Глава 1.
2021 год.
Легкий запах вишни, смешанный с цветочным ароматом, проник в комнату. Я приказала Церберу сидеть, погладила его по голове, и спрыгнув с гамака, побежала к двери. Я чувствовала, что кто-то пришел.
—Инесса, Фарья здесь, - прогрохотал папин голос издалека, я прикрыла одно ухо, чтобы слышать его чуть тише, и вылетела из комнаты, минуя коврики на полу.
Я ненавидела ощущение чего-то шерстяного, мягкого под ногами, и старалась избегать контакта с такими вещами, чтобы не вызывать панику у папы и Луки.
—Инесса, я могу войти? – послышался голос той, кого я ждала последние три месяца.
Я завернула за угол, и встретившись с карими глазами Фарьи, что горели ярким пламенем у входа, улыбка тут же выступила на моих губах. Я налетела на подругу с объятиями, а затем прижала ее к себе. Ее подбородок лег мне на макушку за счет высокого роста, и теперь я отчетливо слышала запах вишни. Родной, приятный, тот, по которому я скучала как сумасшедшая.
—Боже, как я рада тебя видеть, Инесса, - ее нежный голосок прозвенел по всему холлу, и я улыбнулась, отпрянув от подруги.
Фарья тоже растянулась в улыбке, смахнула прядь своих темных волос себе за плечо, и скинув с него сумочку, вздохнула с облегчением.
Фарья была той самой подругой, с которой я была неразлучна долгие годы, все двенадцать лет учебы, все каникулы, всю свою осознанную жизнь. Я любила ее как родную сестру, как девушку, что являлась неотъемлемой частью моей жизни. Сегодня она наконец вернулась из Испании, где проводила время с отцом, и я не могла не радоваться ее прилету.
—Проходи, - радостно воскликнула я, и развернувшись, двинулась в свою комнату, как раз в то время, когда папа вышел из кабинета, и убедился, что я в порядке.
Мы подошли к моей комнате, и Фарья как всегда стеснительно вошла в нее, словно не проводила в ней ночевки, не приходила в гости, и не спала на моей кровати пьяная, после наших неудачных прогулок.
—Цербер, - Фарья кинулась с объятиями к моей собаке, а он радостно завилял хвостиком, топая передними лапками.
Я не могла сдержать улыбки.
Позади послышались шаги, а затем я столкнулась с папиным взглядом. Он возвысился в дверном проеме, держа руки в карманах.
—Он скучал по тебе, - утвердил папа, и я удивленно уставилась на него.
Он обычно не говорил с Фарьей, и старался избегать любого контакта с моей единственной подругой, но сейчас выглядел радостным, словно тоже был вне себя от счастья, увидев ее спустя долгое время.
Цербер же стал лизать лицо моей подруги, пока она чесала ему за ухом, говоря о том, что скучала по этому засранцу. Цербер был довольно агрессивным псом, и то, что он нашел контакт именно с Фарьей, не могло меня не радовать.
—Оставишь нас? – проговорила я папе, уверенно смотря ему в глаза.
Он выровнялся в спине, оглядел комнату и остановил взгляд на тумбе, на которой стояли мои таблетки. Вздох сорвался с моих губ.
—Я пила, пап, правда, - соврала я, и надеялась, что он не полезет осматривать мою спальню в очередной раз, чтобы найти пакетик с таблетками, которые я нагло прячу.
Мусорка, вся территория под окнами проверяется на таблетки, а из дома я не могу выйти, пока не пройду чертов контроль от охраны или же папы и Луки. Руки задрожали, и я завела их за спину, стараясь выглядеть менее взволновано. Папа прищурился.
—Я проверю таблетки, когда Фарья уйдет, - строго проговорил он, а затем двинулся к своему кабинету.
Я хотела бы облегченно выдохнуть, но грудь свело от боли, и я уперлась спиной в стену, прячась от отца. Цербер сразу же почувствовал неладное, и убедившись, что папа уже ушел, ринулся ко мне, тыкая носом мне в колени. Казалось, этот пес волновался обо мне больше, чем я сама.
—Инесса? – испуганно пробормотала Фарья, и подбежав ко мне, осмотрела мое лицо, пока я старалась восстановить дыхание, —ты снова не пьешь лекарства?
—Вы все хотите, чтобы у меня отказала печень? – огрызнулась я, и хлопнув дверью, подошла к кровати, медленно на нее опускаясь, —меня тошнит от них, Фарья, я не могу пить по девять таблеток в день!
—Тогда у тебя откажет сердце, - возмутилась подруга, и сев рядом, сразу же достала из бутылька с тумбы лекарства, прекрасно зная, что именно мне нужно принимать в обед.
Я замотала головой, и отведя взгляд, постаралась сосредоточиться на чем-то кроме этой гребаной болезни. От этой боли, от мыслей, от давки в груди. Цербер запрыгнул на кровать, вытянулся между мной и Фарьей, демонстрируя свое мускулистое тело, и с надеждой посмотрел мне в лицо, укладывая свою темную мордашку мне на колени. Его тепло стало медленно передаваться мне, а осознанный взгляд буквально заставил меня взять лекарства из рук подруги. Нехотя я закинула таблетку в рот, и запив ее водой из бутылки, опустила голову.
—Инесса, мы говорили с тобой уже об этом тысячу раз, - разочарованно покачав головой, заявила подруга, и погладив Цербера, взяла меня за руку.
Я подняла глаза и стала ненавязчиво рассматривать ее мягкие черты лица. Ее итак смуглая кожа загорела после испанского солнца, а глаза после встречи с отцом сияли ярче, чем когда-либо.
—Давай не будем устраивать нашу долгожданную встречу в нотации, - решила сменить тему я, уже ощущая, как боль в груди отступает, —я хочу обсудить с тобой тысячи тем, Фарья, а мои проблемы не входят в них, понимаешь?
Подруга улыбнулась.
—Расскажу тебе о своих похождениях в Валенсии, - Фарья села поудобнее, сняла с себя рубашку, что покрывала тонкие плечи, и повернулась ко мне всем телом, —а потом ты расскажешь, что было здесь, пока меня не было.
Фарья – мой близкий человек. Не просто так, а именно с большой буквы. Она знает обо мне все. Как и я о ней. Мы подружились еще в начальной школе, тогда, когда мир казался огромным и ярким, а дружба – самой ценной вещью в нем.
С тех пор прошло двенадцать лет, а мы, словно те самые герои сказок, остались теми же лучшими подружками. Мы болтали обо всем: о первой любви, о разочарованиях, о мечтах, о страхах. Фарья всегда была рядом, как моя собственная тень, и я знала, что могу ей доверять все.
Сейчас, когда боль прошла, и даже навязчивые мысли отступили, я с интересом слушала рассказ подруги. Фарья была рядом во все тяжелые моменты, не давая мне погрузиться в отчаяние.
Но есть одна секретная грань в моей жизни, которую я не могла открыть ей. Фарья не знает, в какую семью я вхожа. Это было мое решение, которое я приняла, чтобы не впутывать ее в опасный мир мафии. Я боялась, что она пострадает, что она станет мишенью, как и я. Ведь она не осведомлена о той темной стороне, которая скрывается за фасадом моей жизни. Я старалась сделать все, чтобы ужасы, что скрывают мои ближайшие родственники и я сама, не затронули ее. Я не хотела сделать ей больно.
Когда я наконец полностью лишилась ощущения, что грудная клетка давит на сердце, стала рассказывать Фарье о том, как провела последние месяцы, как отдыхала на море, как зажигала с одним парнем, которому я позволила заговорить с собой, а затем и о Луке, что был интересен моей подруге уже пару лет уж точно. Я знала, что их союз из разряда невозможных, но не могла объяснить ей объективную причину. Лука был убийцей, кровавым тренером, холодным, и ужасно заботливым по отношению ко мне. Его не интересует своя собственная личная жизнь, потому что целиком и полностью он посвящает ее мне и моей болезни. Очень тяжело осознавать, что последние пять лет своей жизни, твой старший брат буквально лишает себя всех радостей, чтобы быть уверенным, что я в порядке. И как бы я не старалась доказать ему то, что когда-нибудь ему придется меня отпустить, он отказывается даже просто слышать это.
—Последний раз, когда я видела его, он был не в духе, - пробормотала Фарья, а ее щечки тут же залились румянцем от стеснения.
Мы были с ней абсолютно разными, но это никак не мешало нашей дружбе. Когда-то помимо Фарьи у меня было множество школьных друзей, но после смерти мамы после того, как мне поставили диагноз, все с чего-то решили, что я недостойна общения. Да, может, я и стала странной, потеряв маму, но я не перестала быть личностью, не перестала быть человеком.
—Лука всегда не в духе, - посмеялась я, а затем растянувшись на кровати, подозвала к себе Цербера, что метался взглядом от меня и к Фарье, словно подслушивая, —не забывай, у вас десять лет разница, он уже старый дед.
—Даже твой отец не выглядит как старый дед, Инесса, - рассмеялась Фарья, и я закатила глаза, хотя знала, что это чистейшая правда.
Папа в свои пятьдесят один год выглядел максимум на сорок пять, и я часто замечала заинтересованные взгляды женщин, и даже молодых девушек на нем. Его стиль, статность, авторитет во всем городе всегда был заметен, и я не могла отрицать его привлекательность. Иначе откуда у него такая шикарная дочь, как я?
—Кстати, помнишь Джейсона? – резко вспомнила я, поглаживая своего пса по голове, —мы познакомились с ним в баре на твое восемнадцатилетие.
Фарья кивнула, и заинтересованно наклонила голову.
—Мы виделись с ним в ресторане, он пригласил меня на свидание, но не учел одного фактора, - я скривилась, —я была там с Лукой. Он сломал ему руку, и теперь я не уверена, что мы когда-то увидимся.
Глаза подруги расширились, и она снова застеснялась.
—Поэтому мне и нравится твой брат. Я бы хотела посмотреть, как он ревнует не сестру, а свою девушку.
—Поверь, зрелище не из приятных, - призналась я, но не стала говорить ей о том, что если Лука свяжет свою жизнь с какой-нибудь девушкой, всех ее ухажеров можно будет найти в канаве за городом со сломанными позвоночниками и выколотыми глазами.
Я не любила зрелища, когда Лука убивал, когда калечил людей, а еще больше я не любила его грязную от крови одежду. Но мне приходилось это видеть, и я по большей части привыкла к тому, что мой брат – кровавый тренер, сходящий с ума, когда дело доходит до защиты близких ему людей.
—Слушай, я знаю, ты не хочешь об этом говорить, но, - начала Фарья, и на секунду замолчала, устремляя взгляд на стену, на которой висел портрет моей мамочки со мной на руках.
Я старалась смотреть туда как можно реже, но сердце просило, душа требовала. Я повернулась, грудь моментально сжало от боли, да такой режущей, что хрип сам сорвался с губ. Виски сдавило, темные круги показались перед глазами, и руки судорожно свело. Снова. Это случается снова. В голове стал проноситься тот страшный день, кровь, мамино лицо, мамины кости, торчащие из груди, мамины глаза, пустые, холодные.
Теперь я издалека слышала жуткий лай Цербера, что сразу же стал тыкать носом мне в бок, крик Фарьи, которая звала папу, а где-то внутри себя я слышала мамин голос: тихий, успокаивающий, такой родной, буквально исходящий из недр души.
—Несси, - ее шепот становился громче, а в груди, казалось, ребра разрывают органы, легкие сжимаются, не давая дышать, а сердце не стучит, не хочет.
—Выгони эту хренову собаку, - рявкнул папа Фарье, а Цербер тут же оскалился, не давая ему подойти ко мне.
Я схватилась за грудь, боль мигрировала к лопаткам, и я выгнулась в спине.
—Он не дает вам подойти, потому что защищает ее, - послышался тихий голосок Фарьи, —Цербер, он поможет, отойди.
Снова лай, и когда я упала спиной на кровать, Цербер тут же напрыгнул мне на грудь, словно знал, что делает. Боль резко перешла к шее, я схватилась за нее, и Фарья схватив меня за руку, вколола мне в плечо транквилизатор, которым зачастую пользовался папа и Лука при приступах.
Боль продолжалась, а мамино лицо потихоньку стало пропадать, но я хотела его видеть. Хотела видеть ее хотя бы такую. Я скучала. Я хотела, чтобы все эти пять лет жизни испарились, и я снова стала той девочкой, чья мама привозила ее в школу, заплетала косички, водила по салонам, и учила уважать себя.
—Нес, - прохрипел папа, когда Фарья силком оттащила от меня Цербера.
Его холодные руки обхватили мою голову, и он приподнял меня, прижимая к своей груди.
—Нес, дыши, прошу тебя.
—Действует лекарство, не нервничай, - старалась успокоить папу я, хотя совершенно не хотела, чтобы оно действовало.
Только ради мамы я в тайне не принимаю лекарства, ненавижу, когда семья контролирует меня. Я хочу видеть ее. Хочу знать, что все еще могу встретиться с ней.
—Нес, - снова прохрипел папа.
—В норме, - хмыкнула я, ощущая, как медленно, режущая боль в шее становится тупой, —папа, я в норме, правда.
Ощущение опустошения посетило меня, мысли стали расплывчатыми, и я будто превращалась в овощ. Эти психотропные вещества делали из меня больную истеричку, глупую дуру, что заболела из-за стресса. Дрожь в руках унять не получалось, я заломила себе пальцы, пряча их за папиной спиной, делая вид, что обнимаю его. Встретилась взглядом с Фарьей, что держала Цербера, и кивнула ей. Она покачала головой.
—Давай съездим в клинику, полежишь в стационаре пару недель, Нес, - папа погладил меня по голове, а я слышала, как его сердце готовы выпрыгнуть из груди из-за страха за мою жизнь, —пожалуйста, не отказывайся.
—Нет, я не хочу жалости, не хочу быть больной, - проговорила я, и несмотря на боль, оттолкнула отца от себя, пытаясь держать голову ровно, —я прошу тебя, перестань опекать меня так, словно мне пять.
—Тебе нужна поддержка, - вмешалась Фарья, и папа кивнул, взволнованно оглядывая меня.
Я тут же подозвала Цербера, обняла его, а он радостно стал лизать мою шею, чувствовал, что болит именно там.
—Поддержка и надзирательство две разные вещи. Я должна заботиться о себе сама, - я сглотнула, взглянув на портрет, и мамина улыбка согрела душу, —а теперь, давай папа, ты оставишь нас с Фарьей, и съездишь по каким-нибудь важным делам, пожалуйста.
Сердце закололо, я плюхнулась на кровать, и спрятала руки за Цербером. Через силу улыбнулась, и тогда наконец боль стала отступать. Может, если бы я имела проблемы только с психикой, было бы легче скрывать, но кардионевроз, развившийся слишком быстро, сильно отражается на здоровье. Лука заставляет меня верить в то, что я не больна, а папа пытается вылечить, боится потерять меня точно так же, как и когда-то маму. Это все заставляет меня метаться меж двух огней.
—Давай мы завтра встретимся с тобой в ресторане, - пробормотала Фарья, видя, как папа не желает покидать мою комнату, —я позвоню тебе, хорошо?
Она медленно поднялась с места, погладила Цербера, а затем крепко обняла меня.
—Я люблю тебя, - прошептала Фарья, поглаживая по спине.
Я же повторила тоже самое, и взглядом провела ее до двери.
—До свидания, дядя Феликс.
Папа просто кивнул, а затем устало провел рукой по своей бороде. Его грустный взгляд перевелся на меня.
—Эти разговоры бесполезны, - сразу же проговорила я, и легла на кровать, обвивая тело Цербера руками, —все будет так, как есть. Перестань терзать себя.
—Я не хочу терять тебя, - проговорил папа тихо, и я понимающе кивнула.
—Но это жизнь, ты сам так говорил, когда мама умерла, - ком в горле образовался моментально.
—Тебе только должно исполниться девятнадцать. Я не собираюсь хоронить дочь, - оскалился он, и я устало вздохнула.
—Пап, нагнетаешь, иди, отдохни, - фыркнула я, и уперевшись носом в шею своего пса, постаралась заснуть.
Сон спасал, но, когда в нем появлялись те, кого я не хотела видеть, он превращался в кошмар. Лица. Лица тех, кого я никогда не видела, но была уверена, что именно эти люди заставили мою мать бросить меня в этом мире.