Пролог
Дисклеймер:
в главе присутствуют сцены жестокости и насилия. Читайте с осторожностью.
«Иногда думаешь: «Неужели вот он, мой конец?», тогда и приходит понимание мира сего, что конец может настать в любой момент.»
© Нвер Симонян
Jim Thorpe, 1944 year
Это произошло в светлый воскресный день. На улице стояла сорокаградусная жара. Раскаленный вязкий воздух обжигал кожу и легкие так, что становилось трудно дышать. Поэтому лишний раз жители боялись показать свой нос из-за двери. Они разбрелись по норам, словно дождевые черви, и включили кондиционеры, наслаждаясь их прохладой. Однако такая роскошь имелась не у всех.
Разве что ребятня не сидела на месте. Дети не боялись ни знойных лучей, ни упреков матерей, которые пытались удержать их дома, волнуясь, как бы они не словили солнечный удар. Им было тоскливо в четырех стенах. Уж лучше невыносимое пекло, чем затворничество. Небольшая компашка мальчишек с взъерошенными влажными волосами, одетая по-простому: растянутые майки, которые они донашивали за старшими братьями, хлопковые шортики и сандалии, заливалась визгливым смехом. Они резво бегали и прыгали, кто-то даже лежал на асфальте под струями пожарного гидранта. Промокшие до нитки, но счастливые: теперь им нипочем уморительная духота.
Кое-где все же мелькали прохожие. То тут, то там расхаживали дамы в красивых легких платьях с зонтиками, от которых было мало толку. Из-за чего они старались спрятаться под сенью деревьев: редкая листва создавала скудную тень, но и ее хватало, чтобы передохнуть от яростного солнца. А в парке на одной из скамеек можно было заметить отдыхающих мужчин, они спасались от лучей, прикрывая голову газетными листами.
От таких изнуряющих дней выгоду получали лишь продавцы канотье – соломенных шляп, мороженщики и доставщики льда. Их товары разбирали по щелчку пальцев.
Девушка подошла к старику с седой бородой. За спиной у него была целая кипа разноцветных шляпок, связанная веревкой. Он приветливо ей улыбнулся беззубым ртом и элегантно приподнял свою канотье, слегка кивая головой с проплешинами.
— Добрый день! — она одарила его милой улыбкой в ответ, принявшись разглядывать головные уборы.
На ней было прелестное синее платье, подчеркивающее тонкий стан. Завитые локоны лежали на плечах, поблескивая, будто дорогой шелк, а на тонких ножках красовались бежевые балетки с незаметным каблуком. На грудном вырезе покачивался позолоченный нательный крестик.
Указав на канотье с ярко-желтой ленточкой, Джонсон рассчиталась с ним и пошла вдоль железнодорожной станции. Макушку больше не пекло, а головной убор идеально дополнял нежный образ.
Девушка шла по обочине трассы, провожая взглядом редкие машины. Гул их моторов на какое-то мгновение врывался в атмосферу, а затем плавно стихал, возвращая блаженную тишину. С левого бока мирно покоилась река. Словно нитка из размотавшегося клубка, она извивалась из стороны в сторону, теряясь между подножий высоких гор.
Звук тормозов заставил ее обернуться. Из старенького красного понтиака высунулся мужчина средних лет. Он пригладил русые волосы и крикнул ей:
— Эй, Джонсон, куда путь держишь?
Она остановилась, узнав в нем знакомое лицо. Это был мистер Кэмпбелл, шахтер, он несколько раз захаживал в их церковь Святого Марка.
— На ферму к Пенни!
Ласковое прозвище принадлежало лучшей подруге Пенелопе Макконелл. Каждое воскресенье девушки встречались друг с другом, чтобы обсудить горячие сплетни за чашечкой ягодного чая. Они настолько привыкли к компании друг друга в этот день, что не прийти считалось оскорблением. Поэтому, отсидев воскресную утреню, Джонсон спешила на ферму.
— Так далеко ведь! Садись, довезу с ветерком! — предложил мужчина, щурясь от солнца.
Наивная и доверчивая девушка, старающаяся видеть в людях лишь свет души, долго раздумывать не стала. Одного лишь того факта, что он был прихожанином церкви хватило, чтобы она обошла машину спереди и села на пассажирское сиденье. Автомобиль взревел и понесся по асфальту, разрезая корпусом душный воздух.
Джонсон высунулась в окно, чувствуя, как ветер гуляет в волосах и щекочет оголенные участки кожи. Лицо расплылось в мечтательной улыбке, а веки легонько сомкнулись, пряча слизистую от порывов.
Мистер Кэмпбелл беспардонно скользил глазами по ее шее, изгибам спины и бедрам, прикрытым тканью, изредко проверяя пустую трассу. Почувствовав на себе липкий взгляд, девушка повела плечами, стряхивая непрошеные мурашки.
— Ты похорошела. — проскрежетал он. — Небось парни так и вьются?
— Что вы, вовсе нет. — щеки вмиг вспыхнули.
— Не скромничай! Фигура вон какая, все бабы позавидуют.
Она лишь глупо улыбнулась, стараясь скрыть неловкость. Горячий ветер вдруг стал насмешливо хлестать по вискам, а напряжение давить к низу. Заелозив на сидении, девушка вежливо попросила:
— Высадите меня у начала полей, дальше я сама дойду, не хочу вас задерживать.
— Я никуда не спешу. Но, если ты так печешься о моем времени, то сокращу через лес. Ты ведь не боишься старых лесных дорог? — мужчина улыбнулся, оголив желтые от табака зубы.
Уголки губ дернулись вверх, но так и не расплылись в ответной. Джонсон покачала головой, но комок страха неожиданно сжал горло.
Машина свернула на ухабистую дорогу, скрытую под кронами вязов. Под колесами заскрипели сухие ветки, разбавляя тишину салона. Деревья росли близко друг к другу, не пропуская много света, поэтому в атмосфере пахло сыростью и мхом. По земле расползлись витиеватые тени. Чем дальше в чащу, тем больше они разрастались и сгущались друг с другом.
Шахтер пальцами постукивал по рулю в неправильном ритме, будто слышал музыку, которой не существовало.
Девушка притихла, сжав в руке нагревшийся крест. Он приятно обжигал теплом ладонь, но в этот раз умиротворения не принес. Сердце в груди постепенно ускоряло темп. Путь, по которому они ехали, был не знаком: Джонсон никогда не сокращала через лес, боясь заплутать. Огромный и дремучий, он насылал тревогу своими неизвестностью и безмолвием.
Проехав примерно милю, понтиак неожиданно остановился на прогретой лучами прогалине. На другой ее стороне, притаившись в пушистых ветвях сосен, стоял накренившийся сарай, где когда-то останавливались передохнуть лесорубы или охотники.
В небе раздался предупреждающий глас сойки.
— Почему мы остановились здесь? — она бросила на него недоуменный взгляд.
Кэмпбелл недобро оскалился, положив мозолистую ладонь с грязными ногтями ей на колено.
— Думаешь, я не замечал, как ты мне каждый раз улыбалась? — он грубо провел пальцем по подбородку. — Пора отдать долг за эту сладкую ужимку.
Слова гулким звоном застряли в ушах. Поджилки затряслись от страха. Она грубо отбросила его кисть и выскочила из машины. Мужчина ринулся следом. Нагнал ее и схватил за талию, рывком потянув назад. Девушка повисла в его крепкой хватке, неуклюже дергая ногами над землей и пытаясь лягнуть шахтера в колено. Канотье слетела с ее головы, приземлившись в траву.
— Ну, чего ты брыкаешься, как козочка? — недовольное шипение раздалось у уха, и она учуяла запах спирта. — Будет грустно, если удовольствие получу только я.
— Иди к черту, ублюдок! — прорычала Джонсон и заколотила руками и ногами сильнее.
— Ой, у нашего ангелочка рожки имеются? — басистый смех завибрировал за спиной.
— Помогите! — истошный визг всполошил птиц неподалеку.
— Кричи сколько влезет, мы здесь одни. Никто тебя не услышит, даже твой Бог.
Дотащив жертву до строения, он толкнул спиной дверь. Та со скрипом отворилась, впуская их в темное помещение. В ноздри тут же ударил удушливый запах плесени, словно кто-то оставил здесь открытую банку с прокисшим компотом. Он шел от старых досок, сгнивших и испещренных дымчатыми пятнами. Прохладный воздух остудил разгорячившееся тело: окон здесь не было, а в щели проникала тень от деревьев поблизости. Солнечные лучи хлынули в распахнутую дверь, веером рассыпаясь по полу. В сарае было пусто и просторно. В углу только лежала пожелтевшая дырявая клеенка и какой-то мусор.
Кэмпбелл небрежно швырнул ее на землю и угрожающе навис сверху. В полутьме его глаза мерцали, но без отблеска жизни, как две черные дыры, высасывающие свет. Джонсон попятилась назад, ища глазами хоть что-то, что можно швырнуть в него. Отползти не дали. Рука схватила за щиколотку и потянула на себя так, что платье задралось до пупка. Девушка рвала голос в вопле и пыталась расцарапать его лицо ногтями, но мужчина уворачивался, заламывая ей руки. От мысли о том, что непоправимое вот-вот случится, внутренности сжимались от страха, а по скулам бежали слезы.
Шахтер перевернул жертву на живот, навалившись на нее всем весом. Стало тяжело дышать – ребра сдавливали легкие. Джонсон жадно хватала ртом затхлый воздух и скребла пальцами твердую земель перед собой, силясь выбраться из-под него.
— Пожалуйста, не нужно.
Девушка молила его сжалиться, но охваченный грязным пороком, мужчина был глух к ней. Грубые пальцы впивались в кожу, рвали одежду, а он шептал себе под нос что-то на языке, которого она не знала. Джонсон выла от боли и обиды, и вой этот походил на крики загнанного обреченного зверька.
☽ ◯ ☾
Она лежала на лесной прогалине, тяжело дыша. Синее платье увязло в грязи, и ей казалось, что вот-вот земля поглотит ее без следа. Во всклоченных волосах торчали былинки травы. Одна щиколотка опухла и была неестественно вывернута, словно принадлежала кукле: мужчина постарался предотвратить побег, резко дернув ее на себя. Адская боль отзывалась теперь тупыми отголосками, но ползти и тем более встать не получалось. Потухшие глаза разглядывали затянувшееся тучами небо, словно оно стало свидетелем произошедшего. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался.
За головой послышались торопливые шаги, сопровождающиеся хлюпаньем. Мужчина перехватил ее запястья и поволок прочь. Глаза, выжженные слезами, ныли от сухости и болели. Горло скребло изнутри от криков, поэтому она молча наблюдала, как по серому полотну неба расползались, будто трещины, ветви деревьев.
Из зарослей они спустились к травянистому берегу реки. Кэмпбелл остановился, встряхнул головой, как собака, окатанная водой. Бегло осмотрелся. Никого. Оставил ее в недолгом одиночестве и вернулся с кувалдой в руках. Шахтер встал в паре шагов от головы жертвы и покрепче обхватил испачканными ладонями черенок. Не моргая, девушка смотрела в его черные поганые глаза, стойко ожидая своей участи. Она принимала ее безоговорочно. Не роптала, не гневалась на Господа за то, что тот не услышал мольбы, решив, что такова его воля.
«— Уж лучше умереть, чем жить с этим до последнего вздоха.»
Но пальцы лихорадочно подрагивали, а сердце стучало в ушах.
«— Пенни наверняка уже ждет на крыльце...»
Пришедшая мысль заставила ее дрогнуть. Джонсон сжала челюсть, последняя искра ненависти вспыхнула в глазах, и прошептала сквозь зубы:
— Гори в аду.
Кувалда со свистом разбила воздух и приземлилась ей на лоб. Хрясь! Послышался треск кости – сталь провалилась в плоть. Алая кровь забрызгала его лицо и рубашку, но ему не было до этого дела. Отбросив инструмент, он взял ее бездыханное тело за руки и вновь потащил. Высокая трава сминалась под девушкой, оставляя узкую грязную борозду. Ног коснулась теплая вода. От запачканного платья по глади пошли мутные разводы. Мужчина зашел по пояс, в последний раз заглянул в карие глаза, один из которых наполнился кровью, и легонько толкнул труп к середине. Река приняла его в свои объятия, как собственное дитя, и понесла течением вдаль.