Эпилог
Лето на побережье Ниццы было ленивым и медовым. Воздух пах морской солью, сосновыми иглами и чем-то жареным — аппетитным и домашним. На склоне холма, в окружении лаванды, стоял особняк Демироглу. Его белые стены были согреты солнцем, а терраса — наполнена жизнью.
Из открытых окон доносился звонкий смех, визг детей, шарканье босых ног по мрамору и плач младенца, перекрываемый нежным, убаюкивающим голосом матери.
Беременная Николь, в лёгком чёрном платье на тонких бретелях, спускалась по ступеням террасы, прижимая ладонь к округлому животу. Два маленьких мальчика — её пятилетние близнецы Амирхан и Джималь — сломя голову бежали к ней, но, под строгим окриком отца с гриля, замедлили шаг и, послушно, по-джентльменски, взяли мать за руки.
— Осторожно, мама несёт нашего братика! — с важностью шепнул Джималь, глядя на живот.
— Или сестрёнку! — не согласился Амирхан. — А если это котёнок?
— Тогда папа нас точно выгонит, — прошептал Джималь и оба прыснули в ладони.
— Эй, пацаны! — донёсся голос Явуза из беседки. — Потише, помогите маме дойти спокойно! Она у нас с подарочком!
— Да, да! Мы ведём её! — серьёзно закивали мальчики и аккуратно повели Николь по дорожке, устланной галькой.
У беседки за грилем стояли Явуз и Мурад — оба в лёгких рубашках навыпуск, с приподнятыми рукавами. Один переворачивал мясо на решётке, второй в этот момент — строго, но с явной нежностью — рявкал на своего сына:
— Рамир! Я же сказал — не трогай сестрёнку за ушки! Она только родилась! Осторожнее, ради всего святого!
— Я просто показал ей игрушку, папа! — оправдывался мальчик, спрятавшись за ножку деревянного стула.
— Явуз, — рассмеялся Мурад, — до сих пор не верю, что вы решились на третьего!
— Не говори, брат, — покачал головой Явуз, стряхнув пепел с мангала. — Шесть лет назад я держал в руках её медицинскую карту. «Бесплодие». Думаешь, я спал потом спокойно? А это, оказывается, был всего лишь очередной способ сломать её. Шакалы... и ваш батя тоже.
— К чёрту покойников, — Мурад махнул рукой. — Сегодня только про живых.
— Вот и правильно! — сказала Николь, отпуская руки сыновей и аккуратно опускаясь на скамью с подушками.
— Ну, бегемотик — это ты сама сказала, — усмехнулся Явуз, подмигнув. — Для меня ты королева, даже в девятом месяце. — прыснул Явуз кладя руку на живот жены.
— Твоя дочь такая же неспокойная как и ты дорогой. — кинула Николь поворачивая голову в брату.
— А где Лейла? — Николь повернулась к Мураду.
— В доме с мамой. Скоро выйдут. Госпожа Тургутхан сходит с ума — то смеётся, то рыдает, то снова смеётся. Постродовые гормоны... Слава Аллаху, хоть не послеродовая депрессия.
— Сочувствую тебе, братец. — Явуз фыркнул. — Ты думаешь, у меня легче? Николь вчера пыталась постирать шторы в два часа ночи, а потом разрыдалась над тем, что они «слишком белые».
— Они реально слишком белые! — вскинулась Николь, смахивая невидимую пылинку с живота.
— Вот, видишь? — Явуз покачал головой, но с нежностью и гордостью смотрел на жену.
Из дома донёсся женский смех, и через мгновение на террасе показалась Лейла неспящая бутылочку с смесью и салат. А за ней подходит и счастливая свекровь что любуется своими детьми и внуками.
Дети бегали. Мужчины у гриля переговаривались. Женщины были в покое. И весь мир, казалось, на миг замер — в тишине, в принятии, в мире.
А Николь, положив руку на живот, тихо, почти мысленно, смотря на Явуза сказала:
«Долгих пять лет я ждала тебя, сквозь слёзы, боль и огонь я стала твоей. Никогда я не была настолько счастлива как сейчас осознавая что ты мой муж, отец моих детей и тот что держит меня на этом свете. Малышка, у нас самый лучший папа, а ты и твои братья его продолжение»
И вдруг как из ниоткуда Николь чувствует дикую боль в спине а потом осознает что у неё отошли воды.
— Похоже нам нужно будет перенести барбекю. — сильная волна боли и схватки пронзила тела Николь. — ЯВУЗ Я РОЖАЮ!
Конец