Там в тени лесов, в синеве гор✔
У Не Хуайсана пальцы изящные и гибкие, как у настоящего каллиграфа, - и Не Минцзюэ мог сколь угодно жалеть, вслух и про себя, что руки его словно не приспособлены держать рукоять сабли, но в такие моменты, полные тишины и покоя, когда он молча смотрел на него, он видел только, какие красивые у Не Хуайсана пальцы.
Тот собирал цветы, тихо мурлыкая под нос какую-то мелодию, и в волосах его запутались случайные искорки солнечного золота; улыбался невесомо-воздушно, и было в нём что-то нездешнее, непонятное, чуждое, - может быть, поэтому он не мог любить его как брата; может быть, поэтому был влюблён - в его мечтательные улыбки, в его светлый взгляд с поволокой, в его мягкие, неспешные движения, в его изящные линии тела... в него всего, родного, знакомого до мельчайшего дрожания ресниц - и в то же время такого далёкого. Прекрасного...
Не Минцзюэ вздрогнул, отвёл взгляд. Он старался не думать о том, что чувствует к Не Хуайсану.
В конце концов, Не Хуайсан - его младший брат. (Иногда было так сложно напоминать себе об этом).
И его обязанность - воспитать его, как должно, и защищать, когда нужно. (Он предпочёл бы обойтись без первой части).
Не Минцзюэ незаметно вздохнул. Мысли тяжело наваливались друг на друга. Он знал без всяких сомнений, что никогда даже не попытается перейти черту, прочерченную между ними родственной кровью; ещё он знал, что не должен бы допускать и думать о Не Хуайсане иначе как о своём брате. (Но каким же завораживающе-прекрасным тот был...)
Вот только одно было - контролировать то, что он делает, и совсем другое - то, что думает... Он заметил небольшой сучок, валяющийся неподалёку, взял его в руку и оглядел. Достал ножик, с которым по какой-то странной, всё не уходящей привычке не мог расстаться.
Лезвие снимало лоскуты дерева так же легко, как и многие годы назад; Не Минцзюэ и не помнил точно, когда в последний раз пытался что-то вырезать. Он никогда не знал, что в итоге у него получится; впрочем, он редко и пытался создать что-то определённое. Ему просто нравилось, как мягко, почти нежно счищает нож сучки и зазорины; как в монотонных, неспешных движениях рождается форма - и Не Минцзюэ отёсывал дерево, незаметно увлекаясь работой, словно ему снова было тринадцать лет, и мысли растягивались, засыпали где-то глубоко, глубоко...
Он увидел краем глаза, как сел рядом с ним Не Хуайсан, разложил перед собой собранные цветы. Не Минцзюэ на мгновение замер, снова теряясь в его задумчивом взгляде, в лёгких движениях его пальцев... Не Хуайсан быстро взглянул на него и улыбнулся; Не Минцзюэ, не зная, что ответить, вернулся к работе.
Они сидели в молчании, на расстоянии в половину протянутой руки друг от друга, и Не Минцзюэ мог слышать, как шуршат рукава Не Хуайсана; они всегда так рядом и в то же время - так недостаточно близко... Для него недостаточно близко.
Он всё же боялся первым нарушать это расстояние - просто потому, что очень желал этого.
- Не знал, что ты умеешь вырезать из дерева, дагэ, - сказал вдруг Не Хуайсан. Не Минцзюэ приподнял голову, посмотрел на него. На его коленях лежала переплетённая вереница цветов.
- Я не умею. Просто... отдыхаю. - Он помолчал и неожиданно для себя добавил: - Мне нравилось раньше вырезать маленькие фигурки зверей.
- Раньше?..
- Потом стало не до этого. Когда отец умер... - Не Минцзюэ посмотрел на нож, усмехнулся. - Я уже и забыл, что мне это нравилось.
- Может быть, нам стоит чаще выбираться из Нечистой Юдоли вдвоём, - Не Хуайсан слегка склонил голову к плечу и улыбнулся. - Мне нравится, когда ты такой...
- Я совершенно обычный, - пожал плечами Не Минцзюэ.
- Сейчас ты не похож на серьёзного главу могущественного клана, - он опустил глаза, сплёл концы цветов - Не Минцзюэ следил глазами за его быстрыми, уверенными пальцами... Не Хуайсан вдруг вскинул голову и встретился с ним взглядом. Приподнял венок и с робкой улыбкой спросил: - Позволишь мне, дагэ?
Не Минцзюэ послушно подставил для него макушку.
- Красиво, - тихо сообщил Не Хуайсан.
Не Минцзюэ пожал плечами. Не Хуайсан лучше разбирался, что было красивым, а что - нет. Наверное, венок из цветов таким был. Не Минцзюэ же с замершим дыханием смотрел на лицо Не Хуайсана - внезапно оказавшееся так близко; в любимых глазах светилась тёплая улыбка.
Вот что - по-настоящему прекрасно.
Не Хуайсан чуть откинулся, довольно оглядел его.
- Теперь я хочу что-нибудь от тебя, дагэ, - он наклонил голову, легко улыбаясь. Не Минцзюэ вскинул брови. Не Хуайсан смотрел на него ожидающе.
- И чего ты хочешь? - спросил Не Минцзюэ, смутно понимая, что, видимо, уже должен был догадаться.
Не Хуайсан вздохнул и указал на его ладонь; Не Минцзюэ посмотрел на вырезанную им птичку - она была кривовата и кособока, - всё же протянул её Не Хуайсану, и на мгновение в сердце что-то кольнуло.
- Она не очень-то хороша, - с сомнением произнёс Не Минцзюэ. - Но если хочешь, бери.
- Спасибо, - Не Хуайсан, легко коснувшись его ладони пальцами, взял деревянную птичку так осторожно, словно она была живой, погладил её с нежной улыбкой и повторил: - Спасибо.
- Да не за что, - нахмурился Не Минцзюэ, чувствуя себя неуютно и не зная, что с этим делать. Не Хуайсан взглянул на него и рассмеялся - и от этого Не Минцзюэ растерялся ещё сильнее.
- Иногда ты, дагэ, не понимаешь простейших вещей, - покачал тот головой и вдруг обнял его. - Я всё равно тебя люблю.
- С чего ты?.. - пробормотал Не Минцзюэ, осторожно касаясь его спины.
- Дагэ, ты должен был сейчас сказать «Я тоже люблю тебя».
Не Минцзюэ только хмыкнул в ответ, на мгновение крепче прижал его к себе и отстранился. Он не считал нужным что-то говорить. Он, в конце концов, и не мог сказать о настоящем.
Он мог разве что ловить эти его прекрасные улыбки - и на мгновение терять себя в них.
Не Минцзюэ встал, произнёс тихо:
- Нам пора возвращаться.
Пусть он и не особо хотел этого. Здесь, в разделённом на двоих одиночестве, вдали от дворца, скрытые густой зеленью леса и синевой гор, они словно оказывались в своём собственном мире - тихом, свободным от условностей и сковывающих норм...
Они шли в тишине, Не Хуайсан, как всегда, чуть позади; Не Минцзюэ прислушивался к его шагам, старался не торопиться - ему хотелось ещё немного оттянуть их возвращение, да и Не Хуайсан никогда не ходил так быстро, как он.
Тот вдруг остановился, Не Минцзюэ обернулся мгновенно, на краткий миг испугавшись, не случилось ли чего-то.
- Я устал, дагэ, - капризно заявил Не Хуайсан. Не Минцзюэ вскинул брови. - И замёрз.
К заходу солнца, в самом деле, похолодало; но Не Минцзюэ не сказал бы, что летний вечер выдался прохладным. Впрочем, Не Хуайсан всегда был довольно нежен и чувствителен.
- Нам недолго осталось, - проговорил Не Минцзюэ.
- Возможно, но всё же... Не мог бы ты понести меня, дагэ?
Он замер на мгновение.
- Ты уже не ребёнок, Хуайсан, - произнёс он. Тот подошёл к нему ближе, улыбнулся.
- Но и ты уже не юноша, а необыкновенно сильный мужчина, - Не Хуайсан коснулся его плеча, взглянул на него умоляюще. - Пожалуйста, дагэ. Я правда очень устал...
Не Минцзюэ колебался мгновение, но у него была одна слабость, и имя ей было Не Хуайсан; он почти никогда не мог ему отказать, и особенно - когда тот смотрел на него с такой надеждой.
(И, немного, он не мог отказать самому себе).
Он пожал плечами и подхватил его на руки. Не Хуайсан тихо вскрикнул и выдохнул удивлённо:
- Д-дагэ!..
- Что? Хочешь прокатиться у меня на спине? - усмехнулся он.
- Я просто... Нет, не хочу, - и прильнул к нему, прошептал почти неслышно: - Так лучше.
Не Минцзюэ тихо хмыкнул, пошёл дальше - с Не Хуайсаном на своих руках. Он не раз, хоть и не так уж часто, таскал его на себе, когда они ещё были детьми; тогда Не Минцзюэ ни о чём не задумывался... Он присматривал за Не Хуайсаном, но мало ли у него было других занятий и интересов?..
Просто в какой-то момент - наверное, когда умер отец, - так получилось, что Не Хуайсан стал ему ближе всех. И не потому, пожалуй, что был братом; а потому, каким - уже тогда - Не Хуайсан был.
Показалась Нечистая Юдоль. Не Минцзюэ остановился, взглянул на Не Хуайсана; тот спал, головой прислонившись к его груди. Не Минцзюэ смотрел на его умиротворённое лицо - и его пронзило вдруг резким, надрывным счастьем.
Ведь он держал его - такого хрупкого, тёплого, доверчивого; и, казалось, он готов был задохнуться от этого его доверия, от того, каким правильным чувствовалось, что Не Хуайсан в его объятиях - будто только так и должно быть, будто руки его созданы были, чтобы носить его, согревать его, защищать его... Он держал его - и как же много, болезненно много в этом было.
И как же невыносимо мало.
Он любил его - и он желал его, отчаянно, как никого никогда не желал, он хотел не просто обнимать его - он хотел присвоить его себе, быть с ним настолько близко, насколько под этим небом возможно, и ласкать, целовать его - от губ до кончиков пальцев... И ведь так просто - отнести его в свои покои, возлежать с ним, как того его сердце жаждет. В конце концов, кто ему помешает, кто узнает?..
И всё равно он не может. Он не должен бы даже думать о нём вот так, но эти мучительно-сладкие, раздирающие душу мечтания - жалкое, неправильное, едва ли не единственное «хочу» в его жизни, которое он себе позволяет; и он знает, что нет никаких оправданий подобным мыслям, но не способен от них убежать - да и не хочет по-настоящему... Для него невозможно его разлюбить и в то же время - у него нет права на любовь к нему, и тем более на любовь Не Хуайсана; и всё же он не мог и представить, как полюбил бы кого-то другого, и ни за что не отказался бы от своей любви.
Просто Не Хуайсан был, есть и будет - его счастье.
Не Минцзюэ позвал его по имени, и тот слегка вздрогнул, приоткрыл глаза, пробормотал сонно: «Дагэ?..» - посмотрел вокруг, вздохнул и соскользнул на землю. Не Минцзюэ с сожалением его отпустил.
На мгновение ему показалось, что у него не получится это сделать.
- Пойдём? - неуверенно спросил Не Хуайсан. Не Минцзюэ кивнул.
Он, пожалуй, всё ещё не хотел возвращаться туда, где так чётко определены были их роли по отношению друг к другу.
Но, по крайней мере, они возвращаются вместе.