Конец ли?
Лезвие ножа, холодное и острое, полоснуло по щеке Майка, оставляя жгучую боль и тонкую струйку крови, текущую из довольно глубокого пореза. Но это было скорее предупреждение, чем реальная попытка покалечить. Джон был жесток. Он мог причинит вред намного больший чем просто этот порез, который сейчас казался просто абсолютно незначительным.
Удовлетворенный испугом в глазах Майка и осознанием собственной власти, Джон таки убрал нож.
– Вали отсюда, – процедил Тейлор сквозь стиснутые зубы, грубо хватая Уилера за воротник его кофты, отшвырнув в сторону двери.
Майк, едва держась на ногах, тут же выскочил из туалета, как ошпаренный. Ломка, боль в щеке, страх – все смешалось в один ядовитый коктейль, который вытравил в мгновение ока всё человечное, что могло быть внутри Майка, оставляя место лишь для чистейшего, животного страха. Он бежал, спотыкаясь и хватаясь за стены, словно за соломинку. Не обращал и малейшего внимания ни на других ствдентов, ни на преподавателей. Плевать. Сейчас уже просто плевать. Мысли в голове метались, как испуганные птицы, но одна, четкая и настойчивая, пробивалась сквозь хаос:
"Бежать. Нужно бежать".
Майку уже было плевать на все: на последствия, на свою жалкую жизнь и даже на Уилла. Страх ослепил его и давил на мозг мешая думать здраво, делая главным приоритетом – вырваться из этого кошмара, из этого города, из этой липкой паутины страха. Остальное неважно. Оно всё резко померкло на фоне страха перед тюрьмой.
Паника захлестнула Майка ледяной волной. Полчаса на маршрутке и еще 15 минут пешком – целая вечность в его состоянии. Каждый миг казался ему часом, каждое замедление движения – ловушкой. Парень выскочил из колледжа, едва не сбив с ног проходящих студентов. Боль в порезанной щеке пульсировала в такт бешено бьющемуся сердцу, так ещё ломка, как назло, усиливалась, тело ломило, знобило, перед глазами всë плыло.
"Маршрутка... Где маршрутка?!" – мысль билась в голове отбойным молотком. Уилер заметался по остановке, вглядываясь в приближающийся транспорт, как безумный. Каждая машина казалась ему машиной Джона, хотя у Джона и машины то не было, каждый прохожий – его сообщником. Паранойя, подпитанная ломкой и страхом, накрывала с головой.
Наконец, показалась нужная маршрутка. Майк рывком запрыгнул внутрь, сразу же, как только водитель остановился. Автоматическая дверь до этого неспешно открывалась, заставляя Майка сходить с ума. Ему казалось, что всё слишком медленно. Нужно бежать. Быстрее. Ещё быстрее.
Он не смотрел на других пассажиров, не слышал шума дороги. Весь мир сузился до пульсирующей боли в щеке, которая служила своеобразным маяком и жутким напоминанием о его положении.
Полчаса в маршрутке растянулись в бесконечность. Каждая остановка, каждый поворот, каждый сигнал проезжающей машины вызывали в нем всплеск паники. Майк ерзал на сиденье, не в силах усидеть на месте, кусал губы до крови. Ломка разрывала его изнутри, заставляя тело выгибаться в судорогах. Каждую секунду он смотрел на время, боясь, что опоздает. Что будет слишком медленным и не успеет. Что его повяжут. Что его упекут за решетку.
Когда маршрутка наконец остановилась, парень чуть ли не вывалился из нее, после того, как только впихнул деньги водителю в руку. Уилер игнорировал возмущенные возгласы тех кого толкнул, или на чьи ноги наступил. На крики водителя о том, что он не взял сдачу. Он почти бежал до общежития, не обращая внимания на прохожих, на сигналы машин, на крики детей. Он видел перед глазами только дверь своего убежища, которая казалась ему сейчас единственным спасением. Кто бы мог продумать, что это поганое место, в которое он заселился только из-за своей странной одержимостью быть рядом с Уиллом, теперь будет таким желанным и даже почти греющим душу, давая намёк на спасение.
Последние 15 минут показались ему самыми длинными в этой жизни. Он добрался до общежития, едва переставляя ноги. Ключ дрожал в руках, пока Майк пытался попасть в замочную скважину. А затем и дверь, будто специально заело и пару секунд она не желала поддаваться. Всё в этом мире словно насмехслось над ним, желая свести с ума. Желая посадить за решетку.
Наконец, щелчок замка. Он внутри. Один. Но насколько в безопасности он здесь? И действительно ли вообще в безопасности? Эти мысли пульсировала в его истерзанном сознании, жалили подобно диким осам, заставляя задыхаться от паранойи, не давая ни на секунду расслабиться. Он знал, что у него очень мало времени. Он должен уйти.
Пустая комната, гнетущая тишина, нарушаемая лишь его собственным прерывистым дыханием и тиканьем часов, казались чем-то нереальными, призрачными. Эта неофициальная, полулегальная жизнь с Уиллом в этом полуразрушенном здании, которая раньше казалась ему проклятием, теперь воспринималась как убежище, как единственное безопасное место. Но ненадолго.
Майк бросился в комнату, лихорадочно хватая вещи: паспорт, деньги, немного одежды, которая первая попалась под руку. Руки дрожали, вещи падали на пол, но он упорно продолжал собираться.
Успеть. Нужно успеть, пока Джон не передумал. Пока ещё не слишком поздно.
Он не думал о будущем, не строил планов. Просто бежать. Куда угодно. Лишь бы подальше отсюда. Лишь бы забыть этот ужас, этот страх, это чувство вины, которое разъедало его изнутри. Каждая секунда промедления казалась вечностью, каждый шорох за окном – преследованием. Он должен был уйти. Остальное потом.
Ломка накатывала волнами, то отступая, то захлестывая с новой силой. Холодный пот лип к коже, мышцы сводило судорогой, отчего Майк стиснул зубы, борясь с желанием закричать, забиться в угол.
– Нет, – прошептал он себе под нос, журнал глаза, издавая мучительный стон, – нельзя. Нужно уходить.
Взгляд упал на небольшой, потрепанный рюкзак в углу. Парень запихнул туда свои скудные пожитки, почти не глядя.
Он лишь бросил последний взгляд на комнату, словно прощаясь с частью своей жизни, и выскользнул за дверь. В коридоре было пусто и тихо. Как обычно никого тут не было, даже хозяйки. И это немного успокаивало. Отстутствие свидетелей создавало секундную иллюзию комфорта. Казалось, словно тут его никто не найдет, что всё будет хорошо. Но нет.
Спускаясь по лестнице, Майк прислушивался к каждому шорох и скрипу половиц. Паранойя, раздутая ломкой и страхом, превращала обычные звуки в угрожающие знаки, напрочь отметил прошлые мысли. Резко напоминая о том, что будет, если Майк не соберется с мыслями.
Выйдя на улицу, уилер вдохнул полной грудью прохладный вечерний воздух. Город шумел и жил своей жизнью, не замечая его отчаяния и страха. Он пошел быстрым шагом, стараясь не привлекать внимания, слиться с толпой. Куда идти, он пока не знал. Главное – стереть себя с карты этого проклятого города. И начать новую жизнь. Жизнь, в которой не будет Джона, не будет Уилла, не будет этого ужаса.
От таких мыслей об Уилле Майк чувствовал, как к панике и ломке примешивается острая, колющая боль где-то в районе сердца. Это была не физическая боль, а разъедающая саму душу, глубоко укоренившись внутри парня. Это чувство было давно знакомо Уилеру. И он проклинал всë в этом мире за способность хоть что-то чувствовать. Он пытался заглушить эти чувства, убедить себя, что ему все равно, что он должен думать только о своем спасении. Но не получалось. Образ Уилла, сломленного, измученного, преследовал его, снова всплывает перед глазами и заставляя Майка заколебаться.
А вдруг Джон действительно что-то с ним сделает? А он сделает. Майк как никто другой знал об этом. Джон – тот ещё урод, даже похлеще самого Майка. Джона никогда не терзает вина, ему плевать на всё и всех. Единственный ребенок в семье, которому всё дозволено. Так ещё и отец какой-то крутой хрен в полиции. Джон привык, что его боятся и уважают.
Стоит парню дернуть за нужные ниточки и папочка сразу же решит вопрос своего любимого мальчика.
Бесит. Даже тошнит от подобных рассуждений.
И эта мысль, как ядовитая змея, впивалась в сознание Майка. Он вспомнил взгляд Джона, полный холодной ярости, и его затошнило ещё сильнее. Осознание того, что он предал Уилла снова, как и много раз до этого вгрызлось в его воспаленный разум. Он понимал, что теперь Уилл расплачивается за его слабость и трусть и этот бедный парень снова получит галоны безпричинной агрессии, ненависти и унижений в свой адрес.
Майк остановился, схватившись за голову.
– Нет! – прошептал он, – Я не могу так поступить. Не могу бросить его. – Майк знал, что возвращаться равносильно самоубийству. Понимал, что всë это безумие, что он сам себя ещё глубже закипает. Но мысль о том, что Уилл останется один на один с Джоном была просто невыносима.
С одной стороны – инстинкт самосохранения, желание сбежать, забыть все, как страшный сон была чертовски привлекательной перспективой. С другой – навязчивая, почти маниакальная привязанность к Уиллу, чувство вины, которое жгло его, как каленое железо.
Майк сделал несколько шагов назад, к двери общежития.
Блять! – выругался он, – Ненавижу!
Шаги парня замедлились, а затем и вовсе замерли. Он стоял перед дверью общежития, словно перед вратами в ад. Внутри бушевала буря противоречивых эмоций. Желание спастись самому, защитить Уилла, страх перед Джоном и тюрьмой – всё сплелось в тугой, удушающий узел и Майк просто не знал что ему делать. Как поступить? Что будет правильным? Как лучше, черт возьми?!
Он прислонился к холодной стене, закрывая глаза, и перед внутренним взором в очередной раз пронеслись картины прошлого: школьные годы, издевательства над Уиллом. Он осознал всю абсурдность своей одержимости. Он разрушил свою жизнь. Неужели серьезно сейчас стоит думает о том, чтобы пожертвовать всем ради человека, который, возможно, даже не подозревал о истинных причинах его жестокости? Это ведь глупо. К черту этого педика!
Но внезапная мысль о том, что Уилла больше не будет в его жизни, независимо от того, вернется он в общежитие или нет, ударила Майка с силой кувалды. Он ощутил, как всё вокруг него замирает. Холодно. Словно кто-то облил ледяной водой и Майк стоит в тяжёлой куртки весь мокрый и не понимает куда деваться.
Уилл... – Прошептал он, голос сорвался на хрип, – Уилл...
Имя, которое он столько раз произносил с ненавистью, теперь звучало как мольба, как отчаянный крик в пустоту.
Внезапно Майка охватила дикая, бессмысленная ярость. Да что же это за дерьмо то такое?! Почему не похуй?! Почему он не может просто забыть и уйти?! Почему?!
Он ударил кулаком по стене, затем еще и еще, не чувствуя боли. Из горла вырвался хриплый, истеричный смех, который, в лучшем случае, мог услышать какой-нибудь ближе или алкаш, случайно забредший в этот переулок. Он смеялся над собой, над своей глупостью, над своей сломанной жизнью. Смеялся до тех пор, пока слезы не потекли по его щекам, смешиваясь с кровью из пореза на лице. И Майк даже не сразу осознал это.
Он был сломлен. Разбит. Потерян. Он не знал, что делать дальше. Мир вокруг рушился, расплывался, искажался, превращаясь в калейдоскоп безумных образов. Стены общежития давили на него, воздух казался густым и липким, как патока. Внутри всё кипело, рвалось наружу, требуя выхода.
Он задыхался, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Грудь сдавило железным обручем, сердце колотилось с бешеной скоростью, грозя выскочить из груди.
Мысли, обрывки воспоминаний, страхи – всё смешалось в один оглушающий вихрь. Лицо Уилла, искаженное болью, издевательские слова Джона и ледяная сталь, режущая плоть лица Майка, собственная никчемность и трусость – всё это давило на него, душило, лишало рассудка.
Он заскреб ногтями по стене, оставляя кровавые борозды на обшарпанной штукатурке. Из горла вырвался нечленораздельный звук, похожий на рычание раненого зверя. Он хотел кричать, но голосовые связки отказывались слушаться.
Внезапно его вырвало. Горячая, едкая волна желчи подкатила к горлу, обжигая пищевод. Парень упал на колени, судорожно хватаясь за стену, и его вывернуло наизнанку. Желудок сжимался в болезненных спазмах, тело сотрясала крупная дрожь.
Уилер рыдал, задыхаясь в собственной рвоте, не в силах сдержать поток отчаяния и боли, захлестнувших его с головой. Это был не просто плач, а какой-то первобытный вой, полный безысходности и ужаса. Майк чувствовал себя таким сломанным впервые в жизни, словно его просто выбросили на свалку, подобно испорченой игрушки. Впрочем, далеко он явно от этого понятия не ушёл.
Судороги постепенно отпускали, оставляя после себя лишь ноющую пустоту. Майк сполз по стене, обмякая на холодном, грязном полу. Мир вокруг продолжал плыть, расфокусированный и нереальный. Но парень не чувствовал ни боли в разбитых костяшках, ни жжения в горле, ни холода, пробирающего до костей. Осталась только опустошенность. Глубокая, всепоглощающая пустота внутри. Уилер сидел, обхватив колени руками, и раскачивался из стороны в сторону, словно желая убаюкать самого себя. Взгляд, затуманенный слезами был устремлен в одну точку напротив. Он не видел ничего конкретного, лишь расплывчатые пятна света и тени.
Шум города, доносившийся с улицы, казался далеким и невнятным, словно шёл он откуда-то из другого мира. Парень был отрезан от всего, что происходило вокруг, замкнут в своем собственном коконе боли и отчаяния. И время в этом коконе потеряло всякий смысл. Минуты тянулись, как часы, часы – как дни. Он не знал, сколько просидел так, без движения, без мысли, без чувств.