Путь к Грете
Утро выдалось серым и прохладным. Туман стелился над землёй, цепляясь за деревья и крыши домов, словно что-то невидимое наблюдало за деревней.
Рейнальд и Евдокия вышли из дома, кутаясь в тёплые плащи. Они старались не шуметь — Алевтина всё ещё спала. Феодора видела их уход, но ничего не сказала, лишь молча проводила строгим взглядом.
Они не шли по главной дороге. Вместо этого их путь лежал через лес, туда, где в маленькой хижине жила Грета — старая знахарка, к которой редко кто обращался без крайней нужды.
— Надеюсь, она вообще захочет с нами говорить, — тихо сказала Евдокия, перепрыгивая через поваленное дерево.
Рейнальд молчал. Он знал, что Грета не просто старуха, которая варит травяные отвары. Она знала тайны, которые передавались из поколения в поколение. Тайны, о которых предпочитали забыть.
Дом Греты появился внезапно, как будто вырос из самой земли. Стены его были покрыты мхом, ставни — кривыми и старыми, но из трубы тянулась тонкая струйка дыма.
Евдокия постучала трижды.
Тишина.
Она уже хотела постучать ещё раз, когда дверь со скрипом приоткрылась.
— Знала, что придёте, — раздался хриплый голос.
Грета стояла в дверном проёме, укутанная в шерстяную накидку. Её седые волосы были растрёпаны, а в глубоко посаженных глазах отражалась бездна знаний.
— Заходите.
Они вошли в тесную, тёмную комнату, наполненную запахами трав, воска и чего-то, что напоминало сырость старых книг.
Грета, не спрашивая, поставила перед ними чашки с чем-то горячим.
— Что привело вас ко мне?
Рейнальд и Евдокия переглянулись.
— Алевтина, — тихо сказала Евдокия.
Грета кивнула, будто знала это заранее.
— Она прикоснулась к книге, не так ли?
Рейнальд напрягся.
— Да.
Знахарка нахмурилась, её костлявые пальцы пробежались по деревянному столу.
— Значит, магия в ней пробудилась. Я предупреждала ваших предков, что от дара не сбежать.
— Мы думали, что если не будем говорить об этом, если спрячем прошлое... — начала Евдокия, но Грета отмахнулась.
— Это не болезнь, Евдокия. Это кровь. Это судьба.
В комнате повисла напряжённая тишина.
— Что нам делать? — наконец спросил Рейнальд.
Грета взглянула на него, и её глаза сверкнули в полумраке.
— Теперь всё зависит от неё. Вы можете прятать истину, можете запереть её в доме, но рано или поздно сила проявится. И если она не будет знать, что с ней делать... — она сделала паузу, — это погубит её.
Евдокия сжала кулаки.
— Мы не можем позволить ей... —
— Поздно, — перебила её Грета. — Она уже ступила на этот путь.
Рейнальд нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что мы должны её учить?
Грета хмыкнула.
— Не "мы", а "я".
Евдокия вскочила.
— Нет! Это слишком опасно!
— Опасно? — Грета прищурилась. — А то, что вы отправили мальчишку, который был её единственным другом, подальше отсюда — не опасно?
Евдокия отвела взгляд.
Грета встала, подошла к старому сундуку и достала что-то, что напоминало высушенный корень.
— Возьмите, — она протянула его Евдокии.
— Что это?
— Корень белладонны. Он связан с ней. Когда время придёт, он приведёт её ко мне.
Евдокия неуверенно взяла его, чувствуя, как по спине пробежал холод.
Грета снова села.
— Ваше решение. Но знайте: если Алевтина останется без знаний, она станет угрозой не только для себя, но и для вас.
Прошла неделя.
В доме стояла угрюмая тишина. Алевтина почти не выходила из своей комнаты, а если и выходила, то молча сидела за столом, ковыряя вилкой еду. Даже Феодора, которая всегда умела её развеселить, теперь не могла добиться от неё ни улыбки, ни хотя бы искреннего взгляда.
Она больше не убегала по утрам, не искала Тимошу, не придумывала новых шалостей. Её глаза — когда-то яркие, живые — теперь потускнели.
Но самое страшное началось позже.
Сначала это были шёпоты.
— Ну и что она теперь без него делать будет?
— Говорят, её мать заперла её дома, чтоб не сбежала за ним.
— Может, её вообще сглазили? Она же странная...
Алевтина научилась не обращать внимания на взрослых, но дети... Они были куда жестче.
— Где твой Тимоша? — кричали девчонки, когда она проходила мимо.
— Он тебя бросил, да?
— А может, ты его прогнала?
Мальчишки же, наоборот, видели в этом возможность проявить силу.
— Ну что, теперь без своего дружка боишься гулять?
— А если мы тебя толкнём, некому заступиться!
Они подставляли ей подножки, тянули за волосы, дразнили на каждом шагу. А она... молчала.
Раньше Алевтина могла бы дать сдачи, могла бы выкрикнуть что-то резкое, могла бы в конце концов запустить в кого-то камнем. Но теперь... ей было всё равно.
Феодора замечала это.
— Зайка моя, ну разве можно так? — прижимала она к себе Алевтину вечерами, когда та садилась у камина и бездумно смотрела в огонь. — Давай, может, я испеку тебе что-нибудь вкусное?
Алевтина не отвечала.
— А хочешь, я расскажу тебе историю? Или мы прогуляемся к реке?
Алевтина качала головой.
Феодора вздыхала и гладила её по волосам, чувствуя, как маленькая девочка в её руках становится тенью самой себя.
Однажды вечером Евдокия наблюдала за дочерью из-за двери.
— Она не должна так себя вести, — шёпотом сказала она Рейнальду.
— Что ты предлагаешь? — его голос был жёстким.
— Нам нужно её встряхнуть. Запретить запираться в комнате, заставить заниматься чем-то!
— Думаешь, она так просто забудет о нём?
Евдокия сжала кулаки.
— Я не позволю ей страдать из-за мальчишки!
Рейнальд ничего не ответил. Он знал, что дело не в этом. Алевтина не просто скучала по Тимофею. Она чувствовала пустоту, которая раньше заполнялась его голосом, его улыбкой, его присутствием.
Теперь этой пустоты было слишком много.
И она разрасталась.