Отношение к противоположному полу
Жерсон часто цитировал Анжелику Фолигнийскую. Монахиню-францисканку*, не скрывавшую своих симпатий ни к женщинам, ни к мужчинам. Она активно делилась своей душевной любовью через общение и дружбу. При этом она всегда опасалась, что такая правильная духовная любовь к ближнему может перерасти в неправильную для монашки физическую форму.
Право, это даже забавно, как это очевидно, что Жерсон дал говорить за себя и свою сексуальность — женщине.
Высокое средневековье не было сексуально озабоченным, но и не было ханжеским. Духовенство абсолютно спокойно говорило о том, что сексуальные желания побуждают людей к разнообразным формам активности и возбуждают их разум. Также духовенству было очевидно, что сексуальное желание (как и любое другое желание) можно трансформировать и одухотворить. Рыцарь будет впечатлять даму совершая подвиги в ее честь, а не обольщая и совращая ее. Священник будет служить монахине, в которой он уверен, рассказывая ей о своих откровениях скептическому миру (или делая ее откровения известными скептическому миру — ох уж эта игра слов на латыни). Монах будет справляться с искушениями плоти, обращаясь к помощи Девы Марии и помня о страданиях ее Сына.
Здесь хочется вспомнить, как Жан заступался за Кристину Пизанскую в процессе дискуссии вокруг «Романа о Розе». Он рвал ее оппонентов интеллектом и откровенным хамством. При этом переписывались они через третьих лиц. Он служил ей, как священник должен служить монахине, к которой испытывает желание. При том, что они даже не виделись. Но как-то раз Кристина написала ему письмо напрямую. И его ответ был... мягко говоря — суховат. Жерсон писал, что каждый должен всегда спрашивать свою совесть о том, что есть правильно и неправильно, и что любая духовная любовь легко оборачивается плотской. Видимо, его совесть взвопила слишком громко, настолько было сильно интеллектуальное и духовное желание в нем к Кристине.
* Женщины этого ордена вели мирскую жизнь, путешествуя по миру, преподавая, врачуя и т.д.