14
В темпе моей собственной жизни я не заметила, как прошел год. Съемки фильма по Евиной истории были полностью окончены весной, в то время, пока улицы были залиты лужами по вине апрельского дождя, растопившего остатки залежавшегося снега. Пережив несколько показов в Петербургских кинозалах, фильм стал номинантом на премию в знаменитом европейском фестивале. Я не ходила ни на один предпоказ, чтобы увидеть картину цельной, сидя в кинозале, как любой рядовой зритель. Помню, в день премьеры я купила два билета и предложила Никите составить мне компанию, однако он отказался – на вечер у него было назначено дежурство. Ох, как же больно мне было, но я решила ничего ему не говорить – улыбнувшись его отказу, я надела свое лучшее шелковое платье, прикрыв его плащом, и, запрыгнув в такси, отправилась на премьеру в одиночестве.
Сидя там, в темном кинозале, я не обращала никакого внимания на то, что по моим щекам текла тушь – фильм получился на удивление качественным и трогательным, учитывая его низкий бюджет, а актриса, что играла главную роль двух одинаковых внешне девушек, была бесподобна. Только увидев фильм на большом экране до меня дошла главная идея Евиной пьесы – эти две девушки изображали двойственность ее натуры – одна была рациональной частью, которая мыслила здраво и хотела жить, другая – эмоциональная, была поражена чернотой ее болезни и стремилась к самоуничтожению. Евина история оказалась еще более глубокой, чем показалась мне на первый взгляд. Наверное, поэтому лента и имела такой успех.
Критики высоко оценили работу режиссера, оператора и главной актрисы. Но на премию Каннского фестиваля кинокартина была номинирована непосредственно за сценарий.
Именно по этой причине в июле вся съемочная группа вместе со мной заняла места в самолете и отправилась в Канны. Нас ослепила роскошь церемонии, где даже наши лучшие наряды выглядели блекло и тривиально. Пальмовую ветвь фильм там так и не получил, однако каково было наше удовольствие присутствовать там, в кругу звезд киновселенной, в которую мы так стремились попасть, – именитых актеров, режиссеров и продюсеров. К слову, режиссер нашего проекта Роман завел там новые знакомства, которые могли сопутствовать дальнейшему развитию нашей киностудии.
- Нас пригласили снимать во Францию, - шепнул он мне на ухо, когда мы пересеклись на банкете, держа в руках бокалы с шампанским. – Твой новый сценарий будет воплощен в жизнь. Я поделился идеями с одним из продюсеров, он берется спонсировать наш проект, представляешь?
- Поверить не могу, - восторженно ответила ему я.
Именно на фестивале во мне же окончательно поселилось чувство выполненного долга. Я сделала все, что могла, чтобы первая и последняя работа Евы нашла свое пристанище. Чувство вины, жившее в моей душе все эти два года, наконец отошло на второй план.
Торжественный банкет искрился знаменитостями, которых до этого я видела лишь сквозь призму светящегося экрана, но, несмотря на это, я приняла решение оттуда уйти. Прямо в своём нарядном платье, подметая шелковым подолом пыль улиц, я направилась к морю, достав из сумочки пачку сигарет. Наконец добравшись до пляжа, я присела прямо на песок, не боясь испачкать свой наряд. Там я просидела около часа, завороженная видом волн, разбивавшихся о плоскость берега. Я размышляла о том, что мне стоит делать дальше. В моем ноутбуке уже хранился новый вариант сценария, который наш режиссер принял с большой радостью – он был о девушке, живущей в пуританской семье священника, которая в один момент сорвалась с места и отправилась в Европу без цента в кармане. Съемки должны были начаться в скором времени, это тешило мое самолюбие. Кроме того, Роман только что нашел продюсера... Все складывалось как нельзя лучше. Ведь наконец-то у меня появился шанс выйти из тени личности Евы и перестать чувствовать себя бездарностью на фоне ее беспрекословного таланта.
Рокот вон прервал чей-то бархатный низкий голос:
- Qu'est-ce qu'une telle beauté fait ici seule? (Что такая красавица делает здесь одна?) – я вздрогнула и обернулась. Прямо за моей спиной стоял симпатичный кудрявый молодой человек. Он был высокого роста, его глаза прятались за роговой оправой очков, на щетинистом лице сияла улыбка.
- Pardon?
- Je vous ai vu au banquet. Vous êtes parti. (Я видел вас на банкете. Вы ушли).
- Oui, c'est vrai. N'aime pas la foule. (Да, это правда. Не люблю толпу).
- Mais c'était trop rentable pour le jeune scénariste. (Но это была слишком выгодная для молодого сценариста толпа), - он улыбнулся и присел рядом прямо на песок. - Je m'appelle Jean. Et vous? (Меня зовут Жан. А как ваше имя?)
- Margaux. (Марго)
- Vous parlez parfaitement français. (Вы прекрасно говорите по-французски)
- J'ai étudié pour un interprète. (Я училась на переводчика)
- Et comment la traductrice est-elle soudainement devenue scénariste? Vous allez me le dire? (И как переводчица вдруг стала сценаристом? Вы расскажете мне?)
Мы разговорились. Жан оказался оператором одного из номинированных на премию фильмов. Он был поражен нашей картиной и негодовал, что она не смогла получить премию – по секрету он признался мне, что конец растрогал его настолько, что он даже пустил скупую мужскую слезу. Если я не понимала какое-то слово по-французски он с улыбкой разъяснял мне его значение, как было в фильме «На последнем дыхании». Когда я привела ему это сравнение, он рассмеялся. Мы проговорили час или около того, все так же сидя возле моря прежде, чем он предложил мне отправиться в кафе выпить вина. Я согласилась. В его компании я провела всю ночь. Мы провели в кафе много времени, сидя на открытом воздухе, занятые бесконечным разговором. Мы покинули заведение с желудками, наполненными круассанами и красным сухим вином, и отправились наслаждаться красотой старинных центральных улиц города. Я была во Франции впервые, Жан же прожил в ней всю свою жизнь и был хорошо знаком со многими е городами – Канны не были исключением. Он чувственно рассказывал мне интересные истории из своих частых путешествий по работе – ему доводилось снимать фильмы, клипы и рекламные ролики в разных местах, однажды его даже пригласили на съемки в Канаду, но там, по его словам, ему было совершенно некомфортно. Мы бродили по темному городу и все никак не могли наговориться. Нам не мешал ни языковой барьер, ни семилетняя разница в возрасте. Вместе мы встретили яркий ранний рассвет, что обычно бывает только летом, на пристани, и он провел меня до гостиницы, где мы обосновались со съемочной группой.
- Quand partez-vous? (Когда вы уезжаете?) – произнес он, стоя в дверях отеля.
- Ce soir. (Сегодня вечером)
- Quelle pitié! (Какая жалость!) – воскликнул он. - Je peux vous emmener à l'aéroport? (Могу я проводить вас в аэропорт?)
- Vous pouvez. (Можете).
На этом мы расстались, обменявшись контактами. Жан моментально подписался на меня в инстаграме. Что-то в его манере излагать свои мыли, импульсивно взмахивать руками во время разговора и улыбаться зацепило меня. Его харизма произвела на меня впечатление. Кроме того, своим артистизмом он больше походил на актера, нежели на оператора. В моей душе происходило что-то странное и трепетное. В ту ночь я смогла впервые что-то почувствовать к мужчине, чего со мной раньше не случалось никогда. Я была лишь тенью возле красоты Евы, не считая себя полноценной личностью, которая может претендовать на мужские сердца. Встреча с Жаном что-то изменила в моем восприятии мира. Более того, я не ощущала никаких угрызений совести перед Никитой, ведь, в сущности, я никогда ничего подобного к нему не испытывала.
Жан объявился днем, прислав мне в номер букет белых роз. Без записки, просто, кроме него, это было сделать совершенно некому. Почти весь день я проспала в номере – бессонная ночь дала о себе знать. Вечером же Жан и правда подъехал к отелю на своем черном «рено» для того, чтобы проводить меня в аэропорт. Ребята из съемочной группы странно косились на меня, когда я садилась в его машину, но мне было абсолютно все равно.
- Je vais vous écrire. Je le promets. (Я вам напишу. Обещаю) – шепнул он мне, крепко обнимая мои плечи прежде, чем я скрылась в коридоре после паспортного контроля. Он остался стоять, провожая меня глазами.
Все время полета я пыталась заглушить биение своего сердца при любой мысли о Жане чтением романа Жана Кокто, но, если честно, получалось у меня плохо. Из Канн я приехала совершенно другим человеком – легкой и обновленной. Там, на пляже и за ночь, проведенную в компании Жана, я осознала, что больше не способна жить так, как раньше. Ведь мое существование с трудом можно было назвать жизнью. Поэтому первое, что я сделала по приезде – написала заявление об увольнении из издательства, где я работала - я решила зарабатывать на жизнь исключительно написанием сценариев.
Вторым пунктом в списке моих изменений были отношения с Никитой. Мы с ним продолжали съедать себя нашей невозможностью расстаться. Появление в моей жизни Жана подвело в нашем замужестве какую-то черту. Между мной и Никитой катастрофически ничего не происходило в течение двух лет. С Жаном же я смогла что-то почувствовать буквально за сутки. К слову, мы стали активно переписываться и созваниваться каждый день. Я не делала из этого тайны, часто совершая звонки, пока Никита присутствовал в квартире. Я продолжала жить по графику работа-киностудия, стараясь возвращаться домой как можно позднее. Такую же цель преследовал и Никита, взваливая на свои плечи все новые и новые ночные дежурства в больнице, где он начал работать терапевтом.
Жан жил в Париже и активно приглашал меня приехать туда, к нему. Несмотря на то, что рутина сильно меня затянула, спустя месяц после нашего с ним знакомства в Каннах, я согласилась. Он оплатил мой билет, и я, не сообщив Никите ровным счетом ничего, отправилась в аэропорт. Обратного билета у меня не было.
Жан встретил меня с букетом чайных роз. Усевшись в его «рено», мы объехали весь центр Парижа, а после, оставив машину с моим чемоданом на парковке, отправились на прогулку. Я была в Париже в первый раз за всю свою жизнь – признаться честно, я не особенно-то успела попутешествовать. И, знаете, я моментально влюбилась в этот город. Меня поразили одинаковые низкие дома с серыми крышами, кофейни с столиками, поставленными вдоль улицы, и блеск в глазах коренных жителей, бродивших по улицам парами.
Жан снял мне квартиру на время моего пребывания в Париже – уютную студию на последнем этаже красивого четырёхэтажного дома почти в самом сердце города. Он не торопил меня, ни разу не намекнув мне на постель. Каждый день мы проводили, гуляя по старому городу – он показывал мне самые красивые его места. Но в первую очередь Жану нравилось сидеть в кофейне и разговаривать со мной. В основном мы обсуждали кино – он рассказывал о режиссёрах, с которыми ему удалось поработать, и о картинах, в создании которых он успел поучаствовать. Я говорила о написанном мной сценарии. Он был категорически против, чтобы я отдала его для съемки ребятам из Петербурга, рассуждая, что намного большего успеха пьеса добьется, если будет снята здесь, во Франции. Он даже выразил готовность помочь мне в реализации моей работы, но я отказалась.
Никита заметил мое отсутствие лишь на третий день после моего отъезда в Париж. Мой телефон разрывался от его тревожных звонков, но я решительно не поднимала трубку. Мне так опостылела совместное существование с ним, что единственное, чего мне хотелось – это перестать с ним общаться хотя бы на время моего прекрасного отпуска с Жаном, поэтому я не тратила свое драгоценное время на объяснения и оправдания - настолько меня вымотало его монотонное присутствие в моей жизни.
Жан остался ночевать в моей временной квартире лишь спустя неделю моего пребывания в Париже. В тот день он, как обычно, подвез меня до парадной. Мы долго сидели в машине, держась за руки. Он медленно наклонился ко мне и впервые поцеловал мои губы, пронзая молнией мое тело, и я с трудом могла поверить в то, что все в это моменте было таким настоящим. Тогда я попросила его проводить меня до входной двери, но вместо того, чтобы исчезнуть за ней, я отошла в сторону, пропуская его вперед. Мое тело горело от его нежных прикосновений, когда он медленно снимал с меня одежду. Наконец-то в первый раз в жизни находилась с мужчиной, который заставлял меня что-то чувствовать. Когда его тело, судорожно дёрнувшись, обессилено упало на мою обнаженную грудь, я чувствовала себя абсолютно счастливой. Всю ночь мы провели, крепко спевшись телами в объятьях. В моей душе не было ни чувства вины, ни боли, ни стыда. Впервые я делала именно то, чего хотелось мне.
Проснулась я от запаха кофе, которое варил мне в турке Жан.
- Café au lait d'avoine, mademoiselle, (Ваш кофе на овсяном молоке, мадмуазель) – проговорил он, обнимая меня, когда я пришла к нему на кухню. Я присела за стол, сделала глоток и чуть не поперхнулась - этот кофе был на вкус в точности таким же, каким его делала Ева.
- Quelque chose ne va pas? (Что-то не так?) – обеспокоено спросил Жан.
- Tout est parfait. C'est un bon café. Le meilleur de toute ma vie, (Все прекрасно. Это великолепный кофе. Лучший за всю мою жизнь) – поднимая на него глаза, медленно проговорила я.
Все оставшееся время, что я провела в Париже, прошло в квартире Жана. Это было огромное помещение с высокими потолками и большими окнами, из которых виднелась далекая Эйфелева башня. Мне было безумно комфортно с ним жить. Пробужденная запахом кофе, я шла на кухню, где меня ждали его объятья и поцелуи. После мы по очереди принимали душ и шли гулять по прекрасным улицам Парижа. Несколько раз Жан водил меня в парижскую синиматеку, где мы смотрели старые ленты, держась за руки. Возвращались в квартиру мы уставшие и счастливые, подолгу занимались любовью и засыпали в обнимку.
Я провела в Париже месяц, так и не сообщив Никите, где я. За это время мы с Жаном измерили все центральные улицы шагами, стуча по асфальту каблуками наших туфель. Мы пили много вина, ели вкусную французскую еду в ресторанчиках, он фотографировал меня возле Триумфальной арки и в галереях Лувра... Моя жизнь превратилась в мою давнюю мечту, которую раньше я могла разглядеть лишь через призму киноэкрана.
Жан, ничего не знавший о моем замужестве, предлагал мне остаться с ним, в Париже навсегда, даже узнавал у своих знакомых нюансы насчет получения визы. Но груз нерешенных проблем тянул меня в Петербург.
В один из счастливых дней я объявила Жану, что вынуждена ненадолго уехать, но обещала вернуться, как только решу все свои проблемы. Он с грустью отвез меня в аэропорт, взяв с меня обещание, что в следующий мой приезд я останусь с ним навсегда.
- Je suis, semble t'aime, (Я, кажется, люблю тебя) – прошептал он мне, когда мы сидели в машине и прощались. Я так ничего и не ответила, лишь поцеловала его в губы, хлопнула дверью и пошла в здание аэропорта, катя за собой совой серый чемодан.
Никита очень удивился, увидев меня вечером на пороге нашей квартиры. По его щекам потекли слезы, он попытался меня обнять, но я отстранилась. После поездки в Париж я была полна решимости поговорить с ним, но вся моя смелость испарилась, когда я его увидела. Он выглядел поистине жалко: черты его лица были слегка опухшими от алкоголя, волосы блестели от жира, на коже лица появилась неаккуратная щетина... Мне стало его так жаль, что я почувствовала вину за свое отсутствие. Он не спросил меня, где я пропадала, лишь еще раз попытался обнять. Я поддалась. Мы долго стояли вот так вот, спрятанные в объятьях друг друга, его тело стали сотрясать рыдания.
- Я думал, ты уже не вернешься.
- Я тоже так думала.
- Ты стала совсем другой. Твой взгляд изменился и волосы... они немного отросли.
- Все изменилось, Никита, - прошептала я. Из моих глаз тоже потекли слезы.
- Ты намерена уйти, ведь так? Я не стану держать тебя. Понимаю, что наш брак делает нас несчастными. Все это из-за Евы, - он произнес ее имя впервые за два года. Меня передернуло. – Знаешь, между нами все закрутилось, ведь мне казалось, что ты так похожа на нее...
- И мне так казалось. Пока я не вспомнила, что до нее у меня тоже была жизнь, своя жизнь.
- Ты права. Вот только я не помню жизни до нее. Вне ее влияния.
- Я тоже. Поэтому нам обоим придется научиться жить заново.
- Ты красиво говоришь, - он выпустил меня из объятий. – Только вот сделать это очень трудно.
- Не труднее, чем продолжать так жить. Я ухожу, Никита. После Канн я приняла решение, что буду двигаться дальше. Но все же я хочу, чтобы мы с тобой остались добрыми друзьями. Плюнь в лицо тому человеку, который осмелиться произнести, что я сказала о тебе хотя бы одно дурное слово. Просто мы были обречены с первой же нашей совместной ночи. Нас связывает скорбь, а на ней глупо пытаться построить отношения. Завтра мы поедем подавать на развод. А, когда нас разведут, я снова уеду.
- Куда?
- В Париж.
- Вот как...
- А теперь я соберу вещи и отвезу их к маме. Прости меня, Никита.
- И ты меня прости, - прошептал он на автомате – его взгляд был устремлен куда-то сквозь меня.
Эта история слишком долго жила во мне. Теперь я ее закончила. Нас с Никитой развели семнадцатого сентября, в день Евиной смерти. Завтра я улетаю в Париж, к Жану. Думаю, моя жизнь будет продолжаться там. Флэшку с рукописью этой книги я брошу в почтовый ящик некогда нашей с Никитой квартиры. Кажется, написав эту историю на компьютерной бумаге, я от нее освободилась. Теперь ее черед освободить Никиту. Если честно, я надеюсь, что с ним все будет хорошо, и он так же, как я, сможет наконец отпустить Еву. Надеюсь.
Конец.