Cherchez la femme || Евгений Боков

«Пряный вечер, гаснут зори...»

Так начинается стихотворение Есенина, «Королева». У Кузнецовой оно отмечено фотографией, сделанной у нее на даче. Она помнит этот момент, будто это было вчера: утреннее яркое солнце, ковер росы  щекочет босые ноги, а она смеётся и держит фотоаппарат, пытаясь выбрать лучшую позицию для фотографии.
Город сейчас напоминал ей эти строки. Вечерние сумерки заволокли московское небо. Асфальтная грязь почти пропала с тротуаров, на отмерзающих деревьях набухают светло-зеленые почки. В воздухе стоит приятная свежесть, освобождающая лёгкие от прежнего груза сугробов. Наступает весна.

Ася и Соня снова слоняются по дворам, в поисках пристанища. Уже далеко за шесть, а Бокова снова нет. Маленькая Соня уже много раз спрашивала о папе. Где он? Почему опять опаздывает? Анна Сергеевна сама не знала ответы на вопросы маленькой женщины, в чьих проницательных глазах вился сумрак и надежда. В глаза попалась яркая вывеска «Кафе», и воспитательница без раздумий завернула в небольшое здание. На стенах шершавые, облезшие обои, явно повидавшие виды, а мягкий молочный свет озаряет все пространство. Несмотря на очевидную старость места здесь было приятно. Не ужасно, не восхитительно, не терпимо. Просто приятно. Ася усаживает малышку за столик у окна, а сама несётся к стационарному телефону, набирая знакомые цифры. Она сжимает в руке телефонную трубку, затаив дыхание. Наконец то пошли гудки.

—Алло, Же-.. Евгений! — поправила себя Ася, как только услышала вздох Бокова по ту сторону — Это я, Анна Сергеевна. Мы с Солнечной Вас не дождались, простите. Мы в кафе, которое недалеко от садика. Хорошо, мы Вас ждём. До встречи..

Она опустила трубку телефона. В груди что то затрепетало, стало легче. Синие глаза метнулись к Соне, рассматривающий людей за окном. Ася почувствовала, как тепло согревает её от самой макушки до пальчиков ног. За этот месяц эта девчушка стала для неё самым значимым ребенком, наверное, во всем свете. Девушка вздохнула и с улыбкой направилась к столику.

—Милая, я только что разговаривала с твоим папой, он уже выезжает и скоро будет, — лицо девочки тут же озаряется широкой улыбкой. Она довольно хлопает в ладоши и резко выгибается в спине. 

Через несколько минут перед ними стояли на фарфоровых блюдцах с румяными ванильными круассанами, посыпанными сахарной пудрой, и чайничек с цветочным чаем. Разливая ароматный чай по таким же как блюдца чашкам, Ася выдохнула с небывалым облегчением. Она знала, что вечер будет приятным.

Машина Бокова мчалась по городским дорогам, разрезая шинами асфальт. Он снова задержался из за допроса мамы пострадавшего от рук Фишера мальчика. Женщина попросту сначала не могла собраться, плакала и тряслась, чуть ли не падая в обморок. Со смерти её сына прошло достаточно времени, чтобы «смириться» с потерей и тем, что Андрея, как звали мальчика, уже никогда не вернуть. Но он понимал её, как отец. Женя не знал, что бы он сделал, если бы с Соней что-то случилось. Он больше не может никого потерять и будет хвататься за жизнь близких, как за хрупкую соломинку. Потому что за жизнь Маруси схватиться не удалось, как бы он не старался.
Припарковав машину возле кафе, он влетел в здание, как ошпаренный. Вид спокойно сидящих и смеющихся девочек отозвался в груди нежной волной. Он поправил пиджак и двинулся к ним.

—Папа! — девочка вскочила с места и кинулась папе на шею, — Мы тебя так долго ждали.

Женя целует дочку в макушку и виновато смотрит в её большие глаза, как тихое извинение. Они усаживаются напротив Аси, которая неотрывно смотрит на мужчину. В этих синих глазах смешалось все: облегчение, злость, страх, обида.

—Где Вы были? Почему взяли трубку только с пятого раза? Я звонила Вам полдня! — тихо, но жёстко спросила она. Голос дрогнул, потому что она правда волновалась за него.

—Там тип был...опасный. Не мог прерваться, — он тупит глаза в пол, себе в ноги, — Простите.

Соня, почувствав напряжение между взрослыми, невольно берет все в свои руки: отламывает два кусочка круассана и протягивает первый отцу, второй — Асе.

—Пап, держи! Он вкусный, — Соня, радостная от того, что папа наконец нашёлся, решает сократить мучительные минуты молчания, — Ася, ты тоже возьми! Ты даже не попробовала ещё.

Женя и Ася переглядываются, отчего оба заливаются тихим смехом и лёгким, розоватым румянцем. На губах застывает сладость ванильного крема. Напряжение, как снег в начале весны, начинает медленно оттаивать, превращаясь в игривые ручейки. У Бокова был вид измотанного и усталого, но почему-то счастливого человека. Он наблюдал за Асей: как падал на её лицо мягкий свет, как нежно она общалась с его дочкой, как задумчиво смотрела сквозь оконное стекло. Следователь не мог не отметить, что её плечи вдруг расслабились, взгляд не так сосредоточен и серьёзен. А ещё он не мог не сравнить цвет её глаз с васильковым полем или весеннем, светлым небом. Она сама была олицетворением весны. Слишком чистая, солнечная, цветущая.

Девушка смотрит на настенные часы, близится к девяти. Соне пора спать, а ей — домой. Женя тут же замечает, как два василька смотрят на время.

—Ань Сергеевна, может, Вас подвезти? Время уже не детское, мало ли что, — было ли это предложение надеждой на прощение или знаком заботы, Женя не знал. Но варианта не спросить просто не видел.

—Нет, не стоит, мне недалеко, — она проводит пальцем по ободку чашки, — Если хотите.. можем пешком. Тем более, Соне полезен перед сном свежий воздух. Лучше заснёт, — Боков согласно кивает, принимая её попытку смягчить ситуацию и дать всем передохнуть. Ему нравится эта атмосфера покоя и не хочет её отпускать.

Идеей Аси были довольны все. Быстро накинув куртки, троица расплатилась и покинула заведение. Три сулиэта скрылись в мартовской темноте города, пересекая тротуары. Сначала все они молчат. Соня крепко держит одной рукой Асю, второй — Евгения. Никто не спешит, вдыхая полной грудью прохладный вечерний воздух. Девочка начинает болтать – о кафе, о круассане, о том, как она ждала. Ее простые слова снимают остатки напряжения. Ася мягко отвечает, Евгений слушает, его жесткое лицо постепенно расслабляется. Он ловит себя на том, что снова наблюдает за Асей. Худая спина изгибается, когда она наклоняется к Соне, как ветерок играет с каштановыми волосами, как она улыбается.
Детская болтовня постепенно сменяется разговором взрослых. Не о работе, не о его опоздании, а о чём-то отвлечённом, нейтральном. Ася расспрашивает его от их родине, о Ростове, о красивых местах, традициях. Они каждый раз встречают глаза друг друга и каждый раз отводят взгляд, как смущённые школьники. Но Ася резко замедляет шаги, затем замирает возле кустов у подвала, зацепившись за какой-то шорох или звук. «Тише» — звучит тихий приказ с её уст, и Боковы тут же замолкают. Ее голос становится ещё мягче и ещё серьезнее.
Она приседает у ржавой решетки, откуда слышится жалобное, тонкое мяуканье.

—Кис-кис-кис, малыш... Не бойся, или ко мне, — она протягивает руку, на в кусты не лезет. Женя смотрит на неё, сощурившись, будто готовый вступиться в случае чего, Соня же, затаив дыхание, жмется к ноге отца.
Женская рука ловко выудила из сумки свой обед, выкладывает несколько кусочков курицы на ладонь и протягивает в темноту. Все эти действия сопровождаются терпением ожидания и успокаивающими словами. Появляется крошечный, грязный, но отчаянно голодный полосатый котёнок. Он хватает куриное мясо с её пальцев, наверное, даже не подумав, потому что голод был сильнее опасений. Кузнецова не загребает его сразу, даёт принюхаться, доесть, а потом медленно берет его на руки, прижимая к груди и приговаривая: «Вот молодец.. Все хорошо, маленький..»

—Анна Сергеевна, осторожнее, он может быть...— Женя вмешивается, но его перебивает восторженная дочка.

—Пап, смотри! Какой маленький! Он замёрз? Он кушать хочет? — она тянется к Асе и котенку, но Женя тут же преграждает ей путь, «Подожди, зайка». Ася поднимается с земли, подходит к ним. Она чувствует и понимает его тревогу, смотрит, не упрекая в этом.

—Жень, — не «Евгений», а «Женя», будто они знают друг друга много лет, будто близки, — Посмотри, он ведь совсем кроха. Он не выживет один.

Он видит Сонины глаза — огромные, умоляющие, плотные сострадания. Он видит её руки — нежные, бережные, защищающие все живое. Видит котёнка — маленького, хрупкого, дрожащего, как воплощение всего того, отчего он бежит полжизни: слабость, уязвимость, боль.

—Его нельзя забрать домой, Ася. Сейчас точно. Сначала надо к ветеринару, проверить его, блохи там, бешенство, все дела, — он отказывает, но его отказ не так категоричен, как мог бы быть.

—Давай мы ему хоть что-нибудь из еды купим, место, где поспать можно сделаем? Женя, я прошу тебя, — она шепчет последние слова, еле шевеля дрожащими от волнения губами. Вдруг он откажет? Но.. почему её так беспокоит его решение?
Мужчина тяжело вздыхает, смотрит на Всю, потом на дочь и расслабляет мышцы плеч и осанку, ссутулясь. Он кивает в сторону «Универсам 24/7» и ведёт их за собой. Ася, все ещё держа на руках котенка, переглядывается с девочкой и довольные шагают за Женей.

Троица расхаживают по магазину, выбирая малышу-находке самое необходимое: молоко, дорогая колбаса, Женя «добывает» картонную коробку для сооружения временного пристанища бедолаге. Ася пожертвовала своим пуховым платком, чтобы было теплее. В крышечку от бутылки она наливает молоко и протягивает полосатому крохе, который тут же начинает лакать теплую жидкость. Женя все же разрешает Соне погладить котенка, даже сам прикасается пальцами к его спинке, ощущая позвонки. В этот момент он осознал, что не чувствовал такого единения с кем-то, почти семейности после смерти Марины. В эту секунду ему даже показалось, что Ася и стала началом этого чувства, этой семьи. Новой, совершенно другой семьи. Или это все глупости?

—А как вы думаете, это мальчик или девочка? — задумчиво спрашивает Соня, рассматривая котенка во время его поедания колбасы.

Ася с видом профессионала рассматривает котенка, аккуратно заглянув ему под хвост, и гордо объявляет: «Кажется, это маленькая принцесса, Со́фи». Девочка радостно улыбается и всё ещё неотрывно смотрит на маленькую кошечку, — Будешь Лушей. Ну, как Лучик, только девочка.

—Будешь Лушей, — повторяют Ася и Женя тихо, почти шёпотом, не сговариваясь, и тут же расплываются в нежных улыбках.

Луша остаётся ночевать, закутанная в платок Аси, и колбасой в коробке очень довольной. Через пару поворотов их ждёт Асин дом, а Соню, видимо, не ждёт, потому что девочка буквально «отключается» на папиных руках после спасения находки.
Взрослые идут рядом, плечом к плечу, иногда перекидываясь словами на абсолютно разные темы. В груди становится легко. Ася делает несколько шагов вперёд, переступая на плитку ко входу в своей подъезд, но не решается зайти.

—Я, наверное, пойду, — она неловко поднимает глаза на спустившегося Женю, — Меня кое-кто ждёт.

Всмысле «кое-кто»? И кто это: парень, муж? Человек вообще? Он непроизвольно прижимает дочку ближе к груди, будто требуется в ощущении её присутствия.

—А... Понятно, — он пытается как можно более расслабленно и небрежно подать плечами, но получается только хуже, — Не смею Вас задерживать.

Он делает шаг назад, и она делает шаг вперёд, навстречу. Пунцовые губы приоткрываются в попытке найти слова. Это он что, заревновал? Или ей показалось?

—Мой кот. Маркиз, — смущённо улыбается она, отводя синие глаза, — Белый, пушистый и очень капризный молодой человек ждёт ужин.

Он вздыхает, и это облегчение ощущается физически, будто с плеч спал тяжкий груз. Кот, всего лишь кот. Как глупо и стыдно. Боков качает головой, отгоняя странные мысли. Его лицо смягчается, взгляд возвращается к Асе, уже без прежней настороженности, а с искренним облегчением и теплотой, смешанной с легким смущением. Уголки губ незаметно дрогнули в улыбке.

—Вот уже действительно... неожиданный соперник, — тихо сказал он с привычной самоиронией, — Спокойной ночи, Аня, — он неосознанно выбирает именно эту форму имени, как она в момент спасения котенка.

Она кивает и шепчет тихое «Спокойной ночи...» ему во след, наблюдая как высокая фигура медленно отдаляется. Ася, как девчонка, неожиданно даже для самой себя льнёт спиной к холодной бетонной стене, все ещё стоя на улице, и широко улыбается. Глаза Кузнецовой устремляются в небо, а она хихикает, словно дурочка.

Она ещё в кафе поняла, что вечер будет чудесным.