Стихи
Персонажи: Тэтте, Теруко, Дазай, Сигма.
Pov: самая неожиданная находка в самый обычный день - любовное послание самому себе.
Тэтте
Тэтте явно польщен своей совершенно неожиданной находкой в ящике рабочего стола: слегка приоткрыв завесу, парень нашел то, чего совсем не ожидал увидеть вместо кипы деловитых бумаг и юридических документов. Там, под стопкой книг и файлов, роясь в небольшом ящике в поисках финансового отчета растрат Специального Отряда, Тэтте откопал довольно интересный, не примечательный на первый взгляд огрызок бумаги, по-видимому, вырванный из старого, поношенного временем, блокнота или точно такой же древней, никому не нужной щаписной книжки. Здесь, на этом маленьком, потерявшемся среди столь огромных товарищей, жалком клочке покоилась поэзия, посвещенная какому-то неизвестному, расплывчатому в пальцах автора образу; по-графски статному, мужественному образу, расплывающемуся в обрывистых фразах.
Суэхиро вначале даже не обратил внимания на столь странное сочинение: он без задней мысли отбросил неприметные письмена в сторону, к остальным документам, и продолжил пробиваться сквозь массу другой бумаги. Взгляд его зацепился за написанную выдумку лишь тогда, когда Тэтте пытался сложить все обратно так же аккуратно, как все и было, дабы хозяйка всей этой информации ничего не заподозрила. Он беглым взглядом осматривал все, что оказывалось в его руках, и, увидев текст, написанный в более поэтическом и стихотворным стилях, на минуту остановился, желая прочитать, что же там подразумевалось; времени было вдоволь, спешить некуда, и потому, удобно устроившись, мечник принялся за чтение.
Казалось, прошло несколько часов: полностью погрузившись в изучение стиха, самурай любовался и красивым почерком девушки, и качеством, хоть и оборванной, бумаги. Все свидетельствовало о том, что в это создание было вложено не мало сил и терпения, с которым выводились радующие глаз буквы; Суэхиро в голове представлял, как она сидела на этом самом месте и продумывала каждую строку в своей голове, выводя точно по линии. Посмотрев на часы и увидев, что неумолимо приближался час встречи, парень быстро скрыл указывающие на него улики и скрылся за дверью, забрав при этом послание, запечатлив его не только в памяти.
□, не нашедшая вскоре своего творения, так запаниковала, что перевернула весь кабинет с ног на голову, разбросав все занимавшие полки книги по всему помещению в лихорадочных попытках найии наконец свое сокровенное — ничего. Ни единая зацепка не вывела ее хотя бы на след похитителя, и она решила поступить совсем по-другому: просто начать расспрашивать коллег, были ли они в ее кабинете в последнее время и брали ли что-нибудь оттуда. Тэруко, не имевшая никакого отношения к личным вещам подруги, лишь подымала плечи, говоря, что та сама по-рассеянности обронила где-нибудь свой блокнот: именно про блокнот шла речь, а всю правду — о том, что это был вовсе не блокнот, а отрывок бумаги из него, тем более с написанным на этом самом отрывке стихом — □ тактично скрыла, не упоминая содержания, чтобы не открыть свой секрет, но и при том не соврать. Тачихара отрицательно покачал головой, заслышав о ее личных вещах; сам он ни разу не подозревался в подобном, и вообщем не имел пристрастия к подобному роду деятельности. Дзено как обычно ответил ей смешком и неуместной шуткой, посоветовав обратиться к Тэтте; как Сайгику сказал сам, этот парень источал запах некого страха, что было ему совсем несвойственно.
Застав Суэхиро в очередном кафе, поедающим привычное ему сочетание продуктов, — эноки и белый шоколад, — девушка прошла за его столик, перед этим мирно предупредив хозяина заведения, к кому она и по какому поводу: быстро придумав оправдание про служебные дела Ищеек, она преспокойно пробилась к напарнику. Она заметила его взгляд на себе еще тогда, когда договаривалась с хозяином о том, что их никто не потревожит: само кафе разделялось на комнаты, в каждой из которых было по одному столику, и дверь комнаты Тэтте была слегка приоткрыта, чтобы он мог услышать голос знакомой.
Устроившись, □ начала казавшийся длинным диалог:
— Итак, Тэтте. — Он удивился, услышав свое имя, но продолжил жевать с невозмутимым видом, не морщась от вкуса противного для окружающих сочетания. — Перейдем сразу к делу. У меня из кабинета пропала одна очень важная вещица, и я подозреваю, что ты к этому причастен. — Суэхиро демонстративно покачал головой, потянувшись к кружке с молочным чаем. Когда его рука опустилась на посуду, и он уже готов был утолить жажду, □ положила свою ладонь на его, сжимая костяшки пальцы. — Тэтте, а если честно? — Она специально сделала такое лицо, будто разговаривала с ребенком; но парня это никак не волновало, и он просто продолжал иступленно ощущать прикосновения их рук.
— Я взял тот стих. Не думал, что ты можешь писать подобное, — сказал Тэтте, через силу сохраняя хладнокровие. Потянувшись за чем-то в карман штанов, он достал сохранившийся в подлинном виде клочок бумаги, который он сжимал в руках слишком часто за последние несколько дней. Суэхиро отвел взгляд, принимаясь за палочки с грибами.
— Тебе понравилось? — для чего-то спросила □, с облегчением перебирая в пальцах творение. Тэтте неопределенно пожал плечами, подмечая спустя несколько минут, когда вся прожеванная еда отправилась покоится в его желудок:
— Написано красиво. — Девушка почему-то слегка засмущалась, поправляя непослушные волосы, кое-как завязанные в высокий, неопрятный хвостик. Она натянула фуражку по самый глаза, стараясь укрыть в ней свое лицо; больше всего □ преследовала миссию скрыться от пронзительного взгляда своего оппонента.
— Признаться честно, я писала это для тебя, — призналась она через силу, окончательно закрыв лицо головным убором, вдыхая застоявшийся в нем аромат собственных волосы. Тэтте задумался на пол-минуты, обдумывая в своей голове то, что собирался предложить ей прямой сейчас, и, довольно кивнув, проронил, строя тон на совсем незаинтересованный:
— Тогда будешь писать для меня, прямо передо мной. — Он отпил немного молочной пенки, радостный от того, что смог произвести на представительницу женского пола такую реакцию, какую обычно производил Дзено на своих многочисленных поклонников. — И...спасибо, — поблагодарил Тэтте, без задней мысли молниеносным движением погладив руку □, которая окончательно хотела провалиться сквозь землю и от смущения, и от стыда перед таким приятным парнем, как Тэтте Суэхиро.
Тэруко
Тэруко, поправив форму, твердым шагом направилась на свою собственную секретную миссию — разузнать грязные секреты □ и манипулировать ею так, чтобы видеть всю мольбу мира на ее миленьком личике. Так считала сама Тэруко, понимая между тем, что не сможет решиться на такое, прилюдно унижая девушку, поэтому она надумала найти что-нибудь, что знала бы только она и □. Таковым оказался спрятанный между книг блокнот, неприметный на первый взгляд, который Оокура раньше никогда не видела не то что у □ в личных вещах, даже в руках ее этот предмет никогда не был замечен зорким взглядом Ищейки.
Тэруко, пробираясь по темным коридорам штаба, аккуратно шагала своими маленькими ножками, перебирая их так тихо, что даже кошка, сидящая в другой комнате, ни за что не услышала бы ее поступи. Победно ухмыльнувшись, Тэруко мастерски открыла запертую дверь и тенью слилась с окружением, ищя хоть какую-то лампу. Найдя источник света, девушка незамедлительно активировала его, пряча зажигалку в карман и анализируя местность кабинета: заваленный рабочими документами стол, ломящиеся от книг встроенные шкафы, даже маленькое зеркальце, лежавшее поодаль от остальных вещей, как будто не из этого мира. Оокура нахально взяла его, потирая рукавом и любуясь своим прекрасным лицом, прикрытым длинными волосами.
Она уже собиралась уходить, но внезапно, когда Тэруко безмятежно рассматривала заумные, как она сама говорила, книги, то увидела выделяющийся из всего этого великолепия потертый, в старой обложке, блокнот. Он казался каким-то неудачным выбором для кабинета □: выделяясь из обернутых в золото кладезей знаний, этот предмет выглядел совсем дешевым, будто принадлежа какому-нибудь нищему бездомцу. Оокура усмехнулась, уверенная в том, что именно здесь она найдет то, что давно искала: девушка рассчитывала, что это окажется чем-то на подобии личного дневника, в котором во всех красках будет описана непростая жизнь участницы Элитного Отряда.
Но Тэруко ошиблась: здесь, в потертой коже, покоились поэмы, прозы, рассказы, казавшиеся сочиненными на основе быта □, автором которых она и являлась. Ищейка без особого интереса пролистывала страницы, думая, что подобное и до любительского уровня написания не дойдет, а потому и драгоценное время тратить на такое не нужно. Она остановилась, заметив, что формы и объемы написанного меняются, приобретая стихотворную форму. Больше всего она удивилась, найдя свое имя в этих текстах.
Оокура, решив не тратить время на размышления в таком месте, без промедления спрятала блокнот под плащ, быстрыми шагами удаляясь по длинным коридорам; она нашла, что искала, но не была тому довольна, осознавая, что нашла явно не то, что хотелось видеть. Осмысляя свои чуства, она раз за разом перечитывала строки, бегая глазами с одной на другую, вникаы в смысл каждого слова и предложения. □, решившая написать своей музе новое послание, которая она не увидет, впала в панику, осматривая все подозрительные места, куда блокнот мог из-за поспешного движения собственной руки упасть: но везде было пусто, и хозяйка, в тревоге впиваясь в волосы, заплакала, сразу же успокаивая себя. Пойдя на решительные меры и подозревая, кто мог решиться на столь рискованный шаг, □ незамедлительно направилась к Тэруко.
Оокура, с довольством читая стихи, восхвалявшие ее, вздрогнула от внезапно открывшейся двери, а, увидев за ней нежеланную гостью в неподходящий момент, шикнула, произнося:
— Ну и? — □ прикусила губу, направляясь к защищающейся руками ищейке, которая вовсе позабыла о потаенном блокноте.
— Отдай! — воскликнула □, жадно кидаясь на Тэруко в попытке выхватить записи из ее рук. Но оппонентка, не желавшая отдавать свой источник манипуляций, прятала его за спину, вспоминая свой невысокий рост.
— Я уже все прочитала! — расплываясь в ухмылке, уведомила Оокура, пихая □ в живот и перкатываясь на спину. Развязалась настоящая драка не на жизнь, а на смерть: □ бегала за ищейкой по всей комнате, а та, преследуемая разъяренной коллегой, наматывала крги, скрываясь за всем, что попадалось под руку. — Мне особенно понравилось про лилии! — со злорадным смехом рассуждала Оокура, притворно поднимая брови. □ еще сильнее разозлилась и, не выдержав, пульнула в нее книгу, попав прямо в голову: Тэруко взвигнула и повалилась на пол без движений, выпустив из рук блокнот.
□ подобрала свою вещь, проходясь по комнате и унимая беспорядок; Оокура массировала голову, пытаясь унять боль в висках и затылке. Осознавая свой проигрыш, она вытянулась, утыкаясь в холодный пол и прикрывая часть лица волосами, изображая всхлипы. ■ услышала сею импровизацию и спросила безразлично, не углубляясь в проблему:
— Что опять не так? — Тэруко расплакалась от холода, сквозившего в голосе □, но, поняв, что это не поможет, нецензурно выругалась и ударила кулаком об пол, начиная бить поверхность ногами. На данный момент уборщица закатила глаза, подходя к поверженной сопернице.
— Так нечестно, нечестно, нечестно! — завывала, как маленький ребенок, Оокура, в истерике избивая то, на чем сама же и лежала. Потоки раздраженного воздуха расходились от нее, зависая в пространстве и темной аурой обвиваясь вокруг нее. ■, грустно вздохнув, подняла ту под руку, поправляя внешний вид и снимая фуражку, чудом не слетевшую с головы, чтобы навести порядок в волосах. — Знаешь что?! Я все равно уже все прочитала и запомнила! — не признавая проигрыша, вскрикивала она, при каждом удобном случае перехватывая руки □, чтобы та ничего с ней не сделала: увы, таких случаев было не больше двух, и даже в этих Тэруко не почуствовала успеха.
— Не думаю, что ты запомнила все, — рассудительно заметила девушка, законяив наводить праздник на лице ищейки, которая вовсе и не желала всего этого. Она продолжала взмахивать руками, но резко, спустя пару минут слез, успокоилась, уходя в прострацию. □ продолжала следить за ее действиями, чтобы, пока сама не отвернется, ее случайно не превратили в старуху или, наоборот, в младенца.
— Будешь посвящать мне свои стихи, и тогда, может, я прощу тебя! — предложила Тэруко, довольная своей гениальной идеей. □, которая ничего и не оставалось, согласилась, чтобы никто, кроме этих двоих, не узнал о ее тайном увлечении литературой.
Дазай
□ сама дала понять, что не против похвалы ее музы, подкидывая каждое свое творение под двери его дома, а чаще и в саму квартиру, каждый раз подписывая авторство и ожидая ответной реакции на работе; Дазай вначале и вовсе посчитал это глупой шуткой, хотя и понимал, что это вполне в характере подруги, коей он часто не желал ее называть. Получив от Осаму только быстрые, непонимающие взгляды в свою сторону, □ взяла все в свои руки и, не стесняясь присутствующих в офисе коллег, начала расспрашивать парня о том, получил ли он ее послание. Дазай, сопоставив все моменты и поняв, что это и вправду она, перевел тему на свою излюбленную, — двойное самоубийство, — получая недовольный взгляд Доппо, пронизывающий до основания и перебирающий каждую косточку.
□, приходя после работы, могла спокойно усесться за написание стихов вместо отчетов для своего начальника Куникиды, и она, несомненно, получала по голове каждую ночь спустя, недовольная тем, что он, по ее мнению, совсем ничего не понимал в настоящих влюбленных женщинах, нашедших свою музу, пускай это и был такой известный женолюбитель, как Дазай. Осаму же, не обращая должного внимания на странные увлечения девушки, с присущим ему напусканному оптимизмом принимал в подарок сочинения, изображая радость на лице и благоговение; на самом же деле, □ была близка ему душой, не телом. Он привык к выходкам несносной коллеги и уже не с тем прежним озорством поддерживал ее идеи, которые радостно желал повторить в прошлом, прошедшем совсем недавно на страницах его стихов.
Осаму пытался разобраться в своих чувствах, перебирая отношения ко всем коллегам; бывшим и настоящим; но отношения к □ понять не мог. То, что она начала для него делать, походило на знаки внимания, признаки влюбленности, какими он привык осыпать девушек: ему припоминалось, что прозы он никому не посвещал, как и ему их. Дазай, не желая расставаться хоть с какой-то частичкой чистой души, организовал себе тайный ящик со всем, что □ ему дарила. Больше всего там, чему Осаму не удивился, было листов, а чаще обрывков с бумаг на отчеты, с самостоятельно написанными сочинениями, годившимися, разве что, на разжигание камина в лесной зимней глуши.
Большинство из них было написано неумело, кривыми японскими буквами, так как часто писались в спешке, под испепеляющим взглядом надзирателя Доппо, и девушка часто вкладывала слишком много смысла в одно-единственное слово, что могла изложить более красиво в двух длинных строках. Пытаясь закончить побыстрее, дабы успевать в собственный график, ■ сокращала все до невозможности, иногда даже используя неполные, но понятные всем формы слов. То, что она обязательно писала в конце каждого своего произведения, было косившее под почерк самого Дазая послание, каждый раз разное, как новорожденный лист в порк весеннего цветения. «Осаму, Вы так прекрасны, что каждый день я не могу отвести от Вас взгляда. Я смиренно благодарю Вас, моя прекрасная муза, что Вы, именно Вы, уделили внимание моему неумелому стихотворению, написанному не так, как мне самой того бы хотелось. Я люблю Вас, Дазай», — таковое гласили одни из многочисленных строк слова, направленные в адрес их получателя. Осаму, читая подобное каждый божий день, тихо усмехался, пряча бумагу в потаенныц карман пальто и занятый мыслью о том, чтобы скорее пополнить свою драгоценную коллекцию воспоминаний.
— У меня есть для тебя предложение, □, — с несвойственной ему серьезностью сказал Дазай, прикрыв дверь в кабинет от лишних глаз. Девушка, уловив не самое приятное расположение его духа, молча наблюдала за движениями рук, сложив собственные в замок. Осознав свое лидерство, Осаму продолжил: — Будешь писать стихи не только обо мне, но и еще о двух мужчинах. — Дазай долго молчал, всматриваясь в стену перед собой: ничем не примечательная, сейчас она манила, загоняя в купол своей простоты и туманности. — Я дам тебе фотографию... Для вдохновения, — с горьким смешком заключил Дазай, сжав кулак в кармане брюк, недоступном для людских глаз.
— А что мне за это будет, м, Дазай-кун? — с лукавой улыбкой спрашивала она, повторяя манеру своей подруги Йосано, сидевшей, как раз, в соседнем кабинете. Осаму закусил щеку, улыбаясь во весь рот слишком притворно, чтобы это мог заметить даже малый ребенок. — Знаешь, я люблю, когда мне что-то дают в замен на мои ста...
— Проси что угодно, — резко прервал Осаму, закрывая глаза челкой: □ поняла, что лучше не спрашивать об этом, ведь ответ явно мог ее не порадовать; вспоминая тот самый взгляд стоявшего перед ней парня, она не обратила на то должного внимания. Перебирая пальцами, глаза ■ бегали от одного предмета к другому: расписанная красками ваза, содержащая в себе еще живую веточку сакуры, сорванную буквально на днях любознательеным Ацущи; оставленный на диване галстук Танидзаки, о котором тот не позаботился должным образом в отличие от сестры, которая присматривала за предметом одежды так, будто та была ее собственной; несколько стоящих на полу вместительных бутылок молока, полученного от личных коров Кенджи; странно было в комнате-кладовке только то, что нигде не было видно мешка с конфетами Рампо. На то была причина: Эдогава, опасаясь за свои сокровища, спрятал их подальше от людских глаз, в тайнике, где никто не смог бы отыскать клад.
— Хм... Я буду любоваться тобой столько, сколько захочу, моя Муза, — предложила девушка, протягивая руку для заключения сделки. Дазай, удивившись, рассмеялся, протягивая руку в ответ. Довольный такой глупой и легковыполнимой просьбой, Осаму начал вести себя, как обычно, не подавая никаких признаков недавнего неприятного разговора. Девушка желала каждую секунду назвать его по-другому, как часто делали в ее излюбленных французских фильмах, но опасалась реакции со стороны обладателя Неполноценного. Обдумав все возможные варианты, она поняла, что такому человеку, как он, на вид, может, и понравится обращение Mon préféré, но Дазай, поняв вемь смысл такого прозвища, попытается отстраниться от девушки еще больше, страшась новых, необдуманных связей.
Вскоре от Осаму лично в руки □ поступила та самая роковая фотография, послужившая неиссякаемым источником вдохновения в бессоные ночи и мечтательные вечера в летнем домике. □, поинтересовавшаяся о людях на изображении, пожалела о своем вопросе, увидев переменившиеся эмоции на лице собеседника, а потому сразу жн начала извиняться за неоюдуманнве вопросы и ворошение прошлого. Дазай выдержал приступ, накатившийся в самый неподходящиц момент, и смог назвать имена тех людей, о которых желал прочитать что-то хорошее, исходившие из ее неумелых, наивных рук.
Вскоре Осаму расцвел, заливаясь новыми красками алого: возможно, причиной тому послужила только начавшаяся весна, влияющая положительно на всех членов Агенства; возможно то, что в местном кафе начали делать еще более вкусный кофе с корицей, которое Дазай обожал всем сердцем. А возможно, появление в исписанных бумагах двух имен — Сакуноске Ода и Анго Сакагучи.
Сигма
Участвуя в строении Небесного Казино, □ в тайне от всех внесла свои изменения, пошедшие на пользу ее здоровья: она спроектировала секретный сад, служивший после успокоением ее души и сохранением равновесия. Девушка, сливаясь с тенью чужих глаз, пробиралась через длинные, петляющие во всем Казино коридоры, образовыващие собственную систему ходов и дорог. Как паук в своей паутине, она знала каждую дверь, каждую стену, каждый сантиметр этого пространства и спокойно ориентировалась в нем, полагаясь не только на знания, но и на чувства. Сигма, владевший столь величественным строением, и сам не подозревал о подобном секрете своего дома, а ■, не желая раскрытия ее хитрости, о которой не знал никто из Небожителей, молчала, не открываясь и не намекая хотя бы на возможность существования чего-то, что не было в плане, разработанном лично Фукучи.
Единственный небожитель узнал об этом совершенно внезапно для заговорщицы: Сигма, проснувшись посреди ночи, решил пройтись по Казино, которое продолжало свою работу в поздние часы, и проследить за порядком в заведении. Проходя по одному из обставленных коридоров, он заметил за поворотом странную тень, явно направлявщуюся не в зал для посетителей и даже не в уборную — тупик был ее целью. Бесшумно ступая, он заметил знакомую фигуру, а, высунув голову из-за поворота полностью, заметил уже и макушку со знакомыми волосами, и одежду, носимую только □. Парень нахмурился, заподозрив что-то неладное, и подозрения подтвердились, когда преследуемая резко скрылась за стеной, потянув за край одной из картин. Сигма провернул тоже самое, следуя за ней по пятам сквозь сырость узких лазов и кучу насекомых на стенах, привычных для подобных мест. Нарущительница его спокойствия спокойно вышагивала, четко зная, куда направляется; Сигма понял, что она прекрасно помнит эти места и забрести случайно просто не смогла бы.
Хозяин Казино окончательно удивился, увидев в конце пути не какую-нибудь тайную комнату для обмена информацией или потаенный кабинет для переговоров, а сад под открытым небом, скрытый огромный стеклянным купалом: Сигма думал только о том, как же он не узнал об этом, и как так искусно получилось скрыть огромнон строение от Босса. Девушка создала для себя чай и грациозно уместилась на стуле около небольшого столика, которые уже до ее прихода стояли среди сада. Сигма, прятавшийся в кустах, увидел то, чего не ожидал заметить за □, хоть и думал, что сейчас удивляться уже нечему. Она писала на куске пергамента красивым пером, похожая сейчас на принцессу, посылавшую весточку для своего принца. Она тепло улыбалась, всматриваясь в каждую букву и, дописавши, осушила чашку, растворив все предметы в воздухе, оставив на столе только письменные принадлежности. □ удалилась, сопровождаемая любопытным взглядом Сигмы; он радовался тому, что отчетливо запомнил путь от начала и до конца и может спокойно выбраться в тот самый коридор, откуда пришел.
Дождавшись, когда шаги утихнут, Сигма осторожно выбрался из зарослей, озираясь по сторонам и робко подходя к лежавшим на столе листам. Парень понимал, что, возможно, это неприлично, но не мог оставить такой факт без внимания, ведь данное послание могло являться передачей информации для вражеской организации: но тогда она как минимум улыбалась бы по-другому. Сигма раскрыл глаза, сдерживая дрожь в руках, увидев свое имя в одной из самых первых строчек. Стихотворение, сотворенное так аккуратно, будто это было делом жизни, спокойео покоилось без присмотра хозяйки, уверенной, что никому не хватит смелости прикоснуться к нему. Дитя страницы, запомнив каждое слово наизусть, поспешно изучил сад и, не найдя ничего интересного кроме ярко пахнувших цветов, удалился, сопровождаемый тишиной и безмолвием, царившими в ночном воздухе.
— □-чан, можно с тобой поговорить? — спросил Сигма на следующий же день, во время своего перерыва. Девушка, недоумевающе кивнув, прошла за коллегой, поудобнее устраиваясь за чайным столиком у камина. Сигма, подав ей свежий чай, слушал потрескивание дров и наслаждался благоприятной атмосферой. Он не торопясь заговорил: — Я побывал вчера в том саду.
— Красивый, правда? — возбужденно воскликнула она, держа в руках фарфоровую кружку.
— Э...Что? — теперь уже спросил недоумевающий Сигма, переведший взгляд с камина на □. Она поставила напиток к брошенному Сигмой чаю и довольно взяла его руки в свои, на что он отстранился, слегка падая назад и прогибаясь в спине. □ тут же отстранилась, поддерживая Сигму рукой за спину.
— Прости-прости, просто я так старалась над этими цветами, что было бы обидно, если бы ты не оценил это по достоинству! — Сигма поджал губы, метаясь во внимании от одной детали к другой и в конце концов возвращаясь к ее лицу, выглядевшему при слабом освещении то ли загадочно, то ли слишком знакомо.
— Я хотел поговорить не о цветах, — заявил Сигма, сразу же после этого увидев обидившуюся □, отпустившую его, и именно из-за мимолетной обиды Сигма упал, к счастью, на диван, зацепившись волосами за пол. Он выдохнул, прокашлявшись, и сказал: — Я о том стихе с моим именем.
□, попивавшая до этого разбавленные лепестки цветов, сейчас подавилась, откашливаясь и бья себя по груди в области солнечного сплетения. Она отвела взгляд в сторону, прикрывая покрасневшие щеки в понимании, что не сможет сейчас спокойно смотреть в глаза Сигме, раскрывшему ее самое потаенное увлечение.
— Да, я пишу стихи о тебе, и? — с долей раздражения узнавала □, наматывая локон волос на палец и бегло посматривая в сторону Сигмы, глядевшему как раз таки за ее реакцией: оправдав свои ожидания, он спокойно выдохнул, напрягая собеседницу и произнося:
— Ничего. Просто мне понравилось. Спасибо. — С теплой улыбкой Сигма благодарил ее, подорвавшись и хлопая по голове, сам же не осознавая поспешных действий под влиянием внутренних чувств. □, дернувшись, осталась сидеть на своем месте, строя из себя обиженную на мир девушку, желая заполучить больше ласки сидящего рядом Сигмы. Она пообещела: «Буду писать тебе столько, сколько смогу». И она сдержит свое обещание, не смотря на будущее, прошлое и настоящее.