Глава 6. Похоть застилает разум
Каждое утро Сюань Линь отвозил сына в школу, а вечером Лун Цзивэй забирал его и по пути они ужинали в какой-нибудь закусочной. Сюань Линь же обычно оставался дома, в основном коротая время за просмотром телесериалов.
Так прошло две недели. И вот Е Чжэнь наконец заметил странность:
— Мам, а почему дядя Сюань никогда не ест с нами?
Сюань Линь хмыкнул:
— Называй меня папой, ученик Е Шисань! Твой отец уже поужинал... твоей мамой... Ай!
Лун Цзивэй спокойно убрал кулак:
— Он не ест то, что едим мы.
Сюань Линь жалобно скулил, скорчившись у дивана. Е Чжэнь прищурился, пристально разглядывая приемного отца, и чем дольше смотрел, тем явственней убеждался: с этим человеком что-то не так.
Это было чутье воина. Хотя парень не знал, кем на самом деле является этот мужчина в чёрном, но нутром чуял — он особенный.
Сверкая глазами от возмущения, Сюань Линь рявкнул:
— Чего уставился, ученик Е Шисань?! Почему у тебя в домашнем задании не написано ни единой строчки?! Ты хоть знаешь, какой ужасный отзыв учитель оставил о тебе?! А ну быстро марш сюда, попроси любимого папочку помочь тебе с математикой!
Е Чжэнь уютно прижался к Лун Цзивэю, как утёнок к маме-утке, и беззаботно отозвался:
— Не надо, спасибо, дядя. Завтра утром одноклассник поможет с домашкой и за меня все напишет.
Сюань Линь прищурился:
— Надо же, какой хороший у тебя одноклассник!
Лун Цзивэй холодно бросил:
— Тебя должно волновать не то, что одноклассник хороший, а то, что этот мелкий заставляет других делать за него домашку.
— Нет-нет, дорогой, — поспешно замахал руками Сюань Линь. — Я всегда считал, что математика убивает природную сущность человеческого детёныша. Я рад, что кто-то готов умереть за моего сына... Сынок, где ты нашёл такого добряка?
— Не знаю, — невинно признался Е Чжэнь. — Сначала это был Вэй Ху, но он отказывался...
— Отказывался, но всё равно сделал?
— Я его бил, пока не согласился.
Сюань Линь: «...»
Лун Цзивэй: «...»
— Потом девочка с передней парты вызвалась помочь, и Вэй Ху уступил ей эту работу. Правда, она и сама-то не особо умеет писать, зато у неё много поклонников, готовых помочь.
— Значит, — потрясённо заключил Сюань Линь, — эта девочка заставила своих ухажёров делать за тебя домашку, чтобы понравиться тебе?!
— Что значит «понравиться»? — Е Чжэнь задумался, потом с важным видом продемонстрировал недавно выученные слова: — Это называется «дружба и взаимопомощь». Нас этому в школе учат.
— Нет-нет-нет... Сынок, учителя не имели в виду, что вы должны делать друг за друга домашку... Ладно, впрочем, это тоже талант. — Сюань Линь тяжело вздохнул, приложил ладонь ко лбу, потом притянул сына поближе, пристально всматриваясь в милое личико, и вдруг самодовольно заявил:
— Красавец! Хорошо получился! Даже если в университет не поступит — голодным не останется. Прекрасно!
Лун Цзивэй рывком оттащил Е Чжэня и раздражённо возразил:
— Какого чёрта ты даёшь такие бредовые карьерные советы?! Ты что, хочешь ему должность сутенёра предложить?! Е Шисань, впредь никакого списывания! Сам будешь делать домашку!
Е Чжэнь послушно кивнул. Лун Цзивэй продолжил наставление:
— Постарайся поступить в хороший университет, потом устроим тебя в Госсекретариат, будешь госслужащим. Это спокойная, стабильная работа. Мужчина не должен жить за счёт внешности, понял? Вернёмся в Пекин — попросим Чу Цы помочь тебе с учёбой. Он в университете каждый год стипендии получал ...
Е Чжэнь снова послушно согласился. Лун Цзивэй наконец удовлетворённо кивнул и распорядился:
— Иди спать. Детям нельзя ложиться позже одиннадцати.
И вот наш маменькин сынок, ученик Е Шисань, вприпрыжку поскакал в ванную, прихватив пижаму с длинными рукавами и коровьим принтом, приготовленную для него Лун Цзивэем. Вид у парнишки был до невозможности комичный.
Как только дверь ванной закрылась, Сюань Линь набросился на Лун Цзивэя, схватив его за руки и прижав над головой, с мрачной усмешкой прошептал:
— Мужчина не должен жить за счёт внешности, да? А ведь в своё время я выбрал тебя именно из-за симпатичного личика! Все дети вокруг были похожи на выдернутую из земли редьку, а ты — свеженький, сочный, в розовой рубашечке, настоящий молочный поросёночек. Стоило на тебя взглянуть — сразу аппетит просыпался ...
— Ты же чуть не сожрал меня, — холодно напомнил Лун Цзивэй.
— Ага. Жаль только, что ты тогда ловушку мне подстроил. В итоге я не только не съел, но ещё и впустую прослужил тебе полтора века, пока ты мною вертел, как хотел... Всё из-за твоей мордашки. Я ослеп от похоти.
— Товарищ Сюань Линь, — сухо сказал Лун Цзивэй, — а вот я припоминаю, что все эти сто пятьдесят лет тебе жилось весьма вольготно: постоянно лез с обнимашками, поцелуями и тёрся щекой. Я давно подозреваю, что ты — самка...
— Я стопроцентный самец! — с жаром заявил Сюань Линь. — И вообще, я тогда от похоти рассудок потерял!
— Тогда ты мог бы прозреть прямо сейчас, постичь истину и с достоинством уйти в закат. Честно говоря, давно мечтаю выставить тебя за дверь... — лениво отозвался Лун Цзивэй, не меняя позы, в которой Сюань Линь его прижал, и напевая себе под нос,
Сюань Линь вздрогнул и отчаянно завопил:
— Жёнушка, что ты такое говоришь! Ты же шутишь, да?!
Лун Цзивэй приподнял одну бровь.
Сюань Линь тут же обнял его и разрыдался:
— Жена, я был неправ! Ты покорил меня своей непревзойдённой харизмой! Мужчина не должен жить за счёт внешности! Завтра лично прослежу, чтобы ученик Е Шисань решил сто задач по математике!!
Из ванной высунулась мокрая голова Е Шисаня.
— Дядя Сюань Линь, — сказал он с каменным выражением лица, — перестань издеваться надо мной только потому, что не можешь выиграть спор у Лун Цзивэя! Ты срываешься на слабом, прямо как тот, кто всегда выбирает самые мягкие плоды хурмы. [1] Я презираю в тебе это качество.
— Называй меня папой! — взревел Сюань Линь. — И кто тебе разрешил так разговаривать с отцом?! Щас вломлю!
Е Чжэнь бросил на него пренебрежительный взгляд и, не удостоив ответом, величественно удалился в спальню, одетый в пижаму с коровьим принтом.
На следующий день в школе девочка с передней парты — классная красавица — снова с энтузиазмом предложила помочь с домашкой. На этот раз Е Чжэнь отказался:
— Спасибо, но я пообещал маме делать всё самостоятельно...
Разговаривая с одноклассниками, Е Чжэнь никогда не смотрел прямо в лицо — уводил взгляд чуть в сторону, что делало его манеру общения немного рассеянной, даже застенчивой. Классная красавица почувствовала, как у неё защемило в груди. Щёки девочки зарделись и она несмело спросила:
— Е Шисань! У тебя... у тебя есть девушка?
В частной школе нравы были свободные и намёк прозвучал вполне очевидно. Но ученик Е Шисань, воспитанный в духе феодальной морали, как обычно, ничего не понял.
— Нет, — честно ответил он.
Красавица нервно потеребила кончики каштановых волос:
— Тогда... давай встречаться?
Вот теперь Е Чжэнь что-то уловил. Но его представление об отношениях между парнями и девушками всё ещё основывалось на родительском выборе и сватовстве, поэтому, подумав, он ответил:
— Папа говорил... мужчина не должен жить за счёт внешности... Так что прости.
Если бы Сюань Линь услышал, в какой именно ситуации его назвали «папой», он бы, наверное, не знал, смеяться или плакать.
Красавица с отчаянием смотрела на юношу, в глазах заблестели слёзы:
— Ты... ты меня ненавидишь?
Е Чжэнь без выражения рассматривал голубовато-зеленые мраморные плиты в коридоре.
— Как ты можешь так?! — уязвлённая в самое сердце девочка развернулась и, всхлипывая, убежала.
Е Чжэнь не придал этому значения. Для него это даже не было признанием. Парень уже давно учился в современной школе, но друзей так и не завёл. Всегда один – никто не интересовался Е Шисанем, и он не интересовался никем. Честно говоря, он даже не запомнил, как зовут эту девочку.
Прозвенел звонок. Пожав плечами, парень вернулся на своё место и продолжил спать с открытыми глазами.
Он и подумать не мог, что этот маленький эпизод приведёт к целой череде неприятностей.
В тот же день после уроков у дверей класса кое-кто уже поджидал Е Чжэня. Несколько высоких крепких парней перегородили вход. Один из них с нагловатой ухмылкой, скрестив руки на груди, лениво бросил:
— Кто тут Е Шисань? Если есть мозги — лучше выходи сам!
Шуршание — весь класс обернулся и уставился на Е Чжэня. Тот сидел с недоуменным выражением лица, держа рюкзак за лямку. Вэй Ху нервно прошептал:
— Как ты умудрился нарваться на эту шестёрку?!
— А? — не понял Е Чжэнь.
— Что такого ты опять натворил? На кой черт ты вообще их трогал? Теперь ты влип по полной!
— ... Я уверен, что не встречал никаких «шестёрок». Что это вообще значит? — нахмурился Е Чжэнь.
Вэй Ху взорвался:
— Это любимчики всех учителей! Звёзды школы! Из соседнего класса! В топе рейтинга по оценкам! А главный у них — Мао Цинси, его отец — чиновник из провинции! Учителя при виде него улыбаются, как идиоты, чуть ли тряпочкой не стелятся!..
Е Чжэнь, несмотря на пережитое, всё ещё оставался подростком. Услышав про оценки, он даже немного позавидовал:
— Значит... они хорошо учатся?
Вэй Ху был в полном отчаянии:
— Конечно, хорошо! Они в числе лучших по успеваемости! С тобой, вечным первым с конца, даже сравнивать стыдно!.. Погоди, ты вообще понял, в чём суть?!
Пока они разговаривали, «шестерка небожителей» начала терять терпение. Главный из них, Мао Цинси, постучав средним пальцем по дверному косяку, повысил голос:
— Сделал – отвечай! Обидеть девушку, и не сметь признаться — это поведение труса, Е Шисань!
Под пристальными взглядами всего класса Е Чжэнь медленно поднялся, лицо — невинное, как у ягнёнка, глаза — как у человека, который вообще не понимает, что происходит. Помолчав, он растерянно произнёс:
— Одноклассник, ты, наверное, обознался.
Мао Цинси прищурился, оценивающе разглядывая соперника, с той беспечной дерзостью, что бывает у избранных небом.
На самом деле, эти ребята были кумирами школы не только благодаря родительским связям и отличным оценкам — их внешность также играла немаловажную роль. Учительницы обожали высоких, стройных, спортивных и немного дерзких мальчишек. Девчонки буквально носили их на руках, во всём потакали, окружали заботой и баловали. В результате, где бы ни появлялась «шестерка небожителей», они неизменно привлекали внимание.
Что ж, в этом возрасте интерес к противоположному полу вполне естественен. Но стоило им оказаться рядом с Е Чжэнем — и контраст становился очевидным. В этом юноше не было ни капли модного лоска. Он был незаметным, одиноким, тихим. Пришёл — ушёл, никто и не заметил. Но стоило ему выйти вперёд — и все вдруг осознавали: «А ведь он красив!»
Этот казалось бы неприметный мальчик неумолимо притягивал взгляды. Черты лица Е Чжэня были безупречно правильными. Он был худощав, но не болезненно — в его фигуре ощущалась внутренняя сила, даже жёсткость. С детства он занимался боевыми искусствами и достиг в них высокого уровня. Его телосложение и энергетика резко отличались от внешности «тепличных» детей современного общества.
Подростки в этом возрасте ещё не умеют скрывать эмоции, и на лицах «шестёрки небожителей» проступила откровенная враждебность. Мао Цинси, лениво облокотившись о дверной косяк, поманил Е Шисаня пальцем:
— Подойди-ка.
Юноша не двинулся с места.
— Сам подойди.
В классе послышались приглушённый шёпот.
Мао Цинси обнял за плечо одного из своих приятелей и злобно усмехнулся:
— Малец, думаешь, ты самый хитрый, да? Надеешься устроить драку в классе, чтобы учитель вмешался и защитил тебя?
Если бы момент был чуть более подходящим, половина девочек уже бы растаяла от этой дерзкой, притягательной ухмылки. Кто-то наверняка попытался бы тайком сделать фото. Впрочем, и сейчас в глазах многих уже вспыхнули звёздочки — они смотрели на происходящее, как на сцену из дорамы в прайм-тайм: с замиранием сердца и восторженным ожиданием.
С каменным выражением лица Е Чжэнь закинул рюкзак за спину, решительно раздвинул одноклассников и вышел вон из класса. Ребята напряглись — им показалось, что он принял вызов. Но Е Чжэнь даже не задержался у двери: прошёл мимо, едва не задев плечом главаря, не удостоив того ни единым взглядом. Улыбка Мао Цинси погасла. Он вскинул руку:
— Стоять!
Мао Цинси, с его быстрыми, отточенными движениями — результат многолетних тренировок в настольном теннисе — почти схватил Е Чжэня за руку... Но в следующий миг перед глазами мелькнула ладонь, и — хлоп! — ворот рубашки оказался в чьих-то стальных пальцах. Ткань натянулась, тело взмыло в воздух, закрутилось, будто его подхватил строительный кран. Ветер свистел в ушах, крики одноклассников стремительно отдалялись — будто бы он летел в бездну. Мысли о гордости, справедливости и мести испарились. Осталась только одна, яркая и отчаянная:
«Я же башкой вниз грохнусь!»
БУМ!
В глазах Мао Цинси потемнело. Но ожидаемой жгучей боли не последовало — в самый последний момент Е Чжэнь развернул противника в воздухе, вытянул ногу и мягко подставил носок ботинка, точнёхонько под затылок, не дав тому удариться о пол.
Сперва был ошеломлённый ступор. Потом озноб, ледяные конечности, и вдруг — жар, ударивший в голову. Страх, запоздалая паника, унижение, ярость — всё смешалось в один обжигающий ком, рванувший прямо в грудь. Мао Цинси взвился, захлёбываясь криком.
— Ты... да как ты посмел?! Я тебе покажу, ублюдок!
Он бросился в атаку, а за ним, опомнившись — вся ошарашенная «шестёрка небожителей». Но разве Е Чжэнь позволит схватить себя кучке мальчишек? Он отступил на полшага, не делая ни одного лишнего движения. Лёгкий поворот кисти — и мягкий, почти незаметный захват превратился в мёртвую хватку, вцепившуюся в плечо Мао Цинси. Это было не просто движение — оно было выверено до мельчайших деталей: большой палец точно упирался в точку Цзянь-чжунъюй, три других легли в ямку у горла, прямо на Цишэ. На тыльной стороне кисти вздулись сухожилия, как натянутые канаты. А указательный палец сжал артерию между Футу и Тяньдин, прямо в «воротах смерти». Такую хватку не освоишь без многих лет упорных тренировок — под палящим солнцем летом, в леденящем морозе зимой, день за днём, год за годом. Мао Цинси взвыл так, что у окружающих волосы встали дыбом. Это была не просто боль — будто тысячи игл одновременно вонзились в кости. Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Он никогда не испытывал ничего подобного.
— Будешь ещё драться?! — рявкнул Е Чжэнь.
Краем глаза он заметил, как один из парней бросился на него. Не отпуская Мао Цинси, Е Чжэнь развернулся и мощным ударом ноги отбросил нападающего прочь.
— Будете ещё драться?! — прогремел он снова.
Избалованные, обожаемые, окружённые вниманием красавчики были унижены до глубины души. Ярость затопила разум, глаза налились кровью. Они бросились вперёд.
Один из них, с налитыми кровью глазами, взвизгнул:
— Твою мать! Убью тебя, сукин сын!
Е Чжэнь свирепо сдвинул брови и поднял Мао Цинси одной рукой, чтобы швырнуть в толпу. Конечно, он не собирался всерьёз калечить одноклассника, но если бы вложил в бросок всю силу — тот вполне мог бы переломиться пополам.
И вдруг в гущу драки влетела хрупкая фигурка, вся в слезах. Уцепившись за чью-то руку, девушка — та самая школьная красавица — завизжала:
— Хватит! Не деритесь из-за меня!
Е Чжэнь замер.
Ученики бросились разнимать драку, «шестёрку небожителей» кое-как оттащили. Но к Е Чжэню никто даже не попытался приблизиться. Более того — в глазах окружающих теперь плескался откровенный страх
Девчушка подбежала к нему, вцепилась в руку и с надрывом зарыдала:
— Пожалуйста, не надо! Не дерись из-за меня!
— ...А ты вообще кто? – ошарашенно спросил Е Чжэнь.
Вокруг повисла гробовая тишина.
Е Шисань аккуратно опустил Мао Цинси на пол, хлопнул ладонями, будто стряхивая пыль, — и ушёл, не оглядываясь.
Автор говорит: Хочу обнимашек! Хочу щёчками потереться! Хочу цветочков!
[1] Фраза «太柿子捡软的捏了» — это китайская поговорка, буквально означающая «выбирать самые мягкие плоды хурмы, чтобы их сжать». В переносном смысле она описывает поведение человека, который предпочитает легкие задачи и избегает трудностей, предпочитая идти по пути наименьшего сопротивления. Поговорка происходит от китайского ироничного выражения: «Старуха ест хурму, выбирая только самые мягкие плоды»