"Тетрадь Кармы"

— Ты видишь то же, что и я? — шептала мне на ухо Цуки.

— Сама в шоке. — ответила я ей аналогичной интонацией. — Теперь я точно видела всё.

     Не иначе как восьмое чудо света. Всем нам хорошо известно, что госпожа Накамура отдаёт предпочтение преимущественно классическому досугу. Театры, этническая музыка, поэзия, карточные игры... За современные развлечения она практически не берётся, то ли из непривычки, то ли из-за слишком уж консервативных вкусов. А потому-то всякий раз, как она этот устой нарушает, в окружающих — в том числе и во мне — просыпается недюжинное любопытство...

     Сколько себя помню, Цуяко даже не притрагивалась к манге. Но не потому, что она для детей или что-то такое. Просто не нравится, книги ей импонируют в большей степени. Но сейчас, подмечая сосредоточенность, с которой та уткнулась в томик, я могу с уверенностью заявить, что история её точно заинтриговала. Не меньше, чем меня саму, ибо теперь я просто обязана выяснить, что это за манга. Подкрадусь со спины...

— Стой, ты чего! — Цуки схватилась за мой рукав.

— А что такое? Просто посмотрю.

— Зачем? — недоумевала девочка. — Подойди да спроси.

— Неинтересно. — отмахнулась я, сверкнув ехидной улыбкой.

     Даже если спалюсь, ничего мне не будет. В худшем случае госпожа Накамура просто даст несколько наставлений о том, как именно следует красться. О каком-нибудь наказании можно не волноваться.

     Итак, укрываясь за мебелью и тактично перебегая от одного предмета интерьера к другому, я постепенно подбиралась к читающей Цуяко, вальяжно устроившейся в кресле. Кажется, сейчас она на перерыве, а потому-то и не занимается храмовыми делами.

     Наконец-то оказавшись прямо за лисицей, я задержала дыхание и осторожно выглянула у неё из-за плеча, вцепившись взглядом в текущую страницу:

     По спине пробежал нервный холодок. Это что за Садако? Не знала, что Цуяко нравится подобное.

— Правильно тебе Цуки советовала. — внезапно заговорила лисица, вынудив меня вздрогнуть от неожиданности. — Подошла бы да спросила.

— Значит, вы слышали? — виновато почесала я затылок.

— Кицунэ слышат всё, даже мысли. — напомнила жрица, перелистывая страницу.

— Ладно-ладно. — закатила я свои глаза, через секунду подмечая, что Цуки уже движется к нам. — А серьёзно, что это за жуть?

— Жуть? — осторожно уточнила Цуки.

— Мочидзука Минэтаро, "Дзашики-онна". — ответила госпожа Накамура.

— "Женщина в гостиной"? — перевела я.

— Угу. Старенькая манга, но в своё время утроившая фурор. Антагонистку этой короткой истории даже включили в официальный перечень ёкаев. Решила вот перечитать, хотя купила её уже очень давно. В году... То ли девяносто третьем, то ли девяносто четвёртом... Уже не помню, если честно. — пожала она плечами.

— Включили? — зацепилась я за слово. — То есть это, как бы выразиться... Ненастоящий ёкай?

— Ну, я бы так не сказала. В шинтоизме ключевую роль играют чувства и эмоции, одолевающие человека в момент смерти. И при определённом стечении обстоятельств, переродиться вот в такую Сачико... — легонько ударила она ноготком по иллюстрации. — ...вполне себе реально. Так что для меня данное чтиво представляет собою весьма занимательную фантазию-рассуждение на тему загробной жизни.

— А кто она вообще такая? — поинтересовалась Цуки.

— Знаете, девочки, я бы с удовольствием рассказала, но лучше уж вы сами прочитайте эту мангу. — с лёгкой улыбкой предложила кицунэ. — Не хочу вам спойлерить.

— А если в двух словах? — упрашивала я. — Ну так, чтобы завлечь. Интерес распалить.

— В двух словах говоришь? Ну... — призадумалась лисица. — Дзашики-онна это одержимый сталкер. Она невероятно назойливо преследует определённого мужчину, готова часами стоять у него за дверью, постоянно стучать, названивать, обрывать ему трубку, не давать ему прохода в повседневной жизни...

— Как яндере, что ли? — озвучила я первое, что пришло в голову.

— Что-то есть. — кивнула Цуяко. — Но дзашики-онна не движима идеей любви, хоть иногда и заикается о ней. Её цель — свести мужчину с ума, заставить его свести счёты с жизнью. Её приоритет — страдания, любовью же она лишь прикрывается, чтобы немного обезоружить добросердечную жертву. Да и потом, внешность у неё не самая приятная, в то время как яндере зачастую рисуют красавицами.

— Ужас. — тут же скуксилась Цуки. — А эта история очень страшная?

— Не сказала бы. — заявила Цуяко. — Держит в напряжении и вынуждает периодически вздрагивать, но кошмары она вряд ли обеспечит.

— Ну, я всё равно прочитаю. — наметила я планы на ближайший вечер.

— А я, пожалуй, откажусь. — открестилась Цуки. — Ну вас нафиг, не люблю я хорроры!

— Эх ты. — качая головой, сказала Цуяко. — А ведь в былые времена японская аристократия боролась с летним зноем, собираясь вместе в одном доме и рассказывая жуткие истории, чтобы холодок ужаса помог им охладиться.

— Серьёзно? — уселась я в соседнее кресло.

— Ага. — кивнула лиса. — У этой традиции даже название было. "Хякумоногатари кайданкай", или "встреча ста жутких историй".

— Почему именно ста? — озадачилась Цуки.

— Сейчас объясню. — более не заинтересованная перечитыванием манги, Цуяко закрыла её и устремила всё своё внимание на нас. — Собравшись вместе, аристократы сперва раскладывали по комнате целую сотню специальных светильников, изготовленных из синей бумаги. Назывался такой светильник "андон". Он помогал нагнать пугающую атмосферу, погружая помещение в приглушённый и потусторонний голубой оттенок. Как только все андоны были зажжены, люди начинали поочерёдно рассказывать все известные им страшные истории. С каждой новой историей, один из андонов принято было гасить. Но... — навесив на лицо довольно жуткую ухмылку, госпожа Накамура ненадолго прервалась. — Люди почти никогда не гасили все фонари, и как следствие не рассказывали сотню ужастиков. Потому что ходило поверье: как только сотня страшилок будет рассказана, а последний фонарь погасят, в комнате появится уже настоящее привидение — ао-андон. Представляет он из себя жуткую женщину, объятую синим потусторонним огнём, для которой характерна синяя морщинистая кожа, рога, длинные чёрные волосы, острые чёрные зубы и когти... Что именно она сделает со смельчаками — никто точно не знает. Кто-то говорит, она убьёт их тем же образом, который фигурировал в последней по счёту истории, а кто-то — что ао-андон просто перепугает бедняг, чьи нервы и без того были расшатаны. Повторюсь, обычно люди не решались рассказать последнюю историю, но погулять по лезвию ножа, находясь в одном шаге от контакта с потусторонними силами, нравилось многим.

— Ненормальные. — буркнула Цуки. — Никогда таких не пойму.

— А мне кажется, это очень прикольно. — призналась я, даже несколько повеселевшая. — А вы сами были на таких вот... Эм... Хя-ку-мо-но-га-та-ри?

— О-о-о, ну разумеется была. — Цуяко аж задорно заулыбалась. — Моя любимая часть наступала ближе к концу, когда люди закруглялись на девяносто девятой страшилке. Я же кицунэ, я властвую над огнём и иллюзиями. Так что-о-о... — коварно забегали её глазки. — Ничего не мешало мне дистанционно потушить последний андон, погрузить комнату в мрак... И под истеричные вопли принять облик ао-андона! — не выдержала госпожа и рассмеялась, прикрывая рот. — Как они удирали, это надо было видеть! "КАКОГО ЧЁРТА!? МЫ ЧТО, СО СЧЁТА СБИЛИСЬ!?"

— Я представляю... — хохотала я с ней в унисон. — Вот умели люди развлекаться!

— И не говори, дорогая. — утирала лисица слёзки из уголков глаз.

— Почему я чувствую себя здесь единственной нормальной? — сетовала Цуки, обессиленно опустив свои руки.

— Ну, как минимум, ещё есть я. — озвучил Харуки, внезапно возникший у неё за спиною. Вот у кого мне нужно учиться тихому шагу.

— О, ну хоть так! — воодушевилась Цуки. — То маньячку-преследователя обсуждают, то рогатую страхолюдину... Вообще, что мифы с женщинами делают! Уродуют ведь как хотят. Таких попробуй прогневить, можешь уже копать себе могилу.

— Ну, я тебя удивлю, но женщины все страшны в гневе. — говорил Харуки, проходя вглубь помещения и что-то выискивая на полках. — Для этого не обязательно быть демоном.

— Да-а-а? — протянула Цуяко в ответ, опасно косясь на любимого.

— А, ну к вам это, разумеется, никак не относится, госпожа Накамура. — с рукой у сердца заявил почивший самурай.

— М-м-м. — довольно промурчала кицунэ.

— Вы страшны и вне гнева. — с дружеской усмешкой бросил Харуки в одном шаге от двери, за которой он тотчас исчез.

     Цуяко ему ничего не ответила. Лишь ме-е-едленно повернула голову к тому месту, где он только что стоял. Прямо как башня танка, готовящегося к залповому огню.

— Вот бесстрашный. — шепнула я Цуки. — Вообще ведь не боится, что его накажут.

— Ты не понимаешь, это же Харуки. — шепнула и она в ответ. — Он просто ХОЧЕТ быть наказан.