Дикая Душа: Пробуждение

— Поразительно, она выжила! Кровопотеря критическая, но рана могла быть куда серьёзнее.

— Глупая девчонка!

Голоса звенели в голове Аксиньи, точно эхо в колодце, и она с трудом могла разобрать говорящих. Открыть глаза удалось лишь с четвёртой попытки. Зрение перекрывала масляная пелена, а тело изнывало от режущей боли, сил не хватало даже на то, чтобы поднять голову.

— Она пришла в себя! — оповестила незнакомая девушка.

Аксинье потребовалось ещё несколько минут, чтобы оклематься. Как только зрение сфокусировалось, она заметила рассерженного Абектибуса. Орденовец неодобрительно взирал на неё с долей волнения и разочарования. Стыд отразился горечью на языке новобранки и скатился масляным комом по горлу, застряв в глотке.

Чем дольше Судакова пребывала в сознании, тем хуже себя чувствовала. Конечности онемели, а живот и грудь болезненно изнывали и тикали. Во рту пересохло, точно в пустыне, в придачу ещё и бил озноб. Неприятные мурашки пробежали по коже, точно ворох жужелиц, которых захотелось тотчас стряхнуть.

Рядом с новобранкой стояла девушка в светло-синей одежде. Она что-то сверяла на мониторах, провода от которых тянулись к рукам Аксиньи, ногам и горлу. Окаменевшее тело оказалось невозможно сдвинуть с места, да и думалось, сумей внешнемирка это провернуть, как неминуемо что-то себе сломала бы.

— Что во фразе «не лезть на рожон» тебе было не понятно? — грубо спросил Андрей. — Думала будешь героиней, которая раскидает всех направо и налево? Ты головой в детстве приложилась или пересмотрела фильмы?

От его нарастающего голоса голова загудела. Глаза словно закололо иглами. Поморщившись, Аксинья снова обратила на него внимание. Орденовец выглядел сильно потрёпанным: разбитая губа распухла и открывала вид на рдяные прожилки; кожу усеивали ссадины и блёклые синяки; волосы растрепались и торчали. Сочный кровоподтёк пересекал щёку от лба, а в одном глазу плавали сгустки лопнувших капилляров. Неизменным осталось непроницаемое выражение его лица.

— Что с Бэлп и остальными? — прохрипела Судакова.

— Юная леди, не напрягайтесь, вам положен отдых, — тревожно произнесла, как Аксинья поняла, медсестра.

Слабость, до того игнорируемая, бурно возмутилась, из-за чего новоиспечённую орденовку стало сильнее клонить в сон. Однако она не хотела засыпать, так и не получив ответа, а потому буравила Абектибуса взглядом.

— Бэлп оклемается, с остальными тоже всё в порядке. Так, пара болячек, пустяки. Но... об этом и остальном позже.

***

Аксинья провалялась в лечебнице пару дней. Оборудование и мази сотворили настоящее чудо, благодаря которому синяки быстро сошли, а порезы практически зажили. Единственное чего не понимала новобранка: как она могла выжить после того, как её грудь буквально пробили насквозь? А от, казалось бы, смертельной раны остался лишь небольшой шрамик. Не иначе как чудом она назвать это не могла. Либо же оборудование другого мира до того продвинуто, что способно вытащить человека из лап смерти.

Оля в свободное время навещала Судакову и разбавляла гнетущую тишину разговорами. Медсестра же удивлённого сетовала на то, что на новобранке всё заживало, как на собаке. Да и на ноги Аксинья встала довольно быстро, что удивило в первую очередь саму Ксеню.

Самое сложное оказалось впереди. Когда Судакова заглянула в телефон, то обнаружила вагон непринятых звонков и сообщений от матери. По возвращению пришлось выслушать целую тираду. Удалось выкрутиться тем, что Аксинья с Ленкой готовились к экзаменам и ночевали у неё, а предупредить дочурка маму забыла. Оправдание со звонками и сообщениями придумать не получилось, скинула всё на то, что телефон в руки не брала, а он стоял на беззвучном режиме. Оставалось дело за малым: чтобы Варвара не позвонила подруге. Не могла же Ксеня сказать, что едва не двинула ноги в другом мире...

Только она успела миновать одну бурю, как её настигла другая — командор Долоклада. Она до того сильно сердилась на неопытную новобранку, что целый час отчитывала её и грозилась после полного выздоровления заставить Ксеню бежать обещанные пятьсот кругов. Помимо того, она напрочь запретила совать нос на какие-либо миссии, пока Судакова не станет достаточно подготовлена к тому, чтобы встретиться с врагом в бою.

Как только дали зелёный свет на выписку, новобранка пошла проведать Бэлп. К сожалению, та всё ещё была без сознания, однако медработники утешали, что она очнётся со дня на день и все серьёзные ранения уже залечены.

Тренировки пришлось отложить на какое-то время, поскольку полностью организм восстановиться не успел. Да что уж там, каждый шаг отдавался в рёбрах, дышать и вовсе временами было до невыносимого болезненно. На этой почве новобранка каждый день заглядывала в медпункт, чтобы получить дозу средства, способствующего скорейшему заживлению и облегчению боли.

Всё постепенно возвращалось на круги своя.

На мир за завесой наступал вечер. Закат резвился, окрашивая поля, раскидистую листву и здание ордена насыщенными красками. За время, проведённое за завесой, Аксинья стала замечать, что природа вела себя несколько иначе, чем во внешнем мире. Как оказалось, многие деревья не избавлялись от «оперения», а меняли окрас. Погодные условия тоже отличались от привычных. Лезть с расспросами новобранка ни к кому не спешила на фоне последних событий, но мысленную пометку на будущее сделала.

Ксеня брела по ордену, намереваясь отправиться домой. К сессии готовиться совсем не хотелось, а потому она старалась оттягивать этот момент, как могла. Глубоко погрузившись в мысли, даже понять не успела, как оказалась совсем в другом коридоре. В этой части здания Судакова ориентировалась не очень хорошо, но по какой-то причине ноги несли её вглубь. Сообразила, что что-то не так, только когда оказалась у деревянной двери. Недоумённо озираясь по сторонам — замерла. Странное чувство, манящее распахнуть дверь, нарастало и щекотало горло.

Казалось, что Аксинья делала всё на автомате, не отдавая себе отчёта. Взялась за ручку и уверенно распахнула дверь.

В помещении царила кромешная тьма. Лучи света струились из коридора и разгоняли мрак. Аксинья заметила конус на стене и повернула кольцо. Небольшой шарик света навис над устройством, озарив пространство.

Комната больше походила на кладовую: на встроенном в стену столе грудились свитки, какие-то выглядели новее, а какие-то сильно пожелтевшими и потрепанными; книги выглядывали из стендов, на которых успел скопиться слой пыли; картины в изысканных, но уже потрёпанных рамах и документы грузно лежали стопками, висели и стояли везде, где только возможно и не сказать, что аккуратно. Аксинья подошла к одному из стендов и захотела было дотронуться, как увидела маленькие искры. Выглядели они предостерегающе. По всей видимости их покрывало не стекло, а невидимая защитная пелена.

Решив, что трогать ничего не стоит, Судакова продолжила осматриваться, когда объёмная картина приковала внимание. На цветном полотне с сочными оттенками красовалась девушка в необычном одеянии; различить получилось золотистый перламутровый шлейф, покрывающий грудь, аккуратную блузу с широкими рукавами, блестящие рукояти то ли мечей, то ли ножей на поясе, сокрытых подобием плаща и кошачьи уши на голове. Помимо величия, глаза девушки лучились хитростью, озорством и чем-то предостерегающим. Изображение зачаровывало изящными чертами и казалось, что в любой момент могло протянуть руку и утянуть к себе.

К Ксене неожиданно пришло осознание, что она забрела в запретное крыло ордена, особенно когда услышала странный звук, точно что-то отодвинулось, а после заслышала чьи-то шаги. Некто явно спешно приближался, заметив постороннего. Новобранка замешкалась и судорожно стала соображать, как оправдаться.

— Что ты здесь делаешь? — раздался грубый голос позади.

— А... я-я... сама не понимаю, как тут оказалась, — Аксинья вздрогнула и посмотрела на застывшего в проходе Абектибуса.

— Сюда нельзя входить, двери в этом крыле всегда закрыты. Или запертая дверь не настолько весомый аргумент, чтобы не соваться?

— Но тут было открыто, я не взламывала никаких замков, если ты на это намекаешь!

Он тяжело выдохнул, прошёл внутрь, погасил свет и начал выталкивать внешнемирку в коридор.

— Ты, кажется, собиралась домой. Вот и иди, а не шастай, где захочется.

Аксинья напоследок обернулась и заметила, как глаза у портрета сверкнули зелёным светом, буквально на секунду. А после дверь за спиной захлопнулась.

***

Тёмные шторы устало тянулись вниз и не пропускали лучи света, что упорно пытались прорваться внутрь. Дневная занавеска лениво поднималась и опускалась от лёгкого ветерка, что робко залетал внутрь. На бежевых стенах задорно скакали солнечные зайчики. В графине на прикроватной тумбе переливались водные блики, а рядом монотонно пиликали аппараты, что наблюдали за помещением.

Аксинья снова окинула Бэлп взглядом. На коже орденовки выступали крупицы пота, а пушистые ресницы подрагивали. Глубокие раны и мелкие царапины, украшенные синяками, постепенно заживали. Раненая воительница напоминала спящую красавицу, ожидающую своего спасителя.

Аксинью никак не отпускали воспоминания о дне, после которого очнуться она уже и не надеялась. Когда новобранка закрывала глаза, видела и ощущала, как когти врезались в грудь, как оставшимися конечностями тварь готовилась завершать концерт, как кровь перекрывала дыхание. Первые дни Судакова просыпалась от удушья, словно по-прежнему захлёбывалась вязкой жижей. Тело трясло до того сильно, что несколько минут она тратила на понимание того, где находилась и правда ли то, что она видела. Переносить это оказалось до ужасного неприятно, а думать о том, что тот день мог стать последним — казалось невыносимым, потому внешнемирка старалась себя отвлекать, чем могла.

А заняться было чем, даже если серьёзные нагрузки её пока запретили. Однако, чтобы она не делала, куда бы пошла и с кем не находилась, перед ней, точно глюк, появлялось то устрашающее существо с пылающими пурпурными глазами. От этого она порой начинала задыхаться, а боль в месте удара так воспалялась, словно Судакова переживала этот момент из раза в раз по новой.

— Ты чего тут с утра пораньше? — Андрей прошёл внутрь и окинул Бэлп недолгим взглядом.

— Мне нельзя тренироваться, вот я и подумала, что могу тут посидеть. — Ксеня пожала плечами.

— Тебе бы не помешало отдохнуть, — безразлично ответил орденовец, словно это просто пришлось к слову.

— Со мной всё в порядке. — Аксинья повернулась к нему. — Раз уж ты здесь, то можешь составить компанию и рассказать, что тогда случилось. Помнится, ты мне это задолжал, когда я в полуотключке валялась.

Абектибус вскинул брови и отвёл глаза к окну. Почему-то рядом с этим человеком, как Аксинье казалось, постоянно ходила серость и шипела на каждого, кто пытался её принарядить. Оттого она по-прежнему неловко ощущала себя с ним, особенно один на один.

— Рассказать, что?

— Что случилось, когда я, ну...

— Бросилась к Мессору?

Лицо стыдливо запылало, а потому Судакова нервно заулыбалась и отвернулась, прокляв себя и привычку сначала действовать, а потом думать.

— Кэлдос починил земпсиды раньше подоспевшего подкрепления. Мы хотели отступить в сайд, но вы уже лежали в отключке. Тебрарумов и Мессора разрубили после... в общем их прикончили милиты, когда мы уже стали хвататься за головы. Они и помогли доставить вас в орден.

— Но почему они приехали спустя столько времени?

— Дорога от одного сайда до другого занимает не пять минут. Элитный отряд был на другом задании в это время. Они умудрились домчаться минут за пятьдесят, вместо положенных полутора часов.

Примирительно кивнув, Аксинья ощутила дискомфорт. Стоило продолжить диалог, но мысли путались, как и тонна накопившихся вопросов. Молчание напрягло до такой степени, что Судакова занервничала и постаралась поскорее обдумать следующую тему для разговора. Выходило из рук вон плохо.

— Ты... видишь перемены в настроении людей?

Абектибус помотал головой и забарабанил пальцами по плечу. После он всё-таки прошёл и уселся в кресло.

— Помнишь ведь, как я упомянул о дарах? — Он скрепил руки в замок и уперся локтями в ноги.

Андрей упёр взгляд в стену, точно дискуссировал с ней. Судакова принялась обдумывать его слова. Любопытство, точно ржавый гвоздь в доске, продолжало истерично дёргаться. А помещение, словно затаило неприсущее ему дыхание.

— Помню.

— Ничего удивительного в этих способностях, по моему мнению, нет, — категорично отрезал он. — Моя, например, не дает мне спокойно жить. Чем дальше прячешься, тем быстрее она находит слабые места. Я — эмпат, — устало выдал орденовец. — Точнее, так это называется во внешнем мире. Мне слышны чужие эмоции и, Тёмный побери, они не замолкают. За день устаёшь от них так, что хоть в петлю лезь. В общем-то это очень давит на собственные чувства и контролировать и те, и другие бывает сложно.

— А как ты тогда видишь тебрарумов? Я же не ошибаюсь, ты их видишь?

— Благодаря эмпатии я могу чувствовать эмоции у всего живого и не только, — он обратил глаза к Аксинье. — Я могу чувствовать тебрарумов из-за их злости. А злость — одна из самых ярких эмоций. Благодаря этой ауре воссоздаётся силуэт. Но долго пользоваться способностью нельзя. Как ты уже знаешь, она питается светом, который накапливается в душе, — Андрей ухмыльнулся. — Поэтому самоконтроль так же важен, как и чувство меры.

— А как способности вообще появляются в душе человека?

— Всё благодаря определённому скоплению... назовём это инь и янь. Если их концентрация высока, они резонируют друг с другом и в итоге у носителя появляется дар.

У Аксиньи появилось ощущение, будто она снова влезла не в своё дело.

— Извини за кучку вопросов. Ты же не нанимался экскурсоводом или справочником.

— А что с тобой делать, если пластинка с вопросами продолжит расти дальше, то она треснет. Ещё и всех вокруг заденет. — Он довольно хмыкнул и насмешливо вздёрнул бровь.

Судакова задумалась. Она давно пришла к выводу, что каждый вёл собственную битву, со способностью или без неё; сражался с другой стороной себя, что питалась чёрными мыслями. А те продолжали расти и в один момент начинали разрушать изнутри. Кто-то сдавался без боя, в надежде получить меньше мучений, а кто-то боролся до последнего и силился улыбаться. Ксеня не хотела относить себя ни к одному из лагерей, поскольку у неё чаще всего ожесточённая борьба шла не разума и сердца, а разума против разума, сердца против сердца.

Так или иначе, каждый свято верит, что его проблемы важнее, чем у любого другого человека. А всё потому, что люди по своей натуре эгоистичны. Уж это Ксеня не раз замечала не только за собой, но и за окружающими.

— Слушай, а ты видел зелёную вспышку в тот день?

— Такое сложно не заметить, — собеседник пожал плечами. — Но я без понятия, что это было. Можно сказать мы выиграли достаточно времени до прихода подкрепления, на руку сыграло и это явление. Милитам оставалось только уничтожить ослеплённых тварей.

Андрей, по виду, потерял интерес к дальнейшему диалогу и расслабленно раскинулся в кресле.

— Твои бесконечные вопросы, однажды кого-нибудь доконают, — голос его прозвучал устало. — А, ещё кое-что. Из сайда «Открытой долины» один из тебрарумов убегал с чем-то в зубах. Это произошло уже после вспышки. Подумал, тебе будет интересно узнать, тем более Кэлдос уже всем это разболтал, придурок. Ладно, бездельничать хорошо, но у меня ещё есть дела. — Орденовец бодро поднялся. Наверное, он только и ждал подходящего момента, чтобы уйти. — Шуруй-ка ты куда-нибудь, у Бэлп от тебя, наверное, голова уже гудит.

Его слова разожгли в Аксинье новую бурю любопытства. Что теням могло понадобиться в том сайде? Это «что-то», наверняка, им было сильно нужно, раз они заварили весь этот сыр-бор. Но что? Так Судакова снова осталась наедине с мыслями.

Время неумолимо текло. Вшенемирка и заметить не успела, как за окном начало темнеть. Рвение и необузданность, до того разжигавшие внутри пламя, давно успокоились. Тело затекло, а усталость надавила на затылок.Взглянув на часы, Аксинья поднялась и покинула палату Бэлп.

Пока неудавшаяся авантюристка шла на выход, не переставала думать о вспышке, когда лёгкое недомогание прокралось в тело. Голова пошла кругом, а мышцы одрябли. Похоже ещё не отошла после травмы, подумалось Аксинье. Уверенная в том, что нужно выйти на свежий воздух, она нажала на кнопку и дверь отъехала в сторону.

Что-то казалось странным, но Судакова никак не могла понять, что именно. Напала сонливость, от которой веки потяжелели. Опираясь о стену, Ксеня вышла наружу, опустив глаза на ноги. Лёгкий ветерок растрепал волосы и унёсся прочь, точно передал ей право его догонять в салках. Аксинью встретила тишина, из-за которой непонятное состояние ещё сильнее вскружило голову. Спустя мгновение новобранка вдруг разобрала приглушённый рёв толпы. Он постепенно нарастал, точно люди с оглушительными криками неслись прямо к ней. Внешнемирка подняла голову. Перед ней развернулся настоящий ад.

Ночь. Люди разбегались кто куда и вопили от ужаса. Пламя жадно пожирало дома, точно праздный зверь с бездонным желудком; крыши и стены разражались потрескиванием и протяжным скулением, когда балки обрушивались, точно моля о помощи. Однако языки пламени с диким хохотом расходились всё дальше, не жалея ни метра площади. Всюду виднелись брызги крови, расчленённые тела с мертвыми взглядами, от которых мурашки разбегались по коже, точно тараканы и те, кто отчаянно сражали с недругами, не жалея ни сил, ни тел; кожа их рябила и пылала бардовыми кровоподтёками.

Глубокие порезы, рваные раны, оторванные куски плоти у распластавшихся тел, вызвали в Судаковой буйную дрожь наравне с приступом паники. Кровь ручейками пересекала дорогу, соединяясь с другими потоками и перерастала в лужи.

То ли ребёнок, то ли маленькое существо стояло посреди хаоса и ожесточённо тыкало пальцем ввысь. Трясущаяся Аксинья далеко не сразу сумела вернуть себе контроль над телом и только после этого нервно взметнула голову. Увиденное обескуражило ещё больше: по небесной глади плавно скользили планеты, которые медленно собрались в ряд, точно небесная дорога в космические просторы. Казалось, что дорога эта была предназначена для кого-то ужасно высокого и могущественного, а быть может так лишь рисовало воображение внешнемирки.

Дым вздымался ввысь. Смольное марево явно жаждало заполонить небеса, скрыть свет звёзд и пылающего серпа луны. Они извивались, клубились и заполняли воздух прожжёнными запахами дерева, плоти и травы.

Аксинья в панике оглянулась. Ордена позади не было. Тело словно начали беспорядочно прошибать пули, а пространство и вовсе перестало ощущаться, будто фантастка была одновременно близко и далеко. Судакова потерянно заметалась из стороны в сторону. Вот-вот и огонь доберётся и до неё, поглотит. Орденовка резко закрыла лицо руками и попыталась убедить себя, что всё неправда, что так не бывает. Начала тереть глаза, затыкать уши, хвататься за волосы и уже была готова закричать, как поняла, что все шумы пропали.

Мирно колышущаяся трава безразлично осматривала поле и наслаждалась тишиной. Ни языков пламени, прыгающих от дома к дому, ни трупов, ни крови, ни парада планет, ни теней, ни ребёнка, ни смрадного запаха гари.

Почему в последнее время Аксинье всё чаще виделось подобное? Неужели так сказывалось пребывание в Зазавесье?

Солнечный диск прятался за макушками деревьев. Его последние лучи отражались на траве, что робко трепетала на ветру. Под приглушённое пение птиц, новобранка достала кристалл. Всё ещё потрясённая, она разглядывала переливающийся в руке камень, а после растворилась в наступающем сумраке, уверенная в том, что происходящее — знаки, открытая книга, но написаны они на незнакомом новобранке языке. В придачу тот ещё и начинал извиваться, стоило только попытаться рассмотреть его символы поближе.

Дом встретил приятным теплом и уютной атмосферой, благодаря чему авантюристка облегчённо выдохнула и позволила себе расслабиться. Аксинья поплелась по коридору с единственным желанием — поскорее оказаться в кровати. День оказался ужасно долгим и сумбурным.

— Аксинья, это ты?

Судакова сменила направление и опёрлась о дверной косяк. Глава семейства сидела на диване и смотрела какую-то передачу по телевизору. Светлые волосы спускались ниже груди и переливались в свете настенного светильника. Рядом с Варварой стояло ведёрко мороженного и ложка, — наверное, снова собиралась смотреть любимые мелодрамы или пощекотать нервы очередным фильмом ужасов.

Аксинья перевела взгляд к фотографиям на стене и заметила ту единственную с изображением отца. Если бы не этот снимок, она сомневалась, что знала бы, как он выглядел. Подошла ближе и вновь принялась рассматривать каждую рамку по отдельности, уж очень ей нравился этот небольшой ритуал. Запечатлённые на бумагу эмоции придавали сил и заряжали Ксеню всякий раз, когда она валилась с ног или оказывалась морально выжата. Варвара постаралась запечатлеть все периоды взросления дочери и выставила самые яркие из них на «древо памяти».

Младшая Судакова нашла самую свежую и оценивающе осмотрела себя и мать. Внешне они сильно отличались: у матери глаза светло-голубые, точно кристально чистые воды на пляже с белым песком, у Аксиньи изумрудно-зелёные, как покрытые мхами стволы деревьев, в волосах Варвары переливались золотистые блики, а в тёмно-русых Аксиньиных — бронзовые; у Варвары более округлое лицо, а у Аксиньи скорее квадратное. Из схожего у них разве что крупные носы и тонкие губы, которые младшая Судакова порой недолюбливала всем сердцем.

Внешнемирка вернулась к фотографии отца и отметила в который раз, что она практически его копия, разве что без выразительных скул. Раньше ей казалось странным, что фотографий, где семья в сборе — нет. Однако, мама рассказала, что забыла их при переезде и те остались в старом доме, а новые хозяева, наверняка, избавились от ненужного хлама. Что одним драгоценная память, для других простой мусор, занимающий пространство.

Варвара крайне не любила говорить на темы, касающиеся мужа. Если Аксинья заводила такой разговор, то лицо родительницы омрачалось на глазах. Когда младшая Судакова впервые увидела фотографию отца, то долго смотрела в его зелёные, точно виноград, глаза, искрящиеся чем-то неподвластным и будоражащим сердце. Настолько его взгляд пронзителен, что каждый раз ей казалось, будто он сойдет с фотографии и обворожительно улыбнётся. Заговорит о чём-то будничном или нелепо пошутит. Каким он был она не знала, а потому придумывала каждый раз новые образы.

К сожалению, ей уже не доведётся встретить его и рассмотреть. Матвей Судаков был убит. Варвара никогда не вдавалась в подробности, а Аксинья, в свою очередь, не давила на неё. На глаза матери всегда накатывались слёзы, а в голосе сквозила горечь. Аксинье удалось узнать совсем немного. Например, после кончины мужа, мать решила переехать, чтобы ничего не напоминало о прошлом и не травмировать психику дочери, да и свою.

В детстве младшей Судаковой нравилось представлять, как они с отцом разговаривали или смотрели телевизор, как родители хлопотали на кухне, а дом заполнялся их заливистым смехом. Мечты приносили сплошные печали, ведь когда она возвращалась в реальность, то осознавала, что его нет и уже не будет. Так и перестала грезить, решив тем самым не давить на зажившие раны.

Самым богатым сокровищем для неё стала шкатулка с вещами отца. В основном в ней хранились безделушки и копия фотографии, что висела на стене. Однако, когда та была маленькой, то могла часами рассматривать содержимое. Аксинье нравилось доставать из неё всё и изучать с таким видом, будто видела впервые. Словно она опытный искатель, а шкатулка — великое и затерянное века назад сокровище.

— Привет.

— Как продвигается подготовка к сессии? — Варвара оторвала взгляд от телевизора и направила на дочь.

— А... да хорошо, потихоньку готовлюсь.

— В последнее время ты какая-то вялая, закрылась совсем. Что-то случилось? Не хочешь поговорить?

— Нет, порядок.

— Вы с ним так похожи, иной раз вопросом задаюсь, есть в тебе от меня чего, — рассмеялась старшая Судакова.

— А каким папа был по характеру? Может это я в тебя такая упёртая, — усмехнулась Аксинья.

Мать подперла голову рукой, когда в её глазах блеснули оттенки ностальгии при взгляде на фотографию.

— Упёртости, к сожалению, не занимать нам обоим, но он умел быть твёрдым и решительным, когда я колебалась. Казалось, что у него находились силы даже тогда, когда их и не должно было остаться. Зато он чаще меня попадал в неприятности и лез в драку с таким видом, будто уложит всех одним мизинцем, а потом, бывало, отхватывал. Думаю, в тебе смешались наши общие черты и одиночные. Ты прямо мы воплоти, как если бы смешались два цвета, создавшие новый, но при том наделили его своими качествами, — хихикнула Варвара и с печально выдохнула, разглядывая с дивана фотографию Матвея.

— Да уж, похоже его пыл перешл ко мне, — хмыкнула Аксинья и оторвала взгляд от фоторамки. — Ладно, пойду отдыхать. Спокойной ночи.

— Ну... спокойной, злючка-колючка.

Обессилев в конец, Аксинья плюхнулась на кровать. Её беспокоило, что мать заметила явные перемены в её поведении, но надеялась, что та спишет их на подготовку к экзаменам и зачётам. Нежданный жар вернулся. Стало до того душно, что пришлось открывать окно. Усталость превозмогала над всем остальным, а потому сон скоро поглотил её.