Глава 4.Горячий уголь.
Кайто, на первый взгляд, преуспевал в своей стратегии отчуждения. Он построил вокруг себя стену из безразличия, кирпич за кирпичом, сложенных из холодных отговорок и отстраненных взглядов. Он проводил все больше времени в библиотеке, погружаясь в учебники по праву, словно каждое новое знание было еще одним слоем брони. Его игра на фортепиано стала более отточенной, но и более безжизненной, механической. Он играл классику - Баха, Шопена, - где каждая нота была на своем месте, где не было места хаосу и непредсказуемости. Это было его убежище.
Но даже в этом тщательно выстроенном мире порядка, под слоем холодного пепла, тлел горячий уголь. Каждое утро, просыпаясь, Кайто чувствовал тяжесть в груди, которая не поддавалась логическому объяснению. Она была там, как незваный гость, как отголосок того самого пугающего тепла, что он испытал, коснувшись Акиры.
Он продолжал наблюдать за Акирой. И это было его тайное проклятие. Он видел, как Акира смеется с новыми друзьями, как его яркие волосы развеваются на ветру, как он увлеченно рисует в своем альбоме, который Кайто однажды подсмотрел и увидел там нечто столь же яркое и хаотичное, как сам Акира. Каждый раз, когда Акира был счастлив без него, Кайто чувствовал укол боли, который он тут же клеймил как "глупую ревность" - еще одно проявление той самой "слабости", от которой он так отчаянно бежал.
Однажды, во время перемены, Кайто сидел в одиночестве за дальним столом в столовой, делая вид, что читает. Внезапно он услышал знакомый, заразительный смех Акиры. Он невольно поднял глаза. Акира сидел за соседним столом с Рю - тем самым новым одноклассником, что так легко влился в их круг. Рю был высок, спортивен, с открытой улыбкой и такой же искренней аурой, как и Акира. Он что-то рассказывал, активно жестикулируя, а Акира слушал, подавшись вперед, с глазами, полными живого интереса.
Именно в этот момент Кайто ощутил жгучий, непривычный огонь, пронзивший его грудь. Это была не просто "привязанность". Это было собственничество, чистое, неразбавленное, дикое. Он захотел встать, подойти к ним, разбить их разговор, оттащить Акиру прочь. Это чувство было таким сильным, таким иррациональным, что Кайто на секунду задохнулся.
Что это? - мысли метались в его голове. - Это не дружба. Друзья не чувствуют такого. Это... это...
Слова, которые он так тщательно избегал, начали пробиваться сквозь ледяной щит. "Это любовь", - прошептал внутренний голос, холодный и беспощадный, но на этот раз Кайто не смог его заглушить. Он почувствовал, как кровь приливает к его лицу, а ладони вспотели. Он вскочил, чуть не опрокинув стул, и быстрым шагом вышел из столовой, не обращая внимания на недоуменные взгляды других учеников.
Он добежал до туалета и оперся руками о раковину, глядя на свое отражение. Его глаза были расширены, щеки пылали. Он выглядел напуганным.
Нет, нет, нет, - повторял он про себя, словно мантру. - Это иллюзия. Это ошибка. Мой разум просто... сбоит. Я не могу. Я не верю в это.
Но образ Акиры, смеющегося с Рю, жгучей болью отпечатался в его сознании. И признание, столь долго подавляемое, вырвалось на поверхность. Оно было уродливым, неправильным, но оно было реальным. Кайто был влюблен в своего лучшего друга. В того, кого он пытался оттолкнуть, чтобы спасти себя от этой самой "слабости".
С этого дня борьба Кайто стала еще более ожесточенной. Он не просто избегал Акиру - он начал сознательно выстраивать между ними пропасть. Он стал еще холоднее, еще более отстраненным. Его взгляд при встрече с Акирой стал непроницаемым, а тон голоса - сухим и безэмоциональным. Он вел себя так, словно Акиры не существовало, или, что еще хуже, словно он был просто раздражающим фоновым шумом.
Акира, конечно, почувствовал это. Улыбка на его лице стала реже, а глаза, когда он смотрел на Кайто, были полны такой боли и недоумения, что это рвало Кайто на части. Но он был убежден, что так нужно. Что только так он сможет убить это "неправильное" чувство внутри себя.
Он не знал, что, пытаясь убить любовь, он на самом деле порождал нечто гораздо более страшное. Нечто, что однажды поглотит их обоих и не оставит ничего, кроме пепла и горечи.