Каракурт

Эта ночь была поистине волшебна.

За окном сверкали молнии, оглушительно ударяли раскаты грома, яростным напором налегал на окна ливень, хрустели деревья.

А в доме было тепло, светло и уютно. На полу дремали собаки, изредка вздрагивая от громыханий природы.

На всю избу пахло свежими сочными огурцами.

Настя впервые за столь долгое время была спокойна. Не ползала по полу, не нуждалась в еде и воде, не отбивалась от жутких галлюцинаций. Ее жизнь можно было почти полностью назвать нормальной. Такие прихоти, как встреча с родителями, казались Насте настолько несерьезными, что не имели права даже вертеться в мыслях. Беспокоились ли мама и папа? Вряд ли, ведь Настя еще давно сказала им, что уезжает в Оренбург, да и на днях пару раз звонила им при Витольде.

Может, правда? Не все еще потеряно? Может, еще есть шанс его изменить? Он с каждым днем становится все лучше... А вдруг он действительно - сжалится и отпустит?

Но как тогда объяснить родителям отсутствие левой руки? Их же истерика хватит!

Впрочем... нужно сперва вымолить свободу, а уж потом решать, как ей распоряжаться.

- Знаешь, в детстве я любил коллекционировать ошейники, - говорил Витольд, ловко кромсая огурец для салата. Он так умело владел ножом... - Я даже, представляешь, воровал их, только чтоб коллекцию пополнить! Бабушка на меня ругалась. Говорит, люди деньги за ошейники отдали, а ты, паскудник, их спер. И знаешь, что самое интересное? Я никогда не надевал их своим собакам, никогда. Ошейники были у меня в качестве... сувениров, что ли. Ну, ты же понимаешь, некоторые монетки собирают, фантики там? Ну вот, а я ошейники.

Настя улыбнулась.

Витольд смог вылечить ей ноги. Теперь она ходила как обычно, правда, слегка прихрамывая. Также он обещал поставить протез на руку... Стоит ли ему верить? Ведь это дело очень дорогое, да и не в его интересах, ведь доктора обязательно поинтересуются, что с рукой.

Но что действительно радовало Настю - Витольд, похоже, осознал свои ошибки.

Но надолго ли?

Сейчас на нем был милый фартук с цветочками. Витольд готовил Насте салат.

У нее даже в голове не укладывалось, что это он разрушил ее жизнь. Что это он - тот самый дьявол, который морально уничтожал Настю, избивал ее, морил голодом...

В данный момент Витольд был совершенно другим человеком. Глядя на него, Настя совершенно не могла представить то чудовище, что измывалось над ней.

Это был абсолютно другой Витольд.

- А еще я, когда был маленьким, ужасно боялся клеток, - признался Витольд, скрошив порезанный огурец в миску. - Подсознательная клаустрофобия, может быть. Но я просто паниковал, когда видел решетки! Даже рубашку в клеточку специально испачкал, бабушка меня потом чуть не прибила... Ну и мясо, конечно же, не ел. До семнадцати лет вообще. А в семнадцать нашел именно тот вид, который у меня не вызывал отвращение.

- И как это было? - едва слышно спросила Настя. - В первый раз?

- Страшно, - так же тихо ответил Витольд и накрыл ладонью ее руку. На его лбу выступили капельки пота. - Очень страшно. В первый раз я ничего не разделывал... да и не убивал каким-то изощренным способом. Ударил по голове со всей силы поленом и все. Закопал в лесу. Мне потом... долго кошмары снились. Тошнило меня, бледный ходил. Бабушка к врачу водила, тот мне каких-то лекарств прописал.

- Это... это ужасно...

- Я и сам тогда не видел в голове четкой цели. Как-то все было... несобранно, размыто... Понимал просто, что надо людей убивать. Что это приведет к успеху. Да и к мясу уже привык. Вот знаешь, как люди спокойно едят животных, но не могут есть человека? У меня все наоборот. Наверное, потому что я считаю себя таким же зверем. Я мóю голову собачьим шампунем, ем собачьи корма - и это меня вполне устраивает! Еще в детстве мне ведь внушили... что я собачонок. Что я щенок. Что я даже близко не стою с людьми. Что мать моя - собака, друзья - дворовые псы.

- Но ведь ты же человек! - пылко воскликнула Настя. Ее глаза чуточку увлажнились. - Ты ведь... ты человек!

Витольд опустил глаза. Заправил салат майонезом, размешал и пододвинул к Насте.

- Я не могу на тебя смотреть, - с болью выдал Витольд. - Потому что ты являешься дитем моего сумасшествия! Я... я не могу спокойно смотреть на тебя!

Настя пожала плечами.

Сам виноват.

- Ты... ты кушай... - он мялся. - Кушай, а то вон какая худая.

Она привычно ему подчинилась.

Витольд сделал, что хотел. Он ее выдрессировал. Выдрессировал так, что она теперь повиновалась каждому его слову.

Настя осторожно взяла ложку салата и боязливо коснулась его языком. В смятении взглянула на Витольда. Успокоилась и медленно начала ужинать.

Он поднялся и налил ей чаю.

- Знаешь, что больше всего меня тяготило в детстве? - со вздохом начал он. - То, что я не понимал, что хорошо, а что плохо. Меня не учили ни добру, ни злу... да и кому было учить? Я не видел той черты, за которую нельзя заступать! Я не видел предела! Избивать плохо? Но почему тогда другие мальчишки спокойно это делают? Обзываться нельзя? Но почему сверстники обзываются? Нельзя убивать? Но отчего все в таком разе всюду показывают маньяков, восхищаются ими, делают их знаменитыми? Вспомни Андрея Чикатило! А как же Зодиак? Генри Ли Лукас? Я... быть может, трудным ребенком был. И я даже отчасти соглашусь с бабушкой, иногда я получал от ребят действительно за дело. Просто я пытался... увидеть запретную полосу. Ждал, когда мне скажут: "Толя, так делать нельзя!". А мне не говорили. Только внушали, что я гаденыш, собачонок и паршивец. Ну, я и пытался поднять свою самооценку за счет унижения других. Меня аж колотило от восхищения, когда я осознавал, что очередная жертва зависима от меня! Так со временем я и поднял самооценку. Слишком сильно, как мне кажется. Слишком высоко.

Настя в это время закончила трапезу. Встала, поставила остатки салата в холодильник. Ослабевшие ноги вдруг подкосились, и она вынужденно опустилась на кухонный старый диванчик.

Витольд тоже поднялся, закутал Настю в плед и присел с ней рядом.

- И что ты теперь будешь делать? - вполголоса спросила Настя.

Витольд в смятении потер лоб и пожал плечами.

- Я не знаю. Я... зашел слишком далеко. Я потерялся. Мне ведь... Мне, Насть, ничего и не нужно было. Когда я совершал все эти дела - разве мне было нужно что-то невыполнимое? Да мне нужен был совет! Просто банальный совет! Так трудно было мне его дать?! Так трудно было мне ответить в тот день, когда я решился поговорить с бабушкой?!

- Поговори сейчас со мной, - прошептала Настя. - Я тебя выслушаю.

Витольд на секунду задержался на ней взглядом. Затем печально улыбнулся, трепетно обнял Настю и прижал к себе так нежно и заботливо, словно родную дочь. Провел пальцем по ее плечу. Она чувствовала рваное биение его сердца...

- Что я могу сделать, чтобы все люди стали добрыми? - тихо спросил Витольд и коснулся губами ее затылка. - Как вселить в них благородство животных?

Настя вздохнула.

Сказать ему, что это невозможно? Он ей тогда глотку перегрызет.

А что, если это на самом деле невозможно? Нельзя сделать всех одинаково добрыми! Все люди индивидуальны - и это прекрасно. Да, не без недостатков, но на то мы и люди! А он хочет сделать всех, как зверей, - одинаковыми.

- Начни сначала с себя, - аккуратно произнесла Настя и нервно взглянула на Витольда. - То, что тебя окружает - и есть ты. Если ты злой, то и вокруг тебя будет исключительно зло. А если станешь добрым, начнешь веселиться и откровенно смеяться в лицо неудач - и люди будут такими же, ведь смех и добро заразительны!

- Но это не повлияет на воцарившие в мире грабежи, убийства, терроризм, наркоманию!

- Конечно. Так нужно запустить эту цепочку. Вот посмотри сам: зло появляется откуда? У каждого плохого дела есть корень, от которого все началось. Это может быть нелюбовь, травля в детстве, игнорирование со стороны взрослых... Нужно предотвратить причины, тогда и не будет последствий! Видишь мальчишку, которого обижают? Так не стой в стороне, помоги ему, пожалей его! Видишь, что взрослые совершенно не уделяют ребенку внимания? Удели ты! Ты будешь заботиться о людях - и они станут заботиться друг о друге! Отнесешься к ним с добром - они тоже будут добрыми к другим! Нужно начать только с себя. Ведь именно от тебя, одного человека, зависит весь мир. Ты не как все, ты уникален. Все мы уникальны, потому что каждый может повлиять на планету так масштабно, что даже и не подозревает о своих способностях! Помогай людям, делай хорошие дела, заряжай их оптимизмом, и они зарядят оптимизмом других. Ты - маленькая искра этого мира, из которой может разгореться пламя... Просто не пытайся сделать злом добро, это неправильно. Злом творят зло, добром - добро. Пойми это... пожалуйста.

Витольд закрыл глаза. И вдруг как-то устало расхохотался и запрокинул назад голову.

- И это все... - выдал он. - Это, черт подери, все! Это все, что мне было нужно! Это все, что я просил от тебя тогда, баб! Почему же... мне так смешно? Господи... да стоило ей тогда это сказать... ты думаешь, я не послушал бы ее?! Ты думаешь, я стал бы своевольничать?! Мне нужно было наставление, и если бы она тогда сказала мне твои слова, я действовал бы согласно им. Но она ничего мне не сказала, она лишь заявила, что это невозможно! Так я и попытался доказать и ей, и самому себе, что возможно все. Я... сам... создал в своей голове план и действовал по нему. Потому что она сама так захотела. Захотела, чтобы я сам принял решение. Так я и принял, стремясь доказать, что не ничтожество и хоть чего-то стою в этом мире! Ведь я же не собачонок, как меня с охотой обзывали! Я человек!

Он вдруг замолчал и глубоко вздохнул.

Каким идеальным человеком он мог стать, если б в свое время Катерина дала ему правильное наставление... Дети ведь часто спрашивают о чем-то родителей. Мамы и папы думают, что их вопрос - обычное детское любопытство, и не относятся к нему с должным вниманием. В то время как дети, возможно, спрашивают то, что в дальнейшем может повлиять на их судьбу...

А если взрослые не удосуживаются дать ответ - ребята находят его сами. И далеко не все их решения оказываются верными...

- Ты хочешь спать? - неожиданно спросил Витольд, теребя черную прядь волос. - Ты зеваешь...

Настя кивнула.

Витольд слегка облизнул губы, поднял ее на руки, отнес в комнату и бережно уложил на кровать. Заботливо укрыл одеялом. Вдруг остановился, внимательно глядя на Настю. Склонился над ее кроватью.

Она действительно испугалась. По инерции сжалась, мелко задрожала и попыталась закрыть себя одеялом. Это травма на всю жизнь... Что он собирается делать?! Он решил ее задушить?! Почему он так смотрит?!

- Боже, какая ты жалкая... - искренне выдохнул Витольд. - Худая, покалеченная... Что же я сделал... Это чудовищно. Я не мог этого совершить... Это был не я... Слышишь, Настя? Это был не я! Я никогда не сделал бы такого!

Настя сглотнула. К глазам подступили слезы. Не потому, что она жалела себя.

Она жалела его.

- Я знаю, ты простить меня не сможешь, - шептал Витольд. Его черные волосы нависли над Настей, как змеи, вот-вот способные ужалить. - Но ты хотя бы смогла поддержать. Единственная! Одна, кто сумел! Спасибо тебе! Спасибо! Это... Нет, ты не представляешь, как это важно для меня!

В полумраке он навис над Настей получерным силуэтом. Глаза Витольда не отрывались от ее лица.

Настя неожиданно коснулась гладкой пряди его свисающих волос.

Нет, это действительно тогда был не он! Ну не мог он быть таким... таким...

Настя уже начала верить, что в него в то время вселился дьявол. А сейчас этот дьявол, видимо, решил покинуть его душу... А что? Мама всегда ее этим запугивала. Почему это не может быть правдой? Ведь сейчас все указывает именно на этот ритуал.

Ну не может человек так радикально измениться!

- Я ведь так сильно люблю тебя, - горько сказал Витольд, тяжело дыша. - Ну неужели я смог так с тобой поступить?

Комната вдруг воссияла кратковременной вспышкой молнии. Чуть погодя ударил по стеклам раскат грома. Даже в доме пахнуло дождем и уличной свежестью - видимо, где-то было открыта форточка.

- Прости меня... - шептал Витольд, нежно касаясь ее щеки. - Ну прости меня... прости...

Он склонился к Насте вплотную. Осторожно прильнул к ее губам, дотронулся до плеч. Робко и несмело целовал ее, выражая сейчас не былую демоническую и сумасшедшую любовь, от которой нет спасения... Выражая истинные чувства.

Настя задохнулась и в панике отпрянула.

- Витя...

Он опомнился и отошел на шаг.

- Ой, прости... Да, конечно, я уже ухожу. Тебе погасить свет?

- Не надо... - жалобно сказала Настя. - Я... с недавних пор... боюсь темноты.

- Да, я понимаю, - он кивнул. - Еще раз извини... что так вышло. Я... постараюсь стать лучше. Я стану таким, как тебе нравится. Сладких снов... звездочка моя.

Звездочка...

Уже не мяско.

А стоит ли верить в то, что он действительно станет лучше?

Впрочем, сейчас ведь он нормальный...

Главное, чтобы не озверел вновь. Чтобы не накатило на него прежнее бешенство и неконтролируемая психопатия. А Настя всем своим нутром чувствовала, что если такое произойдет, то ей точно придет конец.

Хотя... может, напрасно она надеется?

Как всегда любит повторять отец: "Горбатого могила исправит"...