#йоги
Дэлла потеряла ребёнка. Том позвонил мне и рассказал об этом. Его голос ровный и мрачный. Мы никогда раньше не разговаривали по телефону, и мне интересно, его голос всегда так звучит, или это вызвано скорбью. Я сразу же заканчиваю работу и еду две мили по направлению к их дому. Уверена, что Дэлла попросила Тома позвонить - это очень в её стиле. Ситуация кажется ещё более мрачной, когда тебе приходится просить кого-то позвонить вместо тебя.
Я не грубая, просто она действительно такая.
Когда у неё первый раз пришли месячные, она заставила свою маму позвонить мне и сказать, что что-то случилось. Люди ведь на самом деле не меняются, правда?
Когда я подъезжаю к дому номер 216 по Тринидад Лейн, в гостиной толпится вся её семья. Видеть их всех, сидящих там, вгоняет меня в тоску. Это похоже на пробуждение. Её родственники по очереди меня обнимают, а потом я иду в спальню Дэллы и Тома, где она лежит на кровати в полной темноте.
- Привет, - начинаю я и забираюсь к ней в постель, а она прижимается ко мне. - Дэллс, мне так жаль.
Она всхлипывает.
- Я не собираюсь говорить ничего дешевого и слабо помогающего, чтобы тебя успокоить, - предупреждаю её.
- Знаю, - отвечает она. - Именно поэтому я рада, что ты здесь.
- Кто выдал самую большую глупость? - интересуюсь я. - Самую-самую.
- Тетя Йоли. Она сказала, что моя матка, возможно, не настолько плодородна, чтобы выносить ребёнка.
Мы обе прыскаем от смеха, и вот зачем нужны лучшие подруги. Чтобы растопить лед.
- Тетя Йоли однажды заявила, что моя грудь никогда не накормит голодного младенца, - рассказываю я. - А мне было всего тринадцать.
Мы снова смеемся, и я беру Дэллу за руку.
Она включает телевизор, и мы смотрим «Отчаянных домохозяек», пока Том не выручает меня, ложась рядом с ней на кровать. Мы едва обмениваемся взглядами, но когда позже пересекаемся, я беру его за руку и легонько сжимаю её. Сочувствую насчет ребенка. И он сжимает мою руку в ответ.
Каждый вечер после работы я прихожу к ним. Дэлле тяжело. Даже тяжелее, чем я думала. Я готовлю для них еду и остаюсь с ней, пока Том на работе. И вот опять моя жизнь вращается вокруг Дэллы и её печали. Я не против, просто устала. У меня есть и свои поводы для грусти. Джун обвиняет меня в том, что я становлюсь пособником. Я вспоминаю, как убеждала Джун носить уродливые шляпы, и понимаю, что она права.
Однажды вечером после того, как Дэлла уснула, я прибираюсь на кухне, а в это время Том возвращается с работы. Вижу свет фар его машины и не могу сдержать радость. Не погруженный в депрессию человек, с которым можно поговорить! Он усаживается на стойку рядом с раковиной, где я мою посуду.
- Тебе стоит заботиться и о себе, - это первое, что он мне сказал. А потом я начинаю плакать. Это глупо, ведь со мной ничего плохого не случилось. У меня просто нет на это права.
- Прости, - извиняюсь я. - Я не хотела переводить внимание на себя.
Том усмехается.
- Ты никогда не уделяешь себе внимания. Может, стоило бы.
Я отмахиваюсь от его слов.
- Я в порядке. Все отлично. А как ты? У тебя все хорошо?
Том качает головой.
- Ты не попытаешь сменить тему и отвлечь меня.
Я наблюдаю, как вода вытекает из раковины.
- Я не очень люблю говорить о своей персоне. Предпочитаю, чтобы ты рассказал о себе.
- Хорошо. И что бы ты хотела узнать?
- Ты рассказал своей семье о ребенке?
На его лице не отражается ничего. Его эмоции почти невозможно прочесть.
- Нет. Было слишком рано.
Справедливо.
- А что ты чувствуешь по этому поводу?
Он нервно дёргает свой прокол.
- Не знаю. У меня почти не было времени свыкнуться с мыслью о беременности, пока всё не закончилось.
- Ты расстроился? - допытываю я. Мне хочется узнать хоть что-то. Он толком ничего не сказал.
- Не знаю.
- Для человека, который так хорошо разбирается в чувствах других, о своих ты знаешь совсем немного.
Том морщится.
- Может, мне тоже не нравится говорить о себе.
- Хммм, - отвечаю я с ухмылкой. - Что же мы будем делать?
Он вскакивает на ноги и предлагает:
- Пойдем, прогуляемся.
Я бросаю взгляд в сторону их комнаты.
- Ладно. Нам стоит оставить записку?
- Она выпила снотворное?
Я киваю.
- Тогда она проспит до утра.
Я следую за ним через дверь и вниз по дорожке. Пытаюсь угадать, в какую сторону он пойдет, но ошибаюсь. В воздухе витает легкий запах океана и бензина с шоссе. Это аромат побега и свободы. Мне интересно, заметил ли это Том, и не возникает ли у него желания запрыгнуть в грузовик и ехать, ехать, ехать подальше от этого идеального мира.
- Том, - начинаю я. - Ты влюблен?
Он морщится.
- Почему каждый раз, когда мы идем на прогулку, ты задаешь мне этот вопрос?
- А почему ты никогда на него не отвечаешь?
- Это неловко, - отвечает он. - И не твое дело.
Я смеюсь.
- Справедливо, Том Ям .
Том вздыхает.
- Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать старшую школу.
В старшей школе ребята называли его «Том Ям». Мило. Интересно, каким он был.
А когда уже думаю, что не получу ответа, он произносит:
- Я бы хотел, Элена. Я пытался.
Понимаю, что он делиться со мной чем-то очень-очень личным, поэтому стараюсь реагировать спокойно. Но мне хочется схватить его за ворот и кричать: «КАКОГО ЧЕРТА?» и «Ты играешь с чувствами моей лучшей подруги!».
Вместо этого я прочищаю горло.
- О, да? Том, ты почти стал отцом. Ты делаешь какой-то страшный коктейль из своей жизни.
В течение долгого времени он молчит.
- Ты много лет дружишь с Дэллой, Элена. И знаешь, какая она. Уже несколько раз мы были близки к тому, чтобы расстаться. Но она… угрожала покончить с собой.
Я удивлена. Действительно. Никогда не думала, что Дэлла решит использовать суицид, чтобы удержать парня. А ещё я никогда не думала, что Дэлла попытается забеременеть. Полагаю, люди меняются.
- Не знаю, что сказать, Том. Хотя и не уверена, что это хорошая причина, чтобы остаться. Звучит как-то нездорово.
- Я беспокоюсь за неё. Очень.
- Думаю, нужно очень-очень сильно любить кого-то, чтобы решить завести ребенка. И даже в этом случае не все пары на это идут.
- Почему ты говоришь странным голосом? - Он искоса смотрит на меня, и я ощущаю вихрь в животе.
- Так бывает, когда я нервничаю.
- Ты говоришь, как Мишка Йоги.
Я поднимаю руки к небу.
- Боже мой, я никогда больше не пойду с тобой на прогулку.
- Конечно, конечно, Йоги.
- Все дома в этом районе выглядят одинаково, - я пытаюсь перевести разговор на другую тему. - Даже мерзко как-то.
Том смеется.
- Мой дом отличается от других, - заявляет он. - Дэлла убедилась, что ни у кого нет жалюзи такого же цвета.
- Ты прав. У вас самые крутые жалюзи. - А потом мы одновременно произносим: - Баклажановые, - и начинаем смеяться. Она не могла назвать их пурпурными или фиолетовыми, или как-то ещё по-простому. Дэлле нравится называть вещи настолько пафосно, насколько это возможно, и баклажановый - самый пафосный способ описать пурпурный цвет.
- Еще один вопрос, - говорю я. И Том громко стонет.
- Как понять, в смысле, действительно понять, что ты влюблен в кого-то?
Мы стоим у сточного пруда, вокруг которого выстроились все ближайшие дома. Я могу разглядеть их задние дворы, обращенные к пруду светящимися окнами. А пока я разглядываю людей в окнах, Том поднимает камешек и бросает его по воде. Раз… два… три… четыре. Я считаю прыжки по воде и остаюсь под впечатлением.
- Это чувство похоже на сон, - отвечает он.
- На сон, - повторяю я. Разве он не прав.