13
Тишина моей квартиры все чаще звенела в моих ушах. Больше всего на свете я боялась оставаться наедине с собой, съедаемая собственным бесконечным чувством вины. Мне казалось, что с уходом Евы моя жизнь перевернется с ног на голову, но этого не произошло. Мое сознание с катилось словно вниз по лестнице, больно ушибаясь об каждую новую ступеньку на своем пути. Полагаю, если бы не Никита и работа в киностудии, я бы давно сошла с ума. Самое страшное было то, что, собственно, ничего не изменилось - дни шли своим чередом, а время текло так, словно мир вовсе не уходил из-под моих ног.
В один из одинаковых дней, чередой проходивших в моей жизни, мне удалось отыскать Евин сценарий в глубине ящиков своего стола. Я прижала толстый блокнот к груди, словно он мог дать мне то тепло, которым раз за разом окутывала меня Ева. Дома открывать его я не решилась, поэтому, несмотря на октябрьский ливень, я направилась к станции метро и доехала до центра города, где разместилась в знакомом кафе, повесив мокрый до нитки плащ на вешалку. Лишь там я распахнула блокнот, исписанный косым почерком Евиной руки.
Это была незаурядная история о девушке, в поисках себя, которая, слоняясь по городу, случайно встретила свою копию. Девушки присели в кафе и разговорились, открывая все новые грани в понимании друг друга. Одна оказалась преподавательницей вокала, другая – архитектором. После встречи девушки разминулись, судьба одной сложилась трагическим образом, другая же совершенно это не почувствовав, продолжила жить в свое удовольствие. Пьеса был о многом и ни о чем одновременно. Евин слог был поразительно легким, она умела найти нужные слова для описания эмоций сквозь реплики говорящих персонажей. Сама пьеса была очень авторской, не похожей ни на одно произведение, что я читала раньше, разве что языком повествования напоминала «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Пока мои глаза бегали по строкам, по моей коже проходила легкая дрожь. Меня даже немного кольнула зависть – так красиво писать, как это делала она, я никогда не умела. За чтением я не успела ощутить стремительного течения времени – я просидела в кофейне уже три часа, не замечая, как люди, сменявшие друг друга за соседними столиками, общались, вливая в свои глотки кофе с воздушной пенкой... Мне вспомнилось, как некогда с противоположной стороны моего одинокого стола раздавался звонкий смех моей единственной лучшей подруги. До боли знакомый ком подступил к горлу. Я так и не научилась с этим справляться.
В тот же день я отправилась в студию вручила Евину рукопись нашему режиссеру-постановщику Роману. Он отреагировал скептически:
- Ох, Марго, я же уже то раз говорил, что не возьмусь снимать художественный фильм. Это сложно и затратно, где я возьму для него актеров?
- Сперва прочти, - настаивала я. – Если ты не станешь снимать этот фильм, это будет самая большая ошибка в твоей карьере.
- Ну и самомнение у тебя, - усмехнулся он.
- Рукопись не моя.
- А чья же?
- Моей покойной подруги.
- Вот как... - протянул он. В его глазах впервые вспыхнул интерес. – Хорошо, твоя взяла. Я обещаю, что прочту ее.
- Ты не пожалеешь.
Я покинула студию лишь к позднему вечеру в чудесном настроении - мало того, что я не утратила Евину историю, так еще, возможно, она в скором времени будет экранизирована. Узнай об этом Ева, она была бы счастлива, учитывая то, как сильно она любила кино. В моей душе поселилось чувство выполненного долга.
Вечером мне хотелось поделиться новостями с Никитой, но он пришел ко мне не в духе, поэтому я промолчала. К слову, он стал частым гостем в моей квартире после того случая. Все чаще он оставался со мной на ночь, а я не возражала. Я варила ему кофе, кормила ужином, мы разговаривали и занимались любовью, после чего долго лежали на постели, курили и смотрели в потолок, размышляя каждый о своем. В его объятьях я засыпала с легкостью, успокоенная его присутствием. Его же мучила бессонница – дождавшись, пока я усну, он аккуратно поднимался с постели и брел на кухню, где одиноко курил в распахнутое окно и пытался занять себя чтением медицинской литературы. Он думал, что я об этом не подозреваю, но я слышала каждый его шаг.
Пожалуй, прошел месяц после нашей первой проведенной вместе ночи прежде, чем Никита предложил мне съехаться. Я опешила.
- Ты и правда этого хочешь?
- Иначе я бы не предлагал.
- Я не против, просто это так... неожиданно. И где мы будем жить?
- Я подыскал квартиру в самом сердце Петербурга. Из ее окон можно выбраться на крышу. Я подумал, что она нам идеально подойдет.
- Ты не боишься, что сожительство нас уничтожит?
- Нет, - серьезно ответил Никита. – Мы и так видимся каждый день. И, если подумать, оттуда и мне, и тебе будет удобнее добираться.
- Что ж, тогда давай попробуем жить вместе, - отозвалась я. Никита радостно заключил меня в объятья.
Я давно мечтала переехать из своей одинокой студии, которую я ненавидела все три года, что в ней прожила, поэтому я без капли сожаления начала опустошать шкафы, перекладывая их содержимое в чемодан. На сбор вещей у меня ушло несколько часов. Покончив с плательными шкафами, я начала складывать в картонные коробки книги. С одной из полок на меня смотрела наша общая с Евой фотография. Я достала ее из рамки и бережно вложила меж страниц томика Хаксли, который тут же отправился в коробку. На воспоминания у меня не было времени.
Никита приехал за мной на своем «мерседесе» и помог сложить мои немногочисленные вещи в багажник. Ключи я бросила в почтовый ящик, и машина тронулась с места. Сам антураж переезда очень помог мне выйти из состояния депрессии, в котором я пребывала после смерти Евы. Квартира оказалась чудесной – просторные помещения двух комнат, высокие, со старинной лепниной потолки, белые стены, зеркала, расширяющие пространства и приятный и интерьер встретили нас, когда мы вошли, держа в руках сумки, чемоданы и картонные коробки. Смена обстановки подействовала на меня чудесным образом. Несколько дней я мыла полы и раскладывала старые вещи и книги на новые предназначенные для них места. Никита не вмешивался в этот процесс, сидя на кухне за книгой, за что я была ему безумно благодарна.
В новой квартире я с легкостью начала просыпаться каждое утро, с определенным воодушевлением готовила Никите завтрак и отправлялась в университет, с удовольствием погружаясь в материалы лекций и практических занятий. Мне оставалось учиться всего полгода, поэтому я пыталась наверстать все упущенное за время моих ужасных состояний и депрессий.
В первое время совместная жизнь с Никитой шла мне на пользу – он делал все, чтобы я почувствовала себя лучше, окружая меня заботой. Он не подпускал меня к мытью посуды, которое я не переносила, всегда помогал с уборкой. Кроме этого, каждый вечер мы вместе смотрели кино, а после бурно его обсуждали. Он гладил мои колени и целовал, окутывая нежностью каждый сантиметр моего тела. Рядом с ним я чувствовала спокойствие, которое редко испытывала в своей жизни. Он часто пытался поговорить со мной о любви, но мне не хотелось. Пожалуй, я просто в это не верила, а заниматься сотрясением воздуха... мне никогда это не доставляло удовольствия.
Шли месяцы и мой азарт от совместной жизни погас - ничего катастрофически не происходило. Каждый день проходил одинаково. По утрам университет, затем работа в кофейне и время, проведенное в студии до позднего вечера. Нужно сказать, что сценарий, написанный Евой, пришелся по вкусу режиссеру, поэтому мы активно начали поиск актеров-студентов, которые смогли бы работать над фильмом на чистом энтузиазме. Работа над фильмом кипела во всю, начались первые съемки, я даже играла там эпизодическую роль. В основном мы снимали на улицах Петербурга и в кофейнях, которые некогда так любила Ева. С ходом съемочного процесса в моей душе поселилось удовлетворение – я смогла сделать для Евы хоть что-то полезное за всю мою жизнь. Кроме того, благодаря съемкам я могла как можно позднее приходить домой, где меня ждал Никита.
Что-то внутри меня погасло той осенью. И, если честно, я помнила Никитино отношение к Еве, что не шло ни в какие сравнения с тем, что доставалось мне. Он любил ее глазами, трогательными прикосновениями, каждым словом, сказанным в ее адрес. Любил ли он меня? Очевидно, нет. Он любил Еву, которая поселилась во мне за годы нашего с ней общения. Он любил ту мою на нее похожесть, которая родилась во мне под ее влиянием. Я знала это, потому что я тоже любила Еву в нем. Ее движения, которые он во многом перенял, ее манеру говорить и выражать свои мысли. Даже то, какие видео и интервью он смотрел на ютубе – во всем этом была Ева. Она крепко соединила нас своим присутствием в характерах обоих, являясь нашим связующим звеном.
Так прошло несколько месяцев, полных потерянности и избегания. Я успешно закончила университет и устроилась на работу в издательство. Мы все так же жили вместе с Никитой, все так же игнорировали любые попытки поговорить по душам, все так же занимались каждый своими делами и держались достаточно близко, чтобы быть такими далекими друг другу людьми. Порой он пытался порадовать меня, устраивая мне романтичные пикники на крыше нашего дома или приглашая прогуляться к морю, но это были точечные вспышки счастья на темном затуманенном небе пустоты.
Однажды без всякого на то повода Никита пригласил меня в ресторан с белыми скатертями, живой музыкой и ходящими по струнке официантами. Я надела свое лучшее платье и серьги, что когда-то подарила мне бабушка. Мы присели за столик и Никита, не скупясь, позволил мне заказать все, чего только моей душе было угодно, а после, достал бархатную коробочку и протянул ее мне. Я открыла ее - внутри было кольцо с небольшим камнем посередине.
- И что это значит? – не поняла его выпада я.
- Я предлагаю тебе стать моей женой.
- С какой стати? Я никогда не подозревала, что твое отношение ко мне настолько серьезно.
- А каково оно по-твоему? Мы живем вместе, спим вместе, переживаем все тяготы жизни тоже вместе. Я хочу, чтобы так было всегда.
- Скажи, зачем это тебе? - неожиданно даже для себя выпалила я.
- Я люблю тебя, - без запинки произнес он, впервые за все время, что мы были вместе.
- Чушь!
- Нет, Марго. Я давно это знаю.
- Я не верю.
- Почему?
Я хотела было прокричать ему в лицо «Ты любишь Еву!», но что-то меня остановило. Возможно, подсознательно я всю жизнь мечтала встретить такого Никиту, спокойного и надежного, с которым я буду переживать любые трудности, что выплескивала мне в лицо жизнь. Поэтому, подтирая потекшую по щеке тушь я прошептала:
- Ладно. Я согласна.
Наша свадьба состоялась семнадцатого декабря, когда почерневшие грязные листья и лужи оккупировали каждую улицу города, а снег еще даже не думал появляться. Мы решили не делать из этого праздника – н нашем бракосочетании присутствовало только два человека, и это были мы. Я не надевала платья, ограничившись классическим брючным костюмом. Нас расписали в огромном длинном зале загса, разукрасив наши паспорта штампами. После мы, как случалось обычно, поехали домой, я приготовила обед. Никита откупорил бутылку с красным вином и разлил ее по бокалам.
- За нас?
- За нас, - повторила я, залпом опустошая бокал.
- Тебя что-то тревожит, не так ли? – Никита внимательно на меня посмотрел.
- Нет, - соврала я, откладывая в сторону приборы. – Мне пора в студию. Сегодня снимаем важную сцену и мое присутствие там обязательно.
- Но сегодня же день нашей свадьбы. Ты не хочешь провести его вдвоем?
- Я бы с радостью, вот только вряд ли сегодня это возможно.
- Что ж... - расстроенно протянул Никита. – Поступай, как знаешь.
Съемки и правда шли полным ходом. Проект получился очень низкобюджетным, но то, что выходило, приятно радовало всю команду. Девушка, которую мы выбрали на роль двух главных героинь была обладательницей белоснежных длинных волос, худощавого телосложения и тонких черт лица, отдаленно напоминая мне этим Еву – именно я предложила ее кандидатуру для исполнения главной роли. То, что к тому моменту получалось отснять мне очень нравилось. Режиссер выставлял красные акценты в кадре то помадой, то шарфом, выражая тревогу. Мне нравился символизм, которым был пропитан фильм. И постоянно в моей голове звучала фраза: «Еве бы понравилось».
Почти все время я пропадала то на работе, то на съемках. С началом нашего с Никитой замужества мы почти напрочь перестали разговаривать. Он уходил в университет и просиживал в анатомичке до самого вечера – его учеба подходила к концу, и пытался как можно больше времени уделять подготовке к экзаменам. Возможно, он сбегал в нее от созданных мною проблем – ссор, которые стали появляться у нас все чаще и чаще. Меня стало раздражать в нем все, начиная от чашек, которые он забывал переворачивать после мытья, до того, что он без конца поправляет волосы. Мы никогда не были по-настоящему счастливы вместе, а эти разногласия из-за, казалось бы, таких мелочей в конец разрушали нашу совместную жизнь.
Он не любил меня так, как любил Еву, я знала только то, что он был счастлив с ней, когда летел к ней на крыльях после своих занятий, срывал с нее одежду в порыве страсти, покрывал поцелуями каждый позвонок на ее спине... Пожалуй, тогда до меня снизошло осознание, что так, как можно было любить Еву, невозможно полюбить никого. Даже меня.