Записки гомофоба

Капли рвоты текут по губам Беверли, медленно падая на белый ободок унитаза. Она крепкой хваткой притягивает себя ближе к туалету, чуть ли не утыкаясь носом в грязную воду. В ушах звенит. А глаза бегают в попытке осознать происходящее. Но внутренний голос то ли не слышно из-за громкой музыки и пьяных возгласов за дверью, то ли он назло где-то затих. Специально. Чтоб Бев посильнее ударилась об землю подбородком. Или упала в собственную рвоту. Тут уж как повезёт.

Нет, не подумайте, она не пила. Она даже не успела и прикоснуться к стаканчику с виски. Или водкой. Беверли только переступила порог ночного клуба. А потом... Взгляды. Чьи-то руки. Запах.

— Эй, блять, ты выйдешь уже? Дай другим поссать! — в кабинку туалета долбятся женские кулаки. Беверли с силой заставляет себя встать на ноги. Она смотрит на заблёванный унитаз, не смывает. Грубо открывает дверцу и встречается взглядом с какой-то блондинкой.

— Для тебя старалась, — хитро усмехается Беверли, кончиком языка слизывая остатки зелёной жидкости на своей нижней губе.

— Фу! Блять, ты конченая?! — визжит блондинка. — Ты смывать за собой умеешь, колхозница?!

— Нет, — смеётся Беверли, подойдя к зеркалу. Лёгкими движениям руки она поправляет волосы и чёрный топик, из-под которого торчат соски. — Иначе как бы ты увидела мой сюрприз?

— Ебанашка!

Но Беверли похуй на оскорбления. Она пританцовывающей походкой выходит за дверь. И утопает в безумных танцах среди незнакомцев под красно-синие вспышки света. Она трётся ягодицами об вставший член какого-то парня. Томно дышит другому в шею. Крутит плечами, держа себя за грудь. И стонет, как последняя шлюха, словно не она всего час назад рыгала от мерзости этого места. Будто не она, не Беверли Марш, почти сорок минут топталась на улице, боясь зайти внутрь клуба. Нет. Сейчас на танцполе в объятиях мужских рук точно кто-то другой... По крайней мере, Беверли на это надеется.

Она сосётся с пятым парнем. Шестой увозит её из ночного клуба к себе домой. Он грубо лапает её под топиком, пока они едут в такси. Она же истерически хохочет, и чувствует как стыдливо сжимаются её ноги. Беверли пытается расслабиться. Шепчет ему на ухо то, как сильно хочет почувствовать его в себе. Пусть даже это и ложь.

Такси доезжает до незнакомой тёмной улицы, где нет ни одного прохожего. Он на руках вытаскивает Беверли наружу. Пьяно крутит вокруг и неуклюже ставит на землю. Она чуть не спотыкается. Хочет что-то сказать, но его пальцы лезут в рот, и ей приходится, поглаживая языком, обсасывать их до тихих стонов.

— Хорошая сучка...

Ещё бы.

Голос в ней не переставал кричать. Руки сжимали край футболки, оттягивая пониже. Беверли всё глупо пыталась закрыть голые ляжки. Пока взгляд её дрожал, теряясь среди людей. Ей тяжело дышать. Они все смотрят на неё. А ей тяжело дышать. Почему тут так душно? Или это она теряет сознание? А они... Они всё ещё смотрят. Беверли впервые видит такие глаза. Жадные. Ужасно жадные глаза. И их так много.

Что они хотят от неё?

Беги.

Почему они улыбаются?

Беги!

За что папа так с ней?

УБЕГАЙ!

Они же друзья её папы!

БЕГИ ТВОЮ ЖЕ МАТЬ БЕГИ БЕГИ БЕГИ!!!

Беверли резко срывается с места. Перепрыгивает через диван в гостиной. С силой пинает скрипучую входную дверь. А они всё кричат и хватают её за футболку. Они всё тянут Беверли назад. А она сквозь слёзы ударяет их по рукам, пока голос внутри не перестаёт вопить:

Беги.

Беги.

Беги.

Беги.

Беги.

Беги.

Беги.

БЕГИ.

БЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИБЕГИ!!!

И Беверли Марш сбежала.

— Эй-эй-эй! Тише! Ты чего?!

— Что?

Беверли оглядывается. Парень, что минуту назад (это же было всего минуту назад?) трахал её рот пальцами, испуганно таращится. Будто бы они встретились впервые. Или будто она труп, восставший из могилы его прабабушки.

— Ты только что так кричала... Как... Бля... Не знаю! Просто вопила. Короче... — он неловко мнётся, переступая с ноги на ногу. — Ты такси домой сама вызовешь?

— Что? — не понимает Беверли. — Мы же... Ты же хотел заняться со мной сексом...

— Я не фанат «по-принуждению», — неловко хмыкает он, доставая сигарету.

— Стой, я правда хочу тебя. Хочу трахаться с тобой. Без принуждения, — Беверли пытается взять его за руку, но парень шарахается как от огня.

— Прости, но... Я перехотел.

Перехотел.

Он перехотел.

Пхах! Парни такие смешные. Они могут просто взять и перехотеть. Уйти. Бросить тебя одну в три часа ночи на улице в хуй пойми каком районе! Хорошо, что это не первый случай. Беверли уже на опыте заказывает такси. В машине слюнями вытирает тени с глаз. На цыпочках под храп отца заходит в дом. Закрывается в своей комнате. Раздевается догола. И очень-очень-очень долго пялится в потолок.

Беверли считает себя девственницей.

В школе её лучшая подруга хвасталась первым разом с красавчиком из футбольной команды. Он потом стал её парнем, а может уже и женихом. Беверли не знает. Она больше с ними не общается, хотя в старших классах они были не разлей вода. Беверли никогда не признавалась вслух, но она обожала слушать истории о том, где и как её подружка умудрялась уединиться со своим парнем. Больно ли в попу. Какого размера был его член. И как их чуть не застукал уборщик.

Наверно, со стороны кажется, что Беверли просто в край озабоченная. Помешенная на сексе. Нимфоманка! Но это только кажется. На деле Беверли краснеет от вопроса о цвете её нижнего белья. В старшей школе она вообще избегала телесного контакта с мужским полом. На свиданиях не целовалась. Все вопросы об интиме игнорировала. За руку не держалась. Ждала того самого. Того, с кем будет комфортно, весело, интересно, с кем можно смотреть сериалы, путешествовать, танцевать, ходить в кино, в боулинг, на мастер-классы по танцам, по вокалу, по теннису... Чёрт. Даже тут почему-то о сексе мыслей не возникало.

Беверли считает себя асексуальной.

Представить себя голой в кровати с каким-то незнакомцем для неё равносильно смерти. А уж оказаться в такой ситуации равносильно апокалипсису. Беверли тошнило от мужчин, что нагло подкатывали к ней, пытаясь задеть её школьную юбочку. Ей до рвоты не нравились прикосновения. Даже от отца. Тем более от отца. Он будто босс среди мужского пола, так крепко обнимал её, нежно поглаживая по спине. Носом зарывался ей в волосы. И оставлял слюнявые следы от поцелуев на её щеках. Так... По-отцовски любил. Так наивно ничего не помнил о той ночи. А Беверли выворачивало.

Её не нравится быть собой.

Только в мыслях, когда её никто не видит, Беверли Марш могла переставать быть Беверли Марш. Она ласкала тело пальцами, воображая себя похищенной пиратами принцессой. Или в заточении у маньяка-извращенца. Либо зажатой в переполненном автобусе педофилов. Сценарии были разные, но конфликт один — это не она виновата, а её заставили. Это не она плохая, а её заставили. Это не Беверли Марш, а её заставили.

Беверли считает себя шлюхой.

На первом курсе университета девушка открыла для себя все соки ночного клуба. Одеваясь в откровенные наряды, она придумывала себе новые имена. Пыталась то ли найти себя в этом, то ли забыться. Или одновременно. Это и всё другое не имело больше смысла, когда какой-то стрёмный парень кидал в её сторону пошлый взгляд. Добыча найдена. Оставалось только поиграть. Потереться. Почувствовать себя звездой фильмов для взрослых. Постараться довести сюжет из головы до финала в реальности.

Беверли считает себя слишком правильной.

Она на втором курсе университета, но до финала ни разу так и не дошла. Бывало её тошнило. Приходилось отсиживаться в кабинках ночного клуба. Иногда Беверли вовсе и не доходила до вечеринки. Боялась, что кто-то узнает. Расскажет отцу. Раскроет её секрет. Или никто не узнает, её трахнут, а потом она всю жизнь будет жалеть о своём не сказочном первом разе. Голос разума просыпался в ней в самые неподходящие моменты. Например, сегодня с этим парнем. А ведь они ещё бы чуть-чуть и оказались бы на пороге его дома.

Беверли себя не знает.

Не знает, почему это преследует её.

Голос в ней не переставал кричать, а зубы скрипели. Руки сжимали край футболки, оттягивая её вниз. Казалось, что вот-вот и ткань порвётся. Беверли всё пыталась сдержать в себе маты. Взгляд твёрдо смотрел им в лица, что прятались во мраке комнаты. Их много, а ей всё равно. Они смотрят на неё. Они взрослые. А она разрывает жар бани своим гневном. Ха... Они смотрят. Беверли впервые видит такие глаза. Жадные. Ужасно жадные глаза. Их так много. Но как же им не повезло наткнуться на неё.

Они этого хотят, но Беверли сильнее. Они улыбаются, но через пару секунд Беверли вырвет им зубы. Они хотят поступить бесчеловечно, но Беверли готова гордо толкнуть их в грудь, дать отпор и врезать по их мерзким лицам.

Она не глупая. Она знает, зачем отец привёл своих друзей. И за это он ей больше не отец.

Блять. Да она его ненавидит.

Беверли резко срывается с места. Перепрыгивает через диван в гостиной и с ноги пинает его в пах. Наконец-то сквозь пьяный смех прорывается чужой вопль. И Беверли победно врезает второму по челюсти. Он отлетает к скрипучей входной двери, раскрыв её донельзя. А они кричат и хватают её за футболку. Они тянут её назад. Но Беверли не могла себя предать. Она смело ударяет их по рукам. И еле дыша выбегает на улицу. А её внутренний голос не перестаёт вопить:

Ты смогла.

Ты смогла.

Ты смогла.

Ты смогла.

Беверли Марш себя защитила!

Университет. Дом. Помощь студентам. Нытьё Эдди. Дом. Ночной клуб. Провал. Попытки уснуть. Университет. Дом. Стыдстыдстыдстыдстыд.

— Ты уже составила программу на день рождение университета? — Майк сидел напротив Беверли, наблюдая, как она громко стучит пальцами по клавиатуре. — Ректор просил к вечеру показать программу, чтобы после набирать студентов.

— Почти, — Беверли поднимает раздражённый взгляд. — Ты нашёл чем заполнить пробелы?

— Ага, — он кивает. — Перед речью ректора можем показать танцевальный номер девушек из «Бриза».

— Нет.

— Почему? — хмурится Майк, разводя руками в стороны. — Они классные и популярные в нашем универе. Точно разогреют публику.

— А ещё попросят деньги на костюмы для выступлений, — цокает девушка.

— Ничего, дадим деньги на разок. Сошьют юбки какие-нибудь, — искренне не понимал Майк. — Неужели ты жадничаешь?

— Неужели ты настолько тупой? Они потом заявятся с новой просьбой, ещё одной и так по кругу, — Беверли фыркает. — Я этих зазвездившихся стерв знаю. Они ещё год будут напоминать о своей великодушной помощи на дне рождении уника. Все бабки из нас высосут. Так что нет. С «Бризом» не связываемся.

— Пф, — Майк демонстративно закатывает глаза. — Ладно. Тогда сама решай, кого звать! Любой нормальный коллектив будет требовать что-то взамен, — Он скрещивает руки у груди.

— Стоп, — Беверли вдруг замирает, смотря парню в глаза. Она чуть сощуривается. — Повтори, что ты сказал?

— Я сказал, чтобы ты сама решала, кого звать, — фыркнул Майк. — Что любой нормальный коллектив захочет что-то больше, чем благодарственное письмо...

— Нормальный, — перебила его Беверли, резко вскакивая с места. Она громко хлопнула в ладоши и хитро улыбнулась. — Ты прав. Нормальный коллектив сядет нам на плечи.

— Чего так радуешься? — Майк тоже встал с места, словно это поможет ему поймать мысль девушки. — Ты хочешь позвать бомжей танцевать?

— Сам со своими бомжами танцуй, а я придумала гениальный план, — хмыкнула Беверли. — Помнишь дураков со своим стендапом?

— Нет, — озадаченно проговорил Майк, провожая взглядом девушку, что быстрым шагом направилась к двери.

— Именно. Никто про них не знает. Поэтому само выступление на дне рождении для них будет честью.

Беверли в тот день считала себя гением. Однако поймать идею оказалось лишь лёгкой частью плана. Куда сложнее довести всё до конца. И дело даже не в тупых участников клуба, которые могли бы ломаться, заикаться и выпендриваться. Дело в ректоре!

— Нет. Я не стану принимать стендап от кружка, про который слышал лишь уборщик.

Беверли так и хотелось вставить, что даже уборщик не запомнил этих неудачников. Он просто спит на перерывах между работой! Это не зритель!

— Они же часть нашего университета, — но вместо грядущего урагана, голос Беверли звучал мягко. Словно никакой огонь возмущений не сжигает ей грудную клетку. — Как о них кто-то узнает, если мы не дадим им шанс?

Девушка мило улыбнулась, будто не она затоптала весь их «шанс» в землю. Но «слепой» ректор повёлся на её добрые глазки. Он тяжело выдохнул. Кашлянул. Даже буркнул что-то себе под нос. После поднял взгляд и серьёзно спросил:

— Когда у них концерт?

— В понедельник.

— Я приду на него, — кивнул ректор, будто Беверли не плевать. — И хочу, чтобы там сидело не меньше 15 человек! Чтоб посмотреть вообще реакцию публики на их юмор. Юмор же нормальный?

— Лично была у них. Юмор отличный, — без уколов совести врала Беверли. — Людей позову. Придут ровно 15 человек.

Ректор кивнул. Дал добро. А Беверли захотела дать себе по лбу. В голове бурей вертелась мысль: «Где мне набрать пятнадцать идиотов?!». Ответ она пошла узнавать у главного идиота студенческого совета — у Эдди. Почему он идиот? Потому что искренне верит, что кто-то хочет его убить. Словил синдром главного героя, так ещё и других пытается втянуть в свой фильм с низким рейтингом.

— Эм... Это будет легко, — пожал плечами Каспбрак, услышав просьбу Беверли. — Позову одногруппников посмотреть стендап после пар. Сто процентов согласятся пойти со мной.

Беверли закатила глаза. Мужчины всегда раздувают своего эго по самое не хочу? Или так происходит только у геев?

Хотя... Не говорите ей ответ. Беверли давно знает, что все мужчины одинаковы. Спасибо кое-кому за открытие глаз на правду. Не стоило правда показывать жестокий мир пятилетней девочке... Или семилетней... Десяти? Неважно.

«Что было, то было», — вздрагивала Беверли, намыливая свои ноги в душе.

Горячие капли скользили по её телу, больно обжигая кожу. Она знала, что стоит чуть охладить воду, чтобы не оставить на себе красные пятна. Она знала, что прошло не исправить, а будущее из-за него будет страдать.

«Зато прошлое можно забыть».

Иногда забывать получалось. Иногда нет. Иногда друзья отца приходили в гости. Беверли, впопыхах наготовив им еды, запиралась в комнате. Она больше не открывала им дверь, когда тебе пьяно долбились внутрь. Когда наступало утро, Беверли надевала маску хорошей девочки. А с хорошими девочками никогда не случаются плохие вещи, верно?

Голос внутри замолчал, а губы скривились в страхе. Руки держали край футболки, но Беверли чувствовала, как вот-вот и она её поднимет. Она её поднимет. Всего на секунду. Всего на чуть-чуть. И они обязательно отстанут. Их много. И пусть они смотрят на неё так жадно, они всё равно не сделают больно. Они же друзья папы. Беверли знает, что сможет увидеть в их глазах нотку понимания.

Она же потом сможет пойти поиграть в свою комнату?

Сможет.

Они же просто посмотрят, да?

Да.

И они дальше продолжат покупать ей новые куклы?

Конечно.

Беверли выдыхает. Осторожно обходит диван, что огораживал её от них в этой тесной гостиной. И сквозь мрак она видит их готовность. Беверли прикусывает губу, услышав, как заперли скрипучую входную дверь. Они осторожно подбадривали её кивками. Они были добры к маленькой Беверли. И они смогли с ней договориться.

Чуть-чуть.

Немного.

После они купят ей новую куклу.

Много кукол.

Надо лишь потерпеть.

А потом они снова вернутся к бутылкам, а она будет играть с новыми игрушками.

Они ведь договорились.

«С хорошими девочками не случаются плохие вещи. Если учиться на отлично, вступить в студенческий совет, улыбаться преподавателям, готовить завтрак, обед и ужин отцу, то все ужасные вещи обойдут меня стороной», — Беверли понятия не имеет, откуда эта мантра взялась в её голове. В таком кавардаке из мыслей и воспоминаний сложно разобраться, что, зачем и откуда. А самое главное, чему можно верить, а чему нет.

Беверли Марш не любит копаться в себе. Это долго и мучительно искать внутренние болячки, чтобы поковыряться в них до «истока». Будто узнать, когда всё это началось так важно. Какая разница, если её обнажённые фотографии уже успели сфотографировать со стенда и раскидать по беседам университета. Какая разница, если она уже сидит вместе с Эдди и его толстым другом перед злым ректором. Какая, мать вашу, им разница.

— Беверли Марш, за такое поведение, за порчу репутации нашего университета мы обязаны отчислять, — мужчина стоял перед ними, властно сложив руки в замок. Сама девушка сидела на стуле по середине между парнями. Её голые фотографии небрежно валялись на столе. Даже не перевёрнутые. Наверно, ректор специально хотел, чтобы ей стало стыдно видеть себя такую.

«Или он просто ещё не насмотрелся», — хмыкнула про себя Беверли.

— Извините, но она здесь не нарушитель, а жертва, — заговорил Эдди. — Кто-то специально решил опозорить её перед всеми. Я уверен в этом.

— Ага, конечно. Зачем ты вообще так фотографируешь себя? Неужто подрабатываешь где-то, м? — фыркнул ректор. Его взгляд упал на фото. И он медленно провёл пальцем по изгибам чужого тела, заставив Беверли и Эдди одновременно сморщиться. Бен нервно сглотнул. Он единственный из них, кто смотрел себе под ноги.

— Нет.

— Зачем тебе тогда эти фото? — ректор вновь поднял свой взгляд на студентку. Возможно, он ожидал увидеть каплю раскаяния или стыда в её глазах. Но они были пустыми.

— Личное дело, — в её голосе даже не было дрожи. — Я не знаю, как эти фотографии оказались здесь.

— Её слили, — снова вмешался Эдди. — Она здесь не при чём. Беверли, ты имеешь право фотографироваться как хочешь. Наверно, тебя слил твой бывший. Точно, так и было.

— Эдвард Каспбрак, — перебил его ректор. — Девушкам в целом нельзя вести себя, как... — Он кашлянул в кулак. — То, что ты натворила, Беверли Марш, порочит честь университета. Мы обязаны тебя отчислить. Я всё сказал. Можете выйти из моего кабинета.

Беверли могла перечить ректору. Она могла объяснить, что по-настоящему произошло. Могла поддержать выдумку Эдди про бывшего. Но вместо громких слов и попыток сохранить свою репутацию и учёбу... Беверли Марш просто встала со стула. Эдди тяжело выдохнул. Он тоже медленно поднялся на ноги. И только Бен продолжал сидеть, смотря вниз.

— Ты меня слышал? — обратился к нему ректор. — Я отчисляю Беверли. Можешь встать и уйти со своими друзьями за дверь.

— Нет...

— Бен, пойдём, — Эдди кивнул в сторону друга.

— Иди, — махнул рукой ректор. Только Бен не двинулся с места. Вместо этого он впервые за эту встречу поднял свой взгляд. Его руки сжались в кулаки. И голос нелепо дрогнул:

— Мы напишем заявление, — неуклюже пролепетал Бен. — Пойдём к журналистам и расскажем то, как вы жестоко обходитесь со студентами...

Беверли и Эдди переглянулись. Никто не ожидал, что Бен может сказать такие слова, пусть и тихим, нелепым тоном.

— Серьёзно? — нахмурился ректор. Бен кивнул.

— Да. Если вы отчисляете Беверли из-за репутации университета, то ждите, как моментально упадёт и ваша репутация... Мы... То есть, я обязательно расскажу всему городу правду, — Бен облизнул обсохшие губы. Он метнул взгляд на стол с фотографиями, чуть зажмурился и быстро протараторил. — А ещё добавлю, что фотографии жертвы вы не выбросили, а забрали для личного использования.

В кабинете наступила тишина. Беверли и Эдди, разинув рты, бегали глазами с ректора на Бена. Последний продолжал трястись от страха, вновь уткнувшись в пол. Ректор громко цокнул.

— Это угроза?

— Это предупреждение, — прошептал Бен, вставая со стула. — Надеюсь, мы друг друга поняли...

Ректор нервно собрал все фотографии в стопку и протянул их к толстым пальцам Бена. Тот трусливо прижал фотографии лицом к животу, чтобы никто больше не мог рассмотреть тело Беверли.

— У вас два дня, чтобы избавиться от фотографий, — ректор гневно зыркнул на студентов. — Чтоб я ни одного разговора не слышал о произошедшем. Словно никаких непорядочных фото в нашем универе и не было, усекли?

— Да, — подал голос Эдди. — Спасибо.

— Беверли, это твой последний шанс. Ты у меня под контролем, — ректор пригрозил ей пальцем, словно маленькой девочке. И с нескрываемым гневом и отвращением обратился к Бену. — И ты тоже под контролем.

Парень кивнул. Развернулся и быстрым шагом, глядя в пол, вышел в коридор. Беверли и Эдди последовали за ним. Как только двери душного кабинета закрылись, липкие мурашки наконец-то спали с плеч.

Бен стоял у мусорки, с закрытыми глазами разрывая каждую фотографию в клочья. Эдди неловко поджал губы. Он хотел что-то сказать другу, но его язык будто прилип к нёбу. Им так повезло, обойтись лишь предупреждением.

— Это было смело, — Беверли положила ладонь на плечо Бена. Тот открыл глаза. Выбросил остатки фотографий в мусорку и смущённо улыбнулся.

— Любой бы парень так поступил, — его пухлые щёки покраснели.

— И это было глупо. Не стоило, — ледяным тоном добавила Беверли, убрав обе руки в карманы штанов. — Я бы справилась сама.

— Тебя могли отчислить! — вмешался в разговор Эдди. — Как мы в студсовете справились бы без тебя?

— А может я не против отчисления? — безразлично ответила девушка.

— Зачем ты вообще делала эти фотографии? — Эдди раздражённо закатил глаза. — Какой мудак тебя слил? Надо же найти теперь твоего бывшего.

— С чего ты взял, что я скидывала фотографии своему бывшему? — она перекрестила руки на груди, вызывающе вскинув подбородок.

— А как ещё они могли оказаться здесь? Или слив, или онлифанс, — развёл ладонями Эдди.

— Неважно, как они попали в университет, — спокойно проговорил Бен. — Нам нуж...

— Онлифанс? Раз я девушка, то сразу проститука? — но никто его не слышал. Беверли подошла ближе к Эдди, специально наступив ему на кончик обуви. Тот вякнул и шагнул назад. — Или глупая дура, которая шлёт свои интимки?

— Остынь, — прорычал в ответ Эдди. Его голос дрожал от обиды и злости, а тонкие пальцы нервно теребили край футболки. — Мы вообще-то тебе помогаем.

— Я не просила вашей помощи, ясно? — огрызнулась Беверли, сжимая кулаки.

— Ты дура?! Мы разгребаем твоё дерьмо, а ты даже спасибо не скажешь! — Эдди говорил всё громче, а его лицо раскраснелось. — Но ты, конечно, промолчишь, да?! Всё видишь лишь через призму злости, м?! Подлости, подставы... Блять, да твоим недоверием к миру несёт за километры!

В воздухе витала напряжённость. Бен закрыл лицо руками, боясь, что ребята нападут друг на друга, как звери.

И тут, с неожиданным хлопком кроссовок по полу, между ними влетел Ричи. Он остановился резко, словно только что прилетел из другой вселенной, и мгновенно разрушил гнетущую тишину.

— Ну, что, разборки, да? — с широкой ухмылкой на лице сказал Ричи. Он небрежно поправил на носу свои покосившиеся, замотанные скотчем очки. Одна из дуг вовсе отсутствовала, так что очки держались скорее чудом, чем благодаря мастерству инженерии. — Как здорово! Я всегда любил смотреть на драму. Может, кто-нибудь ещё добавит пару ударов для эффекта?

Беверли бросила на него короткий взгляд, а Эдди только раздражённо фыркнул, но напряжение между ними на мгновение спало.

Беверли, не дожидаясь, пока кто-то ответит на шутку Ричи, резко вздохнула, будто пытаясь сдержать внутренний ураган. А потом, тихо, но твёрдо сказала:

— Я разберусь сама.

И не выронив больше ни слова, стремительно ушла, оставляя за собой ощущение пустоты. Ричи, всё ещё с ухмылкой на лице, пожал плечами.

— Кто это с ней сделал? — лениво спросил он, поправляя свои поломанные очки.

Эдди хмыкнул, пытаясь собраться с мыслями, но злость всё ещё плескалась в его взгляде.

— Не знаем, — его голос звучал жёстко, но уже без прежней остроты.

Пока парни остались в коридоре, Беверли шла к туалету под чужие насмешливые взгляды. Она быстро закрылась в маленькой кабинке, заперев дверь дрожащими руками. Её дыхание было неровным, а грудь сдавливала боль — не физическая, но такая же реальная. Беверли присела на холодный кафельный пол, прижав колени к груди, и, уткнувшись в них лицом, попыталась удержать слёзы, но всё было бесполезно.

Тихие всхлипы раздавались в пустом помещении, эхом отскакивая от стерильно белых стен. Обидно, горько, невыносимо стыдно. В голове крутились одни и те же мысли, словно заевшая пластинка: «Как я могла? Почему я это сделала?». Но ответов не было, только боль и чувство грязи, которое не смоешь ни слезами, ни водой.

Самая обидная часть даже не в том, что интимные фотографии оказались на стенде. Нет, самое страшное — что это не бывший, не кто-то из её прошлого предал её, а она сама. В мыслях всплывали те ночи, когда Беверли выкладывала эти снимки на каком-то мерзком сайте, чтобы получать дешёвые комплименты от старых мужчин. Она знала, что им плевать на неё. Они лишь жадно пялились на тело. Но она вовсе не знала, зачем это делала. Будто в такие моменты она была не собой. Эти фотки давно есть в интернете. Видимо кто-то нашёл их и расклеил.

Иногда ей казалось, что в ней просыпается кто-то другой. Другая Беверли — та, которая не думает о последствиях. Та, кто жаждет внимания, секса и разврата. Эта чужая, тёмная сторона заставляла её скользить по лезвию, искать грани, падать в крайности. Она не могла объяснить этого, но каждый раз, когда та другая брала верх, Беверли теряла контроль.

Голос внутри Беверли молчал. Руки плавно опустились по швам футболки. Она одета. Ей нечего скрывать. В комнате светло и уютно. Они тепло улыбаются ей. Здесь безопасно.

О Ш И Б К А

*№%(?!

О Ш И B К @

#&&#@_#&

О Ш B , К F

О I И Б К А

Ничего не произошло.