Десятая жизнь

Утро пришло не как спасение, а как наказание.Эмили проснулась резко. С дыханием, сбитым в рваный ритм, с холодным потом на спине, с ощущением, что её душат снова.Кошмары не отпускали.Одно и то же — руки на горле, тугой захват, тишина перед смертью.Она просыпалась трижды за ночь, каждый раз хватаясь за горло, как будто всё ещё могла не выжить.

Вроде бы к такому должна была привыкнуть.

Всё её детство — это непереваренная боль, синяки, крики за стеной, запах спирта.Отец избивал её с подросткового возраста.Иногда — просто так. Иногда — «за взгляд».А иногда...были вещи хуже, но о них она старалась не думать вслух.Но, кажется, к такому невозможно привыкнуть.Потому что каждое утро после — это новое перерождение в теле, которое не твоё.С чужими следами. С чужой яростью внутри.

Она встала с кровати медленно, будто каждое движение отдавалось где-то в позвоночнике.
Пол поскрипывал. В комнате было холодно.
На автомате пошла в ванную и умылась.
Смотрела на своё отражение так, как будто это была другая девочка.В уголках глаз — следы бессонницы. На шее — красные, болезненные следы пальцев.Провела по ним пальцами.

Тепло. Воспалённость. Молчаливая память.

Сняла майку и натянула свитер с высоким горлом.Тугим, тёплым. Почти душащим, но... надёжным.Не для себя — для того, чтобы никто в университете не увидел.Там другим важно, как ты выглядишь, не то, выжила ли ты ночью.Она спустилась на кухню. Шаги — осторожные, будто проверяла, безопасно ли сегодня жить.

И — удивление.

Кэролайн сидела за столом.Без стакана, без бутылки.Просто сидела.В руках — кружка. Неизвестно с чем. На лице — попытка быть собой из старой жизни:

— Ты как? — тихо, будто боялась разбудить не только дом, но и память.

Эмили не сразу ответила.Она смотрела на мать, как на женщину, которую когда-то любила, потом — ненавидела, а теперь — не понимала вовсе.

— Нормально. — Голос глухой.Пауза. Потом — как будто сорвалась с себя маску:— Почему ты не вышла? Почему ты вчера просто сидела?

Мать отвела взгляд.Сжав руки, глядя в стол. Как в приговор.

— Ты же знаешь, какой он... у него... сложный период. Он... не всегда понимает, что делает. Он вас... любит. Просто... тяжело всё. Нам всем тяжело.

Эмили медленно кивнула.

— Ты это себе повторяешь каждый день, да? Что "он просто не понимает".А знаешь, что понимаю я? Что вы любите только себя. И то, я не уверена, — голос дрогнул.— На нас вам давно плевать. На меня, на Нейтана, на детей.

Мать ничего не сказала.Только моргнула резко, как будто слова ударили сильнее, чем могли руки Роя.

На шум и гул голосов из комнаты выбежали Лили и Джейми, слипшиеся глаза, растерянные.Джейми хмуро встал у двери, прикрыв сестру за спиной.

— Что случилось?

Нейтан появился следом.В майке, с растрёпанными волосами, недоспавший.Сразу насторожился:

— Всё нормально?

Эмили быстро стерла слезу, скользнувшую по щеке:

— Всё хорошо.

Нейтан взглянул на мать. Долго. Без слов.
Потом — на сестру и кивнул:

— Я сделаю кофе. А ты пока посиди.

Эмили села.Не потому, что хотела.Просто потому, что в теле не осталось сил стоять.И только одна мысль не отпускала:

"Нельзя привыкнуть к боли. Но, может быть, можно научиться её проживать — не теряя себя."

После завтрака в доме снова наступила гнетущая тишина.Нейтан молча мыл кружки, мелкие рисовали за столом, мать ушла в спальню, будто стереть разговор, которого "не было".Эмили стояла у окна и застёгивала куртку. Движения — автоматические, как у солдата перед выходом в зону боевых действий. Потому что именно так каждый день и ощущался — как война, в которой ты не можешь сдаться.

На плечи — рюкзак.В карман — дешёвый бальзам для губ, старый телефон.

— Я пошла, — тихо сказала, почти не надеясь на отклик.

— Удачи, мелкая, — отозвался Нейтан из кухни.

Только он мог произнести это слово так, чтобы не стало тошно.

Дверь скрипнула. И закрылась за ней, как каждый день — словно изолируя два мира.

На улице — приглушенный холод, серое небо, обнажённые ветки деревьев, облупленные заборы.Восточный Грейсфилд выглядел так, как будто его покинули все надежды лет десять назад: мусор на тротуарах, старики с бутылками у забора, бездомный, кричащий что-то в пустоту, собака, выискивающая остатки еды у урны.

Эмили шла быстро.Не потому что спешила — а потому что не хотела оставаться здесь ни на секунду дольше.На остановке было пусто. Автобус пришёл с хрипом и стоном старого мотора. Она зашла, присела у окна, не глядя в глаза никому.Села, уставившись в серое стекло, за которым город медленно сменял одну форму разрухи на другую.

Сначала — разваленные дома, грязные фасады, дети без взрослых, пустые взгляды.А потом — перелом.Будто ножом отрезало.
Автобус пересёк границу района — и началась другая жизнь.

Риверстоун, благополучный, чистый, яркий.Улицы — будто вылизанные. Газоны — выстрижены. Дома — как из рекламных буклетов. Каждое окно — светлое. Каждый человек — ухоженный.И от этого, как всегда, внутри что-то саднило.Как будто кто-то показал тебе, какой могла бы быть жизнь, если бы...

Она вышла у кампуса.Рядом — группа студентов смеялась, кто-то держал кофе в бумажном стакане, кто-то обнимался, кто-то снимал видео для соцсетей.Эмили опустила взгляд и пошла через аллею, ведущую к главному входу.Аллея была красивая: мощёная, обрамлённая клёнами, которые осенью становились ярко-огненными, а сейчас просто сбросили листья и стояли, как оголённые нервы.Листья хрустели под подошвами.На скамейке кто-то целовался. У дверей — кто-то курил в вейп. Всё вокруг — бурлило, жило, сияло.А она — шла будто сквозь стекло.Не здесь, не с ними.Просто — мимо.

Двери университета глухо закрылись за спиной Даррела, когда он шагнул на улицу — суетливо роясь в карманах куртки.
Чёрт.Наушники остались в машине. В салоне, под пассажирским сиденьем, как всегда. Он уже знал, что найдёт их зажатыми в складках кожаной обивки и сам слегка усмехался:

«Привычка всё бросать и думать, что всё само найдётся.»

Он пересёк внутренний двор уверенной походкой, пружинисто, не торопясь, но и не мечтая задерживаться — утро выдалось шумным, компания осталась в кампусе, а он вдруг захотел немного тишины. Хотя бы минуту.В голове всё ещё крутились слова Мелиссы, потом мимолётное лицо той странной голубоглазой девчонки — Слишком не как все, чтобы не зацепить.Он уже почти подошёл к парковке, как почувствовал резкий удар в грудь.Не больно — просто внезапно и резко.

— Ой! Простите! Простите, я не видела! Простите, я не хотела, я правда...

Он отшатнулся на шаг, а она — влетела в него, как будто неслись на автопилоте, не замечая ничего.Голова опущена, глаза в пол.И прямо в него — в центр груди.

Очки — его фирменные, тонкие, дорогие — выпали из внутреннего кармана и упали на плитку.

— О нет... — выдохнула она, и уже в следующую секунду — присела, подняла, вытерла рукавом свитера и протянула ему обратно.— Извините.Если они поцарапались, я... я могу заплатить. Или хотя бы отнести в ремонт. Я не хотела. Простите.

Даррел смотрел на неё.Сначала — на руки, которые дрожали, пока она протягивала очки.Потом — на лицо.На эти глаза.Вот она, та самая девчонка. Голубые, чистые, как детство, которого у него никогда не было.
Вблизи она казалась ещё меньше. Еле доставала до его груди.

Он взял очки.Ни одной царапины.Но даже если бы были — он бы и слова не сказал.

— Я тебя не сильно задел? — спросил он наконец, — голос был низкий, немного удивлённый. Он не понимал, зачем она так переживает из-за ерунды. Очки целы, он цел, она — вроде тоже.Но её лицо — будто она ударила его машиной.

Она моргнула:

— Что?..

— Ты так яро извиняешься. А может, это я в тебя врезался. Всё нормально, честно.

Она напряглась сильнее. Не привыкла, чтобы кто-то реагировал спокойно. Без крика, без злости, без угроз.

— Нет... это я виновата. Я не смотрела куда иду.Простите ещё раз.

Он хотел сказать что-то ещё, но она уже сделала шаг назад, опустив голову, и пошла дальше — будто её снова поглотила тень.А Даррел остался стоять с очками в руках и странным чувством, которое не отпускало.
Не раздражение, не интерес. А...что-то в ней напоминало тишину перед бурей. Или рану, которая не кровоточит — просто болит.

Лекция прошла на удивление спокойно.
Эмили старалась не выделяться, не задавать вопросов, не встречаться взглядами.Она делала вид, что всё нормально, и даже почти в это верила, пока не начинала думать.С каждой минутой сессии становилось легче.
Психология — хоть что-то, что она понимала.Но вот сейчас, когда тетрадь закрыта, а ноги сами несут в сторону столовой, напряжение снова плотно село между лопаток.

Толпа шумела, в очереди — привычные лица, но не своё место.Цены всё ещё кусались, но сегодня она решила позволить себе булочку. Маленькую. С корицей. И чай — черный, дешёвый.С подносом в руках она прошла между столами — всё дальше, ближе к окну, в самый край зала, туда, где никто не смотрит, никто не зовёт.Села, опустив плечи, как будто даже столовая может напасть.
Булочка — почти символ утешения.Теплая и мягкая.Пахнущая детством, которого не было.

В этот момент, на другом конце зала, у шумного, уверенного столика с дорогими подносами, сидела вся компания Даррела.

Даррел — в чёрной рубашке, с лениво закинутой рукой за спинку стула, что-то комментировал Зейну. Глаза бегло скользили по залу, как будто искали повод отвлечься от разговора.

И вдруг — остановились.

Она.

У окна.

Слишком тихая, чтобы её замечали.
Слишком настоящая, чтобы не заметить вовсе.

Даррел взял стакан, сделал глоток.Поймал себя на мысли, что снова смотрит.Никакого интереса. Просто... что-то не даёт отвести взгляд.

Мелисса заметила.Не сказала ни слова.Но внутри — что-то щёлкнуло.Она откинулась назад, положила локоть на стол и достала телефон.Пальцы быстро забегали по экрану.Сообщение одной. Потом второй.
Девочки с такими же лакированными ногтями, с такими же пустыми взглядами, жаждущие сделать что угодно за правильную сумму.

«Слушай, мне нужна твоя услуга.Помнишь новенькую, мелкую такую?Ты её не пропустишь. Сделай так, чтобы ей расхотелось учиться тут. Ну... жёстко. С меня 300 $Можешь подключить подругу. Только аккуратно — чтоб меня не приплели. Даррел не любит это дерьмо.»

Она нажала «отправить» и снова улыбнулась, как будто всё в порядке.Как будто всё — игра.А у неё в руках — фигуры, а не живые люди.

Туалет на третьем этаже был пустой.Эмили зашла, как всегда, на цыпочках — проверив кабинки, убедившись, что никого нет.
Заперлась в одной, посидела минуту, просто дыша, пока не отпустило напряжение от последних лекций. Потом подошла к зеркалу — усталая, бледная, волосы растрёпаны от дождя, щёки — с легкими следами стресса.
Она включила кран, умылась.Холодная вода всегда помогала. Хоть как-то. Хоть чуть-чуть.Руки дрожали.Взяла расчёску из рюкзака, начала тихо, бережно распутывать пряди, как будто это ритуал, способный вернуть чувство контроля.Хотя бы над чем-то.

И тут...

Дверь резко хлопнула.

В отражении — две знакомые фигуры.Те самые. Подруги Мелиссы.Одна — высокая, с идеально уложенными тёмными волосами и острым лицом. Вторая — пониже, с айфоном наготове. Уже включённая камера. Уже готова снимать.Живые хищницы.

— Ты чего тут, принцесса, красоту наводишь? — сказала первая, приближаясь.

Эмили отшатнулась:

— Я... ничего. Я просто... умыться...

— Слышала,что ты  на Даррела поглядываешь? — продолжила та. — Думаешь, если сделаешь вид, что ты бедная, ранимая, он на тебя клюнет?

— Что? Я не... Я вообще с ним не говорила... — голос дрожал. Она ничего не понимала.
Внутри — паника, дикая, вязкая. Сердце билось, как птица о стекло.

— Шлюха мелкая, — прошипела девушка, делая шаг ближе. — Ты реально думаешь, что кто-то поверит в твою невинность?

Слово вонзилось, как удар.

Шлюха?Она?Та, что ни разу не держала парня за руку, что задыхалась от страха при одном только прикосновении.Почему они это говорят? Почему так уверенно?

— Вы... вы меня с кем-то путаете... — Эмили сделала шаг назад.

— Ты думаешь, что можешь просто пройтись, пофлиртовать глазками и тебе всё сойдёт с рук?

Удар.Всё произошло слишком быстро.Резкое движение — и пальцы вцепились в её волосы.Боль резанула в кожу головы.Она вскрикнула, упала на колени, пытаясь вырваться, но ногти другой впились в плечо.

— Снимай!

Вторая уже снимала.
Смех.
Флеш.
Хруст каблуков.

А потом — первые удары: лицо, рёбра, спина.Без разбега, без пощады.Как будто они били не человека — просто что-то, что нужно уничтожить.

Слёзы, сдавленный крик, мольба.Она пыталась закрыться, руки прижаты к голове, но удары продолжались.Мир стучал, как будто внутри черепа. Всё расплывалось.

— Ты ничтожество. Ты не должна находиться здесь!Можешь вернуться на свою помойку, грязь.Потому что здесь — ты никто.

И вот кульминация.Первая вытащила ножницы:

— Ну раз уж ты хочешь внимания, мы тебе его устроим.

— Нет, пожалуйста... — прошептала Эмили, задыхаясь, словно через осколки.

— Молчи.

Холод металла.
Рывок. Скрежет.

Пряди её волос — длинные, каштановые, запутавшиеся от крови и пыли — начали падать на кафельный пол.Секунда.Другая.И вот — они срезали до плеч. Криво, жестоко и безжалостно.

— Теперь ты даже на себя не похожа, — сказала одна и швырнула последнюю прядь прямо в лицо Эмили.

Они ушли.
Хлопнула дверь.
Смех затих в коридоре.

Эмили лежала на холодной плитке.Пол под ней был твёрдый, шершавый, в пыли и чьих-то чужих следах.Она не сразу смогла вдохнуть — как будто воздух тоже ушёл, испугался, покинул её.Лицо — горело.Где-то под глазом уже ныло, запульсировало.Губа — надорвана, металлический привкус крови.Скулы звенели от ударов, как будто в них кто-то выстукивал барабанную дробь.

Тело — в синяках.Руки дрожали.Она пошевелилась — и тут же вскрикнула. Ребро — будто кто-то вставил туда гвоздь.Дыхание сбивалось.Слёзы катились — не от жалости, от боли, дикой, беззвучной, скопившейся где-то в животе.

Она с трудом приподнялась, опираясь на руки.Медленно встала, держась за стену.
Посмотрела на своё отражение.Зеркало показало ей разбитое лицо.Опухшее, с кровью на губах, с растекающейся тенью под глазом.И волосы... короткие, обрубленные, неровные, как будто их резали не ножницами, а тупым лезвием.Она так долго их растила.Годы.Пряди были её утешением. Часть чего-то «своего». Единственное, что она считала красивым в себе.

Теперь — уничтожено.

Глухо выдохнула.
Раз. Ещё раз.
Губы дрожали, но она не заплакала.
Нет. Слёзы уже были. Теперь только тишина и стыд.

Эмили быстро расстегнула рюкзак, вытащила старое, растянутое худи, натянула через голову, спрятав лицо и волосы.Сдавила себя в ткани, как в панцире.Как будто могла закрыться от мира.Быстрым, ломаным шагом она вылетела из туалета.Не глядя ни по сторонам, ни под ноги.Дыхание сбивалось, как у загнанного зверя.Она не могла пройти через главный вход.Слишком много людей. Слишком много глаз.На служебном этаже, в коридоре, она увидела уборщицу — пожилую, усталую женщину в синем халате, которая мыла пол у дверей технической лестницы.

— Можно... пожалуйста... я выйду отсюда? — голос был срывающимся шёпотом.

Женщина взглянула на неё — глаза расширились:

— С тобой всё...

— Пожалуйста.

Одна секунда молчания.Женщина молча открыла дверь.Просто кивнула. Без слов.Поняла всё. Или решила ничего не спрашивать.Эмили прошмыгнула внутрь.
Через чёрный ход.Исчезла из мира, который только что снова её сломал.

На стоянке у университета всё было привычно громко и самоуверенно —дорогие тачки стояли, как на показе, каждая — отражение чьей-то амбиции, скорости и эго.Компания Даррела, как обычно, собралась у чёрного Dodge Challenger, блестящего после мойки и пахнущего дорогим воском и бензином.

Зейн рассказывал, как накануне проскочил между двумя полицейскими патрулями —смешивал реальные детали с выдумкой, но слушать его всё равно было весело.Лукас молча курил, опираясь на капот.Джей проверял на планшете свежие ставки на гонки.Холли ковырялась в термосе с кофе и прикалывалась над Зейном, мол,"ещё один выдуманный манёвр — и я тебя сдаю в театральный кружок".

— Сегодня пас. — спокойно сказал Даррел, поправляя ремень на часах.Он стоял чуть в стороне, опираясь о свою машину.— Без гонок, без лишнего.

Все удивились — не в его духе.Но никто не стал лезть с расспросами. Уважали личные границы.

И тут появилась она.

Мэл.

Словно ветер сменился.Улыбка с иголочки, губы блестят, волосы уложены до миллиметра.Она подошла к Даррелу и сразу прилипла к нему, положив руку на плечо —будто вся компания могла забыть, что она тут «главная девочка».

— Поехали ко мне? — прошептала с игривым прищуром. —Купила новое бельё. Хочу показать, но только тебе...

Он даже не вздрогнул.Просто перевёл на неё спокойный взгляд:

— Нет.

— Нет? — она моргнула, как будто ослышалась.

— Неинтересно.

Всё. Одним словом.

Мэл чуть отшатнулась.Сделала вид, что не задело, но губы дёрнулись.

— А ты чего такая довольная? — спросила Холли, уже откинувшись на капот BMW. — Светишься, как лампочка на рождественской ёлке.

Мэл сделала паузу.Внутри — доли секунд, паника: «не спалилась ли?»Но потом — натянутая улыбка.

— Да просто... — фальшиво захихикала. — Моя фотка с отпуска набрала полторы тысячи лайков! Я офигела!

— Вау, — саркастично протянула Холли. — Срочно в учебник по социологии. Новый вид счастья.

Все рассмеялись. Но не по-настоящему.Мэл слишком старалась. А когда стараешься — это всегда видно.

Спустя пару минут все стали расходиться.Сели по своим машинам, моторы заурчали.Кто-то включил музыку, кто-то продолжил шутки.Даррел сел в свой «Челленджер», закрыл дверь, включил радио и просто уехал.Без слов, без улыбки.С ощущением внутри, что что-то не то.Хотя всё выглядело как всегда.

***

Дверь в дом закрылась с привычным скрипом — как будто даже она устала быть частью этого места.Эмили вошла, стараясь ступать тихо, но всё равно половицы выдали её.

— Эм? — раздался знакомый голос.Нэйтан только что вернулся с работы. Одет в рабочую куртку, на лице — следы усталости, на руках — мазут. Он снял кепку, обернулся... и замер.Взгляд врезался в неё, будто удар.

— Что с твоим лицом? — он побледнел.
Глаза — уже не удивлённые, а злые. Слишком хорошо знал, что значит синяк под глазом, ссадины на щеке, опущенные плечи и чужая толстовка на голове.— Кто это сделал? — его голос стал ниже, глуже, как перед бурей.Он подошёл ближе, но Эмили отступила на шаг:

— Всё нормально.

— Нормально?! Ты себя в зеркало видела?!

— Нэйт... не надо. Я не хочу...

— Да я... — он задыхался. Кулаки уже сжаты. — Я их найду. Я клянусь, Эм. Я убью их к чёрту. Кто это был? Кто?!

Эмили не ответила.Просто прошла мимо.
Словно ничего не случилось.Словно он не сорвался на крик.Поднялась в свою комнату. Закрылась и прислонилась к двери.И только тогда всё внутри осело.

Тело — болело.
Голова — гудела.
Но боль была старой. Узнаваемой. Почти родной.

Это уже было.
Школа.

Флешбек

Школа

Пыльные коридоры. Побитые шкафчики. Грязно-серые стены, облупившаяся краска на дверях туалетов, и запах хлорки вперемешку с потом и ланчами из столовки. Всё было серым — даже воздух.

Звенел звонок, но Эмили не торопилась на урок.Она стояла у своего шкафчика, маленькая, сутулая, в толстовке с рукавами, скрывающими кисти рук. Лямка рюкзака слетела с плеча. Она пыталась открыть замок, но пальцы дрожали — привычно, как всегда, когда чувствовала на себе взгляды.

Сегодня они были особенно прожигающими.
Сзади приближались шаги. Лёгкие, быстрые, уверенные.Смех. Насмешки. Перешёптывания.Кулак в живот пришёл внезапно.

— Пропусти, уродка. —Голос принадлежал Кейли Стивенс, старосте класса. Всегда идеально причёсанная, с айфоном в руках и родителями-адвокатами.

Эмили пошатнулась.Но промолчала. Как всегда.

— Ты глухая? — Кейли прижалась к её уху. — Свали отсюда. Ты воняешь. Ты вообще знаешь, что такое шампунь?

Сзади засмеялись.Эм не отвечала. Только дыхание стало чаще.Плечи — выше, будто она пыталась спрятаться в себе.

Толчок.На этот раз сильнее. Она упала.
Прямо на пол, на колени. Школьники проходили мимо, почти никто не обернулся.Те, кто оборачивался — просто улыбались.

— Снимай это, — приказала Кейли другой девочке — Дженне, которая уже держала телефон.— Типа "будни шлюшки" или "бомжиха учится в элитке".

В лицо полетела пачка салфеток.Они прилипли к щеке, как насмешка.

— Что, грязь? Проглотила язык? — сказала третья, Молли, та, что всегда была за главной, та, что смеялась громче всех. —Давай, скажи что-нибудь! Или ты только умеешь жалобно смотреть?

Эмили с трудом поднялась.Волосы слиплись, одна прядь застряла в уголке губ. Она молчала. Просто держала рюкзак, как щит, и пыталась не смотреть в глаза.Если не смотреть — может, не так больно.

— Знаешь, что о тебе говорят? — Кейли снова подошла ближе. Очень близко. — Что ты сосала учителю, чтобы тебя не выгнали. Что ты спишь с братом. Что у тебя СПИД!!!

Улыбки. Смех. Чужой телефон направлен прямо на её лицо.

Эмили дрожала. Пальцы сжимались в ремешке рюкзака. Губы побелели.

— Уйди, — прошептала она. Едва слышно.

— Что?

— Уйди от меня... пожалуйста...

— А если не уйду, что ты сделаешь? — Кейли ткнула пальцем в грудь. —Позовёшь папочку? А, точно. Он бухает где-то в канаве.

Смех.

Удар.На этот раз — в плечо.Голова стукнулась о металл шкафчика.Звук был глухим, как удар по пустоте. Как в голове Эмили.

Она упала.Не закричала. Просто обмякла, как тряпичная кукла.Губа рассечена. Кровь солёным вкусом наполнила рот.

И тогда — он пришёл.

Нэйтан.

Он влетел в коридор, будто выстрел.В рабочей куртке, ещё не сняв перчаток. Сразу увидел Её —На полу. В крови. И Их —Смех, телефоны, пренебрежение.

— Сука, — прошипел он.И в следующую секунду Джексон, парень Кейли, лежал на полу, держась за челюсть.

Все замолчали.Словно всё вымерло.

Учителя прибежали через минуту.Увели Эмили в медпункт.А Нэйт — остался.Его держали за руки, он вырывался. Кричал:

— Я за тебя их всех порву. Поняла?! Я их всех...

На следующий день его отчислили.
Без права на апелляцию.

Настоящее

Эмили сидела на полу своей комнаты.Спина прижата к кровати, ноги подтянуты к груди, подбородок — на коленях.Худи скрывало следы побоев, но не глушило боль внутри.Её трясло. Не от холода — от унижения. От чувства полной беспомощности.Внутри будто пустота. Живая, пульсирующая, чёрная.
Каждое движение — через силу, будто тело стало ватным, как после сильной лихорадки.А в голове крутились те слова. Эти лица. Смех. Удары.Она даже не плакала. Слёзы будто застряли где-то между горлом и грудной клеткой.Просто сидела. И дышала.

«За что?Что я им сделала?Почему мне всё ещё больно?Почему снова — я?»

Она обняла себя. Плотнее. Чтобы не развалиться.

Дверь тихо скрипнула.

— Эм... —Голос был мягкий. Осторожный.
Нэйтан.Он стоял в дверях с аптечкой в руках и старенькими парикмахерскими ножницами.У него было лицо тяжёлое, как камень — губы сжаты в нитку, взгляд опущен, чтоб не спугнуть.Он знал, как она воспринимает жалость.И сейчас пришёл не жалеть. А быть рядом.

— Можно? —Он присел рядом, положив аптечку на пол.Она кивнула. Почти незаметно.

— Я подровняю тебе волосы... хорошо? А потом — обработаю синяки. Всё аккуратно. Я умею.

Он даже попытался улыбнуться.Но улыбка вышла вымученной.Эмили кивнула снова.
Губы задрожали.Не от страха. От того, что он здесь.

Через минуту в комнату осторожно заглянули Джейми и Лили.Они держали маленькую тарелку с печеньем — самое простое, магазинное, то, которое иногда Нэйтан приносил с работы.

— Мы тебе принесли... это... чтобы тебе стало вкусно и не больно... — прошептала Лили, подходя ближе.

— И сладко... — добавил Джейми и сел рядом, будто охраняя.