Нежеланная

   В воздухе пахло цветущими розами, запах был столь силен, что жители вблизи поля закрывали створки окон даже в такую знойную жару. Нивы пшеницы, нещадно сожженные солнцем, раскинулись вдоль пограничного леса, и, куда не кинешь взор, нет тому конца и края - золотая нить, изгородью ломких стеблей, простиралась от юга до самого севера. А меж рядами ровной пшеницы, как дети на параде, протискивались округлые головки белоснежного одуванчика. Сорняк выглядел ничтожно, по сравнению с высокими и статными стеблями, но стоило подуть ветерку, как он пускал по полю свои белоснежные кудри, унося все дальше и дальше, свое детское любопытство.

   Где-то меж рядами можно заметить целое семейство одуванчиков, которое вытеснило и погнуло стебли злаков. Пшеница вытоптана и склонилась к самой земле, пораженно раскидав свои зерна, словно утраченные сокровища. Отчего же так несправедлив создатель, откуда такое противоречие? Почему жизнь - это всегда борьба и утрата?

   Внезапно злаки всколыхнулись, парашютики семян одуванчиков взмыли вверх, и над колосьями пшеницы показались сначала уши, а потом и голова. Две черные пуговки глаз с опаской глядели в сторону леса. Молодой ягненок, белоснежного цвета, одиноко пробирался сквозь заросшую пшеницу, шерсть его так бела и чиста, что совсем не сложно было принять его за одуванчик. Агнец время от времени опускал морду, но игра легкого ветерка, каждый раз пугая его, вынуждала вскидывать голову, и взор ягненка вновь устремлялся в сторону леса.

   Неожиданно, раскатистой волной от самого горизонта, забушевал лес, передавая эстафету и подбираясь все ближе и ближе. Ягненок вздрогнул и посмотрел наверх, туда, где высилась опушка леса, а потом с ужасом воззрился на стаю волков, что выскочила столь тихо и быстро, отчего малыш лишь попятился назад, и наконец, завалился на бок.

   Зубы хищника вонзились в белоснежное бедро, проливая первую кровь на сухую землю, отчаянный плач ягненка тонул в раскатном громе, казалось сама земля страдает с этим дитя. Ветер нещадно гнул деревья, листва шумела, стремясь отогнать голодные пасти, но с каждым криком, в плоть и кровь вгрызалось все больше зубов, оскверняя золото пшеницы и окрашивая его в алый. Тянули зубы, вонзаясь в белый пух; стоны боли резали душу, и казалось мучение длится вечность.

   Отведав жертву, волки бросились в лес, ожидая бури. Небо затянулось тугой пеленой, деревья и ветер выли, но некого было более оплакивать, осталось лишь мятые злаки, окрашенные в кровавый цвет. А после хлынул дождь: создатель плакал, омывая землю. Взамен скорби, он всегда дарит жизнь, но не спасение. Яркие лучи солнца пронзили купол свинцовых туч, поразили землю светом. Золото полей засияло пуще прежнего, давая новые плоды, а воды смыли старые грехи, и на месте том ничего уже не осталось.

Так значима одна жизнь, но так быстротечна в стихиях мироздания.

Страдающему дарует, отмерит и повторится все вновь.

***

   Распахнув глаза и вскинув их к обшарпанному потолку, Милада почувствовала, как в груди заныло сильной болью. Рассвет явил свои багряные блики в окна. Цвет был столь насыщен, что воспоминания о еще свежем сне били и мучали разум, не давая прийти в себя.

   Подушка и простыни неприятно морозили кожу своей влагой. Уже не раз Милада просыпалась в холодном поту, и не раз видела она сны, ведающее слово Господа, но чтоб один и тот же сон, такое было впервые.

   И ничего уже не радовало ее с этого утра, впереди лишь череда неприятных событий и разговоров.

   Влажная, свободная ночная рубаха неприятно облепила тело, очерчивая изгибы. Босые ступни коснулись холодного дерева пола, которое поскрипывало при каждом шаге девушки. Милада стянула через голову белое одеяние, и холод нетерпеливо коснулся студеными ладонями хрупкой спины девушки, заставляя вздрогнуть. Концы мокрых серебристых волос хлестали девушку, вызывая озноб. Она без труда натянула нижнюю рубашку, а после - тонкое, шерстяное платье, собранное на талии. Как и подобает девушкам ее возраста, подол наряда Милады доходил до щиколоток, а рукава закрывали все до кисти. Нередко она оставляла волосы свободно лежать вдоль спины до самой талии. Серебро ее волос украшали мягкие волны у самых концов. Бросив взор в окно, Милада изумилась: багряность прошла, уступая розовой дымке и первым лучам солнца. В глазах ее прозрачных, как чистый холст, присвоил свое место рассвет, заиграв алыми и золотыми цветами.

   Дверь со скрипом открылась, впуская непрошенного гостя:

   - Ты уже встала? Оно и к лучшему! – командный голос Старшей женщины Инны звенел в ушах. – Твой брат рассказал мне обо всём, теперь же я хочу услышать это от тебя! А после поговорим о стратегии.

   Милада методично продолжала одеваться.

   - Принц Всеволод попросил меня о личной просьбе, – голос ее ничего не выражал, не было у нее ни единой заминки, это был четкий отчет, как того требовали от нее с самого детства. – Недавно прибывшая в Столицу принцесса Нархаят, вторая наследница Земли Огня...

   - Хватит! Я все это и без тебя знаю! Какова была просьба? – Инна не терпела непослушания и часто Милада с братом и сестрой были за это наказаны. Но годы сделали свое. Девушка могла себе позволить испытывать терпение Старшей, при этом не получая существенных наказаний, кроме личного удовольствия. «Грех», - подумала Милада и голос стал ее более живым.

   - Старший принц попросил составить компанию принцессе, так как та еще не успела завести знакомств.

   Рука ее потянулась к туалетному столику: в ящике для хранения украшений и гребней, лежала лишь Библия.

   - Ха! И с чего он решил выбрать тебя?! – отвечать Миладе не было необходимости, от нее этого вовсе и не ждали. – Всеволод явно тронулся умом! Оно и к лучшему. Что при личной встрече сказала Нархаят?

   Девушка сморщила нос, такая фамильярность по отношению к правящей семье резала ей слух.

   - Ничего конкретного, лишь светские беседы и обмен любезностями, – Милада положила Библию на кровать и терпеливо посмотрела на Старшую, но та, в свою очередь, не ответила на молчаливую просьбу девушки и продолжила размышления.

   - Ты можешь попытаться скрыть от меня все что угодно, но я это узнаю, Милада. И мой тебе совет - лучше дружить с влиятельными людьми, чем соперничать, для этого у тебя нет ни положения, ни власти. Бог мне судья... - ее лицо скривилось в усмешке, – ...он тебе не поможет!

   Она уже было решила выйти из комнаты, как остановилась и резко обернулась к племяннице.

   – Ты поедешь на все последующие встречи, дабы укрепить связь с правящей семьей и будущей правительницей Столицы, и это не подлежит обсуждению! А теперь можешь помолиться.

   Дверь с грохотом закрылась, Милада шумно выдохнула и опустилась коленями на деревянную поверхность пола. Колени ныли, губы вторили строчкам, а мысли стонали лишь одно:

   «И молюсь я лишь с позволения».

***

   Время тянулось медленно, палящее солнце неприятно слепило, и лишь прихоть принцессы могла спасти Миладу от агонии. Стоило Нархаят свернуть к чаще леса, где они могли спрятаться в тени листвы, Милада мысленно начинала благодарить Создателя.

   - Расскажите о своей семье, дорогая Милада, – Нархаят скучающе крутила белоснежный зонт, явно думая о чем угодно, но точно не о семье фаворитки.

   - Мне казалось, Ваше Высочество, вы знаете довольно много о моей семье.

   Милада, не без доли зависти, провожала взглядом полы легкого белоснежного платья принцессы.

   - Отнюдь, я особо не интересовалась историей других домов Столицы, кроме правящей семьи, – Нархаят вполоборота взглянула на покрасневшую от жары спутницу и ехидно улыбнулась. – Не делайте такое лицо, дорогая Милада. Я не боюсь вашего осуждения, оно скорее меня задевает, ведь я успела заметить, вы не спешите судить судимого. Отчего вы так благодушны и терпеливы, что совсем не свойственно вашему дому?

   - А говорили, что не знаете ничего о моем доме, – на лице Милады заиграла полуулыбка. – Моя матушка, имя которой, я думаю, вам известно...

   - Ия Реут, конечно, – задумчиво пробормотала Нархаят, руки ее играли с листвой низкорослых деревьев.

   - Родилась на земле змей, вблизи единственного сохранившегося там Храма. За матушкой прибыли, когда ей было пятнадцать, в ходе переговоров было решено, что из двух близнецов, Инна Реут - моя кровная и названная тетя, удочерит матушку и сделает ее наследницей и следующей главой дома «Сов», - принцесса вторила кивком каждому слову Милады. – Мне не известно, что стало с ее близнецом. Следующим наследником станет мой старший брат...

   - Почему он, а не вы? – неожиданно перебила Миладу Нархаят. – Я слышала, что вы родились в один день.

   - Да, но я родилась позже, – от девушки не укрылось, как принцесса закатила глаза, чем вызвала у нее улыбку. – В семье Реут близнецы или двойня, это благословенье, что пророчит процветание и власть в нашем доме. Признаться честно, для меня появление близнецов не является таким уж благословением, ведь в нашей семье это не такая уж редкость. Хотя в моем случае, я скорее опозорила, чем возвысила свою семью, – Милада понурила голову, лицо ее, столь прекрасное и чистое, украсила грусть.

   - Хм, - Нархаят оценивающе взглянула на свою собеседницу, в глазах ее скользнула зависть, но лишь мимолетная. – Это и в самом деле удивительно, отчего семья, имеющая столько грехов и преступлений перед Правящей семьей и Господом, семья, что столько веков была вхожа в Дом Равновесия, семья, что была избранниками наследников, а дети их унаследовали трон, не смогла простить и принять одного члена семьи, что истинно верует в Создателя. Как глупо, – хмыкнув Нархаят развернулась и снова устремилась к пышно растущим садам Ириды.

   Навстречу девушкам через сад от дворца бежала девушка. Миладе не стоило ни малейшего труда, узнать члена правящей семьи - принцессу Елену.

   - Отчего же вы не сказали, Нархаят, что собираетесь прогуляться по летнему саду, я бы с большим удовольствием согласилась бы на этот променад! – принцесса правящей крови налетела, как грозовая туча, уязвленно обрушив обвинения – обе девушки удивленно уставились на белокурую красавицу.

   Юная принцесса Елена всегда собирала много взглядов. Взгляды девушек были не исключением, вот только взгляд Нархаят нес в себе возмущение, а Милады удивление. Она впервые видела так близко самую младшую из Семьи Правящей крови.

   Елена, имя ее сладостью оставляло след на устах, как вино на губах. И каждый молодой наследник благородных домов Столицы мечтал обручиться с юной принцессой. В свои шестнадцать она светилась ангельской красотой: волосы как чистый снег, ее брови и ресницы иней окрасил в белый, а глаза сделал двумя ледяными узорами, и можно было бы ее наречь северянкой, но розово-персиковая кожа согрела ее холодный образ. «Она сродни Богини!» - подумала Милада, но характер рушил все ее очарование. Родившись самой младшей, к тому же единственной девочкой среди братьев, семья ужасно разбаловала ее своей любовью, но совсем за ней не следила. Она была похожа на капризного ребенка, без злобы надменности, но не умела знать меру и место. И лишь возраст оправдывал ее - этой зимой ей исполнилось шестнадцать, еще юна, но уже и не ребенок.

   -Елена, – Нархаят стала удивительно сдержанной. – Увы, но мы уже закончили прогулку, Миладе Реут пора возвращаться домой.

   Она с ожиданием повернулась к девушке. Милада лишь потупила взгляд и поспешно добавила:

   - Да, к сожалению, я вынуждена вас покинуть, но буду рада встретиться с Вашим Высочеством при следующей встрече, – она низко склонилась в реверансе, но поднявшись даже не удивилась, увидев, что юная наследница не обратила внимание на гостью, а лишь с щенячьей преданностью хваталась за руку принцессы Нархаят и вела ее в сторону леса.

   - Прошу вас, дорогая, уделите же мне пятнадцать минуту, брат совсем меня утомил, не дает мне и минуты покоя. Как же можно так издеваться надо мной?! – плача, девушка потянула Нарахаят вглубь леса, их голос стал затихать и Милада с трудом уже слышала, о чем они переговариваются.

   - И кто же из двух ваших прекрасных братьев, так вас мучает уроками?

   - Конечно же, Михаил... - тут голос принцессы совсем затих и более Милада их не слышала.

   Сад погрузился в безмолвное молчание и пугал своей безжизненностью и пустотой. Самое великое творение было плодом людской прихоти, их искусство мертво - невозможно повторить то, что способна создать только природа. В воздухе стоял дурманящий запах цветов, их так много, они пестрыми красками измазали всю открытую поляну, нетронутую лесом. Запах нектара душил и утягивал в дурман. Миладе ужасно не терпелось покинуть стены дворца и оказаться на прохладных улицах Столицы. Шерстяное платье давило ей на плечи и тянуло к земле, воротник нещадно сжимало горло, не давая спокойно вздохнуть, и казалось, цветущая веранда с каждым шагом лишь отдалялась от девушки. Она протянула руки в надежде ухватиться за мраморную колонну, но руку ее грубо перехватили, и она ощутила гладкую ткань мужского манжета на своей ладони.

   - Вам нездоровится? – голос неприятно морозил и от этого помощь принимать совсем не хотелось.

   Милада беззвучно вздохнула, ей было хорошо известно, что даже такое священное место, как «Дом Равновесия», кишит грешниками, что кормятся с рук правящей семьи, и как коты ластятся у ног, желая ухватить хоть каплю власти. Но взглянув на мужчину, девушка увидела сосредоточенное лицо второго принца. Юноша серьезно разглядывал помутневшие от жары глаза Милады. Губы его были недовольно поджаты, а меж бровями пролегла глубокая складка. Михаил был младше Милады всего на два года, и в этом году ей даже удалось поприсутствовать на летнем балу в честь его восемнадцатилетняя. Но ни разу ей не приходилось видеть его столь близко, а обмолвиться с ним уж тем более.

   Юноша был высок и статен, но в отличие от брата, что светился ярким обжигающим солнцем, казалось весь мир в рукав Всеволода, все ему благосклонно, любая тварь замрет по велению его руки, а человек падет к ногам, в присутствии старшего монарха ты как в объятиях самого Бога, ты в безопасней, и взгляд его уверенный и ласковый дарил покой. От Михаила пробирала дрожь. С прямой спиной, в мундире, будто только спешил с коня, держался холодно и отстранённо. Всеволод был обладателем золотых витков до самого подбородка, что часто он собирал в тугой пучок, Михаил же напротив коротко отстрижен, как мальчишка, и волос его совсем не вьется. Под стать своему строгому образу, лицо его как высеченный камень, с прямым носом, точеными скулами и белоснежной кожей. Его светло русые волосы выгорали от солнца, от которого не скрыться, когда ты почти всегда в седле, тому же цвету вторили и брови. Не будь он членом правящей семьи, а будь обычным офицером, девушки бы вились вокруг юноши, ведь так он молод, почти мальчишка, если бы не холод глаз. Глаза выдавали его, как выдают секреты дезертиры, молодость и нехватка опыта не позволяли должно контролировать эмоции, что цепью скованны в лике юноши, но бесами бьются в глазах. Все в Столицы слышали, как одержим второй наследник военным делом, как неприветлив он и холоден. В отличии от своей семьи, имел он сапфировые глаза, как глубокие воды, что делало его образ еще холоднее и неприветливей.

   - Нет, Ваше Высочество. Лишь неудачный выбор платья. – Милада вскинула взор, сквозь влажные, вьющиеся локоны. Глаза Михаила сузились, а рот искривился в гримасе недовольства.

   - Ах, если бы женщину заботил не только выбор платья, возможно, и моя сестра смогла бы познать искусство военного дело, – холодно парировал молодой человек.

   - Возможно Вы правы, принц Михаил, – Милада уперлась в руку молодого человека, отталкивая его от себя. – Мне уже лучше, благодарю.

   - Ты еще дитя, Михаил. – Милада не заметила как старший наследник будто тень появился из-за ее спины и шуточно оттолкнул брата, другой рукой перехватывая руку Милады - Не каждый желает знать военные дело, в особенности девочка в шестнадцать лет. – Милада взглянула на Всеволода, что в очередной раз укутал ее своим спокойным и уверенным взглядом, как змея, уводящая в транс.

   - Она наследница правящей крови и должна знать основы. – злобно выплюнул Михаил.

   - Не обращайте внимания на этого кадета, я в его возрасте тоже горел желанием подержать меч в руке. Восемнадцать пора тяжелого осознания, что в мире существует много других знаний помимо военных стратегий. Например, правила этикета – с нажимом в голосе указал на ошибку брата Всеволод, подзывая взмахом руки стоящих поодаль служанок. – К тому же не стоит указывать на незнание человека, когда он старше тебя. Знаний мало, Михаил, важен еще и опыт, а им владеет более старшее поколение.

   - В этом году я стану офицером! – оскорбленно заявил второй принц. Стоя, друг напротив друга, стала сильнее заметна разница между братьями. Всеволоду уже было двадцать четыре, и он будущий король, член правящей семьи, Милада же и вовсе видела в нем божество. Каждое слово и жест принадлежали истинному правителю. Михаил на его фоне был капризным дитя.

   - Дорогая Милада, не оскорбляйтесь его юношеским ценностям...

   - Простите, мне не здоровится – она так утомилась, что совсем позабыла должно попрощаться. Аккуратно отстранившись от монархов, низко поклонилась мужчинам и побрела в сторону ожидающих служанок.

   Пройдя меньше метра, она уж было решилась извиниться перед молодыми людьми, но обернувшись она увидела лишь прямую спину отдаляющегося Михаила. Его темно синий мундир ярко возвышался над кустами белой розы. Коротко подстриженные волосы открывали светло русый затылок. Молодой мужчина почувствовав внимание обернулся и поймав взгляд девушки низко поклонился и широким шагом направлялся к лиственному лесу.

***

   Встречи с принцессой Нархаят стали каждодневной рутиной Милады. Речи ее были сдержаны и кратки, каждый жест нес в себе желанием обладать ей. Было в ней что-то такое холодное, будто расплавленное золото остудили, и теперь оно сияло холодной монетой на ладони. Во дворце к ней относились холодно и неприветливо. Люди скорей ее боялись, чем не любили. Редко она покидала свои покои и часто писала письма. Посмотрев на нее со стороны, любой бы восхитился. Как однажды сказал конюх у постоялого двора: "по ней сразу видно, она как породистая лошадь, белоснежная такая, с золотою гривой". А после, брякнув, ударил рукой по столу и ладонью провел по широким усам, обтирая медовуху. Но у Милады было другое мнение: "Она как пламя, несла в себе разрушительную силу, что не оставляла после себя ничего". Такой будут помнить ее всегда.

   Светские беседы на темы искусства, баллов и моды. Каждый раз, когда разговор заходил о политике, девушки с достойной уверенностью перекидывались парой фраз и переходили к новой теме. «Политика не женская участь», говорила себе Милада. Участь — это именно то слово, каким она могла себе описать жизнь монархов и его приближенных. Власть для нее сродни греха, и способен ее подчинить лишь тот, кто может устоять пред столь сильным соблазном. Человек высшего происхождения, заклейменный Господом Богом. Власть всегда будет манить его, и он должен уметь устоять и нести свою службу с большим старанием, чем человек обычный, слабый.

   Милада не мыслила о себе как о возвышенной. Она была грешна и отдавала себе отчет. Бывало, она засматривалась на сверстниц, на их платья, зонты и головные уборы. Что пестрили разными цветами, а ленты нежно струились в локонах волос. Она испытывала неприятную зависть и порой совсем не могла ее унять. Бывало, она ловила это чувство и во время службы, пока рассматривала тонкое кружево накидки одной из дам.

   - Иногда мне кажется, что «Она» мое самое большое испытание. – посмотрев на рядом шедшего учителя, Милада будто что-то осознала и добавила, – А порой, что... - но фразу она так и не закончила. Служитель взглянул на девушку, на ее задумчивое лицо. Милада редко смотрела на собеседника. Была она так погружалась в собственные мысли, что иногда казалось, она тебя и вовсе не слушает. А от лица ее всегда веяло грустью. Ей хотелось с кем-то поговорить, очень хотелось рассказать про огненную принцессу. Ведь в тайне, где-то глубоко в душе она ей восхищалась, хотелось ей стать такой же стойкой, гордой и, возможно, слегка капризной. А после отгоняла от себя эти мысли, вспоминая, что человек добрый и честный тоже всегда заслуживал восхищения. – Знаете, мне кажется, Нархаят действительно станет достойной женой нашего будущего правителя. По крайней мере, я этого ей желаю.

   — Вы правы, дорогая Милада, — служитель смотрел на Миладу исключительно как на чистое дитя, сотворенное его Создателем. Все в ней было так идеально. Он боялся лишь одного, что времени осталось у них не так много. Возможно, она не понимала того, о чем ее предупреждают в ее снах, но скоро она с этим столкнётся, и ей придется учиться, как выстоять в этой тяжелой борьбе Самого Бога и дьявола руками столь хрупкой и слабой девушки.
Милада всегда видела Правящую семью совершенными людьми, неспособными на несправедливость и злобу. Нархаят была, несомненно, великой девушкой, не способной потерять лица ни на минуту. Но милосердной ее назвать было сложно. Принцессе всего восемнадцать лет от роду, а в ней уже столько стойкости и абсолютного совершенства, красоты и обаяния. Все в ней говорило о причастности к правящей семье. Она могла остаться в одной сорочке, но выглядела так величественно, будто через мгновенье будет стоять у трибун и призывать к войне вольный народ и они подчинятся. Ведь ее слово — закон. Оно неоспоримо. Каждая сказанная ей вещь звучало как истина, о которой мы молим Бога. Каждый жест идеально высечен годами многолетнего труда, а взгляд — как само пламя. Если ошибёшься или оступишься, падёшь сожжённым к ее ногам. Но что в ней было, кроме этого? Казалось, ничего. За бравадой властности и порой высокомерия не было ни одного чистого сердечного порыва.

   Возвращаясь в свое поместье, Милада испытывала ощущение опустошения, будто весь день был сном и ничего после него не осталось. Долгие беседы были ни о чем. Они не касались ничего конкретного, были пропитаны едкими замечаниями Нархаят, ее болью и грустью. Возможно, она сама этого не замечала, как глаза ее блестели, а уголки губ кланялись вниз. Ее что-то тревожило, особенно когда они долго молчали. А точно ли это испытание? Возможно, Нархаят и вовсе не наказывала Миладу, а молила о помощи, чтобы хоть на секунду все погрузилось в тишину и думы покинули ее, терзающие ее душу. Казалось, Нархаят была самой большой ее загадкой. Все чаще она видела старшего наследника, когда Милада покидала дворец, или же, наоборот, туда прибывала. Старший Сын Столицы с легкой полуулыбкой встречал Миладу у комнат Нархаят, оставляя приоткрытой двери для вновь прибывшей гости. Она более не видела их вместе, не слышала их разговоров. Но увлечение между молодыми людьми было буквально осязаемо. Теперь слова тети не казались ей пустыми. Полагается, надо ожидать великого брака и союза между Столицей и Королевством Огня.

   Время клонилось к закату, и после вечерней молитвы, девушка отправлялась в умывальню, когда в комнату влетела младшая сестра Милады и вторая в очереди на наследие Дома «Сов», в одной лишь ночной рубахе и растрёпанными серебряными локонами. Ее юное лицо вытянулось, а аккуратные ладошки яростно сжимали лист бумаги.

   — Виктория, тебе стоит уже быть в постели, — устала подмечает Милада. Своевольность ее младшей сестры давно ее не беспокоит. Характера и властности в ней больше, чем в самой Миладе. Она тешит себя мыслями, что однажды ее старший брат Ян передаст бразды наследия в руки младшей сестры, ведь она истинно рождена для этого. А рождение Яна и Милады — лишь оплошность и ошибка.

   — Ты не знаешь?! — тон сестры насторожил девушку, и она с сомнением посмотрела в сторону двери, — Пришёл приказ из дворца. Тебя требуют к двору! — Виктория была в ярости и совсем не скрывала своих эмоций. Она кричала и вскидывала руки к двери, посылая свой гнев куда-то в сторону своих обидчиков, — Указ подписан Старшим Наследником, Всеволодом Ярило, — выплюнула она в конце. Милада бессильно обмякла в кресле у туалетного столика. Рука ее тянулась к Библии, но ей было страшно. Он давно ей не отвечал. Казалось, всю жизнь. А был хоть лишь один ответ? «Я ничего не слышала», подумала Милада, — Это мерзкая чужестранка, пришедшая на нашу землю, силясь отнять у нас власть, а теперь и тебя.

   — Прекрати, Виктория. Не будь ребенком, — Милада устало разгладила белую рубаху. На улице был почти конец осени, и дом Милады плохо отапливался. Полы были ледяными, и в комнате порой было тяжело дышать. Мороз колол горло, выпуская легкий пар, — Ты говоришь о возможной будущей правительнице Столицы, — для шестнадцатилетней Виктории это хлесткая пощечина, доставшаяся ей от собственной сестры.

   — Как же ты не понимаешь, Милада, — прошипела младшая сестра, — Все они гнилые, в них нет святости! Ни в правящей семье, ни в новоприбывшей принцессе, и Бога твоего нет. Остались кости и объедки от лучшего мира когда либо существовавшего!

   — Уходи, — Милада с дрожащим голосом и слезами приказом подписала себе участь, несравнимую с болью Виктории. И как же ее младшая сестра, что столь юна, понимает такие сложные вещи и от чего же она не понимает столь очевидного. Что все, что делает Милада, лишь во благо для величия и успеха ее сестры.

   С того дня Виктория затаила великую обиду, что шла с ней рука об руку до самой ее кончины.