Моя строптивая Омега [Larry Stylison]

Гарри между тем старался примириться со своим простецким головным убором. Шляпка и шаль, конечно, принадлежали Лувису, но что заставило его обзавестись подобным убожеством? Не в таких ли ходят в исправительных заведениях? Все-таки Лувис очень странный. Ловко носит одежду альфы, а одежду для омег, похоже, едва терпит . Вы только посмотрите на него! Лицо не живее маски с надгробия.

Тем не менее его тянет к Лувису, это плотское влечение. Нет, в самом деле, он волнует его сильнее любой опытной развратницы. Виной тому, конечно, долгое воздержание. Он не имел омеги с самого начала болезни, а это черт знает какой срок. Во всяком случае, он оправился полностью, раз способен желать первого встречного. Неплохо подыскать податливую служаночку и сполна воздать себе за терпение.

Однако, вообразив себе это, Гарри не пришел в восторг. Мысленная картина оставила его равнодушным, не то что недавние мечты о Лувисе. Похоже, он и сам обзавелся странностями.

Порывшись в жалкой коллекции дешевых безделушек, Гарри выбрал жестяные, крашенные под финифть клипсы, надел их. Остальное он безжалостно отверг, потребовал свои собственные украшения и разместил на скромном наряде, где только мог. Настала очередь соломенной шляпки. Несколько раз обмотав лентой плоскую тулью, Гарри завязал концы пышным бантом и закрепил жемчужной булавкой.

Эффект получился исключительный.

— Похоже, вы часто переодеваетесь в одежду для омег, — заметил пораженный Луи.

— Отнюдь нет. — Гарри самодовольно улыбнулся. — Просто мне приходилось и одевать, и раздевать немало омег. Только не нужно чувствовать себя обделенным, юный Лувис. Ваш черед тоже настанет.

Разумеется, он не имел в виду того, что пришло на ум Луи: как эти загорелые руки снимают с него одежду.

Сладостное видение заставило совершенно отрешиться от действительности, и, когда Гарри взял Луи за плечо, омега вздрогнул и едва не отскочил в сторону, бог знает чего ожидая. Но он лишь повернул его к двери.

— Посмотрим, что скажет Зейни.

— Господи Боже! — воскликнул тот при их появлении. — Если бы я совершенно точно не знал, кто вы на самом деле, мне бы это и в голову не пришло!

— Будем надеяться, что не придет и другим.

Гарри внимательно оглядел молодого омегу. На нем была полотняная сорочка с длинным рукавом, юбка в полоску и шнурованный лиф практичного, но отталкивающего цвета жидкой грязи. К этому он добавил передник и косынку, стянутую на груди узлом, а волосы спрятал под чепец — все это поразительно сочеталось с шалью и капором. Гарри озарила неприятная догадка.

— Представляю, что подумают люди, — заметил он небрежно. — Что я одеваю свою прислугу в поношенную одежду из ближайшего сиротского приюта.

Выразительное лицо Зейни подсказало, что он не так уж далек от истины. Оставалось выяснить, от какой.

— Какая разница! — резко вмешался Лувис. — Скажите лучше, узнают брата или нет?

То, что еще осталось от некогда темных роскошных волос Зейни, было, судя по всему, вымазано сажей на жиру и как раз создавало эффект неопрятности. Гарри не мог не признать, что маскарад удался на славу.

— Вполне сойдет — если не с хорошими знакомыми, то с теми, кто просто видел объявление о розыске. Проверок тоже можно не опасаться. Судите сами, я не той масти и к тому же старше, особенно в виде омеги. Сколько бы вы мне дали? Лет тридцать пять?

— Пожалуй, — сказал Зейни. — Наша возьмет, ведь правда, милорд?

— Вне всякого сомнения.

Молодой омега протянул Гарри обе руки, а когда он принял их в свои, крепко поцеловал его в накрашенные губы.

— Как я рада, что мы вас повстречали!

— Похитили, — сердито поправил Лувис.

Гарри повернулся к нему и поцеловал, как только что Зейни — его. Омега отшатнулся и судорожно отер рот.

— Тысяча извинений, мой юный друг! — сказал Гарри дрожащим голосом (он изо всех сил боролся со смехом). — Боюсь, я слишком хорошо вошел в свою новую роль.

— Еще одна подобная выходка — и я выпущу вам кишки! — отчеканил омега его сердца, схватил что-то из приготовленных в дорогу вещей и пулей вылетел из дому.

***

К полудню Гарри был уверен, что приключений ему не дождаться и все кончится смертельной скукой. Где опасности, думал он, зевая, где риск? Где, черт возьми, дракон, которого ему предстоит сразить в ожесточенной схватке?

Пока он лишь трясся по дорожным выбоинам, чувствовал холодок ноябрьского дня и дискомфорт одежды для омег: ноги путались в юбке, грудь чесалась от соприкосновения с шерстью, капор натирал, шаль душила. Он мог бы снять капор, но не решался из страха, что какой-нибудь проезжий заглянет в окошко, опущенное, чтобы продемонстрировать беспечность и невиновность.

После получаса страданий Гарри не выдержал и развязал бант, безбожно натиравший ухо.

— Какой болван придумал такую шляпку? — проворчал он шепотом, чтобы не разбудить спящего ребенка.

— Все самое грубое от носки смягчается, — мрачно заметил Лувис.

— Не лучше ли просто покупать что помягче?

— Лучше. Но дороже.

— Можно узнать, где вы нашли этот капор?

— У проезжей дороги, — съехидничал Лувис. — Увы, милорд, в наших сундуках не сыщется ничего достаточно изысканного для джентльмена вашего толка.

— Почему?

— Откуда нам взять такое?

— Все это немного странно, — сказал Гарри, глянул на Зейни (у того был встревоженный вид) и снова повернулся к Лувис. — В вас обоих заметно хорошее воспитание, а ваша одежда, мой юный друг, сшита у хорошего портного. Разве не естественно с моей стороны ожидать и качественных вещей?

— Я не ношу одежду для омег, — произнес омега подчеркнуто ровным голосом.

— Тогда откуда взялись капор, передник и прочее? — настаивал Гарри.

— Мы с няней мастерим такие вещи для приюта Марии Магдалины в Шефтсбери.

Это было вполне правдоподобное объяснение, если вспомнить истинный пол Лувиса, но Гарри не преминул воспользоваться его промахом.

Какая трогательная благотворительность... особенно с вашей стороны, мой юный друг.

Омега прикусил губу.

— Не приписывай себе чужих заслуг, брат, — вмешался Зейни поспешно.

Карета повернула на постоялый двор, и это положило конец беседе.

Перемена упряжки затянулась надолго: в отсутствие грума некому было срочно ее потребовать, да и конюхи не слишком усердствовали, видя такой недостаток прислуги. Правда, беглецы все еще двигались в том же направлении, что и Гарри накануне, и ничто не мешало пользоваться личными четверками маркиза Николаса , но Хоскинзу было дано указание избегать тех постоялых дворов, где они стояли. Маркиз в эти дни находился в Лондоне, но рано или поздно он узнал бы об исчезновении брата и что-нибудь предпринял. Совсем ни к чему было наводить его на след. Гарри не прельщала перспектива быть «спасенным» вторично.

Однако отсюда следовало, что ехать придется на почтовых, хуже кормленых и плохо отдохнувших. Хоскинз впал в уныние и ворчал, что с тем же успехом можно разъезжать на крестьянской телеге. Его настроение мало-помалу передалось остальным.

Пока меняли лошадей, Гарри осмотрелся в поисках объявления о розыске, но его не оказалось. Не было и не в меру любопытных глаз. Невольно думалось, что и сам розыск — лишь плод воспаленного воображения. Тем не менее Зейни вздрагивал от каждого звука. Его нужно было как можно скорее передать с рук на руки майору Лиаму.

Карета только-только выехала со двора, как ребенок проснулся и захныкал. В считанные секунды хныканье переросло в громкий и невообразимо пронзительный крик. Казалось странным, что этот звук рождается в столь крохотной груди. Зейни, розовея, приложил дитя к груди и прикрылся косынкой, а Гарри деликатно отвернулся. Он покосился на Лувиса, размышляя о странности того, что омежье соски одинаково хороши и для поцелуев, и для выкармливания детей.

Дети? Брак?

Гарри нахмурился, удивляясь себе. Супружеская жизнь не подходит солдатской никаким боком, да и нелепо приплетать к мыслям о браке эту странную омегу, весьма скупо наделенную обычными атрибутами омеги. Хотя, конечно, из него вышел бы превосходный супруг военного — с таким-то бесстрашием...

Наевшись, ребенок не уснул, как ожидалось, а раскричался снова. Он извивался и вопил, малиновый от натуги, а Зейни, почти такой же малиновая от смущения, пыталась его утихомирить: ворковал, покачивал, похлопывал. Гарри смотрел в окно, готовый зажать уши руками.

Когда крик немного утих, он осмелился бросить взгляд. Маленький Уильям был теперь на руках у Лувиса, державшего его с куда большим знанием дела, чем можно ожидать от юноши. <Tab>Последовала серия все более коротких криков, словно ребенок изнемог и постепенно засыпал. Однако ему требовалась лишь передышка: не успели взрослые вздохнуть с облегчением, как он брыкнул ногами, набрал побольше воздуха и разразился такими воплями, что прежние просто в счет не шли. Гарри решил, что так можно кричать только от ужасной боли, и перепугался, что младенец испустит дух прямо у него на глазах (насколько он знал, детям было свойственно умирать от разной ерунды).

Зейни как будто не разделял его страхов — вид у него был по-прежнему смущенный, а не перепуганный.

Крик продолжался и продолжался, Лувис тетешкал ребенка со все более отчаянным выражением на лице. Зейни забрал его и попытался снова приложить к груди, но маленький упрямец гневно отверг его попытки. Он клал его и так и этак, а Гарри тем временем думал о том, что нашел самую ужасную из возможных пыток: отправиться в дорогу в одной карете с кричащим младенцем. Лично он, чтобы это прекратить, выдал бы все военные тайны.

— Боже мой, да что же это? — воскликнул Зейни со слезами на глазах. — Наверное, газы! Он еще никогда так себя не вел.

Гарри ничего не знал о грудных детях, зато знал абсолютно все о жеребятах, щенках и молодых рекрутах. По его мнению, папочка наносил сейчас серьезный вред характеру маленького Уильяма.

— Дайте его сюда!

Это вышло неожиданно и резко, Зейни не послушался, и тогда он просто отобрал кричащего младенца. Тот продолжал вырываться с силой, удивительной для такого крохотного существа, а поскольку Гарри взялся за пеленки, то и выронил его. К счастью, Уильям шлепнулся ему на колени, срыгнул и умолк. Три взгляда устремились на него в ожидании, когда крик возобновится, но благословенная тишина не нарушалась. Гарри не без опаски перевернул малыша и обнаружил, что тот спит с ангельской улыбкой на губах.

Зейни вытер ему мокрый подол и рассыпался в извинениях:

— Теперь я понимаю, что он просто переел, и... Боже мой, мне страшно жаль! Вы не поверите, но это чудесный ребенок, он почти не доставляет хлопот. Я слишком рассеян... это все от страха...

— Не нужно бояться, — сказал Лувис, беря руку Зейни в свои. — Мы уже недалеко от Солсбери, а погони нет и следа. К чему нервничать без причины?

— Думаешь, все обойдется?

— Тебе нужно подкрепиться. Мы сделаем остановку... — он обратил к Гарри вызывающий взгляд, но, так как тот промолчал, говорил уже спокойнее, — а потом продолжим путь. Милорд, как вы думаете, к ночи мы будем в Безинстоке?

— Если очень постараемся. Но к чему это? Дорога не в лучшем состоянии, а торопиться нам некуда. Братья неуверенно переглянулись.

— Между Андовером и Безинстоком будет самый худший перегон, лично я ни за что не пустился бы по нему в сумерках. В Уэртинге я знаю приличную таверну «Белый олень», да и в Уитчерче что-нибудь найдется. Дальше, я думаю, ехать неразумно.

— Вижу, вам знакомы здешние места, — с подозрением заметил Лувис.

— Потому что именно здесь я проезжал несколько дней назад в противоположном направлении. Мудрый путешественник берет с собой карту.

Гарри сунул руку в карман и предложил Лувису карту.

— Так вы, милорд, выехали из Родгар-Эбби?

— Да.

— А где это?

— Недалеко от Фарнема.

— Значит, в Безинстоке мы отклонимся от вашего недавнего маршрута?

— Именно так.

— И завтра будем в Мейденхеде? — вставил Зейни.

— Это зависит от того, какую дорогу выбрать. Если в Безинстоке повернуть на север, мы окажемся на одной из главных дорог — из Бата в Рединг. Думаю, она вполне сносная.

Гарри ожидал возражений, но даже Лувис не стал спорить. Это не слишком его удивило: после недавнего бедлама всем хотелось мира и покоя.

Ребенка, не сговариваясь, решили не тревожить, и он по-прежнему спал на коленях у Гарри, который нисколько не возражал. Хильда с радостью показывала ему дочь, но ни разу не доверила подержать ребенка. И вот он ощущал приятную тяжесть и тепло, слышал легкий размеренный звук дыхания и порой тихое причмокивание, в котором было нечто невыразимо трогательное.

Надо сказать, Уильям был далек от совершенства. На щеках у него виднелась красная сыпь — вероятно, какое-то раздражение. От него поднимался кисловатый запах пеленок. Он был мил, как все младенцы, но не поражал изяществом черт. Кто бы ни был его отец, этому ребенку не грозило нажить состояние благодаря внешности. И все же, все же... его доверчивая поза, его сладкий сон — все это будило покровительственное чувство и наводило на мысли о собственных детях.

— Стой!

Окрик застал всех врасплох. Лувис схватился за пистолет, Зейни потянулся к ребенку, собираясь, конечно, прикрыть его собой. Гарри отстранил его руки.

— Черт возьми, ведите себя естественно!

Это никак не могли быть очередные разбойники, скорее всего их остановил дорожный патруль. Дверь отворилась. Гарри повернулся к нему в надежде, что выглядит достаточно удивленным.

— Тише... — прошептал он. — Мой малыш только что уснул!

Молодой офицер на мгновение устыдился, потом на лице его возникла настороженность. Без сомнения, ему были даны указания высматривать кормящую омегу. Ситуация осложнялась тем, что Гарри и лейтенант Найл Хоран давно и хорошо знали друг друга.