Энео

Грибница опутала Софью, заключила в мягкий, но прочный кокон. Через едва заметные узкие щели внутрь заползли светящиеся нити. Они принялись ощупывать пленницу, и каждое их прикосновение обжигало. Софья пыталась уворачиваться, но внутри плотной оболочки она едва могла двигаться. Одна из нитей оплела шею девушки и медленно начала душить. У Софьи потемнело перед глазами. Но вдруг что-то острое, похожее на птичий клюв, прорезало в коконе дыру. Внутрь ворвалось слабое золотистое сияние. Нить ослабила захват, Софья тут же вцепилась в неё и попыталась сорвать с шеи. Под её пальцами щупальце начало потихоньку плавиться. Девушка, стиснув зубы от боли, с силой дёрнула грибницу и, наконец освободилась. Она упала на землю, а кокон вспыхнул и сгорел дотла с тихим шипением, похожим на стон. А прямо перед Софьей в воздухе покачивалось светящееся облако, напоминающее то ли рыбу с длинными плавниками, то ли птицу. На голове у существа был изогнутый рог, которым оно и вызволило девушку из плена. Облако плавно сделало круг над головой Софьи, мягко коснулось её щеки крылом-плавником и растворилось в воздухе. И тут девушка увидела Мапани. Та, словно распятая, безвольно висела на собственной окаменевшей оболочке, намертво примотанная к ней белыми нитями за руки и за ноги.

Софья бросилась к ней. Грибница под её шагами вспыхивала и мгновенно сгорала, раскидывая искры во все стороны. Мапани вздрогнула и приоткрыла глаза. Нити ещё сильнее сдавили её призрачное тело. Софья принялась ногтями срывать путы с рук пленницы. Их пальцы соприкоснулись, и в тот же миг каменные фигуры медведей словно взорвались изнутри. Из их тел наружу вырвалось сияние — синее, зелёное, оранжевое... Осколки истуканов плавно поднялись в воздух, словно пушинки, и взорвались сотней фейерверков...

А потом всё исчезло.

Осталась лишь пустота. Она не была ни светлой, ни тёмной, ни большой, ни маленькой, ни тёплой, ни холодной. Посреди неё возникла крошечная светящаяся точка. Из неё проклюнулся росток, потянулся, выпуская в одну сторону ветки, а в другую — корни. Так появились верх и низ. Вокруг корней из пустоты медленно соткалась земля, над ней тёмным куполом раскинулось небо. Но на нем пока не было ни солнца, ни луны, ни звёзд.

Софья смотрела на всё это, не чувствуя собственного «я». Словно в нём вообще пропала нужда, словно она стала единым целым с этим нарождающимся миром. Времени не существовало, всё происходило сейчас и было всегда, каждый миг исчезало и появлялось снова...

На одной из веток вспыхнули две алые искорки. Пространство вокруг них сгустилось в мерцающее облачко, которое приняло форму птицы. Искры стали её глазами. На небе медленно, одна за одной, зажигались маленькие звёзды. Разгораясь, они роняли капли, словно свечи — воск. Несколько из них упали на птицу. Та встрепенулась и превратилась в женщину. Её лицо, тело и волосы были снежно-белыми. Женщина подняла голову и принялась рассматривать звёзды. Она провела рукой по губам и неожиданно укусила себя за палец. Но оттуда полилась не кровь, а светящаяся золотая жидкость. Там, где она падала на землю, зажигались такие же, как у неё, искорки-глаза. А потом вокруг них из воздуха появлялись звери, птицы, рыбы, люди, ангелы, демоны, драконы, какие-то совершенно фантастические существа. Не было только буссеу-пустых... К Софье постепенно начало возвращаться ощущение самой себя. Звёздный дождь словно выплавил её заново из пустоты.

Лицо женщины тем временем дрогнуло, черты размылись и тут же стали другими. Каждый миг они менялись, перед Софьей мелькали тысячи разных лиц — молодые, старые, почти дети, азиатки, африканки, европейки... С голубыми, карими, зелёными, золотыми, алыми, чёрными, белыми глазами... Волосы женщин — светлые, тёмные, разноцветные — укорачивались, росли, завивались в кудри, снова распрямлялись... На миг Софье показалось, что она увидела Мапани, а потом лицо женщины стало её собственным.

«Энео», — пространство наполнилось стеклянным перезвоном. — «Энео...»

*

Софья открыла глаза и увидела тёмное небо, покрытое звёздами. Она лежала на траве на лесной поляне — той самой, где когда-то пустые пленили Мапани. Но теперь она тоже была тут и, улыбаясь, смотрела на Софью. Не призрак, не камень, а живая — из плоти и крови.

Из травы тянулись к небу гигантские огненные цветы-саранки, отбрасывая разноцветные блики на лица девушек. Софья повернулась на бок.

— Так что, ты теперь свободна? — спросила она.

— Да, — кивнула Мапани. — Здесь останусь, убежище заново отстрою, людей своих верну.

— Какое убежище?

— То, где мы бэюна моего прятали. Пустые сюда пробраться смогли, людей в амбанов превратили, а стойбище наше — в тёмный мир, то место, где меня заточили. Время здесь не течёт — ползёт, год за тысячу считается. Много веков я здесь камни таскала, медведей делала, буссеу силой своей питала.

— Мапани, скажи, а почему тогда эти медведи появились только полгода назад?

— Место особое нужно, чтобы люди медвежью кровь восприняли. Много лет пустые его искали, да готовили: тоннели рыли, землю грибницей своей оплетали. Но теперь не будет этого. Не властны больше надо мной пустые. Но и в илу вернуться уже не смогу.

— Илу?

— Да, ваш мир, людской. Слишком долго я бэюна держала, человеческого тела назад уже не получу. Здесь буду жить, отсюда вам помогать.

— Но ведь эти... буссеу... они же будут тебя искать?

— Не скоро поймут, что нет меня там, что сбежать сумела. Я в тёмном мире часть силы своей оставила. Она ещё на них немного поработает, да и погаснет. Пустые думали, что я умру скоро, вот и замену мне искали. Тебя выбрали. Сила энео в тебе. Вместе с миром нашим появилась, и с тех пор течёт свозь него, воплощения земные себе выбирает, чтобы мир живым оставался, чтобы сила не иссякала. «Энео» значит «мать». Ты можешь из неживого живое делать. И ты сильнее меня. Я только своим бэюном владеть могу, а ты всех шестерых подчинить можешь. Поэтому, если они тебя пленят, то будешь ты не только в медведей камни превращать, а в тигров, волков, драконов. Сов огромных сотворишь, орлов сотворишь.

— Нет, такого я совсем не желаю, — Софья села и принялась рассматривать ладонь, на которой плясали яркие блики. — С пустыми этими можно как-то справиться?

— Если силу всех шести бэюнов вместе собрать, то можно их выжечь — насовсем уже. Мапа-медведь у тебя уже.

— Я... и правда его чувствую, — прошептала Софья. — Но как...

— Когда ты меня освободила, Мапа к тебе перешёл. Передай его достойному человеку. Остальных бэюнов найди, — Мапани замолчала, задумчиво водя пальцами по лепесткам саранок.

— А дальше что делать?

Мапани вместо ответа сорвала цветок и положила Софье на ладонь. Он вспыхнул, превратившись в сияющее облачко, на Софьиной коже появились золотые прожилки. Девушка тихонько ахнула. Мапани склонила голову и посмотрела на неё:

— Видишь теперь? Не испугаешься?

Софья, прикусив губу, кивнула. Мапани улыбнулась и погладила её по волосам:

— Не бойся, Тава Нуктэ, ты справишься. Ты сильная, ты смелая. Друзья тебе помогут.

— Нет, я не хочу их в это втягивать. Слишком опасно. Я сама всё сделаю.

— Воля твоя. А теперь держи, — Мапани протянула Софье медвежий коготь. — Он дорогу до дома покажет. Откуда путь свой начала, там же и окажешься. В тот же день вернёшься, в тот же час. Агды уже ждёт тебя. Прощай.

Бывшая пленница улыбнулась, подмигнула Софье и исчезла. В тёмном небе сверкнула молния. Да так и осталась огненным зигзагом висеть среди звёзд. Софья пригляделась и поняла, что она превратилась в цепь. Девушка, не особо надеясь на удачу, достала из-за пазухи фигурку птички, посадила её на плечо, подпрыгнула и, к собственному удивлению, легко оторвалась от земли и ухватилась за нижнее звено. Цепь тотчас же начала подниматься, таща Софью вверх. На сей раз она летела через не через душную тёмную муть, а сквозь чистый прозрачный воздух. Над головой у Софьи заблестела серебристая дымка, девушка стрелой прошила её и вынырнула из озера.

Пейзаж вокруг изменился. Вода уже не была такой тёмной, а на небе появились звёзды и луна, покрытая замысловатыми узорами. Софья вышла на берег. Агды, как и обещал, ждал её возле каменной черепахи. Шаман кивнул, и девушка услышала в голове его голос: «Ты справилась, Тава Нуктэ, Мапани освободила, путь домой теперь открыть сможешь». Агды взмахнул руками и превратился в огромную птицу. Кто это был — ворон, орёл, сова, сорока или кто-то ещё — Софья при всём желании не смогла бы сказать. Очертания и расцветка птицы постоянно менялись, она словно каждый миг исчезала и появлялась заново. «Садись», — мысленно обратился к девушке шаман. Софья устроилась на спине Агды. От разукрашенной причудливыми узорами луны, словно дорога, протянулся широкий луч, указывая шаману и его спутнице путь домой...

*

— Ванюша, Ванюша! — Сана, спотыкаясь и поднимая тучи пыли, во весь дух неслась по тропинке, ведущей к реке. Там на песке понуро сидел Крестовский и уже который час подряд швырял в воду камни.

— Что случилось? — услышав крики, он резко обернулся и вскочил на ноги.

— Они вернулись! — Сана спрыгнула с невысокого обрыва и повисла на шее поймавшего её Ивана.

— Что с Софьей... Сергеевной? — выдохнул тот.

— Вернулась! Целёхонька!

Иван просиял. Он крепко прижал к себе Сану, поцеловал в макушку и, поставив девочку на землю, побежал в сторону стойбища. Сана шмыгнула носом, подобрала полы халата, и последовала за ним.

*

...Вокруг Витольда была кромешная тьма. Лишь где-то высоко над головой светился тонкий золотистый зигзаг. Но вскоре и он погас. Кшесинский удовлетворённо кивнул:

— Ну вот и всё. Теперь можно и домой... Хотя, нет. Надо бы ещё одну штуку попробовать, пока силы есть.

Он резко взмахнул руками, вокруг них тут же появились языки белого пламени, похожие на крылья. Огонь этот разгорался всё ярче, от него отделялись сверкающие протуберанцы, закручиваясь в воронку. Кшесинский зажмурился, ещё раз взмахнул руками-крыльями и нырнул туда.

Когда Витольд открыл глаза, он увидел небо — сладко-желтоватое, словно крем-брюле. Кшесинский лежал на спине, вокруг расстилалось бескрайнее поле золотистой травы.

— Добрался, наконец-то, — вдруг раздался знакомый голос.

— Сава?! — Витольд тут же сел, ошарашенно вертя головой по сторонам.

— Я здесь, — Савелий возник из воздуха прямо перед лицом изумлённого товарища. Тело его было полупрозрачным, словно сотканным из золотистой дымки, а за спиной виднелись крылья. Витольд вскочил на ноги и прошептал, чуть не плача:

— Пожалуйста... прости меня! Я не знал, я правда не знал!

Кшесинский рухнул на колени и закрыл лицо руками, дрожа от сдавленных рыданий. Савелий подошёл к нему и с улыбкой постучал пальцем по плечу:

— Не кори себя. Что сделано, то сделано. И раз уж на то пошло, мне тоже есть за что попросить прощения. Ведь это я рассказал о тебе Теодору, и после этого он и вышел на твоих родных. Я же был уверен, что Пильцер заполучил или скоро заполучит ещё одного бэюна и ищет хозяина для него. А в тебе я всегда чувствовал особую силу, вот и предложил ему твою кандидатуру... на нашу с тобой беду.

Кшесинский ничего не ответил, лишь тихонько всхлипнул.

— Ну полно тебе, Витольд. Хорошо, что ты, наконец-то, смог вскрыть все мои воспоминания, и знаешь то, что узнал и я.

— Да, я сумел расшифровать записи... Там было сказано, как это сделать. И ещё о том...

— Как попасть сюда, я знаю, — Савелий сел на траву рядом с Витольдом. — Я тоже их читал. Именно поэтому я здесь. Моя жизнь в земном мире закончилась, когда Теодор силой вырвал моего бэюна и отдал тебе. Отдай я его добровольно, я бы выжил. Но Пильцер просто решил меня таким образом наказать за неповиновение.

— То есть, если забрать бэюна против воли владельца, то тот умирает?

— Если достаточно долго держал его, то да. Если получил недавно, то останется в живых.

— И получается, сейчас ты жив... но в другом мире?

— Да, я отринул телесную оболочку и... ну, скажем так, переселился сюда. Обратно вернуться я уже не смогу, но зато могу общаться с земными людьми во снах. Правда, лишь изредка, потому как для вас это может быть опасно.

— Что ты имеешь в виду?

— Если я, допустим, к тебе буду слишком часто в гости наведываться, ты начнёшь спать на ходу, ослабеешь, а потом и с кровати встать не сможешь. Где-то раз или два в месяц — так будет безопасно, без последствий. Ну может, небольшая сонливость время от времени... Об этом же в тетрадке было написано, забыл, что ли?

— Там страниц не хватало. Похоже, именно их его превосходительство и вырвал.

— Вот оно что... Постарайся, если получится, всё же найти их. Там полезные умения описаны. Ну а пока позволь откланяться, не хочу тебя долго здесь держать, ты и так...

— Да, я знаю, всё уже давно совсем не хорошо... — Витольд потупился, глядя в сторону. — Но всё же я рад, что смог с тобой повидаться... Ты правда на меня зла не держишь?

— Нет, не держу, — Савелий пожал дрожащую руку Кшесинского. — Ты можешь всё исправить, ведь ты освободился. Сделай то, что задумал, Витольд. Это будет правильно.

*

Над Борейском вставало солнце. Дворник-китаец уже почти закончил приводить в порядок аллею городского сада, как вдруг у смотровой площадки что-то ярко вспыхнуло и раздался хлопок. Мужчина обеспокоено оглянулся: уж не загорелось ли что? Но волновался он напрасно. На площадку всего лишь вернулись молодые люди, которые шумели здесь полчаса назад. Только теперь их стало пятеро, да и одежду они успели зачем-то сменить на гольдскую...

— Так, прежде чем пойдём домой, надо придумать, как тебя маменьке предъявить, — Софья ткнула в грудь Богдана кулаком, в котором по-прежнему сжимала медвежий коготь.

— Скажем, что я выпал из поезда, сознание потерял, а гольды меня нашли и выходили, — юноша кивнул на Ояру.

— А то, что ты за месяц вымахал так, как будем объяснять? Может, маменька тебя вообще не признает?

Богдан лишь пожал плечами. Софья хотела ещё что-то сказать, но тут Иван указа на коготь в её руке:

— Гляньте-ка, он снова засветился!

...Путь от тайного стойбища до Борейска Софья, Сана, Богдан, Иван и Ояра (она присоединилась к друзьям по просьбе Агды) проделали быстро. Медвежий коготь, как и совиное перо когда-то, светился, указывая дорогу. Друзья добрались до скал, за которыми начиналась вотчина Какзаму. Проход снова открылся, но на сей раз он вёл не к каменному великану, а прямиком на одну из дальних аллей городского сада. Путники вернулись в то же место и, похоже, в то же время, откуда и отправились на поиски...

...Софья вытянула руку и поводила ею вправо-влево. Кончик медвежьего когтя начал переливаться всеми цветами радуги.

— Софья Сергеевна, — неуверенно предположила Сана. — Так он вроде в сторону нашего дома показывает.

— Давайте и правда домой пойдём, — Иван мягко положил руку Софье на плечо. — А матушке вашей всё как есть расскажем. Она поймёт.

— Ох, не знаю... — Софья нахмурилась, покусывая губу. — Ну да ладно, делать нечего.

...Впрочем, как оказалось, у Варвары Петровны тоже было чем удивить дочь и её друзей. Она стояла на крыльце и, едва завидев Софью, замахала рукой:

— Софья! Софьюшка! Ну наконец-то! Где ж ты ходишь с утра пораньше, да ещё и нарядилась зачем-то как гольдачка... Иди сюда скорей!

— Маменька? А что случилось!

— Радость у нас, доченька! Отец вернулся!