Глава 19
Тепло начиналось в руках, обжигало ладони и проливалось внутрь. Рива жадно впивалась пальцами в его источник, желая забрать как можно больше! Лёгкие постепенно стали освобождаться от инея, глаза- привыкать к свету, сердце-стучать. Девушка проснулась, когда солнце поднялось высоко и уже усталыми лучами выходило из комнаты, чтобы сделать пару шажков и шагнуть за горизонт. Мышцы протяжно ныли и требовали движения. Рива постаралась приподняться, но у неё не вышло. Её руки зацепились за что-то, мешавшее движению. Сперва девушка испугалась огромную глыбу, лежавшую на краю кровати. Признав в глыбе человека, немного успокоилась, но, узнав этого человека... Рива с силой вырвала свою руки из захвата, вскочила с ногами на кровать, спрыгнула с противоположной стороны и затаилась, украдкой выглядывая из-за складок смятого одеяла. У подножия кровати находился никто иной, как архивист; он спал: размеренное сопение выдавала его. Парень сидел на полу на подогнутых коленях, а верхней частью корпуса полулежал на кровати. Лицо его тонуло в растрёпанных кудрях, очки сползли на затылок, а кисти отчаянно сжимали появившийся в них воздух. Рива не знала, что делать: с одной стороны, нужно разбудить архивиста, но вот дальнейшие действия, ни свои, ни архивиста, предсказать сложно, но и оставлять парня так – тоже не лучший вариант. Девушка призналась, что пока не готова к разговору, который, непременно, последует далее, так что она аккуратно стянула покрывало, как можно тише и незаметнее подкралась к парную и прикрыла его, сама же удалилась умываться и приводить себя хоть в какой-то порядок.
Модели поведения томных и печальных дам у Ривы не было припасено. В детстве её окружала, в основном, уличная детвора, далее была сестра, неподдельные переживания которой по любой оплошности только пуще заставляли старшую шкодить, а в академии настала пора для Доры, которая, скорее всего и плакать-то толком не умела. Единственным примером оставалась мать, но в её великое горе Рива уже наигралась. В комнате послышались шорохи. Девушка не без усилия вернулась обратно в спальню.
Рашиль сгорбившись сидел на полу, раскинув широко ноги. Он легонько массировал затёкшие плечи. При появлении девушки, архивист вскочил как поплавок.
- Ри..., - парень сделал шаг вперёд, но осёкся. – Госпожа де Вон, я-я-я ..я и-извинясь, з-за, - архивист терялся. – Н-но я всё могу...
- Раш, что ты здесь делаешь? – прервала его девушка. Её голос подействовал на него, как бодрящий чан с холодной водой, несмотря на секундный восторг и мление от звука сокращённого имени. Архивист сделал два быстрых и больших шага к своей собеседнице.
- Рив, возможно, мне и не стоило здесь быть, но я места не мог найти себе, - намеревался взять её за руки, но девушка инстинктивно спрятала свои за спину. В ответ на это на лбу парня возникла и разгладилась морщинка. – Прости, я не должен был, и мы с тобой уже поговорили, - вздох. Рив уже не Рив. – Госпожа, Вы и представить не можете, как разрывалось моё сердце от Вашей печали, пусть и по-другому.... Пусть сейчас Вам неприятен вид моей персоны, но я не мог позволить себе дышать, в то время как Вы - страдали в одиночестве. Я немедля покину Вас, скажите лишь одно: Вы в добром здравии и нет причин для беспокойства более?
Рива смотрела на архивиста. Парень стоял, телом подавшись к девушке, выставив вперёд одну ногу так, как это делают спортсмены перед забегом. Он был босиком, край рубашки, выбитый из-под ремня, сейчас свисал, как передник, над измятыми брюками. Волосы были всклокочены с одной стороны и прилизаны с противоположной, очки, вероятно, ночью погнулись и сейчас сидели криво, но за ними на Риву глядели две яркие живые коричневые бусины, а под ними залегли два тёмных полумесяца. Девушка молчала и не говорила ничего. Да, глупо было надеяться на её расположение и радушие. Надежда – это самый едкий из паразитов, что населяет тело и душу, и мы так отчаянно подкармливаем его. Архивист опустил голову и направился к выходу. Рива слегка придержала парня за локоть, когда он поравнялся с ней. «Спасибо»,- чуть слышно прошептала она, пристыжено отводя глаза, и тут же отпустила. Но большего, казалось, и не нужно было. Глаза гостя засияли ярче всех небесных светил, лицо приподнялось, губы дрогнули в слабой улыбке. Надежда стремительно губит нас, он она же и возвращает к жизни.
Как только Рашиль вышел из комнаты, в неё вбежали кудахчущие слуги. Одни принялись суетиться вокруг девушки, поправлять её убранство, вторые заправлять кровать, третьи распахивать шторы и открывать окна. Девушка от подобного переполоха потеряла равновесие, чем вызвала ещё большой гомон. Впервые за всё время пребывания здесь слуги были такими активными, звонкими и весёлыми. Словно кто-то сломал лёд на их лицах, и теперь там хлестала бойкая и гремящая речушка. «Вот ты нас перепугала, девонька», - хлопотала самая почтенная. «Уж, испужались, аки помереть удумала. Но ничего, девонька, всё к лучшему, всё оно к лучшему». Она приглаживала складки на юбках и всё причитала и причитала. Живот Ривы заурчал, и буквально, в ту же секунду перед ней оказалось что-то горячее и вкусно пахнущее, а балаган из слуг не сразу, но всё же удалился. Девушка осталась одна. Комнату наполнял свежий ветер, пение птиц и сладкие ароматы цветов, которые уже распустились внизу, в саду. Рива не понимала, что происходит.
Как только последняя крошка попала Риве в рот, в комнате нарисовалась всё та же почтенная женщина для уборки посуды, а в след за ней сначала стрелой прилетела вонь, и уже потом вплыла главная дама академии, которая сухо поинтересовавшись самочувствием и здоровьем Ривы, незамедлительно удалилась. Служанка убирала приборы нарочито медленно и приговаривала: «Всё ж бывает, девонька! И любовь бывает впервые, но что уж так переживать-то! Любовь-то сегодня есть, завтра нету, а далече опять есть. Не из-за каждого так изнывать-то. Но всё уж хорошо девонька, всё пройдёт! И изверг тот тебе не нужен, запугал всех, а щас-то и живётся веселее». Последние слова женщина говорила уже в коридоре, Риваль их едва расслышала, не осознав, сперва, сказанного и не придав этому значения, но уже позже она поняла суть услышанного.
Провести день, а точнее его остатки в своих покоях не представилось возможным, так как всё та же почтенная женщина каждые пятнадцать минут интересовалась «не желает ли девонька чего-нибудь». Так что Риву планомерно вытеснили на улицу. Но прогулка претила: сад вызывал множество теперь уже неприятных воспоминаний. Солнечные лучи казались обжигающе тёплыми, аромат цветов – приторно сладким, а звуки до конца проснувшейся природы – чрезмерно живыми. Когда вокруг всё радовалось и благоухало, Риве хотелось спрятаться подальше. Пережитые безмолвные дни помогли выстрадать всю горечь и печаль о маге земли, но пустоту оставили, и теперь в той так бесстыдно и нахально сквозил лёгкий ветерок. Рива куталась от него в одеждах, но ветерок не переставал, а солнце припекало ещё насмешливее. Поэтому девушка решила найти успокоение в стенах академии, где царила прохлада и гнетущая тишина.
Риваль решила узнать новости о своей выпускной работе. Пока она шла в поисках руководителя, каждый, встречавшийся ей на пути, окатывал такой волной пристального внимания, что взгляды девиц, участвующих в сезонах, по сравнению с этим были рябью на небольшой лужице. С трудом выстояв такой напор, Рива всё же дошла до заветной двери. Какова была её радость узнать, что работа успешно прошла рецензентов. Самое тяжёлое позади! Рива уже видела ворота, открывающиеся в жизнь. Когда девушка собиралась уходить, руководитель задержал её и передал несколько аккуратных конвертов, отзывов. На памяти девушки, редко кто из предыдущих выпускников удостаивался такой чести, как письма от рецензентов, поэтому Рива аккуратно приняла своё сокровище и самым возможным аккуратным бегом, противостоя взглядам, направилась в библиотеку. Постепенно книжные залы, с приближением летних экзаменов, начинали наполняться, но Риве повезло: залы пустовали, и она без труда нашла тихий уголок. О её работе отзывались хорошо, и это ещё мягко сказано. В одном письме эпитетов было больше, чем полезной информации. Одно омрачало: восторг вызывала, в основном, та часть, которая не получилась бы без рукописей, полученных от одного из пятёрки сильнейших магов страны. Рива тяжело вздохнула, но смирилась с текущим положением дел: об исправлении работы не было и речи.
Когда девушка шла по уже давно заученной дорожке от руководителя в студенческое общежитие, вся сумятица в голове затаилась. Словно никакого участия в сезоне и не было, а Рива сейчас просто возвращалась обратно, чтобы отпраздновать свой маленький академический триумф с Дорой. Но в этот раз соседки в комнате не оказалось. Нет, Дора не обязана сидеть и днями выжидать явления Ривы, но как бы сейчас помог разговор с ней, Рива сама для себя расставила бы всё по местам.
По возвращению в женский корпус, девушка почувствовала свободу. Под присмотром воспитанных девиц ей было легче. Те же воспитанные девицы помогли и с разгадкой всеобщего помешательства: единственный наследник древнейшего рода, любимец правителя и прожигатель жизни, один из самых обсуждаемых кавалеров не так давно покинул сезон, полностью отказавшись от дальнейшего участия в подобных мероприятиях, тем самым раскалив обстановку в светском пласте страны докрасна. Рива слушала эти известия, как если бы они были об очередном распустившимся цветке на ветке дерева весной. Слова проходили сквозь неё, не затрагивая ни лицо, ни тело, как раз через ту образовавшуюся пустоту. Сплетниц отсутствие хоть какой бы то ни было реакции со стороны де Вон расстроило, так что они продолжили и дальше вести свои умозаключения, но уже вне общества Риваль.
Неожиданно, но, вполне, в духе того человека.
Риваль вернулась в свою комнату, а там её ожидал неземной букет белоснежных роз. «От Рашиля для госпожи де Вон» - значилось в записке.