Новый мир не так уж и плох
Прохладный ветер задувал под тонкую куртку и лизал теплую кожу. В небе повисли свинцовые тучи. Вот-вот пойдет дождь. Непогода в последние дни стремительно завернула.
По тротуару, выложенному брусчаткой, раздавались эхом быстрые шаги. Корпус блестящего серебристого пистолета сверкнул в лучах выглянувшего из-за туч окровавленного солнца, отражая бегающие по стене ближайшего здания солнечные зайчики.
Плечи женщины высоко вздымались, как и её щуплая грудь. Холодный пот проступал на лбу, стекая кристалликами по острому подбородку, срываясь и разбиваясь о грязную куртку. Она на секунду притормозила за углом здания, прислонившись свободной рукой к холодному кирпичу, чтобы не свалиться с гудящих ног, и жадно глотала воздух, позволяя легким вновь сполна набиться кислородом, который выбил из нее бег. Ноги снова подкосились от слабости и предательски задрожали. Тогда Вивиан, пересилив страх, вытянула голову из-за угла в ту сторону, откуда бежала. Убедившись, что собака, которая гналась за ней, отстала, она свободно рухнула на брусчатку и вытянула в стороны ноги, хватаясь за куртку на груди и слегка оттягивая, чтобы воздух лучше поступал. В горле ужасно саднило, а слюна вся высохла. Сердце забилось, как птица в клетке, болезненно ударяя по ребрам. Она слегка поддалась в бок, ища рукой свой рюкзак. Открыв его, нащупала пластмассовую бутылку с водой. Дикая жажда, охватившая горячее тело, стала медленно рассеиваться с каждым новым глотком. Она пила быстро, сдавливая тонкими пальцами края до хруста быстро пустеющую бутылку. Жидкость крупными каплями вытекала из уголков губ, теряясь в вороте стратой водолазки. Слегка поправив ворот, она уперлась затылком о кирпичи, что приятно холодили вспотевшую шею. Изо рта клубился пар. Скоро декабрь.
Тихо.
Мертвая тишина, лишь изредка нарушаемая свистом пустых целлофановых пакетов в ближайшей переполненной урне, накрыла весь городок.
Ни единой души. Живой души.
Много мусора, одиноко подгоняемого ветром по опустевшим улицам. Брошенные в панике и агонии автомобили, разворованные, проржавевшие, пустые покорно стоят возле обочин магазинчиков и многоквартирных домов, так и не дождавшись своих хозяев. Хотя, сами магазинчики были не в лучшем состоянии: разбитые витрины, разгромленная мебель, слои пыли и прочей грязи, а все остальное давно разворовано голодными и напуганными людьми.
Поверить сложно, что все случилось три года назад. В один прекрасный, ничем не отличавшийся от других день небо окрасилось в кроваво-красный, как и вся планета в целом. Зародился хаос, и наступающее с огромной скоростью нечто заставило весь мир содрогаться, бежать, спасаться, а вскоре выживать. Разруха, падение - человечество еще никогда не сталкивалось с такой мощью живой природы. Это невозможно было предугадать и попытаться остановить.
Первое время, после начала ада на земле, люди, те, что были способны сохранять рассудок, отчаянно ждали спасения, надеялись, с замиранием сердца переключая каналы телевидения и радиостанции, которые только и твердили о конце света. Люди ждали голоса, обнадеживающего, спасающего, дающего хоть малейшую надежду. Ждали слов властей, что бесследно исчезли, когда в них нуждались. Вначале они твердили то же, что и радио с раздражающим ящиком, а вскоре замолчали. Никакого спасения не было. Помощи не будет. Телевизор перестал показывать, застыв в вечном молчании, а радио выдавало лишь помехи.
Верующие закрывались в церквях, падали на колени пред Богом, моля о спасении, прощении и месте в Раю. Они считали, что Судный День настал, и творящийся в мире ад – это кара небес. Как бы прискорбно это ни звучало, но небеса решили иначе: они не забирали к себе, не укрывали в вечных объятиях заблудшую душу. Смерть приходила за каждым, захватывая в свои холодные, гниющие объятия, из которых никто отныне не в силах был выбраться, она обвивала костлявыми пальцами шею и душила, забирала душу, оставляя бездыханное тело, как сосуд, гнить. Бессмертных, увы, не бывает. Смертники обречены скитаться по земле живыми мертвецами и наблюдать за падением земной расы, самим вершить правосудие, самим убивать и пожирать друг друга.
Лужи от вчерашнего дождя покрылись прозрачной коркой льда. Поправив лямку рюкзака и сильнее сжав в руке пистолет, Вивиан осторожно выглянула из-за здания, осматривая местность на наличие мертвой жизни. Все в этом городе застыло и потеряло счет времени, как и везде, в остальном мире. На пути то и дело встречаются чьи-нибудь останки, обглоданные кем-то или чем-то. Об этом даже думать страшно. Кровавых пятнен на стенах и асфальте, которые уже въелись и перестали нагонять ужас и отвращение, вперемешку с рвотными позывами, - было огромное количество. Все улицы окрашены в этот противный цвет. Отныне это цвет новой Земли.
Вивиан старалась ступать бесшумно, но земля предательски хрустела под ногами. Ветки деревьев и кустов покрылись инеем. Руки покраснели и замерзли. Утро было морозным. Тучи над головой не давали ясно понять - ждать дождя или снега? Вивиан поежилась, отгоняя все мысли о возможном дожде. Впереди улицу перекрыла перевернутая фура. Лица на кузове стерлись. Пустыми глазами на нее смотрела семья с когда-то счастливой улыбкой на лицах, сейчас же это просто почерневшие гримасы. Цвет потускнел, кое-где слезла картинка. Пятна крови даже тут есть. Кто-то провел кровавой ладонью по лицу младенца, перечеркнув его. Как клеймо поставил. В новом мире нет места детям.
Дома в округе разбомбили. Власти еще какое-то время после вспышки инфекции пытались предотвратить дальнейшее заражение людей путем бомбежки городов. Население предварительно никто не эвакуировал. Бомбили все и везде. Тут и там встречались развалины, когда-то служившие кому-то домом. Где-то нет крыши, где-то стен, а то и вовсе одни кирпичи да щепки. Куски дерева с обоями, старая мебель, стекло, чей-то скелет - все вперемешку под ногами.
Страшно было даже стоять поблизости, не то, что входить. Казалось, что вот-вот здание может рухнуть. Но делать нечего, - пришлось. Как-то же надо обойти фуру. Вивиан лезет в разбитое окно одного из домов. Как ей показалось на вид самый крепкий. Осколки стекла громко захрустели под ботинком, разносясь едва слышимым эхом в гостиной небольшого домика. Вивиан сощурилась и болезненно закусила губу, как бы заставляя себя быть тише. Лишний шум не нужен, потому что у них очень острый слух. Не хотелось бы быть съеденной одной из тварей. Она медленно зашагала, стараясь быть как можно тише, держа пистолет наготове.
Просторная светлая гостиная была уютно оформлена: небольшой диванчик, два кресла по бокам, гармонично сочетаемые с прочим интерьером, книжная полка в углу, покрытая не одним слоем пыли, как и все горизонтальные поверхности в доме. Большой цветок в горшке давно повял и уже высох в углу. На стене напротив висит картина с изображением лесного водопада. Тепло разливается внутри от красивого пейзажа, чьи яркие краски не смогла скрыть прослойка пыли. Вивиан полностью осматривает первый этаж: гостиную и маленькую кухоньку с кладовой. Никого. В конце узкого коридора виднелась дверь. Пару раз попытавшись ее открыть все попытки не увенчались успехом. Дверь на задний двор подперта чем-то массивным.
Остался только второй этаж. От пола и по лестнице до самого верху тянулся кровавый след. Словно тело волокли. Вивиан судорожно выдохнула. Вернуться назад и не проверять, что там на втором этаже, возможно, было бы правильным решением. Как никак можно ожидать чего угодно. И страшнее из этого всего - зараженный. Она видела не раз, убивала не единожды, но каждый раз, как в первый. И всегда одинаково страшно.
Иным путем никак не обойти. Страх опутывает ноги. Вероятность оплошности слишком велика, а за ней и тварь, жрущая плоть. На трясущихся ногах Вивиан медленно начала подниматься по лестнице, молясь, чтобы старое, местами прогнившее дерево под ботинком не скрипнуло, как бывает в банальном ужастике. Вот только этого не хватало для и без того напряженных, как струна, нервов. Но к удивлению и мгновенному счастью никакого скрипа не последовало, и вот она уже стоит напротив открытой настежь двери в просторную спальню. След тянется именно туда. Постельное белье на широченной кровати сграблено в кучу, а подушки валяются у подножья, все шкафы и полки выпотрошены, словно показывая то, что тут творилось до того, как хозяева навсегда покинули этот дом.
Вивиан прислоняется косматой головой к косяку шкафа и с облегчением выдыхает, увидев сидящий в углу труп. Это не повод для радости, но она радуется, что кровь оказалась не от зараженного. Возле костлявой руки лежал заляпанный кровью выкидной нож и свернутая бумажка. Вивиан присела на корточки напротив и развернула письмо. Глаза сами побежали по строчкам.
"Николь, тебя так долго не было, мне стало страшно оставаться одному в незнакомом доме, и я решил пойти тебя искать.
Ты говорила, что ходишь на восток от белого забора.
Я шел туда. Не нашел.
Если ты мертва, то мы встретимся вновь на звездах.
Меня укусили. Я кое как вернулся обратно. Нужно было сидеть и не вылезать, ждать тебя. Тут безопасно.
Держу в руках твой холодный подарок. В голову лезут разные мысли.
Николь, знай, ты была лучшей старшей сестрой. Когда умерла мама, я думал, что больше смысла жить нет, но ты дала мне этот смысл. Спасибо, что с тобой я жил. Без тебя не смог. Прости.
Твой брат Эди"
Грусть упала на плечи чугунным одеялом. Вивиан сжимала в руках предсмертное письмо и едва сдерживала слезы. Горько, что вот так умирают люди. В одиночестве, со страхом в обнимку. Бедолага выбрал самый правильный путь. В нем нашлись силы не дать себе стать одним из них. Не позволить себе в захваченном разуме убить невинную душу.
Холодный ветер развеивал и без того опустевшие участки души. Миновав дом, она вновь продолжила свой путь. Птицы взметнули ввысь, когда Вивиан прошла рядом.
Она немного знала о кордицепсе, но что знала точно, так это то, что он никогда не был опасен для человечества. Кордицепс однобокий – это особый вид грибов, паразитирующих на муравьях. Споры кордицепса, попадая в организм муравья, прорастают и выделяют химические вещества алкалоидной группы. Именно эти вещества зомбируют муравья, заставляя отказываться от своих привычных нужд и вынуждая подчиняться кордицепсу. Кордицепс не растет на деревьях и на земле, потому ему трудно найти идеальное место для произрастания. Для этого-то муравей ему и нужен. А когда тот выполнит свою «миссию», он просто погибнет, а из его головы прорастает гриб, готовый расселять дальше свои споры. Это непрерывный, бесконечный процесс.
Грибок поражает центральную нервную систему и ткани тела. Практически 60 процентов всего человечества было убито или заражено кордицепсом. Бесформенные и обезображенные грибком тела после долгого развития начинают выделять споры, которые распространяются через воздух и укусы заражённых. Достаточно попадания жидкости из тела зараженного в кровь здорового человека. При попадании в организм споры, как правило, стремятся проникнуть в кору головного мозга для начала своей жизнедеятельности, однако часть из них всё же остаётся в слюне и в крови носителя. Грибок растёт в теле живого человека, овладевая его сознанием и делая заражённого гиперагрессивным. Такое поведение можно объяснить тем, что грибку необходимо распространение спор для увеличения зоны поражения и подчинения новых носителей. Не способный расти в теле мёртвой жертвы, грибок поражает только живые тела, и это отличает его от гипотетических зомби-инфекций.
Причин не называли, но причины были не столь важны. Людей волновала лишь собственная жизнь. Плевать, кто виновен, судить будут всех одинаково, как и наказание для всех одинаково – либо пуля промеж глаз, либо сосуд без души, уничтожающий все и вся.
Любой ценой главное – выжить.
Природа полна тайн, и вряд ли когда-нибудь они все будут разгаданы.
К вечеру Вивиан выходит на давно изученные тропы. Теперь она без труда сможет добраться до дома. Не первый день и не первый год ею протоптаны эти тропы. Каждый поворот, каждый угол и куст, - она знает до мелочей. Здесь безопасно. Так и должно быть.
Улыбка сама просится на лицо, когда в окне своего дома она видит свет и мелькнувшую за занавеской тень. Усталость молниеносно испаряется, когда с крыльца сбегает маленькое растрепанное чудо. Куртка нараспашку, без шапки и в одних сапожках. Нос уже начал краснеть, а она бежит, не останавливаясь, и прыгает в объятья матери. Встреча длинною в целый день наконец состоялась.
- Мамочка, - радостно воскликнула девчушка и крепко обняла маму за шею. - Я так ждала тебя. Решила все задачки по математике, а еще у меня выпал зуб, вон там...- ей не терпелось показать, откуда именно выпал зубик. Широко открыв рот, девочка ткнула пальчиком в то самое место, на котором совсем скоро вырастет новый. - А еще я написала письмо Санте, отправим его вместе?
Вивиан потрепала малышку по темной копне волос на голове, тепло улыбнулась в ответ на беззубую улыбку.
- Сейчас мы все сделаем, дай хоть в дом войти, - девочка радостно взяла в свою теплую ладошку холодную мамину и поскакала в сторону крыльца.
Дома тепло. Стоит запах разогретого супа, который дочка любезно подогрела к маминому приходу. В печи потрескивали древесные колышки.
- Юкито! Шапка на тумбе, а ты косматая выбегаешь, - ворчит Вивиан и подает дочери свою куртку, чтобы та повесила на ее вешалку.
Она не ругается, просто по-матерински ворчит. Знает, что Юки весь день ждала ее прихода, чтобы рассказать, чем она занималась, и что успела сделать за день. Совершать вылазки приходится по несколько раз в неделю, иногда реже. Это необходимость, с которой пришлось смириться. Припасов всегда мало и с каждым днем найти их становится сложной и крайне опасной задачей. Когда Вивиан уходила, то оставляла дочке несложные указания, чтобы не слонялась без дела. К примеру, решить несколько задач по математике, прибраться, натаскать воды или нарисовать рисунок. Юкито всегда делала все с большим желанием помочь и научиться чему-то новому.
- Как прошла вылазка? Удалось что-то найти?
- Разбирай скорее рюкзак.
Вивиан кивнула на свой рюкзак, и дочь мигом понесла его на кухню смотреть. Пока Юкито занималась распределением пары новых консерв и пачки крупы, Вивиан устало потерла лоб, расчесала спутанные волосы и помыла руки в ведерке с водой. Найти что-то съестное удавалось, конечно, не всегда. За два года жизни в этом районе Вивиан, казалось, уже каждую щель облазила. В магазинах совсем ничего не осталось. Что-то растащили, что-то сгнило. Как правило именно в жилых домах находилось что-то не испортившееся, например, консервы и крупы.
- Как сегодня морозно. Скоро должен выпасть первый снег, - Вивиан подставила руки огню, а в мыслях первый пушистый снег хлопьями падает на теплые ладошки и стремительно тает. Тепло и телу, и душе.
- Ого! - послышалось со стороны кухни. Вивиан поспешила вернуться к дочери и застала ту рассматривающую сверкающий при свете лампы складной нож. Тот самый. Деревянная резная ручка удобно легла в руке девочки. - Это...
- Подарок, - Вивиан все-таки решила, что уже пора учить дочь не только задачки по математики решать и книжки читать. - Завтра утром первая тренировка.
Учиться, конечно, очень важно, но в новом мире превыше всего стоит умение защитить себя. Никого может не оказаться рядом в трудную минуту, а оружие всегда должно быть под рукой. За каждым новым поворотом скрывается опасность.
У Юки радость перемешалась с замешательством на лице. У нее уже назрела тысяча вопросов, но на все вопросы мама ответит завтра, когда начнется тренировка. Девочка уже сгорает от нетерпения научиться всему и сразу.
Ей до чертиков был интересен мир, а мама никуда не отпускала дальше двора. Она знает, как ужасно там, за поворотом, и содрогается лишь от одной мысли, что с дочерью может произойти что-то страшное.
Ложка супа согревала изнутри. На вкус он был неплох, насколько вкусным его могли сделать перловая крупа и небольшие кусочки тушеного мяса. Вивиан всегда перекладывала крупные кусочки в тарелку дочери. По праздникам они пекли хлеб из старой кукурузной муки. Довольствовались они малым, но никогда не жаловались.
Поужинав, Вивиан поставила чан с водой греться, чтобы потом помыть посуду. Юки уже принесла свою тетрадку и старый потрепанный учебник математики. Они уселись на диван. Девочка вертелась рядом и радостно хлопала в ладоши, когда мама проверяла очередную задачу и говорила, что решение верное.
- Так, а вот тут ошибка, смотри, - Вивиан карандашом аккуратно выводила цифры, а Юки внимательно слушала правильное решение, чтобы потом не допустить эту ошибку вновь.
Юкито было шесть лет, когда пандемия кордицепсной церебральной инфекции обрушилась на мир. Она вот-вот должна была пойти в первый класс и познать все радости школьной жизни, но этому не дано было случиться. Вивиан каждый день перед сном рассказывала дочке все, что знала сама и учила буквам и числам. Ей удалось привить дочери любовь к учебе и знаниям, но Юкито все же оставалась ребенком. Ей хотелось бегать, играть, лазать по деревьям, заводить друзей, познавать этот мир самой. Ужасно лишать ребенка детства.
- Мамочка, а вот это как решается? Я пробовала тем способом, который ты показывала, но получалось что-то нескладное, - девочка принесла свои черновики. Вивиан внимательно посмотрела, оказалось, что задача со звездочкой и хоть они еще не дошли до нее в плане разбора, она так рада, что Юки попробовала сама ее решить.
- Звездочка над задачей уже говорит нам о том, что задачу решить не так-то просто, и нужно быть внимательнее при прочтении самого задания.
После уроков Вивиан взялась за мытье посуды, а Юки читала на диване в гостиной. Читать она любила гораздо больше, чем складывать, умножать и вычитать числа. Только вот, все книжки в этом доме были прочитаны ею не по одному разу. Новых не появлялось. Юки просила принести ей что-нибудь новенькое, а мама отвечала, что библиотека слишком далеко, а в домах очень редко найдешь детские книги. Но Юки не расстраивалась, она часто представляла себя героем собственных книг. Строила из подушек шалаш, раскладывала игрушки рассказывала им истории. Носилась по всему дому с палкой, представляя, что это шпага, а она отважный пират, просила маму спрятать клад и нарисовать карту. В своих фантазиях она могла быть кем угодно, а в реальности она всего лишь маленькая девочка, которой придется столкнуться со всей жестокостью нового мира. Как бы велико ни было желание Вивиан до последнего оттянуть эту неизбежность.
Ночь за окном сгущала темноту. Соседних зданий почти не видно, лишь темные тени падают на асфальт под натиском лунного света. Сегодняшняя ночь ясная, звездная.
Мороз стучался в дверь, но в доме было тепло. Жар печи лизал неприкрытую одеждой кожу. Маленькая Юки сонно зевала, уместив свою голову на маминых коленях. С нежностью теплые мамины руки гладили по голове, тонкие пальцы перебирали волосы.
- Мамочка, а спой песенку, - уже на периферии сна и бодрствования просила Юки. Она удобнее положила обе руки под голову и принялась слушать маму.
- Про звездочку? - тихо спросила Вивиен.
- Да.
- Мерцай, мерцай маленькая звезда,
Как хочу знать кто ты я,
Ты над миром высоко,
Как алмаз во тьме ночной.
- Когда солнце вдруг зайдет, - сонно подпевает Юки.
- И весь мира свет уйдет,
Ночью ты сияй одна,
Ты мерцай, мерцай звезда.
Тихий полуночный час царит в доме. Мягкий свет прокладывает тропу к спальне, отбрасывая уютные тени на стены. Мама, нежно прижимая к себе маленькую головку дочки, осторожно несет ее на руках. Малышка полностью расслаблена, ее дыхание ровное и спокойное, милые детские черты лица расслаблены в сладком сне.
Ресницы легко трепещут от сновидений, которые посещают её беспокойное воображение, и маленькие руки инстинктивно обнимают маму за шею. Каждый шаг Вивиан измерен и легок, любовь и забота ощущаются в том, как аккуратно она держит дочку, стараясь не разбудить.
Дойдя до комнаты, Вивиан осторожно опускает своё сокровище на мягкую подушку большой кровати. Укрыв маленькое тело теплым одеялом, она аккуратно убирает прядь волос с лица ребёнка и нежно целует её в лоб. В комнате витает спокойствие и таинственный свет звезд ночного неба, который просачивается сквозь занавески и играет на стенах, как будто пытаясь убаюкать малышку вместе с мамой.
- Тот, кто ночью в путь пошел,
Счастлив, что тебя нашел,
Он бы путь свой потерял,
Если б свет твой не видал.
Дочь шевелит губами во сне, может быть, благодаря или же делясь своими мечтами, а мама, предавшись моменту, сидит рядом, наслаждаясь этой картиной безмятежного сна. Убедившись, что дочь крепко спит, Вивиан встаёт, ещё раз бросает взгляд на неё с безграничной любовью и выходит из комнаты, оставляя нежное сияние звезд беречь маленькие сны до утра.
Когда солнце вдруг зайдет,
И весь мира свет уйдет,
Пусть не знаю, кто ты, я,
Ты мерцай, мерцай звезда.
***
Настенные часы неумолимо клонят этот день к закату. Мужчина задержал дыхание, смотря через прицел на своего врага. Приклад автомата плотно упирается ему в плечо, становится вместо правой руки. Он двигается очень осторожно, чувствуя каждый шорох вокруг. Впереди, дергаясь и стрекоча, стоит щелкун. Его передние лапы скрюченные были почти прижаты к груди. Напоминало динозавра, только вместо плотной чешуи тело щелкуна покрывали твердые наросты грибка. Эти наросты могут быть разного размера и формы, но все они имеют одно общее - жуткий, неприятный вид. Кожа щелкуна теряет свой первоначальный цвет, становясь бледной и пятнистой, а само тело становится изуродованным и искривленным.
У щелкуна происходят нарушения в движении, ведь грибок поражает мускульную систему, делая его движения неуклюжими и болезненными. Органы зрения тоже страдают, заставляя существо полагаться больше на свой слух и обоняние. Со временем щелкун теряет способность контролировать собственное тело, становится агрессивным и непредсказуемым, а в конце концов - погибает, став окончательной жертвой кордицепса.
Щелкун замер, поворачивая голову в сторону и смотря прямо на мужчину. Он зарычал, обнажая ряд гнилых зубов, и бегом двинулся на него. Немедля ни секунды, он спустил курок, попадая прямиком меж грибковых наростов на голове. Щелкун повалился на спину, поднимая в воздух пыль.
Мужчина посмотрел на мертвое тело щелкуна с неприкрытым презрением. Он знал, что это лишь один из многих, и борьба с ними будет долгой и тяжелой. Но пока что он позволил себе насладиться чувством маленькой победы над врагом.
- Томас? - чужой голос разнесся по всем этажам игрового зала.
- Кажется, это был последний, - крикнул Томас в ответ. Он закинул автомат на плечо и отряхнул форму от невидимых пылинок.
В заброшенном игровом зале стало тихо. Ряды автоматов, когда-то пестревшие огнями и звуками, стояли неподвижно, застыв в вечном молчании. Пыльным слоем покрылись экраны и кнопки, и исчезли радужные отблески, которые раньше манили в веселый мир развлечений.
Эхо прошлого еще, казалось, витает в воздухе – смех детей, взволнованные крики радости при каждой выигранной игре, шумная суета юных посетителей. Теперь же всё это ушло, исчезло, оставив после себя лишь тишину, порой нарушаемую лишь скрипом подвешенных вывесок и жалобным воем ветра сквозь разбитые стекла.
Стены, когда-то расписанные яркими узорами и героями любимых игр, теперь потрескались и начали облупляться, крики их отчаяния об отсутствии жизни и внимания людей казались почти физически ощутимыми в этой пугающей тишине.
Мрачность этого места наполняла сердце грустью, напоминая о том, как легко мир веселья и радости может превратиться в уголок забытого одиночества. Здесь теперь царит пустота, лишь время от времени напоминающая о себе скрипом старого автомата, как последнее эхо исчезнувшей эпохи.
Со стороны лестницы доносились тяжелые шаги. Томас не стал оборачиваться, он опустился на корточки перед трупом, заваленным на пол. Он внимательно осмотрел рваную одежду и разорванное на лоскутки когтями щелкунов тело.
- Они были здесь, - переворачивая мертвое тело на спину, говорит Томас.
- Я нашел дверь в подвал, идем, может, нам еще удастся их нагнать.
Дверь в подвал казалась неуместной деталью в этом заброшенном здании. Она была подперта чем-то тяжелым изнутри, словно что-то или кто-то пытался оградить этот нижний мир от непрошеных гостей. Что еще раз дало понять, что нарушители могли бежать через подвал.
Винц быстро понял, что самому ему не справиться, и окликнул Томаса. Вместе они натолкнулись всем весом. С треском выбитая дверь обрушилась на пол подвала, рассыпав обломки и подняв пылинки в воздухе.
- Тихо не получилось, - с усмешкой хмыкнул Томас и достал фонарик.
- А нам и не обязательно быть тихими, пусть те, кто там прячется, знают, что мы идем по их души.
С первым же вздохом в подвальном пространстве их охватил запах сырости. Этот прогнивший душок со стойким ароматом земли и плесени вгрызался в легкие, отвратительно заполняя каждый уголок сознания. В воздухе парила неотступная тяжесть влаги, прессующая на душу своей незримой, но удушливой пеленой.
Вокруг, призрачно мерцая в бледном свете фонариков, покоились старые автоматы, каждый из которых некогда дарил радость и веселье. Теперь же они стояли молчаливыми гигантами, и им суждено разве что населять собой этот забытый замкнутый мир. Накрытые темными полиэтиленовыми пакетами, они напоминали призраков – последние свидетели лучших времен, бездыханные и обреченные, пережившие свою эпоху и вышедшие из строя, как и их прежние пользователи.
Они безмолвно казались еще более заброшенными и неживыми, чем весь подвал в целом, словно сохраняли в своих потрохах темные секреты заведения, замкнутые теперь в своих высохших электронных сердцевинах.
Винц шел впереди, а Томас уперся взглядом в его спину. Они знакомы уже очень давно. Их пути переплелись в самые первые дни пандемии, когда всё ещё существовала надежда остановить распространение заражения. В те дни они вместе держались на окраине Бостона, сражаясь спина к спине, отстреливая зараженных, которые бесконечными волнами пытались прорваться сквозь их линии обороны.
Каждый выживший, каждый из них, заплатил свою цену, и им не избежать мрачных воспоминаний о тех временах. Но именно эти события сделали их связь крепкой, как будто совместное пережитое страха и борьбы за жизнь сплотило их лучше, чем что-либо ещё могло бы.
Времена менялись, но их дружба выстояла все испытания. Эти двое знали, что могут полагаться друг на друга, ведь они прошли через ад и узнали в бою важные качества: надежность, отвагу и преданность. И пока они продолжали двигаться вперед, держа в памяти уроки прошлого, их товарищество оставалось неизменным в мире, где все остальное постоянно менялось.
- Стой, - громче, чем ожидал, крикнул Винц. - Впереди споры.
Томас поморщился. Они надели респираторы и углубились в темные коридоры.
Споры кордицепса – это заразительная форма жизни, благодаря которой паразитический грибок распространяется и размножается. Они представляют собой мелкие органические частицы, которые могут распространяться по воздуху и заражать нового хозяина, когда тот их вдыхает.
Опасность спор кордицепса заключается в их способности внедряться в организм и затем управлять его поведением, иногда даже до стадии, когда зараженное существо полностью теряет контроль над своими действиями. У насекомых и беспозвоночных споры внедряются в ткани и начинают паразитировать, получая питательные вещества от хозяина и постепенно разрушая его изнутри. В итоге это может привести к гибели хозяина, после чего грибок продолжает расти, распространяя новые споры в окружающую среду.
Томас ненавидел носить респираторы, а потому ненавидел споры. Он мечтал поскорее пройти зараженный участок и выбраться наружу.
- Черт.
Коридор приводит их в открытое помещение с трубами по всему периметру. Здесь спор было огромное количество, как и зараженных тел, из которых споры и распространялись.
- Вот срань, - ругнулся Томас, разглядывая мертвые тела людей и зараженных. Их тут очень много. - Наверное они нарвались на кучку щелкунов и перебили друг друга.
Изуродованные тела валялись в беспорядке тут и там по всему этому маленькому, удушающе душному помещению. Они были везде – на полу, у стен, некоторые даже сложены друг на друга. Мрачный свет фонаря бросал причудливые тени на их обезображенные черты.
Одной из многочисленных грузных коробок было накрыто тело бегуна. Бегун — первая и самая слабая стадия заражения людей, только-только подвергнувшихся инфекции. Так как грибок изначально прорастает в глаза, у жертв довольно плохое зрение, однако человеческие инстинкты всё ещё остаются. По виду они мало отличаются от других людей: характерной чертой являются отдающие слабым сиянием красные глаза, потрёпанный внешний вид и сочащаяся изо рта, носа и глаз кровь.
Его не загрызли щелкуны, но убили споры. Заметив приближение мужчин, он начал барахтаться под коробкой, тщетно пытаясь освободиться. Звуки, издаваемые им, были агрессивным, гортанным рычанием, полным жажды.
Бегун, мускулистый и покрытый страшными буграми, где проглядывали споры кордицепса, вызывал инстинктивный ужас. Это было живое напоминание об угрозе, с которой они сталкивались каждый день – заражение, которое могло превратить любого из них в нечто столь же ужасное.
Мужчины, сохраняя бдительность, взяли в руки оружие. Винц выстрелил первым. Эхо выстрела отлетело от стен, забирая последний рваный выкрик бегуна.
- Доложим командованию, что сбежавшие были найдены мертвыми.
- Хорошо, что не пришлось марать руки.
Выбравшись из мрачного, душного подвала, они наконец смогли снять респираторы, которые защищали их легкие от ужасающих спор кордицепса. Освободившись от давления уплотнений и ремней, Томас тяжело выдохнул, чувствуя, как свежий воздух наполняет легкие. Изнутри, удушливая атмосфера подвала показалась почти физически ощутимой невидимой стеной, отделяющей от мира сверху.
Открыв глаза, они почувствовали облегчение и в тот же момент были ослеплены ярким светом заходящего солнца. Оранжево-розовые лучи пробивались сквозь пыльные, разбитые окна и видневшиеся проемы, создавая ощущение мира, в котором всё ещё присутствует надежда и красота несмотря на все ужасы, через которые им пришлось пройти.
На мгновение Томас забыл о хаосе, который царил вокруг, о зараженных, что рычали в темноте, и о той непрерывной борьбе за выживание, которая была почти каждодневной реальностью их жизни. В этот момент солнце заливало все вокруг своим последним светом, и он вдыхал глубоко, ценя каждую секунду покоя и умиротворения.
- Идем домой, - шагнул вперед товарищ.
Бостон был объявлен карантинной зоной, коих много по всей стране, а власть в нем захватило Федеральное агентство по ликвидации последствий стихийных бедствий или FEDRA - простыми словами военные или армия. Так называемое правительственное агентство в Соединенных Штатах, в задачу которого входило реагирование на стихийные бедствия и управление чрезвычайными ситуациями. После первоначальной вспышки мозговой инфекции кордицепсом FEDRA захватила контроль над правительством и вооруженными силами США, чтобы создать карантинные зоны в городах и предотвратить дальнейшее распространение грибка.
Солдаты, руководимые агентством, беспощадно поддерживали порядок в карантинной зоне. Осуществляя военное правление, они следили за тем, чтобы никому из граждан не удалось покинуть город, тем самым предотвращая возможность распространения инфекции за его пределы.
За стеной было опасно. Тут мир не был похож на тот, что создали FEDRA в карантинной зоне. Опасность таилась в каждом углу, и каждый шаг был полон риска. Они шли быстро, но осторожно, стремясь достичь блокпоста. По пути им встречались рабочие. На их лицах была отражена усталость и вселенская печаль. Изнуренные тяжелой ежедневной работой за стеной они чуть ли не валились с ног, но подгоняемые солдатами быстро вставали и продолжали свою работу. С суровыми и сломленными лицами, рыли новые могилы, приготавливаясь к неизбежному, когда придется прощаться с очередной партией потерянных душ. Земля рядом с блокпостом укрывала собой бесчисленное множество тех, кто уже обрел свой вечный покой.
Другие рабочие были заняты тяжелой и мрачной работой - они вытаскивали трупы зараженных, чтобы предотвратить дальнейшее распространение болезни. Движения их были автоматическими, лишенными всяких чувств; пожалуй, так было легче справляться с тяжестью задачи. Взгляды, которые они перекидывали друг с другом, были полны усталости и опустошения, но и неуклонной решимости продолжать.
С целью поддержания инфраструктуры и работы коммунальных служб граждан принуждали к труду, часто не предоставляя достаточного вознаграждения или питания взамен.
Когда ресурсы и запасы продуктов питания начали иссякать, солдаты вводили различные ограничения, в том числе рационирование еды, что приводило к голоду и дефициту. Разочарование и беспокойство среди населения росло, однако любые попытки выразить недовольство жестко подавлялись.
Диссиденты, борцы за свободу и преступники, подрывавшие установленный порядок, жестоко наказывались. Казни и публичные экзекуции служили устрашающим примером для остальных жителей, а те, кто не был казнен, могли быть изгнаны за пределы карантинной зоны, которая стала настоящим гетто.
Изгнанные оказывались вне защиты жилых областей, где их ожидали еще большие опасности: бесплодные территории, беззаконие и риск заражения вирусом. Эта жесткая реальность заставляла многих рискнуть жизнью ради бегства из карантинной зоны, вопреки угрозам со стороны FEDRA.
Когда мужчины наконец достигли блокпоста, их охватило чувство относительной безопасности. За его металлическими заслонами и стенами из мешков с песком можно было хотя бы на мгновение забыть о хаосе вне периметра и набраться сил перед следующими испытаниями в этом новом и опасном мире.
- Эй, Винц, что мимо проходишь? Не здороваешься? Нашли сбежавших? - спросил один из солдат блокпоста, Гриз. Солдат он отличный, но его внутренняя сущность разложена и испорчена. Он прищурился, с ядовитой ухмылкой пристально рассматривая Винца.
- Нашли, - не отводя взгляд, произнес Винц.
- Надо было привести их и прилюдно расстрелять, чтоб другим неповадно было. Чертовы воры, хрен его знает, что бы было, если бы эти ублюдки наши карты кому-либо передали, - крикнул недовольно мужчина, подслушавший их разговор.
- Мой личный счет двадцать четыре крысы, - Гриз кичился этим, словно зверь облизывал губы, пропитанные кровью жертв. Ему нравилось чувство собственного превосходства. Рассказы о жестокости, с которой солдаты относились к гражданскому населению - часто приходилось слышать. На пальцах одной руки можно было пересчитать тех, кто из них не поддался жестокости и отчуждению, оставшись человеком в самом полном смысле этого слова.
- Как же ты упустил их, Гриз, целых двадцать четыре...
- Их загрызли. Мы пришли на кладбище, - пихая в бок, уводит в сторону друга Томас, отвечая за него.
- Вокруг давно одно сплошное кладбище.
В спешке они уходят, лишь бы отвязаться от назойливого солдата.
В карантинной зоне, несмотря на все тяготы и напряжение окружающей реальности, продолжалось что-то вроде обыденной жизни. Воздух нередко был пропитан напряжением и страхом, но люди старались сохранить остатки привычного уклада.
Дома здесь стояли почти нетронутыми разрушительным вихрем апокалипсиса, который бушевал за пределами бетонных стен и заборов, окружавших зону. Несмотря на всю изношенность и потускневшую краску, они все еще были убежищем для тех, кому удалось избежать заражения и попасть под защиту FEDRA.
Электричество было в числе тех роскошей, которые карантинная зона могла предложить, в отличие от охваченных хаосом территорий вне ее границ. Пусть свет проходил порой со сбоями и не везде, но каждый работающий фонарь на улице был как символ надежды и стабильности в эти непростые времена.
По дорогам, изрезанным трещинами и ямами от времени и погоды, регулярно прокатывались военные машины. Громадные, утилитарные транспортные средства форсировали проезд по улицам, охраняя порядок и демонстрируя присутствие власти в этом нестабильном мире. Они патрулировали не только для защиты от возможных нападений зараженных, но и для поддержания порядка среди жителей зоны, у многих из которых копились претензии и обиды на условия жизни.
Жизнь в карантинной зоне была полна ограничений, но это была жизнь - со своими буднями, своими маленькими радостями и своими бедами. Это было нечто, к чему стоило стремиться и что стоило защищать, даже если каждый новый день приносил с собой новые вызовы в борьбе за выживание.
- Мэв с утра хотела заскочить к Джоан, наверное, до сих пор у вас торчит, - не нарушая тишину вечера, говорит Томас.
- Ты же знаешь, мы всегда вам рады. Джоан не так скучно дома одной, - слегка улыбнувшись, Винц поправил лямку автомата на своем плече. Сейчас у четвертого блокпоста придется сдать оружие. - Кстати, спасибо, - Томас не понял, удивился и вопросительно посмотрел на друга. - У опорного пункта. Я бы точно не сдержался и ответил ему.
- Гриз придурок, всем это известно, не бери на свой счет его слова, он перебил сотни и готов убить еще столько же. Для него это что-то вроде игры.
- Мне его не понять, - устало проговаривает Винц.
Солдаты FEDRA в этих отчаянных временах показали себя не с лучшей стороны. Зачастую разрушенные отношения между мирными жителями и военными приводили к напряженной атмосфере внутри блокпостов и карантинных зон. Люди стали злее, в них начала зарождаться жестокость, и как же жаль, что Гриз не единственный солдат, который желает смерти всех нарушителей.
- Тебе вот-вот дадут капитана. Это большая ответственность. Ты будешь вести за собой этих людей, и выборы, которые ты будешь делать, на самом деле будут иметь значение.
- Меня это не пугает, я готов сделать новый шаг.
- Просто...ты береги себя, ладно? Не ведись на провокации таких, как Гриз. Люди будут смотреть на тебя. Подай правильный пример. А я прикрою спину.
- Ты прав, Томас. Гриз может быть отличным бойцом, но его отношение и действия...я не хочу, чтобы мои люди стали такими же.
Томас кладет руку на плечо друга, похлопывая его и смотря ему в глаза со значимой и уверенной улыбкой. Он делает это простое, но мощное действие, чтобы показать Винцу, что он не одинок в своих сомнениях и беспокойстве перед лицом новой ответственности. Это мгновенно внушает уверенность и признание того, что, какие бы испытания ни ждали впереди, Винц может полагаться на поддержку и защиту друга. Этот жест не только поднимает дух Винца, но и напоминает ему о нерушимой связи и крепости их братства. Он служит обещанием незыблемой поддержки и верности, которое Томас даёт словами и действиями.
- Выбор каждого уйти или остаться, но наша основная задача предотвратить всевозможное распространение инфекции. То, что происходит за стенами - останется за их пределами.
На город опустились сумерки. Начало декабря было морозным, и в воздухе повисла ледяная пыль. Улицы опустели, поскольку близился комендантский час. Огни уличных фонарей мерцали, тускло освещая землю под собой. В квартире Винца горел тусклый свет. А вот Джоан, его жена, шагнула на покрытую инеем улицу, укутываясь в теплый шарф.
- Адам! - позвала она. Ее голос эхом отразился от ближайших домов. Она обвела взглядом соседние дворы и улицу перед домом, где игрались разноцветные тени от уличных фонарей. - Адам! - ее голос звучал в сумеречной тишине тревожно и настойчиво. Она вздохнула видя, что на ее зов никто не откликается. Винц видит, как жена хмурит брови от беспокойства и тихо посмеивается, наблюдая со стороны. Джоан уперла руки в бока и вскинула взгляд к темному небу. - Да где же тебя носит, несносный мальчишка? - ругаясь, бубнила себе под нос женщина.
Тогда, вдали, на углу улицы показалась фигура мальчика.
- Мама! – послышался его визгливый голос. Адам бежал с румянцем на щеках и искоркой приключений в глазах. - Я здесь, мам, не волнуйся!
Облегчённо вздохнув, Джоан встретила сына на полпути и, нагнувшись, обняла его за плечи.
- Ну что ты, расторопнее надо быть. Комендантский час уже как десять минут начался, - Джоан поправила сыну съехавшую шапку.
- Прости, мам, время так быстро пролетело, - извиняющимся тоном сказал Адам, обнимая мать в ответ. - А отец еще не вернулся?
- С минуты на минуту должен, - Джоан сама не скрывала переживаний. В комендантский час солдаты, не вызванные патрулировать, так же не должны находиться на улице. Они поспешили уйти и, подходя к дому заметили две высокие и до коликов в животе знакомые фигуры.
- Отец! - радостно воскликнул Адам и кинулся в руки отца.
- Ох, наконец-то, я уже нервничать начала, - Джоан поспешила обнять мужа с сыном на руках.
- Нас чуть-чуть задержали в штабе, - Винц снял с плеч тяжелый рюкзак и принялся что-то в нем искать. - Адам, у меня для тебя подарок, - он достает книгу и передает ее в руки мальчику.
- "Анатомия человека", - читает сын и поднимает большие глаза на отца. Он быстро листает страницы и понимает, что книга учит и дает понять, как рисовать человеческое тело.
- Спасибо, пап!
Томас в стороне тихонько посмеялся. От внимания Винца это не ускользнуло.
- Думаю, Адам, ждал совсем другого подарка, - говорит Томас и кивает на комикс в своей руке. - Малой, это тебе. Забудь о бумаге и карандашах, все это ерунда. Вот это настоящее сокровище, - он улыбается, довольный тем, что Адаму это понравится гораздо больше. - Вечерком почитаем.
Адам, увидев комикс, расплывается в захватывающей улыбке. Глаза его загорелись радостью и благодарностью.
- Ух ты, вот это круть, - глазки мальчика забегали по разноцветным картинкам его любимого комикса.
Томас похлопал его по спине, сияя от осознания того, что сделал что-то действительно особенное для малого.
- И где только достал, - бурчит Винц, шутливо. Видя на лице сына искреннюю радость. Усталость сложного дня сразу покидает тело.
- Идемте в дом, там Мэв заканчивает с ужином.
Томас, услышав имя любимой, идет впереди всех. Только сейчас он понимает, как сильно скучал весь день. Настроение моментом взлетает, когда на кухне он встречает свою будущую жену.
Мэв хлопочет на кухне. На плитке свистит чайник, рядом в кастрюльке кипит похлебка. Ароматы готовящегося ужина мягко наполняют кухню, распространяя тепло и уют по всему дому. Она нарезает хлеб равномерными ломтиками, покачивая бедрами в собственном танце и напевая себе какую-то незамысловатую мелодию.
- Джо-Джо, Адама нашла? - спрашивает женщина, не отвлекаясь от готовки. - Передай ему, что, если снова опоздает, будет иметь дело со мной.
Томас находится в таком состоянии благоговения от момента, что не может оторвать взгляда от Мэв, продолжая всматриваться в её очаровательные домашние черты. Свет, проникающий через кухонное окно, играет в её непослушных волосах, а неаккуратный пучок делает её образ еще более милым и искренним.
Он тихо, словно кот, прокрадывается к ней, стараясь не нарушить этот идиллический момент, и обводит руками её талию, чувствуя под своими пальцами теплую кожу сквозь ткань её одежды. Мэв, почувствовав неожиданное прикосновение, вздрогнула, но довольно быстро расслабилась в его крепких объятиях.
Томас, чувствуя, как тепло её тела прижимается к его, бережно целует её в шею, вызывая у Мэв волну мелкой дрожи и мурашек на ее коже.
- Не пугай меня так, - шепчет она ему в ухо, улыбаясь и в то же время делая вид, что сердится. - Чайник выключи.
- Извини, не удержался. Ты так прекрасна, - отвечает он тихо, своим голосом добавляя нотку тепла в уже уютную атмосферу кухни. Они стоят в объятиях, забыв о том, что они не у себя дома, о чайнике и похлебке, понимая, что именно такие моменты и есть самые настоящие кирпичики их общего счастья.
Джоан стремится нарушить их идиллию и позвать всех за стол. Ужин никто не отменял, но она не успевает настигнуть кухни, как Винц ловит ее на пороге.
- Ты что? - обеспокоенно спросила она. Винц озираясь по сторонам, проверяя, что Адам точно побежал к себе в комнату, а Томас с Мэв заняты друг другом и похлебкой. У них выдалась минутка побыть вдвоем.
- Я соскучился, - шепчет тихо Винц, замечая улыбку на лице жены. Используя момент близости и уединения, он медленно подводит лицо к лицу Джоан, погружаясь в глубину ее глаз.
- Мы не одни, - Джоан совсем не против, она лишь шутливо отталкивает мужа, чтобы тот крепче удерживал в объятиях. Их взгляды встречаются, скользя в тихом взаимопонимании и смягченной страсти.
- До нас совершенно никому нет дела.
Винц находит губы жены своими и, кажется, весь мир на мгновение замирает в ожидании. Поцелуй кажется лёгким и едва уловимым, но он несёт в себе глубину чувств и искреннюю страсть. Губы Винца и Джоан аккуратно ласкают друг друга, танцуют в такт пульсирующему ритму их сердец, и каждый бережный жест рассказывает свою историю неразлучной связи их душ.
Тепло чайника и нежный аромат похлебки служат фоном для этой тихой мелодии любви, и на мгновение кажется, что в тишине и уединении их дома они обрели собственную вселенную, где они могут свободно выражать свои чувства друг к другу.
- Кхм, какой разврат, - кашлянула в кулак Мэв, а Томас с похлебкой в руках за ее спиной игриво улыбается. - Когда закончите, возвращайтесь к ужину.
- Они друг другом отужинают, - говорит Томас и получает ловкий подзатыльник от Мэв. Джоан посмеивается. Глядя на их взаимодействие в душе сразу теплеет. Винц утягивает жену в коридор и целует в улыбку на лице. Женщина растворяется в муже, прижимая за шею к себе.
- Мама, фе, - доносится со стороны комнат. Адам скривил на лице гримасу, а родители виновато поправили свою одежду. Кажется их поймали, как школьников. - Целоваться фууу...
- Ой, ничего не фу, - в коридоре появляется Томас и садится на корточки напротив Адама. - Вот влюбишься и захочешь целоваться.
- Нееет, если нужно будет целоваться я никогда ни в кого не влюблюсь, - кислое лицо, урчащий недовольный голос и театральный жест руками только подчеркивают его мальчишеское восприятие мира чувств.
- Я вот люблю Мэв и готов целовать ее каждый день, подрастешь и встретится тебе прекрасная девушка, которую ты захочешь целовать днями напролет.
- Ни за что на свете! - уверенный в своих словах Адам рисует в воздухе решительный крест, подтверждая свое несогласие с такой "взрослой любовью".
Это та невинная стадия мальчишечьего развития, когда мысли о романтике и близости кажутся загадкой и целой вечностью отделяют от понимания и принятия.
- Сейчас я тебя расцелую, - настойчиво тянет губы к мальчику Томас, и Адам, визжа, пускается наутек. - Винц, я, кажется, нашел еще одну пугалку и эта приятнее остальных, - смеется Томас и проходит на кухню, где на столе уже стынет ужин, а смех друзей и любимой женщины согревают его сердце.
Эти моменты, проведенные вместе, заряжают его на будущее, наполняют силами и энергией. Он знает, что, какими бы непредсказуемыми ни были обстоятельства, именно такие вечера дарят ему уверенность в том, что новый мир не так уж и плох.