Половина солнца

Белый (?) Ворон

РШК: Олеандр ла Бэйл

Я с запутавшейся яростью кинул книгу в противоположную стену.

Кто-то называл меня умным. Кидают ли умные книги?

Я не особо соображал в этот момент. Что такое «запутавшаяся ярость»? Как это возможно? Абсурдно звучит?

Личность, личность... У меня такая личность. Или её отсутствие.

Я завалился на бок, больно ударившись спиной о стену. Я чувствовал, как скрипят зубы друг о друга, я чувствовал запутавшееся нечто, связывающее и оглушающее меня. Тьма давила мне на плечи. Я смотрел вперёд и не видел ничего. Темнота будто выковыривала мне глаза.

Я содрогнулся всем телом, хватаясь руками за волосы. Сдавил ладонями череп. Зубы всё ещё скрежещут. Я чувствую, будто они крошатся...

Разумеется, это уже было воображением.

Меня переполняла ярость. Запутавшаяся — потому что я не понимал, как иначе это назвать. Я не понимал ничего в этот момент. Моё сознание будто переклинило: я злился — но не понимал на что, я страдал — но не понимал от чего, я будто бы хотел избавиться от чего-то: но не мог заплакать, все мысли неслись в голове разрушительным потоком, и с тем же я не думал ни о чём.

Я не понимал, что это такое. Этому не было названия, и, разумеется, я не знал, нормально это или нет.

Почему я думаю в прошедшем времени... Я же кинул книгу. Я только что кинул её. Я сейчас... Сейчас...

Я сейчас знаю только одно — мне надо взять себя в руки. Взять себя в руки... Может быть, я зависим? Может быть, тьма берет своё? Быть может, без неё я как наркоман без дозы?

Я почувствовал, будто бы слепну. Волосы лезли в глаза, и это меня лишь забавляло.

Доза, доза, доза.

Из-за ширмы показался Коул. Я посмотрел на него, ощущая тошноту. Она появилась из ниоткуда, а Хэллебор продолжал смотреть так, будто видит перед собой несчастного больного.

Мне жарко.

Его губы слегка дрожали.

— Холод, — я заметил, как он дрожит. Как же мне жарко... — Очень холодно, Олеан. Что случилось?

Я приподнялся на постели, попытавшись совладать с этим приступом запутанной ярости. Коулу и правда было холодно. Осознав это, я почувствовал, что я тоже начинаю замерзать.

Он ждал ответа. Я не ждал того, что он от меня его получит.

Коул молчал. Я вытянул руку.

— Ты спишь, — улыбнулся я ему, ощущая, что сила затягивает меня, пожирая в своей мгле.

Но она начинала слушаться меня, повиноваться и приходить на мой зов.

Коул смотрел. Он не казался удивлённым или напуганным.

Он замёрз.

Тёмный тоннель под моей ладонью расширялся, вскоре начав походить на небольшую чёрную дыру. Я заботливо разгладил тени, пытаясь прикоснуться к чёрным силуэтам по ту сторону.

И, подавшись вперед, позволил тьме себя поглотить.

Коул смотрел на пустое место, где только что шевелилась и сгущалась тьма под пальцами Олеана, будто бы тот был кукловодом, но смотрел он туда недолго.

Пройдя через всю комнату, он подошёл к окну и закрыл его.

А после, переступив через обувь ушедшего босым Олеана, прошёл к себе. И лёг в постель. Чтобы больше не мерзнуть.

Хоть он и знал, что в очередном кошмаре всё равно сползёт с кровати на пол.

«Я не вижу снов, Олеан».

Я возвратился в комнату до рассвета.

Хэллебор не спал. Он лежал на полу, рассматривая потолок. Нарушать его покой не хотелось — да и он сам не обращал на меня внимания.

Я лёг в постель и уснул, измотанный перемещениями. И, открыв глаза через час, я застал Коула в таком же положении — только теперь у него нервно тряслись руки.

Спросонья я был недоволен всем, а странное поведение Хэллебора лишь подливало масла в огонь.

— За каким дьяволом, Хэллебор, ты не соизволил даже лечь в постель? Ты вообще в курсе, в каких целях используется данный предмет мебели, или даже это забыл?

Не дожидаясь ответа, я встал, пнул Коула, который даже ширму между нашими комнатами не задвинул, и ушёл в ванную.

За дверью я слышал тихий шёпот соседа, и мне стало интересно, не молится ли он. Но, разумеется, это вряд ли. Когда бог оказался нужнее всего — даже, скорее, вера людей в него, человечество, как по зову, перестало верить. А новое поколение бессмертных — и подавно.

Смысл жить правильно, чтобы получить рай после смерти или иное вознаграждение, если не умрёшь?

Когда я вышел, Хэллебор уже оделся. Но выглядел он как полоумный. Рубашка криво заправлена в штаны, пиджак валяется в ногах. Его чёрная челка лезла в глаза так, будто бы он был слепым, и его это совершенно не волновало. А Коул, так как волосы могут мешать работе, иногда даже убирал их заколками. Теперь же его точно это не заботило.

Глаза его казались пустыми, и он явно был изнеможён и изнурён. Посмотрев на его ноги, я заметил, что он надел разные носки.

Я сушил полотенцем голову, разглядывая этого клоуна. Он, едва ли одарив меня безразличным взглядом, задвинул ширму. Я испытал мимолетное удовольствие оттого, что он не достаёт меня с расспросами — пускай это и было весьма странно.

Но чужие проблемы меня не волновали. Разве что только если меня они бесят.

— Хэллебор, если ты собираешься в таком наряде пойти на завтрак, тебе из жалости подадут дополнительную порцию. Умный ход.

Коул не ответил. Вот это уже начинало раздражать.

— Ты меня слышал, мусор?

Он прочистил горло и хрипло ответил: «слышал, мусорщик».

На этой ноте я не выдержал. Опустил полотенце на плечи, прошёл через всю комнату и отдёрнул ширму, сверля Хэллебора взглядом. Он поднял голову, сидя на постели: до этого момента он трясущимися руками держался за волосы. Когда я сделал шаг, он вздрогнул и встал. Я схватил его за грудки и прищурился. Он смотрел на меня тем же опустевшим взглядом умирающих глаз.

Я, разумеется, почуял запах.

— Ты что, курил?

Коул попытался улыбнуться, но вышло у него так, будто он проглотил мошку и пытался её выплюнуть.

— Стало интересно, что ты в них так любишь.

Я сжал его рубашку в кулаках, вглядываясь в усталое лицо. От него и правда пованивало сигаретами. По привычке я даже и не заметил этого сразу: только когда собственный запах дыма смылся после душа.

Я молчал. Его руки всё ещё мелко тряслись, но во взгляде я вдруг заметил что-то новое.

Презрение. Он будто бы насмехался надо мной, глядя, как я, не настолько и ниже, уже готов был его прикончить. Он будто бы приглашал: «Давай же, убей меня. Убей меня. Ты хочешь этого. Я хочу этого».

Я отпустил его. Удивился он или огорчился — я не успел понять, потому что кулак непроизвольно заехал ему в лицо. Он шикнул, отступив назад. Но руку к больному месту не приложил. Только смотрел в пол.

— Ненавижу, когда провоцируют. Манипулируют. Вот, значит, каким ты можешь быть, Коэлло Хэллебор, — я не был уверен, мерзко улыбаюсь сейчас, скалю зубы или не выражаю никаких эмоций. Коул всё смотрел в пол. — Тебе ещё понадобятся жизни в этом земном аду. Не прибегай к суициду напрасно.

Он поднял голову. Я ответил на его взгляд.

Он снова опустил её.

Да, Коул. Ты вспомнил, кто из нас выше. Кто действительно выше.

— И да, — на этот раз я позволил себе слабо улыбнуться. — Подтяни штаны, — я шагнул к нему и, не заметив никаких возражений, поправил на нём рубашку. — Носки можешь оставить разными. Признак безумия.

Он продолжал разглядывать пол. Я задумался, не уснул ли.

Но Коул меня слушал.

— И если захочешь, — я рассмотрел его ладони, на которых виднелись свежие отпечатки от ногтей, как если сильно сжать кулаки. — Я дам тебе ещё парочку.

Коул понял, о чём я. Табаком от него всё также несло.

Он сжал зубы.

Я улыбнулся. 

За столом Дрю несколько обеспокоенно косился на меня. Я пожал плечами.

— Он сам украл у меня сигареты. Киборгам вообще можно курить?

Объект нашей беседы молчал. Дэмиан ковырял вилкой свой завтрак с кислой миной. Они с Коулом сейчас смотрелись гармонично.

Эндрю постучал по столу пальцами. Они у него были длинными и витиеватыми, как у эльфа. Не то чтобы я видел эльфов.

— Ему ведь вредно с его здоровьем, — не унимался Дрю, так и не прикоснувшись к своей еде. — Сердце, память, нервы...

Я раздраженно отвёл взгляд.

Да. Нервы...

— Успокойся, Куин-старший, — вздохнув, я отпил чаю. Передо мной стояла тарелка с хлопьями, но, как и остальным, есть мне не хотелось. Коул продолжал молчать так, словно вчера у него кто-то умер. — Хэллебор взял одну, так ведь? Да и он вообще не признает алкоголь или сигареты. Так что за него уж точно не стоит беспокоиться.

Дрю в итоге перестал смотреть осуждающе и опустил взгляд в чашку с кофе. Повисло молчание.

Сегодня я казался себе самым общительным, а таковым никогда не был. Меня это раздражало, душило. Что у них у всех произошло?

Впрочем, вполне вероятно, что я вёл себя, как обычно. Просто сам этого не замечал.

Задумавшись над этим, я стал блуждать взглядом по столовой. Тут сидят втроем, там — впятером, где-то — по двое, и, разумеется, никак не обойтись без одиночки. Я посмотрел на свою еду, взял с общего подноса мандарин и, выйдя из-за стола, прошёл к сидящему в одиночестве Джонатану, который скромно ел свой завтрак, как-то печально глядя в тарелку и никуда помимо неё. Возможно, конечно, что он был просто голодным, но...

— Отвратного утра тебе, — я сел рядом, положив перед парнем мандарин. — Бери, у тебя как-то тут не стоит подноса с фруктами, решил угостить.

Джонатан опустил ложку, убрал прядь волос за ухо и посмотрел на меня. В его взгляде просматривалась мимолётная радость.

— Ох, здравствуй... Спасибо. Прости, я... Ты...

— Олеан. А ты Джонатан, верно?

— Если хочешь, просто Джонни, — он мямлил тихо, но более или менее разборчиво.

— Скромные новички всегда сидят одни. Мог бы подсесть ко мне, всё равно мои «соседи по столу» сегодня будто бы восстали из могил.

Он слабо улыбнулся, оценив шутку.

— А ты, видимо, нет?

— Я всегда выгляжу, как восставший из могилы. Все давно привыкли. По мне не видно? — я показал пальцем на неестественно яркие и болезненные синяки под глазами, из-за которых меня часто принимали за смертельно больного или наркомана.

Он прикрыл рот ладонью, как будто извиняясь. И правда, извинился:

— Прости.

— О чём ты? Я знаю о своих отличиях и принимаю их. Заметил, что я не называл это «недостатками»? Потому что это не они. Мой недостаток — это характер, разве что. А какой, по-твоему, у тебя недостаток?

Он замялся. Я продолжал ожидать ответа и, положив руку на стол, подтолкнул к нему мандарин. Он почувствовал себя обязанным и вздохнул.

— Неприятная тема, — его голос стал жёстче. — Но, скорее всего, мой недостаток — нерешительность. Я всегда мечтал быть смелым и твёрдым, но иногда лучше не загадывать желаний...

Я кивнул. Джонатан взял мандаринку и начал её немного нервно чистить.

«И что у всех сегодня руки трясутся», — эта мысль заняла меня. Я поднял ладонь и посмотрел на свою руку. Забавно, но пальцы слегка тряслись. У меня с нервами тоже было не всё хорошо.

Я вздохнул, когда Джонатан сдался с чисткой мандарина, и забрал фрукт у парня. Очистив его, раздражённо сморщил нос. Мне не нравился запах апельсинов и мандаринов — в нашем мире это можно было приравнять к «нелюбви к котятам» или вроде того. Но меня он бесил, и к тому же это провоцировалось тем, что когда-то у меня была на цитрусы аллергия. Джонатан поблагодарил и предложил дольку, но я отказался.

— Что же, я приглашаю тебя в следующий раз подсесть за вон тот столик ко мне, — я указал туда, где сидели Куины и Хэллебор. — Спасибо за беседу.

Я вышел из-за стола, направившись обратно к себе. Отпив чаю, я посмотрел в тарелки остальных: ничего не съедено. Коул так и сидел, словно с разряженной батарейкой, Дрю только выпил три чашки кофе, а Дэмиан поковырялся-поковырялся и бросил это занятие.

Я подошёл к нему и положил ладонь на плечо. Он поднял на меня взгляд тускло-голубых глаз, и я в который раз удивился красоте шрама на его лице, шее, руках. Такой уродливый, но одновременно завораживающий.

— Идём, — я не посчитал должным говорить ещё что-то. Эндрю и Дэмиан встали. Коул остался сидеть. Я дотронулся и до его плеча.

Он вздрогнул, поднял голову и встал.

Ему определённо нужен был сон. 

После завтрака мы вернулись в комнаты. Уроки ещё не объявили, дело о пожаре не закрывали. И правильно делали — ведь преступник мог нанести новый удар.

Я, окликнув Джонатана в коридоре, позвал его посидеть с нами: Дэмианом, Дрю, Коулом и мной. Что делать в комнате в одиночестве? Он же, по словам Куина-младшего, живёт один.

Я провёл его к нам, где в комнатке уже собрались трое приятелей. Все они напряженно смотрели на Джонни поначалу, но после Дрю еле заметно кивнул и пригласил его сесть, спросив разрешения у Коула. Хэллебор лишь отрешённо кивнул.

Я сел на свою кровать: шторка в комнату Коула, где сидели Дрю и Джонатан, была открыта. Мы с Дэмианом сидели на моей кровати, расположенной недалеко от окна. Джонатан смущенно смотрел в пол, не в силах ни улыбнуться, ни заговорить. Начал, по обыкновению, я.

— Ну и что молчите, как перед смертным одром? Я просто привёл гостя. Наверняка ему одиноко в своей комнате.

Дэмиан бросил на меня тяжелый взгляд, но я его проигнорировал. Джонатан благодарно мне улыбнулся.

— Спасибо. Я уже покормил кошку, так что всё в норме.

— Прекрасно. К слову, я слышал, как в столовой говорили о вертолёте, который ночью прилетел. Он охраняется. Думаю, вы сами слышали, да только...

Разумеется, уже ясно, что меня перебили. Радио, висевшее в коридорах, которое оповещало о важных и срочных новостях, загудело и изрекло голосом директора:

«Всем ученикам, учителям и сотрудникам лицея оставаться в тех комнатах и помещениях, где они находятся в данный момент. Будет произведен досмотр каждого человека и комнаты, находящихся в данном здании».

Голос умолк. Связь отключилась.

Коул уже начал засыпать сидя, но данное «явление» его слегка пробудило. Он нахмурился, морща веснушчатый нос:

— Да что за бред? Какой смысл в осмотре комнат и помещений? Преступник давно бы уже успел всё спрятать. И почему хозяин комнаты не может пройти к себе? Ещё и не вызывают никуда. Тут сидеть! Что...

Я нетерпеливо прервал его.

— Хэллебор, если ты вспомнишь, наша школа абсолютно лишена логики, как и наше нынешнее положение, и в общем и целом — наш сегодняшний мир. Она мертва, как и все мы в душе. И не только. Так что давайте-ка успокоимся, к тому же прятать нам нечего. Верно?

Тем временем я подошёл к своему шкафчику, призвал тьму и спрятал в ней сигареты и увесистую папку с бумагами.

Дрю задумчиво кивнул. Дэмиан хмыкнул, оскалив зубы:

— Они не глупы и не настолько наивны. Неужели преступник действительно оставил бы при себе улики? Уже несколько дней прошло, от них давно можно было бы избавиться.

Коул лишь продолжал что-то раздражённо бурчать под нос. Из всех нас побледнел, я бы сказал, посинел, только один человек.

Джонни, будто бы ища что-то в кармане, внезапно встал. Его карие глаза сузились, на висках выступили капли пота.

— Джонатан? — позвал Дрю, внимательно вглядываясь в него. — Ты забыл что-то? Не бойся, думаю, они не тронут твою кошку.

Но Джонатан, слегка приоткрыв трясущийся рот, пытался что-то сказать. И не мог. Он держал руку в кармане своего свитера, который по дизайну был похож на толстовку. Дэмиан посмотрел на меня. Я кивнул.

Он встал, а Джонатан, не успев издать ни звука, в испуге прислонился к стене, отходя от него подальше. Дрю устало смотрел на брата, будто бы умоляя его не поступать так. Но он ничего не мог поделать на этот раз.

Дэмиан схватил Джонатана за запястье руки, которая не была спрятана в кармане, и, заведя её над головой парня, прижал того к стенке, с ледяным, еле заметным наслаждением, промелькнувшим в глазах. Ему явно давно уже не хватало этих мелких стычек, хотя холода в его образе было намного больше. Он ненавидел принуждать слабых.

Дрю встал. Коул подался вперёд, уперевшись руками в колени. Я поднялся.

— Показывай, что у тебя там, шизик.

Джонатан, еле-еле пытаясь дышать, дрожащей рукой достал маленький предмет из кармана.

Это была небольшая вытянутая коробочка, чуть больше спичечного коробка, чёрная, с серебристыми панелями, расположенными по бокам. Джонни, под давлением Дэмиана, который вдавливал его в стену, протянул ему маленький предмет. Дэмиан отнял его, Коул же тоже встал, подошёл к Куину-младшему, принял от него вещицу, пока тот продолжал держать Джонатана, и направился к своему столу. Он задумался, потянулся рукой к старенькому планшету и, быстро что-то забив в поисковик, кивнул.

— Да, это именно то, о чём я думал. Новейшие технологии, которые ни одно научное сообщество не смогло объяснить. Вещь из разряда аномальной магии. Один одухотворённый учёный, получивший после произошедшего феномена способность и бессмертие, занялся разработкой подобных взрывчаток. Они построены не на активации, датчиках времени или вроде того. К подобной взрывчатке привязан пульт, и активируется он посредством перепада температур. Стоит лишь сильно нагреть пульт либо охладить, и, вуаля: взрывчатка своё дело знает.

Я театрально поаплодировал докладу Коула, поблагодарив его за информацию.

— Я-я... Клянусь...

— Клятвы, клятвы, клятвы, — пробормотал Дэмиан, оттолкнув Джонатана от стены и схватив его за запястье. — Нахрен их. Новичок приезжает в наш грёбаный лицей и взрывает тут всё на... Я ведь говорил, что он психопат.

— Психопат и псих — разные вещи, Куин-младший, — заметил я, разглядывая испуганного до смерти Джонатана. Но, разумеется, как я и предполагал, выражение его изменилось тут же, как только сам Джонатан начал терять сознание. Лицо было цвета кожи трупа, а глаза в свете ламп будто бы стали выглядеть краснее.

— Я до вас ещё доберусь, — прошипел он, Райан III, как рассказывал Дэмиан, и выдохнул. — Отпусти меня...

Дэмиан только сильнее сжал его запястье.

— Райан ты или Джонатан, сил у тебя от этого не прибавится, хлюпик.

Коул продолжал разглядывать антинаучное изобретение усталыми от недосыпа, но заинтересованными глазами волка.

— Он ещё неиспользованный. Этот прибор.

Дрю вздрогнул, отрывая взгляд от Дэмиана и Райана-Джонатана. Дэмиан тоже отвёл взгляд в сторону местного киборга.

— Хочешь сказать, его... ещё можно активировать? И взрывчатка где-то в школе?

Коул повертел головой.

— Нет, — его руки снова мелко дрожали. — Я не имею ни малейшего понятия, где взрывчатка. Я знаю только то, что эта штука, окуни мы её, к примеру, в ледяную воду за окном, где-то запустит механизм. И кого-то, возможно, точно убьёт. И вопрос, бессмертного или нет, остаётся неразгаданным.

Дэмиан снова посмотрел на меня. Райан III рядом с ним продолжал ненавидяще, но с безумной улыбкой на губах пялиться в пол. Даже он не знал, что делать. Этот Райан.

— Отпусти его, — я протёр глаза.

Дрю посмотрел на меня с облегчением и легким непониманием. Коул бросил раздражённый взгляд.

— Какого чёрта, Олеан? Он может убить нас всех, если у него есть ещё подобные штуки. Или, что хуже, убить тех, кто этого, мать его, не переживет.

Звучит.

— Не стоит торопиться, господа, — я улыбнулся, подойдя к Дэмиану, и вырвал из его ладони руку Райана III. — Злодей и глупец в свой же капкан попадёт.

— Прекрасно, а если он не глупец? — Коул положил прибор на стол, нервно взъерошил волосы и закрыл глаза.

— Он бы тогда спрятал свои пульты получше. Идиот, — я подошёл к столу Коула и прикоснулся к пульту. Тьма опутала предмет и вскоре поглотила его. — Теперь эта штука лежит в известном лишь мне месте. В безопасности. Ни Райан, ни Джонатан его не увидят. А у парня ведь... Просто раздвоение личности. Может быть, Джонатан и не знал о том, что Райан устроил всё это. Видели его лицо? Это же два разных человека.

Райан III, наконец-то освободившись от пут, бросился к двери и выскочил в коридор. На прощание он обернулся и злобно улыбнулся мне, скрывшись в коридоре.

А к нам тем временем уже приближались шаги.

Эта проверка не была такой уж бессмысленной. 

Райана-Джонатана перехватили люди, прилетевшие на вертолете прошлой ночью. Запретили выходить из комнат, а он вышел. Райан III на допросе сменился обычным, сконфуженным и испуганным до слёз Джонатаном, который умолял его отпустить и заверял, что ничего не помнит. По крайней мере, так гласили слухи.

Дрю просил брата больше не пугать его так очередными вспышками ярости на кого бы то ни было.

Коул же читал что-то на своём планшете про данные «аномальные» изобретения.

Пошёл дождь, размывая снег. С погодой явно всё было не в порядке: только что замерзала вода в море, а теперь уже шёл ливень. Половинчатое солнце не особо располагало к нормальной среде обитания.

Проверка эта прошла весьма глупо и сумбурно. Да, Джонатана поймали, осмотрели и ничего не нашли, разумеется.

Я листал бумаги, сидя за своим столом.

Волк, Северный Олень, Конь... Как интересно. Как давно я всего этого не мог видеть.

Акула, Лис, Призрак...

И самая интересная папка.

Ворон.

Повсюду она была перечеркнута, местами присутствовала куча непрофессиональных исправлений, да и бумаги нуждались в перепечатке. Информация вся была полностью ложной или частично ложной.

Ничего у них на меня нет. Идиоты. Кретины. Тупицы!

Я улыбнулся, откладывая кучу папок. Коул был тихим с самого утра, а потому я решил навестить его — не перерезал ли он там себе ещё вены и в таком случае почему так долго не воскресает.

Я отворил ширму, и, что и следовало доказать — предстал передо мной спящий Коул за своим столом, под тускло горящей настольной лампой. Ему бы следовало сменить лампочку.

Он спал прямо на своих чертежах с новым механизмом, новым сердцем для нашей Солнечной системы.

Заглянув в чертёж, я заметил новую пометку сбоку: «Использовать а.м.»

Аномальную магию.

И почему ты раньше не додумался до этого, идиот? Или, возможно, он имел в виду свою конкретно магию? Ты даже не знаешь, какая она у тебя, Коэлло Хэллебор.

Зато я знаю.

Я, вынув из его кулака ручку, добавил рядом с последней надписью: «Информация».

Поколебавшись немного, я взял с кровати плед и накрыл им Коула, потому что собирался открыть окно, а от холода он проснется и снова начнёт мне мешать.

Я закрыл ширму, выключив предварительно настольную лампу, и подошёл к окну.

Но курить мне не хотелось. Я сконфузился, отвернулся и лёг в постель.

Крики ворóн и стук необъяснимого дождя по крыше и земле успокаивали, усыпляя лучше всяких колыбельных. 

Призрак

РШК: Джонатан Эрланд

Я такой придурок.

Но после сегодняшнего я просто не мог не слушать. Не мог не подслушать.

Они точно обвинят меня. Они меня уничтожат.

Туманная и Крозье шли, укрытые ночной тьмой, судя по всему — патрулируя окрестности школы. Не уверен, входило ли это в их обязанности.
Башню поставили сторожить какого-то другого работника.

Я слушал.
— Мальчишка лжёт, — ворчал капитан, раздраженно почёсывая рыжую щетину. — Разумеется, с его способностями...

— Я говорила тебе это, Арчелл. Почему тебе лишь бы обвинять всех и вся?

— Я умею притворяться. Директор никогда бы не поверил тебе, напади мы оба на одного единственного ученика. Да он вообще никому не верит.

— Вероятно. И правильно делает.

Крозье кивнул.

— Но только мы можем предположить о намерениях нашего «поджигателя». Чёрт побери, и без того один любитель огня имелся, теперь ещё и «взрыватель» нашёлся. Да, скорее взрыватель, чем поджигатель.

— Перестань вести себя, как большинство тех, кого ты учишь.

— Никогда не был учителем. Всё ещё не привык, что надо быть умнее, чем ты есть на самом деле.

Туманная остановилась, глядя на здание школы.

— Мальчик умён. Нам его не победить. Чтобы он ни задумывал.

— Совсем недавно ты не была так пессимистична...

— Я не хочу недооценивать человека лишь из-за более младшего возраста. Ты понимаешь, это... то, чего все «верхние слои» боялись всегда. Не сложно подавлять, но невольно задумываешься: а не правы ли эти новаторы, новые умы, новые люди? Не правы ли они в своих убеждениях и целях, не боремся ли мы за неправое дело, а они — как раз за правое?

Крозье засмеялся. Туманная, явно недовольная реакцией, отвернулась.

— Возможно. Но менять курс лично я не собираюсь. Твоё дело, чью сторону выбирать.

Он тоже развернулся и пошёл в сторону чёрного выхода из школы.

Я остался возле Туманной. Она сжала зубы, выдохнула и тихо прошептала:

— Половина солнца. Кажется, вместе с ней ровно столько же осталось от наших сердец.

И ушла, не обращая внимания на холод и ливень, скользя дальше вдоль стен школы, размышляя, может ли новый мир сожрать сердца всех его жителей полностью.

Я не знал, о чём она думает, но после её шёпота невольно погряз в мыслях о том же.

А после очнулся в своём теле в комнате, чувствуя, как кошка свернулась под боком, тихо посапывая под шум зимнего дождя.