Глава первая.
Я взяла карточку с серебряного подноса и ошеломленно на нее посмотрела. На всякий случай, чтобы убедиться, что глаза меня не обманули, я прочла вслух:
— Доктор Джон Ватсон, врач.
Разве можно поверить в то, что именно он — первый клиент только-только открывшегося в январе тысяча восемьсот восемьдесят девятого года бюро научного искателя, единственного в Лондоне... Да что там — во всем мире!
Доктор Джон Ватсон? Джон — имя довольно распространенное, а вот Ватсон... При этом еще и врач. Я понимала, что совпадения быть не может, но все равно отказывалась в это верить.
— Это тот, о ком я думаю, Джодди?
— А мне почем знать, миледи?
Я закатила глаза:
— Джодди, я же просила называть меня мисс Месхол. Мисс Месхол.
Впрочем, чего еще ожидать от мальчика, которому мама дала имя Джодхпур (в церковный реестр его ошибочно записали как Джодпера) — в честь бриджей для верховой езды? [Джодхпуры — длинные, достаточно свободные штаны для верховой езды. (Прим. ред.)] Что благородного она нашла в этом слове? Джодди так восхищали оборки и пышные рукава на моем платье, что он обращался ко мне не иначе как «миледи», но я постоянно его поправляла, поскольку боялась неловких вопросов посторонних. Мне было нужно, чтобы Джодди продолжал мной восторгаться, поскольку благодаря этому он не замечал, что на самом деле я не намного его старше, но при этом чтобы он перестал называть меня «миледи».
Я взяла себя в руки и, стараясь по мере сил скрыть свой благородный акцент, добавила:
— Ты сообщил джентльмену, что доктора Рагостина нет на месте?
— Да, миледи. То есть да, мисс Месхол.
На вывеске на двери бюро значилось имя доктора Лесли Т. Рагостина, поскольку ученый — это всегда мужчина. Но ни один клиент никогда бы его не дождался — ведь этот достойный доктор наук существовал лишь в моем воображении да еще разве что на визитных карточках и листовках, которые я расклеила и разбросала по всем магазинчикам, лавкам, фруктовым ларькам и лекториям.
— Тогда пригласи доктора Ватсона ко мне в кабинет — возможно, я смогу ему чем-то помочь.
Джодди выбежал за дверь. Манеры его не были изящными, зато внешность — вполне. Он ходил в униформе на пуговицах, с вышивкой на манжетах и брюках, в белых перчатках и полосатой шляпе, больше похожей на слоеный тортик... А что в этом такого? Многие униформы выглядят крайне нелепо.
Как только он скрылся из виду, я откинулась на спинку стула. Колени у меня тряслись так, что шелковые нижние юбки громко шуршали. Нет, надо собраться. Я сделала глубокий вдох, прикрыла глаза и попыталась вспомнить мамино лицо. Мне показалось, что я слышу ее голос: «Ты и одна прекрасно справишься, Энола».
Это мне помогло. Я немножко успокоилась, открыла глаза и увидела, как Джодди проводит доктора Ватсона из приемной в мой кабинет.
— Доктор Ватсон, позвольте представиться. Я секретарь доктора Рагостина мисс Лиана Месхол.
Я поднялась и протянула ему руку. Именно таким я его себе представляла по повестям и рассказам: крепким английским джентльменом, образованным, хоть и небогатым, румяным, со склонностью к полноте и с добрыми глазами.
Хотелось бы, чтобы сам доктор Ватсон видел во мне обычную работящую девушку, за которую я себя выдавала. На груди у меня блестела круглая брошь, формой похожая на луковицу, в ушах висели не менее уродливые серьги: я вся была обвешана украшениями из дешевых материалов, отвечающими нынешней моде (и такими же дурацкими на вид, как униформа Джодди). Светлые кудри, из которых был сделан мой парик, вероятно, раньше принадлежали баварской крестьянке. Я надеялась создать впечатление девушки неблагородной, но заслуживающей уважения. Дочери, скажем, седельника или трактирщика. Девушки, которая стремится скорее выйти замуж. Если упомянутая брошь, ожерелье, напоминающее собачий ошейник, обилие бантиков и накладные волосы выдавали во мне именно такую особу — значит, маскировка удалась.
— Приятно познакомиться, мисс Месхол, — сказал доктор Ватсон. Он уже снял шляпу, но перчатки предусмотрительно оставил, чтобы пожать мне руку [По правилам этикета джентльмен не мог пожать обнаженную (без перчатки) руку дамы своей столь же обнаженной рукой. Это было бы недопустимой интимностью. (Прим. ред.)]. Затем он передал их Джодди вместе с тростью.
— Прошу, садитесь ближе к огню. — Я показала на кресло. — Сегодня ужасно холодно, не так ли?
— Погода отвратительная. Никогда раньше не видел такого толстого слоя льда на Темзе — хоть на коньках катайся.
Он потер ладони и вытянул руки перед камином. Несмотря на мои старания, в кабинете было не жарко, и я завидовала доктору Ватсону, который занял уютное гостевое кресло. Раньше холод и влажность меня не беспокоили, но в Лондоне я изменила свое отношение, особенно когда мне повстречался вмерзший в тротуар бродяга... или его останки.
Я опустилась на свой неудобный стул, поправила шаль на плечах, тоже потерла руки (я ходила в вязаных митенках, и пальцы у меня окоченели) и взяла с письменного стола блокнот с карандашом:
— Мне так жаль, что вы не застали доктора Рагостина, доктор Ватсон. Не сомневаюсь, что он был бы счастлив с вами встретиться. Ведь вы тот самый доктор Ватсон, знакомый мистера Шерлока Холмса?
— Да, — ответил он вежливо и скромно, повернувшись ко мне лицом. — Именно из-за него я здесь.
Сердце у меня в груди застучало, и я испугалась, как бы Ватсон не услышал его тревожное биение. Я больше не могла убеждать себя в том, что он появился в моем бюро всего лишь по счастливому — или же несчастливому — совпадению.
Он пришел на консультацию к единственному в мире научному искателю потерянных вещей и пропавших людей.
Я старалась вести себя воспитанно, не забывая выдерживать акцент среднего класса и говорить любезно, но в то же время по-деловому сухо.
— Вот как? — Я занесла карандаш над бумагой. — В чем же заключается просьба мистера Холмса?
— Уверен, вы понимаете, мисс Месхол, что я предпочел бы дождаться доктора Рагостина и поговорить с ним лично.
Я улыбнулась:
— А я уверена, вы понимаете, доктор Ватсон, что мне поручено заниматься предварительными переговорами, чтобы не тратить зря драгоценное время доктора Рагостина. Я его доверенное лицо... Разумеется, непосредственно поисками не занимаюсь, — добавила я, чтобы усмирить его естественное недоверие к женскому полу, — только служу его глазами и ушами. Как вы для мистера Шерлока Холмса. — Я старалась его умаслить — так, чтобы он этого не заметил.
А про себя молилась: «Пожалуйста, пожалуйста, лишь бы моя догадка оказалась верна!»
— Что ж... Да, — неуверенно согласился доктор Ватсон, — я вас понимаю. — Все-таки глаза у него были очень добрые, несмотря на затаившееся в них беспокойство. — Только... Вопрос деликатный... Видите ли, Холмс не знает, что я здесь.
Но... То есть он пришел не по поручению моего брата?
Мое сердце стало биться спокойнее, но в то же время болезненно екнуло.
Я сухо произнесла:
— Можете рассчитывать на мое молчание.
— Конечно. Разумеется, — кивнул Ватсон, подавшись вперед и вцепившись в ручки кресла.
Моя показная незаинтересованность в вопросе развязала ему язык, и эта терзающаяся душа вылила на меня свои тревоги.
— Полагаю, вам известно, что в течение первых нескольких лет расцвета карьеры мистера Шерлока Холмса я снимал комнаты вместе с ним, однако теперь я женат и занят врачебной практикой, и мы с моим другом видимся все реже. Впрочем, от меня не ускользнул тот факт, что в последние месяцы его что-то гложет, он впадает в отчаяние, недоедает, плохо спит, и состояние его тревожит меня не только как друга, но и как терапевта. Мистер Холмс похудел, цвет лица у него нездоровый, он легко раздражается и подвержен меланхолии.
Я прилежно все записывала «для доктора Ра-гостина», склонившись над письменным столом, поэтому доктор Ватсон не видел моего лица. И хорошо, поскольку глаза у меня блестели от слез. Мой брат, воплощение хладнокровия и логики, впал в отчаяние? Лишился аппетита и страдает бессонницей? Кто бы мог подумать, что он способен на столь бурное проявление чувств! Тем более из-за меня.
— Несмотря на мои расспросы, он отказывается признаваться, что его так волнует. А вчера, когда я особенно настаивал, Холмс потерял терпение и вышел из себя — что ему, человеку с железным самоконтролем, отнюдь не свойственно. Тогда я понял, что не имею права сидеть сложа руки и обязан ему помочь, хочет он того или нет, и обратился к его брату, мистеру Майкрофту Холмсу...
Я подумала, что Лиана Месхол не должна ничего знать о родственниках Шерлока Холмса, и перебила доктора Ватсона:
— Прошу прощения, как пишется его имя?
— Оно довольно необычное, верно? — Ватсон продиктовал мне имя и лондонский адрес Майкрофта. — Мне удалось, хоть и не сразу, выведать у Майкрофта Холмса причину меланхолии моего друга. К несчастью, пропала их мать, и у мистера Шерлока Холмса нет ни единой зацепки. Мало того — исчезла и младшая сестра. Этим летом они лишились единственных членов семьи, которые у них остались. Мать и сестра испарились бесследно.
— Это ужасно, — пробормотала я, не поднимая глаз. Теперь меня подмывало не плакать, а смеяться, и очень хотелось показать язык напыщенному Майкрофту, который надеялся превратить меня в жеманную юную леди. Я с трудом придала своему лицу озабоченное выражение, старательно играя роль мисс Месхол, которая ничего не знала о произошедшем. — Их похитили?
Доктор Ватсон покачал головой:
— Ни одного требования о выкупе не пришло. Нет, они сбежали.
— Чудовищно. — Я в очередной раз напомнила себе, что не должна ничего знать и надо уточнять все детали. — Они сбежали вместе?
— Нет! Не вместе. Мать пропала прошедшим летом, а через полтора месяца сбежала девочка, ровно в тот день, когда ее отправили в пансион. Она была одна. Догадываюсь, именно поэтому Холмс так за нее беспокоится. Если бы его сестра сбежала вместе с матерью, он бы по крайней мере знал, что они обе в безопасности, хотя и не одобрил бы их поступка. Но девочка, еще совсем ребенок, в одиночку поехала в Лондон!
— Вы сказали — ребенок?
— Ей всего четырнадцать. По словам Майкрофта Холмса, они с Шерлоком имеют основание полагать, что девочка располагает немалыми средствами...
Душа у меня ушла в пятки. Как они догадались?!
— ...и опасаются, что их дорогая сестра переоделась юным бездельником, любителем развлечений...
У меня отлегло от сердца. В этом они сильно ошибались. Я не собиралась опускаться до этого театрального клише и притворяться юношей. Хотя одной Лианой Месхол, конечно, не ограничивалась.
— ...и рискует подвергнуться дурному влиянию, — продолжал доктор Ватсон, — а также обзавестись сомнительной репутацией.
Сомнительной репутацией? Я перестала понимать, о чем он говорит, но записала все до последнего словечка.
— Мистер Майкрофт Холмс и мистер Шерлок Холмс имеют основания для подобных выводов? — поинтересовалась я.
— Да. Как это ни печально, их мать была — или есть до сих пор — убежденной суфражисткой и воспитала дочь, лишенную благородных женских качеств.
— Вот как. Очень жаль. — Я взмахнула накладными ресницами и растянула скромно накрашенные губы в сочувственной улыбке. Мои глаза отчасти прикрывала пышная челка — само собой, тоже накладная. Кожу я покрыла румянами — хоть это и порицалось обществом, — чтобы скрыть аристократическую бледность и придать лицу здоровый розовый оттенок. — Вы можете снабдить доктора Рагостина фотографией девочки?
— Нет. Как и фотографией матери. Судя по всему, они предпочитали не фотографироваться.
— Почему же?
Ватсон вздохнул, и лицо его ожесточилось:
— Вероятно, они во всем стремились воспротивиться женской натуре.
— Назовите их имена, пожалуйста, и опишите их, — попросила я.
Он продиктовал мне оба имени: леди Евдория Берне Холмс и мисс Энола Холмс. (Мама назвала меня Энолой не случайно, ведь это имя означает «одинокая».)
— Со слов Майкрофта я понял, что у девочки внешность более выразительная, — продолжил Ватсон. — Она высокая, худая...
Я старалась набрать вес, но у меня не получалось — отчасти потому, что экономная хозяйка кормила жильцов супом из рыбьих голов и рагу из овечьих.
— Лицо вытянутое, выразительное, с... Как сказать... С цицероновским носом и подбородком...
Как витиевато он намекнул на то, что внешне я удивительно похожа на своего брата Шерлока! Пополнеть мне не удавалось, поэтому я держала за щеками резиновые подушечки, которые изначально предназначались для подчеркивания совсем иной части тела. Ноздри я расширила похожим образом, и за счет этих ухищрений форма лица мисс Месхол разительно отличалась от моей.
— ...фигура угловатая, женского очарования она лишена напрочь, — продолжал доктор Ватсон. — Наряжается в мужскую одежду, ведет себя как сорванец, шаг у нее широкий как у джентльмена. Боюсь, если девочку не найти, она будет навсегда потеряна для приличного общества.
Я еле сдержала порыв хохота и поспешила перевести разговор в иное русло:
— А мать?
— Ей шестьдесят четыре, но выглядит она значительно моложе. Внешность непримечательная, однако у Евдории Берне горячий темперамент и железная сила воли. Она была талантливой художницей, но, к сожалению, бросила все свои силы на борьбу за так называемые женские права.
— О. Она предпочитает ходить в брюках?
Он улыбнулся, одобряя мое показное осуждение суфражисток:
— Полагаю, что да. Ей симпатичны так называемые «удобные платья» [Имеется в виду движение «Rational Dress Society», которое осуждало опасные для здоровья наряды и пропагандировало свободные, удобные, практичные платья, корсеты без косточек и легкое нижнее белье, а также женские костюмы с короткой юбкой и широкими штанами. (Прим. пер.)].
— У вас есть предположения, где ее можно найти?
— Никаких. Зато девочка, похоже, обосновалась в Лондоне.
Я отложила карандаш и повернулась к посетителю:
— Что ж, доктор Ватсон, я сообщу доктору Рагостину обо всех деталях. Но вынуждена вас предупредить, что он вряд ли возьмется за это дело.
Мое первое поручение — найти саму себя?! Это не то что затруднительно — это просто невозможно. Разумеется, я не могу им заняться.
— Почему же?
Ответ я уже подготовила:
— Доктор Рагостин предпочитает не работать с посредниками. Он непременно спросит, почему мистер Шерлок Холмс не явился лично...
Доктор Ватсон вспылил, но возмущение его явно было направлено не на меня:
— Потому что ему мешают излишняя гордость и сдержанность! Даже мне, своему другу, он отказался поведать причины своих печалей. С чего бы ему изливать душу незнакомцу?
— Коллеге, — поправила я его.
— Еще хуже! Он бы почувствовал себя униженным перед... — Вдруг доктор Ватсон осекся и уже спокойнее добавил: — Я все задаюсь вопросом: кто он такой, этот ученый? Прошу прощения, мисс... Э-э...
— Месхол.
Если взять фамилию Холмс и переставить ее половинки, получится Мсхол. Я добавила гласную для удобства произношения: Месхол. До нелепости простой шифр. Однако доктор Ватсон ни о чем не догадается. Никто не догадается.
— Мисс Месхол. Ради бога, извините меня, но я навел справки и выяснил, что никто даже не слышал о вашем докторе Рагостине. Я пришел сюда лишь потому, что в объявлении заявлено, будто бы он специализируется на поисках пропавших людей...
— Всего, что пропало или потеряно, — вмешалась я.
— ...но я не нашел никого, кто смог бы за него поручиться.
— Он лишь начинает свою карьеру, как некогда начинал ее ваш друг. Доктор Рагостин еще не заработал себе доброго имени. Однако вас наверняка заинтересует тот факт, что он убежденный последователь методов мистера Шерлока Холмса.
— Вот как? — смягчился доктор Ватсон.
— Да. Он восхищается мистером Холмсом и будет очень удивлен, услышав, что его кумир не в состоянии самостоятельно отыскать пропавших мать и сестру.
Доктор Ватсон поерзал в кресле и прокашлялся.
— Полагаю, — медленно начал он, — беда в том, что обычно Холмса такие дела не интересуют. Он считает их обыденными и однообразными и редко соглашается ими заняться. Представьте, только вчера я столкнулся у его дома с сэром Юстасом Алистером и его супругой леди Алистер. Они приходили умолять мистера Холмса найти их потерянную дочку, но тот заорал им прямо в ухо и погнал прочь.
Я не стала замечать, что у двух человек наверняка больше одного уха, потому что мое внимание привлекла другая деталь:
— Сэр Юстас Алистер? Его дочь пропала? Но в газетах ничего подобного...
Ватсон прикрыл рот кулаком и еще раз прокашлялся:
— Происшествие замяли, чтобы избежать скандала.
Значит, они подозревали, что девушка сбежала с соблазнителем.
Мне было необходимо изучить этот вопрос. Я понимала, что из доктора Ватсона больше ничего не вытянешь; он и так о многом проговорился. Однако, хотя его поручение я выполнить не могла, он все же предоставил мне мое первое дело. Я должна отыскать пропавшую дочь баронета.
Ватсон в растрепанных чувствах поднялся с кресла, показывая, что разговор окончен. Я позвонила в колокольчик и крикнула Джодди, чтобы он проводил посетителя к выходу.
— Я бы хотел лично встретиться с доктором Рагостиным, прежде чем он начнет расследование, — сказал Ватсон.
— Разумеется. Продиктуйте ваш адрес. Доктор Рагостин с вами свяжется, как только получит материалы по делу, — солгала я.
Записав адрес, я встала из-за стола и дождалась, пока доктор Ватсон выйдет в коридор.
Когда он ушел, я заняла опустевшее кресло у огня, и меня, как бы нелепо это ни звучало, пробрала дрожь.