их ждало еще немало испытаний — сейчас они могли позволить себе эту маленькую радость, это торжество любви над смертью.

Женщины, которые тоже в этот момент находились в прачечной, тихо радовались чужому счастью, пока солдаты не заполнили помещение, держа в руках автоматы.

— Всем лечь на пол. Живо!

Атмосфера мгновенно переменилась. Радостный смех и поздравления сменились испуганными вздохами и звуками падающих на пол тел. Женщины поспешно опускались на холодный кафель, повинуясь грубым приказам солдат. Страх повис в воздухе, заполняя каждый уголок помещения.

Мэв и Джоан переглянулись, в их глазах плескался ужас. Что происходит? Почему солдаты ворвались сюда, в это тихое убежище, где не было ничего, кроме стиральных машин и мокрого белья?

Один из солдат, видимо, главный, шагнул вперед, обводя лежащих на полу женщин тяжелым взглядом. Его лицо было непроницаемым, как каменная маска, и только глаза горели каким-то нездоровым, лихорадочным блеском.

— Нам поступила информация, что в этом здании скрываются повстанцы, — произнес он ровным, лишенным эмоций голосом. — Все помещения будут обысканы. Всех подозрительных лиц доставят в комендатуру для допроса.

Мэв почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Повстанцы? Здесь? Это было абсурдно, невозможно. Она знала всех обитателей этого блока — в основном это были женщины, старики и дети, те, кто едва сводил концы с концами. Никто из них не мог быть связан с Цикадами.

Но разве солдат FEDRA волновала истина? Разве их останавливала невиновность тех, кого они называли «подозрительными лицами»? Мэв знала, на что способны эти люди — и одна мысль о допросах заставляла ее кровь стыть в жилах.

Солдаты рыскали, обыскивая миллиметр за миллиметром. Ставили каждую и осматривали, заглядывая в глаза. Мэв краем глаза заметила, как знакомая женщина, Ненси, сжимала что-то в руке, а в ее глазах застыл страх.

— Показывай!

Женщина повиновалась и в свете лучей солнца блеснул медальон Цикад. Она — Цикада. Мэв почувствовала, как ее сердце пропустило удар. Ненси — одна из них, одна из Цикад? Это не укладывалось в голове. Они знали друг друга не первый год. И теперь оказалось, что все это время Ненси хранила такой секрет, жила двойной жизнью.

Солдаты мгновенно среагировали. Двое из них грубо схватили Ненси за руки, заламывая их за спину. Женщина вскрикнула от боли и страха, но медальон так и не выпустила, продолжая сжимать его в побелевших пальцах.

— Так-так, кто тут у нас? — процедил главный, подходя ближе. Он рывком поднял подбородок Ненси, вглядываясь в ее перепуганное лицо. — Цикада, значит? Что ж, сегодня нам повезло. Уверен, ты расскажешь нам много интересного.

Мэв затрясло. Она была бессильна помочь, бессильна остановить это безумие. Если она сейчас вмешается — это лишь ухудшит ситуацию, подвергнет опасности не только себя, но и всех остальных.

— Сколько вас еще здесь?

Ненси молчала.

— Мне всех тут перестрелять?!

— Я одна.одна

— О, голосок прорезался...

— Не рыпайся, — рыкнул солдат, удерживающий ее. — Ты расскажешь нам все...

— Я.я не знаю, где остальные.

— О, правда? — заглянул в самую душу. — Может это освежит твою память, — он резко схватил женщину за руку и одним рывком сломал ее.

Ненси закричала от резкой, обжигающей боли, пронзившей ее тело. Крик перешел в судорожные всхлипы, когда она попыталась вдохнуть. Ее колени подкосились, и она наверняка упала бы, если бы солдаты не держали ее.

Она посмотрела на свою руку, неестественно вывернутую и уже начинающую опухать. Боль пульсировала с каждым ударом сердца, затмевая все мысли. Ненси стиснула зубы, из последних сил сдерживая рвущиеся наружу рыдания. По ее щекам текли слезы, но она упрямо молчала.

Остальные женщины застыли в немом ужасе, боясь пошевелиться или издать звук. Они лишь беспомощно смотрели, как слезы катятся по их лицам. Мэв зажала рот рукой, чтобы не закричать. Она чувствовала подступающую тошноту от вида изувеченной руки Ненси.

Главный солдат опустился на корточки рядом, схватил ее за подбородок, вынуждая смотреть в глаза.

— Послушай сюда. Чем быстрее расскажешь правду, тем меньше боли получишь. Мы все равно узнаем, что нам нужно, — процедил он. — Не усложняй.

Ненси часто и прерывисто дышала, борясь с болью и страхом. Но в ее глазах все еще горела решимость.

— Я... Я правда не знаю, — выдавила она, едва шевеля разбитыми губами. — Давно ни с кем из них... не связывалась. Это старый.амулет, на память...

Солдат покачал головой и кивнул подручным.

— Продолжайте. Посмотрим, сколько еще костей сломаем, пока она не заговорит.

При этих словах Ненси сжалась, а женщины вокруг тихо заплакали от бессилия и страха. Пытка продолжалась под аккомпанемент криков, звуков ударов и всхлипов. Запах крови и пота смешался с едкой вонью моющих средств.

Мэв зажмурилась, не в силах этого выносить. Она безмолвно молилась, чтобы это безумие прекратилось. Но ничего не менялось, только страдания Ненси, решившей хранить молчание любой ценой.

Наконец, солдаты отступили, оставив Ненси лежать на полу — окровавленную, со сломанными костями, но не сломленную. Она по-прежнему молчала, уже теряя сознание от боли.

Мэв понимала — она никогда этого не забудет. Жестокость, к которой люди оказались способны. И то, на что некоторые готовы пойти, храня верность даже перед лицом таких пыток. Оставалось лишь надеяться, что жертва Ненси даст кому-то шанс спастись и что однажды все это закончится.

— Вы не имеете права, — вдруг воскликнула Джоан. — Согласно протоколу вы должны доставить ее в штаб для дальнейшего допроса. Возможно, она и правда не причастна к повстанцам.

— Молчать! — рявкнул главный солдат, переводя тяжелый взгляд на Джоан. — Еще одно слово, и окажешься на ее месте.

Джоан осеклась, сжимая кулаки. Она понимала, что спорить бесполезно и только навредит себе. Но и молча смотреть на истязания было выше ее сил.

— Слушай сюда, — солдат снова схватил Ненси за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Ты думаешь, мы в игрушки тут играем? Последний шанс сказать правду. Где твои дружки из Цикад? Где их база?

Ненси сглотнула кровь, не отводя взгляда. Ее лицо превратилось в маску боли и страха, но что-то в глубине глаз говорило — она скорее умрет, чем предаст своих.

— Я же... сказала... — слова давались ей с трудом. — Ничего... не знаю... Хотите стрелять... стреляйте...

В этот момент Мэв не выдержала. Страх за собственную жизнь отступил перед лицом творящегося ужаса. Она вскочила на ноги, слыша, как охнули остальные женщины.

— Хватит! Прекратите! Неужели вы не видите — она не врет! Оставьте ее в покое, изверги!

Договорить Мэв не успела. Тяжелый удар прикладом обрушился на ее голову, погружая мир в темноту. Последнее, что она увидела, падая — дуло автомата, направленное ей в лицо, и перекошенную яростью физиономию солдата.

А потом настала тишина. Мэв не знала, сколько пролежала без сознания на холодном полу. Кровь из рассеченной брови залила ей лицо, в ушах стоял звон. Приподняв тяжелую голову, она увидела, что прачечная опустела. Не было ни солдат, ни Ненси.

Вокруг суетились перепуганные женщины, помогая друг другу подняться. До Мэв доносился их испуганный шепот, всхлипы, причитания. Она с трудом встала, шатаясь и держась за стену.

Пошатываясь, Мэв побрела к выходу. В дверях она столкнулась с бледной, как полотно, Джоан. Несколько мгновений женщины смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. А потом Джоан разрыдалась, уткнувшись Мэв в плечо.

— Ненси... Они забрали ее... Мэв.

Мэв обняла подругу, чувствуя, как слезы катятся по ее собственным щекам. Страх и отчаяние душили, не давая дышать.

— Я не знаю, Джоан. Я ничего не знаю.

— Винц...он. — Джоан плакала. — Мэв, что же это творится. Винц никогда бы не отдал такой приказ...раньше.Господи!

Мэв на мгновение застыла, глядя на Джоан.

— Джоан, послушай, — Мэв сжала плечи подруги, заглядывая ей в глаза. -...сейчас это не главное. Главное — выбраться отсюда.

Джоан судорожно кивнула, вытирая слезы. Ее всю трясло, но она старалась взять себя в руки.

— Ты права. Нужно уходить.

Женщины торопливо покинули прачечную, стараясь не привлекать внимания. Улицы были подозрительно пустынны — видимо, весть об облаве уже разнеслась по кварталу, загнав людей по домам.

***

Смех за столом перешел в раскатистый хохот вперемешку с похабными выкриками. Мужики были уже порядком навеселе, и в ход пошли самые грязные шуточки.

— Эй, Барс, а ты своей красотке тоже так втычешь, а? Чтоб верещала до утра? — гоготнул один из мужчин, толкая соседа локтем под ребра.

Тот осклабился и крякнул, поигрывая желваками. В масляных глазах плясали похотливые искорки.

— А то! Приходи, покажу, как надо баб укрощать. Чтоб на цыпочках ходили и в рот заглядывали.

Компания разразилась новым взрывом смеха. Кто-то смачно хлопнул Барса по плечу, кто-то многозначительно присвистнул и подмигнул.

— Да она у тебя и так шелковая. Небось мечтает, чтоб побыстрее присунул, а ты тут сидишь пиво глушишь!

— Не переживай, — оскалился Барс, откидываясь назад и похабно почесывая ширинку. — Нынче отымею так, что неделю ходить не сможет.

Кто-то одобрительно загоготал, кто-то скабрезно заржал. По столу прокатилась новая волна масляных шуток и сальных комментариев.

В углу за стойкой стояла девушка, с непроницаемым лицом делая вид, что ничего не слышит. Только руки у нее слегка дрогнули, выдавая напряжение, но взгляд оставался холодным и безразличным.

— Эй, цыпа, подлей-ка еще! — рявкнул Барс, пошло подмигивая девушке. — Будешь хорошо себя вести, отблагодарю как следует.

Барменша медленно потянулась к бутылке. Ее рука даже не дрогнула, а взгляд, холодный и острый как лезвие клинка, буравил Барса. На миг в глубине ее глаз полыхнула такая лютая ненависть, что будь она материальна — испепелила бы бандита на месте. Но тут же взгляд девушки погас, снова став бесстрастным и непроницаемым. Разгневать этих зверей в человеческом обличье — себе дороже.

Мужики загоготали, заметив ее реакцию. Посыпались мерзкие намеки. Мол, дай-ка и нам так же «подлить».

— А чего это ты на нас волком смотришь, а? — оскалился Барс. — Присунуть тебе разок, глядишь, подобреешь.

Девушка молча наполняла стаканы, не поднимая глаз. Только желваки играли на стиснутых челюстях, выдавая бешенство, клокотавшее внутри. Как же она ненавидела этих уродов! Страшно было даже представить, на что они способны, разозлись всерьез.

Но страха не было. Был холодный расчет — не здесь, не сейчас. Она затаилась, как хищник в засаде, терпеливо выжидающий удобного случая для броска. О, когда придет ее время, она отыграется сполна! А пока... пока надо стиснуть зубы и налить Барсу выпивки.

На столах расставлены бутылки с алкоголем, два убитых и разделанных кабана, овощи к гарниру, даже рис и гречка, которые достать не то, что сложно, а почти невозможно. Лица раскраснелись, глаза по-поросячьи сузились, с губ капал жир вперемешку со слюной. Разговоры становились все громче и непристойнее. То и дело звучал утробный гогот, грязные шуточки и смачные отрыжки. В центре стола, прямо среди яств, стояла полуобнаженная девушка. Она танцевала, изящно изгибаясь и демонстрируя мужчинам свое прекрасное юное тело. Мужики похабно смеялись, трогали ее голени, бедра и округлые подтянутые ягодицы, с трудом сдерживая животный инстинкт порвать тонкое белье на ее теле и пустить саму девушку по кругу. Некоторые из них вместо официантов подносили новые блюда и убирали старые, делали массаж мужчинам и пошло хихикали, когда их усаживали на колени, вылизывали хрупкие шеи и трогали там, где только хотели.

В какой-то момент один из вояк начал крутить головой, выискивая добычу помоложе и посвежее. Похотливо оскалившись, он уставился прямо на барменшу и поманил ее жирным пальцем.

— А ну-ка иди сюда, цыпа! Покажи дяде, как ты умеешь угождать!

Девушка застыла, чувствуя, как сердце уходит в пятки. По спине пополз холодный пот, к горлу подступила тошнота. Солдафон продолжал скалиться и подмигивать, недвусмысленно поглаживая себя по ширинке.

Господи, только не это! Лучше сдохнуть, чем позволить надругаться над собой этой похотливой скотине! Барменша попятилась, лихорадочно соображая, как избежать домогательств. Может, притвориться больной? Или сослаться на строгий запрет боса? Главное, не дать страху отразиться на лице. Иначе эти твари просто сожрут ее с потрохами!

К счастью, остальные были слишком пьяны, чтобы поддержать начинание мужчины. Обматерив похотливого товарища и отвесив ему подзатыльник, они вернулись к своему излюбленному занятию — пьянству и молоденьким девочкам.

Девушка ровным шагом направилась на кухню, не позволяя облегчению нарушить безупречную осанку. Лишь оказавшись вне поля зрения, она позволила себе прислониться к стене и сделать глубокий вдох. Сердце стучало размеренно и четко, как барабаны войны, а в глазах плескалась холодная ярость, готовая в любой момент вырваться на волю.

Девушка медленно опустилась на лавку, с силой сжимая кулаки. Движения были точны и экономны, ни одного лишнего жеста. Она достала самокрутку и закурила, глубоко затягиваясь. Дым причудливыми узорами поднимался к потолку.

Мерзость. Грязь. Скотство.

Зажмурившись, девушка сжала кулаки. Ненависть душила ее, застилала глаза кровавой пеленой. Твари! Ублюдки! Сдохнуть бы вам всем! Но увы, приходилось молчать и терпеть. Иначе... Страшно представить, на что способны эти скоты в угаре пьяной похоти. Оставалось лишь молиться, чтобы буйство поскорее сошло на нет. Чтобы ублюдки нажрались до бесчувствия и просто вырубились. Тогда, возможно, ей удастся пережить эту ночь. До следующего солдафонского загула...

Она услышала скрежет, донесшийся с кухни. Странно. Там никого не должно быть так поздно ночью. Барменша замерла, прислушиваясь к подозрительному шороху. Сердце тревожно сжалось. Неужели эти скоты пробрались и сюда? Неужели мало им зала и обширного двора?

Стараясь не шуметь, она прокралась на кухню, зажав в руке тяжелую винную бутылку. В голове метались панические мысли. Но вместо похотливого солдафона за грудой котлов обнаружилась худенькая девчушка. Та самая, что пару дней назад привезли вместе с братом. Сюзи, кажется?

Малышка сжалась в комочек, обхватив колени руками. Было видно, что она напугана до полусмерти — дрожит, всхлипывает, зубы стучат. Видимо, грубые солдатские выкрики и взрывы пьяного хохота доносились даже сквозь толстые стены.

— Эй, ты чего здесь? — барменша осторожно присела на корточки рядом с девочкой, стараясь не напугать ее еще больше.

Сюзи вздрогнула и подняла на нее заплаканное личико. В огромных глазах плескался неподдельный ужас.

— Т-там... — пролепетала она, давясь слезами. — Орут, ругаются, все крушат. Я боюсь!

У барменши сжалось сердце. Бедный ребенок! Такая кроха — и уже натерпелась всякого. Теперь тут заперли, со всякими уродами под боком.

— Не бойся, — пробормотала она, осторожно гладя девчушку по спутанным волосам.

Малышка шмыгала распухшим носом. Было видно, что рядом с барменшей она чувствует себя спокойнее.

— Эти дяди... Они такие злые! Они и Брана могут обидеть! А я не хочу, чтоб его обижали! Он и так меня защищал, когда мы там были...

Барменша сглотнула горький ком. В груди щемило от сочувствия и жалости к осиротевшим детям.

— Я...

Из зала донесся грохот, звон бьющейся посуды и грубые мужские крики вперемешку с отборной бранью.

— Это братик, он велел мне оставаться здесь, сказал, что попробует еды достать, — быстро затараторила малышка, плача от страха за брата.

Черт подери! Пацан решил украсть со стола этих животных. Господи, да эти звери живьем его сожрут!

Малышка разрыдалась пуще прежнего, комкая в кулачках подол замызганного передника. Было видно, что она вот-вот сорвется с места и ринется на выручку брату. Безрассудство, достойное восхищения — и в то же время верная погибель их обоих.

— Нет! Стой! — барменша в последний момент успела перехватить девчушку поперек талии. — Ты не поможешь!

Прибьют мелкую и не заметят.

Но малышка не слышала. Она отчаянно рвалась из рук, молотя кулачками и выкрикивая имя брата. Личико раскраснелось, в огромных глазах застыли слезы страха и боли. Стиснув зубы, барменша прижала к себе извивающееся тельце. Сердце разрывалось от острого сочувствия и собственного бессилия. Детям нельзя туда соваться, это верная смерть! Но и бросить мальчишку на растерзание озверевшим скотам она не могла.

В этот момент снаружи раздались звуки борьбы вперемешку с руганью и криками боли. Вояки ревели что-то нечленораздельное, сыпали угрозами вперемешку со смачными шлепками и глухими ударами. Судя по дикому ору, паренек отчаянно отбивался, огрызаясь как мог. Увы, силы были слишком неравны. Спустя несколько минут возня стихла, сменившись воплями торжества вперемешку с болезненными стонами. По телу барменши пробежала дрожь дурного предчувствия. Не иначе, как скрутили беднягу!

— Братик! Бра-а-атик!!! — истошно завизжала Сюзи, заходясь в рыданиях. Малышка вырывалась так яростно, что едва не выскользнула из судорожных объятий.

— Тихо! Тише! — зашептала барменша. — Слышишь, притихли? Значит, обошлось. Не стали бы они его убивать, за такую мелочь. Ну украл кусок, с кем не бывает? Проучат и бросят!

Конечно, она сильно сомневалась в собственных словах. Эти ублюдки способны на что угодно, особенно упившись до полного скотства. Запросто могли запинать мальчишку до полусмерти за одну лишь попытку стянуть еду. Но сейчас главное — успокоить перепуганную малышку. Удержать любой ценой, не дать сделать глупость.

— Ну-ну, не плачь, — забормотала барменша, баюкая всхлипывающую Сюзи. — Я проверю, что с Браном. Как только эти... уснут. Только не смей никуда бежать, хорошо? Иначе точно сгинешь!

Сюзи судорожно закивала, размазывая по щекам слезы вперемешку с соплями. Барменша на миг прикрыла глаза, беззвучно вознося молитву небесам. Господи, пусть с мальчиком все будет в порядке! Пусть эти твари просто вышвырнут его вон, дав пинка на прощание! Лишь бы не покалечили, не замучили до смерти в пьяном угаре!

Снаружи вновь раздался грохот, звон посуды и гогот вперемешку с матом. Видимо, солдафоны вернулись к своему излюбленному занятию. Что стало с незадачливым воришкой, оставалось только гадать. Барменша бессильно стиснула кулаки. Проклятье! Неужели она настолько бессильна, что не может защитить даже детей?! Неужели для этих животных нет ничего святого?!

Горечь, страх и отчаяние душили ее, застилая глаза пеленой гнева вперемешку со слезами. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Нет уж! Им не удастся сломить ее дух! Она сделает все, что в ее силах, чтобы вытащить мальчишку и укрыть обоих детей. Обязательно сделает, чего бы это ни стоило! Иного выбора у нее просто не осталось. Это единственное, что еще хоть как-то помогало держаться. Последний оплот надежды среди безжалостной жестокости войны.

Все загоготали, как стая гиен. Мужика, избившего мальчика хлопали по спине и хвалили. Мол, так этим соплякам и нужно. Пришли на готовые харчи и думают, что их поцелуют в лобик, постелют мягкую кроватку и споют колыбельную вместо сдохнувшей мамочки.

Барменша с трудом подавила рвотный позыв. От грязной похабщины и злорадства солдафонов мутило похлеще, чем от самого жестокого избиения. Как можно радоваться и глумиться над избитым ребенком?!

Только конченые ублюдки способны на такое. Последние твари, у которых вместо души — гнилое нутро, источающее мерзость и похоть. Упиваться собственной жестокостью, наслаждаться болью и страданиями беззащитного пацаненка — нет ничего омерзительнее!

Кулаки сводило от желания вцепиться мразям в глотки. Будь ее воля — разнесла бы к чертям это осиное гнездо вместе со всеми обитателями! Запинала бы ногами, заставила корчиться в муках и захлебываться собственной кровью!

Но куда ей тягаться с вооруженными до зубов головорезами. Это верная смерть — причем мучительная и бессмысленная.

Сюзи уже не рвалась и не кричала, только тихонько всхлипывала, уткнувшись мокрым от слез личиком в грудь барменши. Худенькие плечики мелко подрагивали, пальчики судорожно комкали подол замызганного передника. Бедная кроха! Какой ужас ей пришлось пережить — сначала гибель матери, теперь истязания брата.

— Ну все, успокаивайся, — ей никогда прежде не приходилось возиться и успокаивать детей, но она старалась. Жалко потому что. — Не плачь. Слышишь, они уже угомонились.

Сюзи слабо кивнула, шмыгая распухшим носом. В огромных покрасневших глазах застыли слезы вперемешку с болью и сомнением. Похоже, слова утешения все меньше действовали на истерзанного страхом ребенка. Барменша зажмурилась, беззвучно кляня собственное бессилие. Нужно было действовать — причем немедленно. Выждать, пока ублюдки наконец вырубятся, вытащить мальчишку, спрятать обоих по надежнее. Иначе к утру рисковала получить два остывающих детских трупа. С этими мыслями она осторожно высвободилась из объятий, усадив притихшую Сюзи на пол.

— Посиди здесь тихонько, ладно? — проговорила как можно мягче. — Никуда не уходи. Я мигом вернусь, заберу Брана и вернусь. Обещаю.

Девчушка вновь кивнула, обхватив коленки руками и уткнувшись в них подбородком. Миниатюрная сжавшаяся фигурка на фоне мрачных стен вызывала щемящую жалость пополам с острой потребностью защитить.

Барменша решительно направилась к выходу из кухни. Сердце бешено колотилось, в горле пересохло от страха вперемешку с ненавистью. Она слишком хорошо представляла, в каком состоянии может найти мальчишку после расправы озверевших солдафонов. Но отступать было некуда. Или она спасет несчастных сирот, или погибнет, пытаясь. Третьего не дано.

Перед тем, как вступить в треклятый зал, девушка на миг прикрыла глаза, собираясь с духом. Вознесла последнюю молитву — за себя, за детей, за все невинные жертвы бессмысленной жестокости. А затем, расправив плечи и гордо вскинув подбородок, шагнула навстречу своему персональному аду. Навстречу смрадным тварям в человеческом обличье.

Едва переступив порог, барменша чуть не задохнулась от густого смрада перегара, немытых тел и блевотины. Солдафоны, развалившись на стульях, пребывали в состоянии беспробудного пьяного угара. Кто-то бессвязно мычал, икая и отрыгивая, кто-то попросту храпел, уронив слюнявую морду на столешницу.

Она на миг застыла, почувствовав на себе пристальный, сверлящий взгляд. Она знала, кому он принадлежит. Только один человек из всего разврата и хаоса не участвовал в этом. Он крутил в руках складной нож, закинув ноги в массивных берцах на стол, и не обращал никакого внимания ни на похоть, ни на еду, ни на алкоголь. Он был безучастен ко всему. Он сидел здесь каждый вечер, на своем месте, и внимательно наблюдал за всеми. Не участвовал в разговорах и разврате. Наблюдал. Темные, ничего не выражающие глаза безучастно скользили по залу, будто сканируя и запоминая. Барменшу пробрала неприятная дрожь. От этого типа мурашки по спине. Вряд ли его безучастность можно было счесть хорошим знаком. Скорее уж, затишьем перед бурей. И не дай бог попасться, когда эта буря разразится!

Поежившись под колючим взглядом, девушка поспешила отвернуться. Не стоит привлекать ненужное внимание. Сейчас ее главная задача — позаботиться о Бране и Сюзи. Несчастный мальчик лежал в дальнем углу — грязный, окровавленный, скрючившийся в комок. Мальчик лежал неподвижно и не подавал признаков жизни.

Как только девушка хотела подойти к мальцу ее за руку схватил тот самый парень. Он медленно покачал головой, не отпуская руки барменши. В глазах мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее сочувствие, однако голос остался твердым и бесстрастным:

— Не стоит. Если начнешь его трясти и тащить — только мучения зря продлишь.

— Глупости! — сдавленно вскрикнула барменша, пытаясь вырваться из хватки. Он говорил ей какие-то глупости. — Пусти, урод!

В горле клокотали беспомощные злые слезы.

— Неужели ты и впрямь равнодушная скотина? Как можешь просто стоять и смотреть, как умирает ребенок? Где же хваленая мужская доблесть, честь, благородство в конце концов?!

Но тот лишь криво усмехнулся и покачал головой:

— Доблесть, говоришь? Благородство? Разуй глаза, дура — вокруг война. Здесь выживают не доблестью, а звериными инстинктами. Либо ты, либо тебя. Третьего не дано.

Он помолчал, вздохнув, и добавил уже тише:

— Поэтому послушай совета. Не возись ты с этими детьми. А пацану твоему уже не помочь, смирись. Одним больше, одним меньше — никто и не заметит.

Сказал — и отпустил, наконец, ее руку. Неожиданно сидящий рядом мужчина пихнул его.

— Фин, — протянул мужик, облизывая обветренные губы. — Что же ты не ешь? Наш принц слишком привередлив, чтобы отужинать со своими напарниками? — гадко улыбнулся он.

Барменша не успела опомниться, как парень оглушил ударом в челюсть тронувшего его мужчину. Тот от неожиданности свалился со стула, а парень, Фин, уже сидел на нем, прижимая острие ножа к его горлу. Но тот, если и боялся, своего страха не выдавал и ухмылялся, смотря ему в глаза. Под носом у него была размазана кровь. Фин склонил голову вбок, оглядывая напарника так, точно перед ним мусор, а не человек.

— Больше никогда не смей прикасаться ко мне своими руками, — холодно сказал он, надавливая ножом на его горло. Его голос не нес в себе агрессии, он был чист и холоден, как первый снег. Девушка даже дыхание задержала, смотря на его величественную фигуру. Он смерил мужика презрительным взглядом и поднялся, отряхивая испачканные пылью свои карго.

Второй мужчина оторвался от девицы на своих коленях и окликнул товарища:

— Успокойся парень.

Затем он перевел взгляд на барменшу и кивнул в сторону бесчувственного тела мальчика на полу:

— Забирай эту шваль и проваливай.

Девушка молча склонила голову, но в этом жесте не было ни капли покорности. Ее глаза полыхнули таким свирепым огнем, что будь взгляд способен испепелять — на месте мужчин уже дымились бы две кучки пепла. Вслух же она произнесла ровным, почти безразличным тоном:

— Как скажете, — резко развернувшись, направилась к бесчувственному телу.

— Эй, Фин, на кой черт мы вообще возимся с этими щенками? — проворчал один из мужчин. — Прирезали бы по-быстрому и дело с концом.

Фин даже не повернул головы. Он смотрел куда-то вдаль, и выражение его лица было непроницаемым, словно высеченным из камня. Барменша бросила на него удивленный взгляд. Она впервые слышала, что именно Фин настоял на том, чтобы забрать детей с собой, когда банда выслеживала туристов. Но почему? Что двигало этим холодным, безжалостным человеком, которого она привыкла считать воплощением бездушия?

«Неужели в этой ледяной глыбе, которую называют сердцем, есть еще что-то человеческое? — размышляла девушка, аккуратно беря на руки хрупкого, исхудалого мальчишку. — Или это просто прихоть, причуда, не имеющая ничего общего с состраданием?»

Она всмотрелась в лицо Фина, пытаясь найти хоть какой-то намек на ответ. Но оно оставалось все таким же бесстрастным и нечитаемым. Казалось, ничто не способно поколебать этот ледяной покой. И все же... Что-то в глубине его глаз, какая-то искра, промелькнувшая на долю секунды, когда он смотрел на мальчишку, давала надежду. Может быть, даже в таких, как он, не все потеряно. Может быть, за броней равнодушия еще теплится огонек человечности.

«Или я просто пытаюсь увидеть то, чего нет, — одернула себя девушка. — Потому что хочу верить, что мир не совсем прогнил.»

Она тряхнула головой и вернулась к мальчику. Не время для рефлексии. В конце концов, какая разница, что движет Фином? Главное — дети живы. А она позаботится, чтобы так оно и оставалось впредь.

***

Дождь лил, не переставая с самого утра. Темные тучи нависли над домом, скрывая солнце и погружая все вокруг в тоскливый полумрак. Капли барабанили по крышам домов, стекали по стеклам, разбивались о землю.

Юки сидела на полу в своей комнате. Ее окружали разбросанные вещи, одежда, книги и игрушки — все то, что еще недавно составляло уют и безопасность ее маленького мира. Теперь эти вещи казались ненужными и чужими, как будто принадлежали другой жизни.

Перед девочкой был раскрытый рюкзак — единственное, что она могла взять с собой в дорогу. Юки старалась сложить туда самое необходимое: теплую одежду, запас еды и воды, фонарик, аптечку. Но места было так мало, а вещей, с которыми не хотелось расставаться — так много.

Взгляд Юки упал на ее любимого плюшевого зайца. Он был большим, мягким и уютным, с длинными ушами и добрыми глазами-пуговками. Сколько раз Юки засыпала, обнимая его, и видела счастливые сны. Сколько секретов она доверяла ему, зная, что заяц никогда не проболтается. Как же не хотелось расставаться с ним сейчас, когда весь привычный мир рушился. Юки прижала зайца к груди и закрыла глаза. По ее щекам покатились слезы.

— Прости меня, — прошептала она. — Я не могу взять тебя с собой. Ты слишком большой, а мы должны уместить в рюкзаки только самые важные вещи. Но я всегда буду помнить тебя и надеяться, что однажды вернусь за тобой. Ты только дождись меня, хорошо?

Дрожащими руками Юки посадила зайца на кровать и в последний раз погладила его по мягкой шерстке. Как же трудно уходить, оставляя позади частичку своего сердца. Но выбора не было. Опасность подступала со всех сторон, и промедление могло стоить жизни.

— Ты готова, милая? — в комнату вошла мама. Ее лицо было бледным и осунувшимся, но она старалась держаться ради дочери. На плече у нее висел такой же рюкзак, как у Юки — небольшой, но туго набитый самым необходимым.

Юки вытерла слезы и кивнула. Она знала, что мама тоже очень переживает и боится, но старается не подавать виду. Сейчас, как никогда, они должны быть сильными и поддерживать друг друга.

— Я готова, мам. Только... можно я попрощаюсь с домом?

Вивиан грустно улыбнулась и обняла дочь:

— Конечно, милая. У нас еще есть несколько минут.

Юки медленно обошла комнату, касаясь рукой стен, книжных полок, стола, за которым делала уроки. Каждый уголок хранил свои воспоминания, свои маленькие сокровища. Вот на стене рисунок, который она сделала в прошлом году — они с мамой устроили пикник во дворе. А вот щербинка на столе — след от неудачного опыта с химическим набором... Глаза Юки вновь наполнились слезами. Как же не хотелось покидать этот дом, такой родной и любимый. Но разве можно забрать с собой стены и воспоминания?

Вдруг взгляд девочки упал на фотографию в рамке, стоявшую на прикроватном столике. На ней они были всей семьей — мама, папа и сама Юки, веселые и беззаботные. Это было последнее фото, на котором они были вместе, до того, как на мир обрушилась пандемия.

Юки бережно вытащила фотографию из рамки, свернула и спрятала во внутренний карман куртки. Теперь у нее будет частичка их прошлой жизни и память о папе, которая всегда будет согревать ее сердце.

— Я готова, мам, — повторила Юки уже увереннее и подхватила свой рюкзак. — Идем.

Они вышли из дома, стараясь не оглядываться по сторонам. Казалось, весь дом погрузился в безмолвное оцепенение, будто тоже чувствовал, что прежняя жизнь уже никогда не вернется.

Когда они уходили, девочка в последний раз посмотрела на свое окно, за которым остался любимый плюшевый заяц.

«Я обязательно вернусь за тобой», — мысленно пообещала ему Юки, но сама в этот момент в это не верила. Впереди их ждала неизвестность и полная опасностей дорога. И никто не мог сказать, сумеют ли они найти новый безопасный дом.

Они шли по разрушенным улицам города, обходя завалы и брошенные автомобили. Дождь все еще шел, размывая дорогу и превращая ее в грязное месиво. Вивиан хмурилась, вглядываясь сквозь дождевое полотно и стараясь не пропустить опасность. Юки молчала, погруженная в свои мысли. Она все еще не могла до конца осознать, что они покинули свой дом навсегда и теперь стали скитальцами в этом новом, враждебном мире. Девочка покосилась на маму, заметив морщинку, залегшую между ее бровей.

— Мам, — тихо позвала Юки, нарушая тягостное молчание. — А ты уверена, что нам будет безопасно с Цикадами?

Мама вздохнула и на мгновение прикрыла глаза, будто собираясь с мыслями.

— Знаешь, милая, сейчас нигде нельзя быть уверенным в полной безопасности. Но Цикады — наш единственный шанс выжить. Они борются против тех, кто хочет использовать эту катастрофу для своей выгоды и готов уничтожить ради этого остатки человечества.

— Но разве мы не можем просто найти какое-нибудь тихое место и спрятаться там, переждать опасность?

— Если бы все было так просто... Но зараженные распространяются слишком быстро, а припасы не бесконечны. Рано или поздно нам пришлось бы искать помощи у других выживших. А Цикады — сообщество, у них есть убежища, ресурсы, связи. Мы не одиночки, поэтому наши шансы с ними выше.

Юки нахмурилась, обдумывая слова мамы. Они звучали разумно, но что-то все равно не давало ей покоя.

— Но ведь там, у Цикад, много незнакомых людей. Вдруг среди них окажутся плохие? Вдруг они захотят обидеть нас или отнять наши вещи?

Мама на секунду отвлеклась от дороги и ободряюще сжала руку дочери:

— Не бойся, родная. Среди Цикад есть надежные люди, которым я доверяю. Помнишь дядю Леона, папиного друга? Он один из них, он поможет нам. И потом, у нас нет особого выбора...

— Дядя Леон... — эхом отозвалась Юки. Она плохо помнила папиного друга, он не часто бывал у них в гостях. Кажется, они с папой поссорились из-за чего-то много лет назад. Но мама права — сейчас любой знакомый человек может оказаться последней надеждой.

Дождь монотонно барабанил по покинутым зданиям и разбитому асфальту, создавая меланхоличную атмосферу. Улицы были завалены обломками и мусором, свидетельствуя о прошедшей катастрофе. Брошенные автомобили ржавели вдоль тротуаров, их стекла были разбиты, а двери распахнуты настежь. Некоторые здания обрушились, образуя груды бетона и искореженного металла.

Серые тучи нависали над городом, скрывая солнце и погружая улицы в сумрак. Дождь стекал по разрушенным фасадам домов, просачиваясь сквозь разбитые окна и образуя лужи на полу внутри зданий. Редкие деревья, росшие вдоль улиц и покрытые густой листвой, уныло тянулись к небу, словно молили о помощи.

Вивиан крепко держала Юки за руку, стараясь укрыть девочку от дождя своим поношенным плащом. Они осторожно пробирались через завалы, внимательно осматриваясь по сторонам в поисках возможных опасностей. Холодный ветер пронизывал насквозь их промокшую одежду, заставляя дрожать.

Несмотря на унылую погоду и разрушения вокруг, Вивиан и Юки упорно продолжали свой путь. Они искали убежище, место, где можно было бы переждать дождь и согреться. Впереди виднелось здание, которое казалось относительно целым — возможно, там они смогут найти временное пристанище.

Город, некогда полный жизни, теперь был лишь тенью самого себя. Но даже в этом мире, под холодным дождем, мать и дочь черпали силы друг в друге, надеясь на лучшее будущее.

Вивиан осторожно толкнула дверь кофейни, и та со скрипом открылась. Юки с любопытством заглянула внутрь, держась за мамину руку.

— Мама, здесь так темно... — прошептала девочка, прижимаясь к Вивиан.

— Не бойся, милая, — успокаивающе произнесла Вивиан. — Главное, что здесь сухо. Переждем дождь и пойдем дальше.

Они вошли внутрь, и их взору предстала удручающая картина. Кофейня была словно после урагана — перевернутые столы и стулья валялись в беспорядке, некоторые были сломаны. Разбитая посуда хрустела под ногами, осколки чашек и тарелок усеивали пол.

Барная стойка была покрыта толстым слоем пыли и грязи, а за ней виднелись полки с разбитыми бутылками и банками. Витрина с выпечкой была разбита, и остатки засохших пирожных и булочек валялись на полу, покрытые плесенью.

Несмотря на целые окна, внутрь почти не проникал свет — стекла были настолько грязными, что казались непрозрачными. В воздухе стоял затхлый запах прели.

— Осторожно, не порежься, — предупредила Вивиан, помогая дочери перешагнуть через разбросанные обломки мебели. Они пробрались к небольшому диванчику у стены, который выглядел относительно целым. Вивиан смахнула с него пыль рукавом куртки и усадила Юки.

— Вот так, посиди здесь. Я пока осмотрюсь, может найду что-нибудь полезное, — сказала она, целуя дочь в лоб.

— Хорошо, — ответила Юки, обхватив себя руками в попытке согреться.

Вивиан начала осторожно исследовать помещение, стараясь не наступать на битое стекло. Она заглядывала под столы и за стойку, ища что-нибудь, что могло бы им пригодиться. Дождь продолжал барабанить по крыше, и капли просачивались через щели, отстукивая меланхоличный ритм. Из полезного удалось найти лишь открывашку для консервных банок, теперь не придется применять нож. Они перекусили.

Вивиан аккуратно расправила потрепанную карту на столе, придавив края пустыми консервными банками, чтобы та не сворачивалась. Юки сидела рядом, с любопытством наблюдая за действиями мамы.

— Смотри, — Вивиан указала на карту. — Мы сейчас здесь, в этой части города. Нам нужно добраться вот сюда, — она провела пальцем по извилистой линии дорог. — Там должен быть лагерь Цикад.

Юки нахмурилась, разглядывая карту:

— Но это так далеко, мама.

— Видишь, если мы пойдем по этой дороге, то сократим путь. Главное, держаться подальше от опасных районов, — Вивиан ободряюще улыбнулась дочке.

— А мы не заблудимся? — спросила Юки, обеспокоенно глядя на хитросплетения улиц.

— Не волнуйся, карта нам поможет. К тому же, мама хорошо ориентируется в городе, — подмигнула Вивиан. — Мы справимся, вот увидишь.

Юки слабо улыбнулась в ответ, стараясь поверить маминым словам. Вивиан тем временем сверяла карту с компасом, проверяя направление. Она мысленно прокладывала маршрут, учитывая возможные препятствия и опасности. Нужно было найти безопасный путь, ведь на кону стояла жизнь ее дочери. Закончив с планированием, Вивиан аккуратно свернула карту и убрала ее в рюкзак. Она подошла к Юки и присела рядом, заглядывая в усталые глаза девочки:

— Ну что, готова отправиться в путь? Нас ждут новые приключения!

Юки кивнула, стараясь выглядеть храброй:

— Да, мама. С тобой я готова идти куда угодно.

Вивиан с нежностью погладила дочку по голове. Они еще раз осмотрели временное убежище, проверили рюкзаки и, взявшись за руки, вышли из разрушенной кофейни навстречу неизвестности. Впереди их ждал долгий путь через опустевший город, но вместе они были готовы преодолеть любые трудности.

Дождь постепенно утихал, но небо все еще было затянуто свинцовыми тучами. Вивиан и Юки шли рядом, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. По мере продвижения вперед, пейзаж города менялся. Некогда оживленные районы сменялись промышленными зонами с заброшенными фабриками и складами. Приходилось пробираться через завалы и искать обходные пути, что замедляло их продвижение.

— Мама, а сколько нам еще идти? — спросила Юки, стараясь не отставать от Вивиан.

— Точно не знаю, милая, — ответила Вивиан, сверяясь с картой. — База Цикад находится в другом городе, возле леса. Это может занять несколько дней пути.

Юки вздохнула. Она устала и хотела поскорее оказаться в безопасности, но понимала, что нужно быть сильной и не сдаваться.

— Ничего, мы обязательно дойдем, — подбодрила ее Вивиан.

Они продолжили свой путь, стараясь экономить силы и двигаться осторожно. Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. Нужно было торопиться, чтобы успеть найти убежище до наступления ночи.

Впереди было еще много километров пути, но Вивиан и Юки не теряли надежды. База Цикад была их шансом на спасение, возможностью начать новую жизнь в безопасности. И ради этой цели они были готовы пройти через все испытания и трудности, поддерживая друг друга на каждом шагу этого долгого путешествия.

***

Глем стояла неподвижно, игнорируя холодные капли дождя, стекающие по ее лицу и волосам. Она полностью сосредоточилась на своей цели, глядя через прицел винтовки на бегуна внизу. Заражённый метался по улице, издавая утробное рычание. Его некогда человеческое лицо было изуродовано грибковыми наростами, а глаза помутнели от безумия. Острые, гнилые зубы обнажились в жутком оскале, а тело содрогалось в конвульсиях.

Глем плавно повела стволом винтовки, удерживая прицел на голове твари. Ее палец застыл на спусковом крючке, готовый в любой момент нажать. Бегун вдруг замер, принюхиваясь. Казалось, он учуял потенциальную жертву. Его мышцы напряглись, готовые сорваться в смертоносный рывок. Но Глем опередила его. Грянул выстрел, и пуля точно вошла в голову бегуна. Брызнула тёмная кровь, смешиваясь с дождевой водой. Заражённый дёрнулся и рухнул на землю, больше не представляя опасности.

Глем медленно выдохнула, опуская винтовку. Еще одна угроза устранена, но расслабляться было рано. Она знала, что это лишь временная передышка в бесконечной борьбе за выживание. Девушка оглядела окрестности через прицел, выискивая новые цели. Мокрые пряди волос облепили ее лицо, но она не обращала на это внимания. Сейчас главным было обеспечить безопасность на подступах к базе Цикад.

Дождь усиливался, барабаня по крышам зданий и разбитым автомобилям. Но для Глем это был лишь очередной день в мире, где каждый миг мог стать последним. Она продолжала свою молчаливую вахту, готовая защищать тех, кто нуждался в ее помощи.

Близится день битвы. Это чувствовалось даже в воздухе. Она словно физически ощущала это. Глем тяжело вздохнула, доставая из кармана измятое письмо. Строчки, написанные торопливым почерком Томаса, будто кричали о надвигающейся угрозе. От одной мысли по спине пробежал холодок. Она представила орды бегунов и щелкунов, направляемых солдатами FEDRA прямо на базу Цикад. Это было бы настоящим кошмаром наяву. Девушка сжала письмо в руке, чувствуя, как бумага комкается под пальцами. Как можно подготовиться к тому, что зараженные будут использованы против тебя?

Глем на мгновение прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Она знала, что битва будет тяжелой, возможно, самой страшной в ее жизни. Но отступать было некуда — на кону стояла судьба всех Цикад и тех, кто искал у них защиты. Девушка спрятала письмо обратно в карман и крепче сжала винтовку. Она была готова сражаться до последнего вздоха, защищая свой дом и своих близких. FEDRA недооценивает силу и отвагу Цикад, и это станет их роковой ошибкой.

Глем сделала глубокий вдох, наполняя легкие влажным воздухом. Дождь начал стихать, но тучи все еще висели низко над городом. Она в последний раз окинула взглядом безмолвные улицы, будто прощаясь с затишьем перед бурей. Пора было возвращаться на базу и готовиться к неизбежному. Глем развернулась и направилась к лестнице, ведущей вниз с крыши. Каждый ее шаг был полон решимости и непоколебимой веры в то, что они выстоят, несмотря ни на что. Цикады не сдадутся без боя, и FEDRA еще пожалеет о своем решении. Битва близится, и они будут готовы встретить ее лицом к лицу.

У выхода ее встретил Тео.

— Как обстановка?

— Зараженных много.

— Понятно, — кивнул Тео, хмурясь. — Но мы были готовы к этому.

Глем согласно кивнула, но тревога все равно не покидала ее. Даже несмотря на все приготовления, идея использовать зараженных в качестве оружия казалась ей чудовищной и непредсказуемой.

— Как думаешь, наших сил хватит, чтобы отразить атаку? — спросил он, глядя прямо в глаза девушки. Глем на мгновение задумалась, а затем уверенно положила руку на плечо Тео.

— Мы Цикады, Тео. Мы прошли через многое и всегда находили способ выжить. Да, FEDRA решила играть грязно, но мы готовы дать им отпор.

Ее слова немного успокоили парня. Она знала, что Цикады — сильные и сплоченные, и что они не сдадутся без боя.

— Ты права. Мы справимся с этим, как и всегда, — произнес он с твердой решимостью в голосе.

— Именно так, — улыбнулась Глем. — А теперь пойдем, нам нужно проверить, как идут последние приготовления. Битва может начаться в любой момент.

Они вместе направились вглубь базы, туда, где кипела работа. Бойцы проверяли оружие и боеприпасы, медики готовили полевые госпитали, инженеры укрепляли оборонительные сооружения. Каждый был занят своим делом, понимая всю серьезность ситуации.

Глем и Тео присоединились к общим усилиям, внося свой вклад в подготовку. Они знали, что впереди их ждет тяжелое испытание, но были полны решимости защитить свой дом и тех, кто в них верит.

Бойд вместе с Глем обошли всю базу, проверяя каждый участок и убеждаясь, что все готово к обороне. Люди работали слаженно и эффективно. Атмосфера была напряженной, но в то же время царила неукротимая решимость. Закончив осмотр, они направились в командный центр, где их уже ждали другие лидеры Цикад. На большом столе лежала карта города с отмеченными позициями FEDRA и возможными направлениями атаки.

— Мы укрепили периметр и расставили снайперов на ключевых точках, — доложил один из командиров. — Также у нас достаточно боеприпасов и медикаментов, чтобы выдержать длительную осаду.

— Хорошая работа, — кивнула Глем. — Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям. FEDRA отчаялась и может пойти на самые безумные меры.

— Согласен, — поддержал ее Бойд. — Нужно быть начеку и не допустить, чтобы они застали нас врасплох.

Лидеры Цикад продолжили обсуждать стратегию обороны, прорабатывая различные сценарии и планы действий. Они понимали, что от исхода этой битвы зависит не только судьба их группировки, но и будущее всех выживших.

Вечером дождь стих. Глем сидела за столом, склонившись над разложенными картами. Усталость давала о себе знать, но она не могла позволить себе отдыха. Не сейчас, когда на кону стояло так много. Девушка потянулась за своей третьей кружкой кофе, надеясь, что крепкий напиток поможет ей сосредоточиться. Рядом с ней нервно расхаживал из стороны в сторону Бойд — один из ее самых надежных соратников. Это был высокий, мускулистый афроамериканец с аккуратно заплетенными в афрокосы волосами. Несмотря на внушительную физическую форму, сейчас он выглядел напряженным и встревоженным.

— Я не могу поверить, что они решились на такое, — произнес Бойд, качая головой. — Использовать зараженных... Это просто немыслимо.

Глем подняла на него усталый взгляд и вздохнула.

— FEDRA загнана в угол, Бойд. Они готовы на все, лишь бы уничтожить нас.

Бойд остановился и посмотрел на карты, разложенные перед Глем.

— Какой у нас план? Как мы собираемся противостоять этой угрозе?

Глем указала на несколько отмеченных точек на карте.

— Мы усилим оборону на этих участках. Расставим больше снайперов и тяжелого вооружения. Также нужно подготовить ловушки и заграждения, чтобы замедлить продвижение зараженных.

Бойд внимательно изучил карту, обдумывая слова Глем.

— Звучит разумно. Но что, если FEDRA попытается обойти нас с флангов?

— Мы должны быть готовы к любому сценарию, — ответила Глем, делая глоток кофе. — Поэтому я хочу, чтобы ты взял группу бойцов и провел разведку на местности. Нужно выявить возможные слабые места в нашей обороне.

Бойд кивнул, соглашаясь с планом.

— Сделаем. Я соберу ребят, и мы немедленно выдвигаемся.

Он направился к выходу, но на полпути остановился и оглянулся на Глем.

— Мы справимся с этим, Глем. Мы Цикады, и мы не сдадимся без боя.

Глем слабо улыбнулась, чувствуя признательность за поддержку Бойда.

— Я знаю, Бойд. Мы будем сражаться до последнего вздоха.

— Пусть жизнь будет долгой...

— А смерть будет быстрой.

Бойд кивнул и вышел из комнаты, оставляя Глем наедине с картами и своими мыслями. Она сделала еще один глоток кофе, пытаясь взбодриться. В углу комнаты, на старом потрепанном одеяле, сидела маленькая Оливия. Она увлеченно играла с разноцветными кубиками, строя из них причудливые башенки. Казалось, что она полностью погружена в свой собственный мир, далекий от ужасов и опасностей, царящих за стенами убежища.

Глем на мгновение оторвалась от изучения карт и посмотрела на Оливию. Ее сердце сжалось от нежности и грусти одновременно. Она вспомнила, как Кели спасла ей жизнь, рискуя всем, как малышка Оливия скрашивала ее серые деньки. Теперь Оливия была здесь, среди Цикад, потому что ее мать знала — только здесь девочка будет в безопасности. Глем встала из-за стола и подошла к Оливии. Она присела рядом с ней на корточки и мягко улыбнулась.

— Привет, малявка, — тихо сказала она, зная, что девочка не может ответить. — Что ты строишь?

Оливия подняла на нее свои большие карие глаза и улыбнулась в ответ. Она протянула Глем один из кубиков, приглашая присоединиться к игре. Глем взяла кубик и осторожно поставила его на вершину башенки. Оливия радостно захлопала в ладоши, довольная тем, что Глем играет с ней. На мгновение Глем забыла о надвигающейся угрозе, о зараженных и FEDRA. Сейчас, рядом с этой маленькой девочкой, она чувствовала, что борется за правое дело. За будущее, в котором дети смогут расти в безопасности и без страха.

— Я обещаю тебе, малявка, — прошептала Глем, глядя в невинные глаза девочки. — Я сделаю все, чтобы защитить тебя и остальных. Мы не позволим FEDRA разрушить то, за что мы боремся.

Оливия, словно почувствовав серьезность момента, крепко обняла Глем. Девушка прижала ее к себе, зарываясь лицом в мягкие детские волосы. Они просидели так несколько минут, находя утешение друг в друге. Затем Глем отстранилась и ласково погладила Оливию по голове.

— А теперь давай построим самую высокую башню в мире, хорошо? — предложила она с улыбкой.

Оливия энергично закивала, и они вместе принялись за строительство, на короткое время позволив себе забыть о надвигающемся шторме. В этот момент они были просто двумя девочками, играющими в кубики, и весь мир сузился до размеров этой маленькой, уютной комнаты.

***

Винц смотрел на искалеченную девушку. Он возвышался над истерзанным телом Цикады, словно ангел мщения. В тусклом свете мрачного подвала ее окровавленное лицо и неестественно выгнутые сломанные руки выглядели еще более жутко. Разметавшиеся рыжие волосы потемнели от крови. Девушка беззвучно плакала, то ли от боли, то ли от отчаяния.

За окном выл пронизывающий ветер, бросая в стекла горсти колючего песка. Ненастная ночь и непроглядная тьма за пределами комнаты лишь усиливали давящую безысходность. Холод пробирался под кожу, но вряд ли Цикада чувствовала его за пеленой страданий.

Капитан смотрел на нее сверху вниз, и в этот миг он являлся Дьяволом во плоти. В его глазах не было ни проблеска сочувствия, лишь ледяная решимость и злость. Сострадание и человечность полностью испарились, вытесненные ненавистью к врагу.

«С такими как она только так и надо, — думал Винц. — Рано или поздно она расколется, даже если придется выдрать ей все зубы один за другим». Сомнения и угрызения совести больше не мучили его. Осталась лишь непреклонная уверенность в своей правоте.

Винц грубо схватил Цикаду за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Боль пронзила ее, но девушка молчала, лишь беззвучно шевеля разбитыми губами. Возможно, молилась.

Капитан хмыкнул. Ей не на что надеяться. Отсюда только два пути — заговорить или умереть. И он намерен довести дело до конца, чего бы это ни стоило. В этой безжалостной войне не было места слабости и милосердию.

Винц наклонился к самому лицу Цикады и процедил:

— Ну что, допрыгалась? Думала, будешь вечно скрываться по норам со своими дружками-крысами? Думала, тебе это сойдет с рук?

Девушка невольно сжалась от звука его голоса, полного злобы. Капитан усмехнулся и продолжил издевательским тоном:

— Больно, да? И это только начало. Ты даже не представляешь, на что я способен. У меня отличная фантазия.

Винц по-змеиному улыбнулся и нежно погладил ее по щеке, размазывая слезы вперемешку с кровью.

— Так что давай не будем играть в молчанку. Выбор за тобой — говоришь, что мне нужно знать, и я, так и быть, прикончу тебя быстро и милосердно. Или продолжаешь упорствовать... и узнаешь, каково это — захлебываться собственной кровью. Решай сама.

Он выпрямился и пожал плечами с деланным безразличием.

— Или можешь надеяться, что твои драгоценные террористы придут за тобой. Но не обольщайся — я успею вытрясти из тебя все, что нужно. И даже если они вдруг заявятся... неужели ты думаешь, что кто-то захочет спасать такую, как ты? Сломленную, опозоренную, жалкую...

Он брезгливо скривил губы.

— Ты станешь обузой, ненужным грузом. Они отвернутся от тебя. Никому нет дела до поломанной куклы. Так что не трать время зря. У тебя только один друг на этом свете — я. И, если хочешь избежать новых страданий, советую это усвоить.

Капитан оскалился и снова шагнул к своей жертве, демонстративно похрустывая костяшками пальцев. В его глазах плясали безумные огоньки. Ему явно не терпелось продолжить беседу.

— Ладно, карты на стол. Кто ваш информатор в наших рядах? Кто шпионит и сливает вам все данные? Я знаю, что у вас есть крот. Осведомитель на самом верху. Иначе вы бы не узнавали о каждом нашем шаге!

Он с силой сжал пальцами щеки девушки, не давая ей отвернуться.

— Назови мне имя этого предателя. Живо! С кем из командования ты на связи? Кто из офицеров вас покрывал?

Цикада прерывисто дышала, но упрямо молчала. Винц зарычал от ярости и с размаху ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Голова девушки дернулась, по подбородку потекла свежая струйка крови.

— Я не шучу, мразь! Хватит испытывать мое терпение! Говори, кто сливал вам информацию — или я перейду к более убедительным аргументам. Ты даже не подозреваешь, какой ад тебя ждет, если продолжишь артачиться.

Капитан в бешенстве пнул ее ногой, вкладывая в удар всю накопившуюся злость. Цикада скрючилась от боли, сплевывая кровь. Винц навис над ней грозной тенью, сжимая и разжимая кулаки.

— Ты ведь не думаешь, что я блефую, а? Поверь, я способен на многое. Очень, очень многое. И клянусь, ты дорого заплатишь за свое упрямство! Тебе будет так больно, что захочется сдохнуть — но я не позволю. Только не раньше, чем вырву из тебя все нужные имена.

Он медленно, со смаком, хрустнул пальцами.

— Говори. Иначе я лично сломаю твои конечности одну за другой. Выколю глаза, вырву ногти, переломаю ребра, так что ты захлебнешься собственной кровью. И это, поверь, цветочки. Я умею причинять поистине адские муки.

Винц наклонился к самому уху Цикады и угрожающе прошептал:

— Последний шанс. Кто ваш чертов информатор? Не испытывай мое терпение!

Дверь допросной с грохотом распахнулась. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял взволнованный молодой солдат.

— Капитан Винц, сэр! Срочные новости. Патруль только что задержал подозрительного типа при попытке пронести контрабанду в город.

Винц раздраженно обернулся, сверля помощника тяжелым взглядом.

— И ты прерываешь допрос ради сообщения об очередном жалком контрабандисте? Какого черта, рядовой? Неужели это не может подождать?

Солдат нервно сглотнул, но продолжил:

— Виноват, сэр. Но дело в том, что это не просто какой-то контрабандист. Это Роберт, один из главарей местной банды. Мы давно за ним охотились.

При упоминании имени Роберта глаза капитана сверкнули недобрым огнем. Он отступил от Цикады, напоследок смерив ее угрожающим взглядом.

— Надо же, сам Роберт решил заглянуть к нам на огонек? Не зря говорят — бойтесь своих желаний! Ну что ж, девочка, тебе повезло. Развлечемся в другой раз. А пока мне нужно поприветствовать нашего нового гостя.

Винц кивнул солдату.

— Где его держат? Он уже в камере?

— Да, сэр. Патрульные только что заперли его. Ждут вас для начала допроса.

Капитан расправил плечи и окинул Цикаду полным презрения взглядом.

— Что ж, похоже у нас намечается двойной улов. Оставайся здесь и подумай над своим поведением, крошка. И молись, чтобы Роберт оказался сговорчивее. Иначе я вернусь — и мы продолжим нашу увлекательную беседу.

С этими словами Винц широким шагом вышел из камеры, не удостоив Цикаду больше и взглядом. У него появилась новая, более перспективная цель. Девчонка подождет своей очереди. А вот Роберт... Капитан ухмыльнулся. С ним можно не церемониться.

***

Лия всегда была особенной девочкой, с самого раннего детства проявляя недюжинную силу духа и решимость. Родители часто шутили, что она родилась с огнем в сердце, готовая сражаться за свои идеалы.

В то время как ее старший брат Лиам был шумным и суетливым, Лия росла настоящей бунтаркой. Она не боялась отстаивать свое мнение, даже если оно шло вразрез с общепринятым. Лиам всегда восхищался этой чертой сестры и старался поддерживать ее во всех начинаниях.

Детство их прошло в небольшом городке, на окраине которого находился огромный заброшенный завод. Именно там Лия проводила большую часть свободного времени, воображая себя то бесстрашным воином, спасающим мир от злодеев, то великим ученым, находящим лекарство от всех болезней. Лиам часто составлял ей компанию в этих играх, с улыбкой наблюдая за неугомонной сестренкой.

Мир рухнул в одночасье с наступлением пандемии кордицепса. Привычная жизнь рассыпалась на глазах, словно карточный домик. Города охватила паника, на улицах царил хаос. Люди в ужасе бежали, спасаясь от страшного грибка, превращавшего человека в агрессивное, кровожадное существо.

Семье Лии и Лиама чудом удалось выбраться из города невредимыми. Вместе с группой других выживших они скитались по округе, избегая больших поселений и ища убежища в заброшенных зданиях или лесах. Каждый день превратился в борьбу за выживание.

Но даже в этом новом, жестоком мире Лиам умудрялся оставаться оптимистом. Казалось, ничто не могло сломить его дух. На каждое препятствие или опасность у него находилась меткая шутка, заставлявшая других улыбаться сквозь слезы.

Однажды, когда группа в очередной раз меняла стоянку, они наткнулись на заброшенный супермаркет. Решив проверить, не осталось ли там чего-нибудь полезного, выжившие осторожно вошли внутрь. Внезапно из-за угла выскочил зараженный — жуткая, агрессивная тварь с оскаленной пастью.

Лия вскрикнула, вскидывая ружье, но Лиам опередил ее. Размахнувшись битой, он со всей силы ударил монстра по голове, и тот рухнул на пол. Несколько мгновений все смотрели на поверженного зараженного, пытаясь унять колотящиеся сердца. И тут Лиам, стряхнув с биты кровь, произнес с усмешкой:

— Ну все, я официально беру свои слова обратно. Шопинг — это и правда опасно для жизни!

Даже в самые темные дни, когда опускались руки и надежда таяла, Лиам находил способ подбодрить сестру и остальных. Бывало, они сидели у костра, молча, подавленные ужасами нового мира. И тогда Лиам затягивал веселую песенку или травил анекдот, порой даже не слишком приличный. И люди подхватывали, смеялись, и на душе становилось чуточку легче.

Лия знала — именно в такие моменты брат и сам боролся с подступающим отчаянием. Ночами она слышала, как он ворочается без сна, сдавленно всхлипывая. Но утром Лиам вновь улыбался, готовый подставить плечо любому, кто нуждался в поддержке.

Прошло несколько месяцев с начала пандемии, и однажды случилось то, чего группа выживших боялась больше всего — их нашло FEDRA. Солдаты в защитных костюмах ворвались в убежище на рассвете, грубо вытаскивая людей из постелей.

Лия в ужасе прижалась к матери, наблюдая, как отца и других мужчин из группы связывают и уводят куда-то. Лиам дернулся было на помощь, но один из солдат грубо пихнул его прикладом, обрывая на полуслове возмущенный возглас.

Женщин и детей погрузили в грузовики и повезли в неизвестном направлении. Всю дорогу Лия судорожно сжимала руку брата, не в силах унять дрожь. Что с ними будет? Куда везут? Страшные мысли роились в голове, но Лиам крепко обнял сестру, прижимая к себе.

— Все будет хорошо, Лия, — прошептал он, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Мы справимся.

Лия только сильнее вцепилась в брата, боясь разрыдаться. Ей было страшно, но рядом с Лиамом, слыша его обнадеживающий голос, на душе становилось чуть легче.

Грузовик въехал на территорию огороженной военной базы. Вокруг виднелись бараки и вышки с вооруженной охраной. Бостонская карантинная зона стала их новым домом. Жизнь здесь была суровой, подчиненной жестким правилам военного положения. Но Лия и Лиам быстро приспособились, научились держаться вместе и не попадаться лишний раз на глаза солдатам FEDRA.

Шон, Элла, Адам, Мэри и Генри — все они быстро сдружились, став друг для друга настоящей семьей. Вместе было легче справляться с тяготами и лишениями карантинной зоны. Ребята делились скудными пайками, прикрывали друг друга во время вылазок за припасами, поддерживали в минуты отчаяния.

Лиам, с его вечными шутками и оптимизмом, стал душой их маленькой компании. Даже в самые мрачные дни он находил повод для смеха, заражая остальных своей верой в лучшее.

Постепенно ребята обустроили себе убежище в заброшенном здании на окраине зоны. Это место стало их крепостью, где можно было укрыться от опасностей внешнего мира и солдатского произвола. Здесь они делились историями из прошлого, мечтали о будущем и строили планы.

Лия часто говорила о том, что однажды они покинут карантин и отправятся на поиски лекарства от кордицепса. В её глазах горел неугасимый огонь надежды, заставлявший других верить. А Лиам неизменно поддерживал сестру, обещая, что последует за ней куда угодно.

Шон стал для них названным братом, готовым всегда прикрыть спину. Элла и Мэри — боевыми подругами, разделявшими с Лией её мечты и устремления.

Так, день за днем, они учились выживать в изменившемся мире, полагаясь друг на друга. Карантинная зона, со всеми её ужасами и несправедливостью, сделала их только сильнее. Сплотила, превратив в настоящую семью.

И пусть будущее было неопределенным, пусть опасности подстерегали на каждом шагу, Лия знала — пока рядом есть любимый брат и верные друзья, ей по плечу что угодно. Вместе они справятся. Вместе выстоят и однажды изменят этот мир к лучшему. Нужно только верить и никогда не сдаваться. Ведь пока у тебя есть семья, ты можешь свернуть горы.

В комнате царила атмосфера шока, горя и отчаяния. На полу лежало безжизненное тело солдата, виновного в страшном преступлении. Вокруг разбросаны осколки вазы, на полу — кровь.

Лия сидела на полу, дрожа и обхватив себя руками. Ее лицо мокрое от слез, в покрасневших глазах застыли ужас, боль и потрясение. Одежда разорвана, волосы спутаны. Каждый вздох дается ей с трудом.

Шон стоял на коленях рядом с разбитой вазой, руки его тряслись, когда он пытался собрать осколки. Горькие слезы текли по его щекам, капая на пол и мешаясь с кровью. «Прости, Мэри, я разбил твою вазу», — повторял он, даже не замечая порезов на ладонях.

Мэри, мгновенно поняв, что произошла трагедия, бросилась к Лие и крепко прижала ее к себе. Ее сердце разрывалось от сострадания и бессилия облегчить страдания подруги. Элла присоединилась к ним, обнимая обеих. Плечи девушек сотрясались от рыданий, слезы душили, мешая дышать. Они цеплялись друг за друга, ища утешения и поддержки.

Лиам, старший брат, не мог сдержать переполняющие его гнев и отчаяние. Со всей силы он бьет кулаком по стене, даже не чувствуя боли в разбитой до крови руке. Боль от невозможности защитить сестру затмевает все остальное. Его лицо искажено мукой, в глазах стояли слезы бессильной ярости.

Генри застыл в оцепенении, не в силах произнести ни слова. Слеза медленно скатилась по его щеке, оставляя мокрую дорожку на посеревшем от горя лице. Увиденное потрясло его до глубины души, разум отказывался принять реальность случившегося кошмара.

В сердце Адама разгоралось пламя ярости. Перед его глазами предстала чудовищная картина, однако часть его все еще не могла поверить, что такое злодеяние произошло здесь, в их убежище. Он опустился на колени рядом с Шоном и бережно взял его окровавленную руку в свою. Их взгляды встретились, и Адам увидел, как в глазах друга плещется невыносимое чувство вины. Шон корил себя за то, что не успел предотвратить трагедию, не сумел защитить Лию от насильника.

Их тайное убежище, которое должно было стать неприступной крепостью, укрывающей от опасностей и бед внешнего мира, превратилось в место страшного преступления. Стены, прежде дарившие чувство покоя и безопасности, теперь будто сжимались, давя на плечи непосильным грузом случившегося. Каждый уголок хранил отпечаток боли и страданий.

Тишину нарушали лишь сдавленные всхлипы Лии и приглушенный плач Мэри и Эллы, сострадающих подруге. Шон продолжал механически собирать осколки вазы, словно это могло хоть как-то исправить произошедшее. Лиам, прислонившись к стене, тяжело дышал, пытаясь усмирить бурлящий внутри гнев.

Лиам медленно подошел к распростертому на земле телу солдата, глаза застилали слезы ярости и боли. Сквозь пелену он смотрел на того, кто так жестоко надругался над его сестрой Лией. Ненависть затопила все его существо.

— Ты заплатишь за все, ублюдок! — прохрипел Лиам. — За каждую её слезинку, за каждый крик!

Не в силах больше сдерживаться, он со всей яростью обрушил удар ногой на безжизненное тело. Еще удар, еще... Слезы текли по лицу, но боль и гнев не утихали.

— Будь ты проклят! Будь ты проклят! — кричал Лиам, продолжая избивать труп солдата.

Он бил снова и снова, желая заставить мертвеца страдать за то, что тот сделал с Лией. Но ничто уже не могло исправить случившегося, не могло стереть страшных воспоминаний.

— Лиам, хватит! Остановись! — внезапно раздался сзади голос Генри. — Ты уже ничего не изменишь. Он мертв.

Обессиленный, Лиам рухнул на колени рядом с телом, содрогаясь от рыданий. Генри подошел и обнял его за плечи.

— Месть не поможет, — тихо произнес он. — Ей сейчас нужна твоя поддержка. Пойдем, брат.

Только сейчас пришло осознание — месть действительно не принесла облегчения, лишь опустошила его самого. Боль утраты по-прежнему разрывала сердце. Лиам поднялся и, шатаясь, побрел прочь в объятиях друга, оставив позади безмолвный труп — страшное напоминание о случившейся трагедии.

Лия стояла, тяжело опираясь на стену, её тело до сих пор сотрясала дрожь. Разорванная одежда, синяки и кровоподтеки на коже — безмолвные свидетели произошедшего насилия. Но в глазах, покрасневших от слез, горел непреклонный огонь.

Лиам подбежал к сестре, сжимая её в объятиях.

— Мне так жаль, что я не успел... — сбивчиво шептал он.

— Не смей жалеть меня, слышишь? — отстранившись, Лия посмотрела брату в глаза. — Я жива. Я справлюсь.

— Как он посмел тронуть тебя?

Лиам бережно приобнял сестру за плечи. Оба знали — сдаваться нельзя. Лия была сильной. Она справится, чего бы это ни стоило. А брат всегда будет рядом.

Шон медленно поднялся с колен, тяжело дыша. Руки дрожали, на костяшках запеклась кровь — кровь солдата. В голове все еще стоял предсмертный хрип, но Шон не чувствовал ни капли сожаления.

Внезапно его крепко обхватили сильные руки Лиама. Шон на мгновение замер, но тут же расслабился, принимая объятия друга.

— Спасибо, брат, — глухо произнес Лиам. — Спасибо...

Шон молча кивнул, похлопывая Лиама по спине. Он знал, что друг был на грани, знал, каково это — желать мести.

Парни разомкнули объятия и посмотрели друг на друга. В глазах обоих читалось взаимопонимание и решимость.

— Мы все будем рядом, — твердо произнес Адам. — Лия — наша сестра, и мы поможем ей пройти через это испытание.

Шон в последний раз бросил взгляд на распростертое тело насильника. Легче не стало. Теперь самое главное — поддержать Лию в ее битве. С такой несгибаемой силой духа она обязательно справится, а братья будут рядом, плечом к плечу. Как одна семья.