67(19)-Время не лечит.
Самое страшное, братья, это время. Время. Мгновение, которое мы переживаем и которым всё-таки никогда не владеем.
Э.М.Ремарк
———————————————
|POV Автор|
Она глубоко вздохнула и взглянула на голубое небо, в котором в медленном потоке плыли белые воздушные облака. Воздух был чистым и свежим, с нотками приятно пахнущих роз и пионов. Лёгкий ветерок покачивал балдахин небольшего шатра, где посредине сидела Изумрудная Госпожа, а по обе стороны от неё, —двое её младших детей, беззаботно разговаривающих о маловажных вещах. Возле них стояла деревянная подставка с серебряным подносом, на котором находилось множество разных вкусных и ароматных блюд национальной кухни. Гавхаршад томительно вздохнув, перевела взгляд в сторону только что пришедшего главного евнуха.
-Госпожа, —он поклонился и подошёл ближе к ней, склонившись над ней.
-Ты узнал, почему Солиха всё ещё не с нами?—её голос, как и прежде властный и требовательный.
-Да, моя Госпожа. Солиха Султан Бегим плохо себя чувствует, и попросила у Вас прощения за то, что не может присутствовать на завтрака,—моментально ответил Мустафа ага, но в карих глазах что-то скрывалось, возможно, прошлая ночь на то повлияла.
-Плохое самочувствие, говоришь... А ничего больше ты не хочешь мне сказать?—в изумрудных глазах вспыхнули не добрые искры.
Евнух на некоторое время замялся, не зная, как ответить и перевёл взгляд в сторону.
-Прошлой ночью, осматривая сад, я обнаружил Солиху Султан Бегим в самой дальней части этого сада. Она плакала, не зная, как повести себя дальше; на мои вопросы она не отвечала. Но я понял, что это связано с каким-то мужчиной, —высказав свои догадки, Мустафа ага выжидающе посмотрел на свою Госпожу.
-Не послушалась меня Солиха, вот и совершила ошибку,—глубоко вздохнув, тихо произнесла Гавхаршад, сузив зелёные глаза.
Сердце вновь сжалось а тиски, от понимания того, что её старшая дочь впала в глубокую депрессиию из-за подлого паши, который бросил её с пустыми надеждами на светлое будущее.
-Что прикажете делать, Госпожа?—осторожно спросил евнух, чуть еле дыша.
-После завтра я навещу её, а пока я не желаю, чтобы выходила дальше своих покоев,—приказала Гавхаршад, сжав складки тёмно-синего платья.
Она так боялась за свою дочь, боялась, что та может совершить ошибку, боялась, что какой-то там паша разобьёт девичье хрупкое сердце... Она так боялась этого, но из-за последних происшествий она забыла о существовании новоявленных проблем у её старшей дочери, которая была ей так дорога...
***
Юная красиваца, глубоко вздохнула и уже в который раз взглянула в небольшое резное окошко, расположенное возле тахты, на которой она расположилась несколько часов назад. Нежные участки кожи вокруг глаз опухоли, от нескончаемо пролитых слёз в течении нескольких часов, а красивые светло-карие глаза покраснели.
Она сжала в руках белый носовой платок, который сама же вышила золотыми нитями. Сердце ныло от невыносимой боли, которую чувствовал последние несколько часов. Трудно сердце, которое в вдребезги разбилось из-за предательства её некогда любимого человека, вновь собрать по кусочкам на встречу новой любви. Она ещё так юная, а уже постигла жестокую послевкусие первой любви.
Перед глазами пробегают трепетные моменты встреч Ахмадом пашой: как он аккуратно прикасался к маленькой ручке девушки, как красиво и сладострастно шептал слова любви, как невзначай прикасался костяшками рук к бархатной поверхности лица девушки, как с любовью и нежностью смотрел в её светлт-карие глаза...Ложь...Все его слова, от первого до последнего слова,–ложь!
Она глубоко вздохнула и прикрыла светло-карие глаза. Ей было так больно от понимания того, что этот негодяй бросил её, растоптал её хрупок и невинное сердце и её любовь к нему. Она так любила его...до трепета сердца, до еле уловимых вздохов от его прикосновений и слов, до его ласкового взгляда...Как же она могла так ошибиться...
Вспоминая их первую встречу возле покоев её отца, она горько усмехается,—всё было подстроено,—думает она. Он почтительно поклонился ей и улыбнулся своей обворожительной улыбкой. Его вежливые и приятные речи ласкали ей слух, а само понимание того, что такой красивый и великолепный человек обратил на ничем не примечательную девушку внимание, окрыляло её, навевая на красивое личико беззаботную улыбку.
Он просто воспользовался её доверием, но ради чего? Ради славы? Тогда ему нужно было жениться на ней, а не сбегать с места встречи.
При упоминании о первой встречи с Ахмадом и о его непристойном поступке, с красивых глаз Солихи вновь скатываются слёзы.
Оплакивая своё добродушное разбитое сердце и любовь к паше, дочь Повелителя и не заметила, как к ней в покои тихо вошла её мать, которая сама только под утро стерла с лица последние слезинки.
-Солиха...—нежный материнский голос в данный момент для разбитого сердца Солихи, как бальзам на душу.
-Мама, прости меня, что я не послушала тебя,—Гавхаршад села возле дочери и та упала в её объятия, которых ей так не хватало всё это время.
-Ничего, дочь моя, на ошибках учатся. Совершать ошибки – это обычное дело, только если это делаешь единожды, но а если происходит регулярно, то так не пойдёт, —Гавхаршад прижала дочь к груди и медленно поглаживала её каштановым вьющимися волосам.
-Мама, я больше никогда так не поступлю,—она всхлипнула и, подняв голову, посмотрела на свою мать
-Не надо так говорить, моя Солиха, кто знает, жизнь – непредсказуемая вещь,—мать и дочь, наконец, достигли взаимопонимания, в котором так долго нуждались...
***
Он всё ещё прокручивал сказанные ею слова:
"...Всё кончено..."
Он никак не мог забыть её изумрудных глаз и милой улыбки, которую не видел уже долгие месяцы. Он, сам того не понимая, предал её, того, кто всегда была для него поддержкой, советником, другом, любовью и смыслом жизни.
И никогда не забудет, как спас её от рук нечестивого евнуха, как впервые вгляделся в эти невинные изумрудные глаза, которое было искажено испугом и стеснением. Но как же доказать ей, что он ошибся, но готов признать эту самую ошибку?! Гавхаршад не выслушает его, ибо её чрезмерная гордыня превысила здравый ум, или же ему это так кажется?
Он глубоко вздохнул и взял с серебряного подноса пиалу с красным вином. Осушив пиалу, он вгляделся в противоположный угол и увидел знакомый женский силуэт. Беззаботная улыбка отразилась на мужественно красивом лице, а тёмно-карие глаза заискрились. Но не успел он моргнуть глазом, как этот знакомый силуэт испарился.
-Гавхаршад...—глубокий вздох, и в голову пришло сознание того, что он уже давно потерял ту тонкую нить, связывающую его с Гавхаршад, как это было прежде.
Неожиданно в покои забежали два маленьких мальчика. У обоих на лицах читалась счастливая и беззаботная улыбка, а невинные глазки блестели и искрились.
-Повелитель,—остановившись перед Шахрухом, мальчишки поклонились, а затем быстро подлежали к нему, сев рядом с ним.
-Отец, мы хотели с тебя увидеть и поиграть с тобой,—радостно заявил мальчик, что был чуть старше второго.
-Как я рад вас видеть!—от чистого сердца заявил Шахрух, а на лице появилась тень улыбки.
-Дедушка, а мы же будем упражняться на саблях?—тонким детским голоском спросил второй мальчишка, невинно глядя на Повелителя.
-Конечно, а ещё мы сможем покататься с вами на лошадях, только под моим чутким контролем,—радостная улыбка не сползала с лице Шахруха, а глаза наполнились мгновенным счастьем.
-Папа, Саид говорит, что я не смогу сам сесть на лощадь, скажи, ведь я смогу же это сделать?—невинно спросил его самый младший сын.
-Если научиться, то конечно же ты сможешь, Ибрагим,—казалось, пришли просто два маленьких человечка, а сколько счастья это принесло.
-Значит и я смогу!—уверенно заявил маленький внук Шахруха, Саид.
Эти два мальчика в мгновенье ока смогли осчастливить до селе несчастного человека, вот, что значит сила невинности, которая может стереть всё зло и все невзгоды с лица земли!
***
~Прошло два года. 1417 год~
Вдох...выдох...приятный аромат роз доносился и до балкона главной Госпожи. Летняя погода весьма положительно влияла на неё. Оперевшись о прохладные мраморные перила, она взглянула на лазурное безоблачное небо.
-Госпожа,—послышалось позади, Гавхаршад развернулась и поочерёдно одарила главного евнуха и главную калфу внимательным взглядом.
-Всё готово к празднованию в честь рождения первой дочери Байсонкура?—голос её изменился, —стал более властным, чем прежде, а изумрудно-зелёные глаза стали непроницаемыми, без какой-либо искры.
-Да, Госпожа, всё готово,—незмедлительно ответил Мустафа ага, устремив взгляд в пол.
-Прекрасно, пора идти,—Гавхаршад уже хотела было идти, но её остановил тихий женский голос:
-Постойте, Госпожа!
-Да, Дильбар, тебя что-то волнует? —глубоко вздохнув, она вновь развернулась, посмотрела на своих слуг и сжала губы в тонкую линию.
-Госпожа, я хочу воспользоваться моментом и спросить...—Дильбар хатун перевела дыхание и решительно посмотрела на свою благопочтенную Госпожу.-Сегодня уже как два года прошло после...после смерти Вашей сестры, Вы изменились, возвели возле себя нерушимые стены,—это было как никак правдой, которую Гавхаршад не желала слышать.
-Но этим ты ничего не сделаешь. Ничего не вернёшь на круги своя, ничто не воскреснет вновь, Самира никогда больше не откроет своих глаз,—Гавхаршад глубоко вздохнула и прикрыла свои изумрудные глаза.
Казалось, что эти самые стены разрушатся, и с зелёных глаз в тот же момент могут хлынуть слёзы. Она два года скрывала всё, что её мучало и гнетало, но тёмными ночами она вскакивала ото сна, глубоко дыша. Даже подрастающая Робия была похожа на Самиру, которую она потеряла и большей никогда не сможет увидеть.
-Простите, Госпожа...—промямлила Дильбар хатун, опустив голову вниз.
Гавхаршад сжала руки в кулаки и вновь глубоко вздохнула. Она продолжила путь к входной двери, и после вышла коридор, который таит в себе много тайн и загадок, также, как и сама Гавхаршад, которая не разговаривала с Повелителем больше трёх месяцев...
***
Возле молодого мужчины, сидящего на тахте посредине зала Заседания, стояли несколько пашей и, опустив головы, слушали пререкания. Молодой мужчина, как и прежде, был одет аккуратно и богато: тёмно-синий кафтан, на котором были вышиты узоры серебряными нитями, перстни из драгоценных камней. Ровная осанка и суровый взгляд тёмно-карих глаз был направлен на столпотворение пашей и беев.
-Почему вы не в силах были остановить вновь вспыхнувшее восстание?—голос суровый и властный.
-Мирза, простите нас, но их было на три тысячи человек больше, чем в нашем гарнизоне,—начал оправдываться главный визирь в Самарканде.
-Если бы Вы хотели, то смогли бы их одолеть!—зло произнёс Мухаммад Тарагай, перенося свой взор от одного паши к другому.
-Мирза, положение опасное, потребуется помощь Вашего отца,—предложил советник принца, стоявший рядом с главным визирем Самарканда.
-Я не могу просто так досождать нашего Повелителя; он доверил эти земли мне, как своему непосредственному представителю и я самостоятельно должен подавить волну этого восстания,—никто бы даже и подумать не мог, что через много лет внук великого Тамерлана будет так сильно похож на него.
-Но Мирза, Повелитель может привести дополнительное войско, которое нам не достаёт, —уже в который раз возразил советник Улугбека, смотря прямо в тёмно-карие глаза.
Сама обстановка в Мавераннахре угнетала его, не собранность, хаос в некоторых частях провинции, голод, убийства и нападения. Вновь вспыхнувшее восстание нанесло серьёзный удар всему населению Мавераннахра, чего крайне боялся сам Улугбек.
Он глубоко вздохнул и прикрыл тёмно-карие глаза. Он вспомнил, что при первом восстании ему пришлось вызвать отца, но в душе обещал, что при следующих происшествиях сам справится с этим, но, увы, обстоятельства гласят иное...
-Напишите письмо Повелителю от моего имени, Байрам паша,—переведя взгляд на своего советника, приказал Улугбек то, чего, казалось, уже никогда не произойдёт...