Глава 8 - Период поэзии
Я снова открываю глаза и вижу спокойное, голубое небо. Кто-то играет на флейте. Успеваю подумать, это, наверное, рай, прежде чем надо мной склоняется Квинт.
Кажется, я всё ещё жива.
— Очнулась? — музыка прерывается. — Она в порядке?
— Как знать, — Квинт пристально смотрит на меня. — Ты в порядке?
Пытаюсь сделать вдох. Протягиваю руку, коснуться Квинта и убедиться — он настоящий.
Что это было? Нет, ещё важнее — кто это был?
Рядом со мной на колени опускается статуя Талии из парка. В одной руке у неё флейта, вторая, холодная и тяжёлая, касается лба.
— Не бойся, дитя. Всё позади, — она переглядывается с Квинтом. — Может, позвать Аполлона?
— Он слишком далеко.
Легкие наконец наполняет воздух. И теперь я могу выдохнуть его, выпустить из себя слова:
— Кто эти люди... Эти существа?!
Они снова переглядываются — с куда более обеспокоенным видом. Квинт говорит:
— Они — наши враги.
— Не надо, — шепчет Талия.
— Минерва не может скрывать это вечно! Садись, — Квинт протягивает ладонь.
Голова кружится, земля слишком холодная. Узнаю парк у набережной, укромный уголок около постамента Квинта.
Он продолжает говорить:
— Это статуи из парка с другого берега. Там выставка этих, как их...
— Современных скульпторов, — объясняет Талия. — Мне Мельпомена рассказывала.
Квинт морщится:
— В общем, они не хотят спокойно сидеть на своей земле. Им не нравится мудрое командование Минервы. Они хотя того, чего хотят все тираны.
— Власти, — добавляет Талия. А потом наклоняется и шепчет. — А ещё говорят, они в своём парке убивают людей.
Дышать от этого легче не становится. Странные скульптуры из зеркал, шприцев, автомобильных шин... Вспоминаю парк, куда ездила вечность назад, маленькую бронзовую Фемиду, предупреждавшую об опасности. Мышцы расслабляются, и я снова лежу на пожелтевшей траве, пытаясь естественно и глубоко дышать, а Квинт снова пытается меня усадить. Но я не хочу чувствовать на себе их твёрдые, холодные пальцы!
Талия хватается за флейту. Квинт продолжает:
— Минерва не хотела говорить тебе, чтобы... Ты не боялась. Наверное. Но мы справимся с ними! Разгромим в битве!
Колени всё ещё подкашиваются, и Квинт несёт меня к Минерве на руках. Талия идёт следом, катит мой велосипед. Но быстро отстаёт, то и дело останавливаясь поглазеть на здания или прохожих. Мне же нужно просто дышать. Закрываю глаза, веду счёт вдохам и выдохам, как учили в клинике, и не размыкаю веки, пока не слышу знакомые голоса.
Минерву сегодня окружают не туристы, а птицы. Она стоит среди них, будто генеральша, слушающая доклады. Птицы же первыми замечают нас и начинают верещать.
— Это она! Её мы сегодня спасли! Вот она!
В лёгких слишком мало воздуха, чтобы выражать благодарность. А Минерва смотрит своим тяжёлым бронзовым взглядом.
— Тебе стоит отдохнуть после битвы.
— Это не была битва. Они... они бы убили меня! — воздух неожиданно находится.
— Если бы не мы, — каркает одна из бронзовых ворон.
— Откуда они знают обо мне? И что птицы там делали?!
Теперь воздух и эмоции распирают меня. Не могу понизить голос, не могу перестать кричать на Минерву. Одна из ворон каркает, перебивая:
— Мы следили за тобой на случай...
Минерва резко перекидывает копьё в другую руку.
— На случай? — переспрашиваю я.
— Большой опасности, — обрывает Минерва. — Ключи способны сводить с ума, если попадут не в те руки. Я хотела убедиться, что ты будешь в порядке, что ни ангелы, ни другие не тронут тебя.
Не знала, что Минерва так обо мне беспокоится. Хотя она могла бы рассказать об этом сразу. Между нами никогда не было недоговорок.
Или я так думала?
А Минерва, покачивая копьём, продолжает:
— Я знала, они выслеживают всех наших союзников. И беспокоилась за тебя, поэтому отправляла следом птиц. Как видишь, это было не зря.
Не знаю, как на это ответить. Бронзовая ворона, тронутая зелёной патиной, вмешивается:
— Они ждали у опоры Коронационного моста.
Минерва качает головой.
— Значит, и они узнали о входе в лабиринт.
— Так вы знали о нём?
Квинт опускает меня на ноги. Колени дрожат, но я могу посмотреть Минерве в глаза.
— Вы знали об этом входе? У опоры моста?
— Мы знаем о многих путях, ведущих в лабиринт, — холодно говорит она. — Это древняя тайна. Чего мы не знали, что наши противники тоже в курсе и подобрались так близко. Нужно узнать, кто им разболтал. За эту информацию тебе спасибо...
— Почему вы не сказали?
— Я не хотела подвергать тебя опасности, дитя.
Я её не слушаю. Я вспоминаю, как летела к опоре моста, чтобы потом рассказать обо всём Минерве.
О чём?
О том, что она знала ещё до моего рождения?!
— Я хочу домой! — срывается с губ.
Смотрю на часы — те разбиты. Наверное, в схватке с теми статуями.
— Хочу к себе!
Минерва качает головой. На миг, вместе с вдохом, прорывается мысль, что я снова всё испортила, что теперь статуи бросят меня, и во всём Городе я останусь одна. Но потом Минерва приказывает:
— Квинт, проводи её. Дитя, тебе надо отдохнуть после битвы. Ты поступила очень смело!
Он снова подхватывает меня холодными мраморными руками. А я опускаю взгляд на брусчатку.
Не могу посмотреть ни на эгиду, ни в её глаза.
Квинт опускает меня на ноги за полквартала от магазина. Обещает скоро привезти велосипед. Я не могу даже помахать ему рукой.
Первая фраза, которой встречает отец:
— Что случилось?! Ты опоздала на обед!
Смотрю на часы — стрелки навсегда остановились на 10:30.
— Прости, я... Вот, — поднимаю руку. — Не смогла рассчитать время.
Отец сам снимает часы с моего запястья, буравит взглядом.
— Как это случилось?
— Упала с велосипеда, — снова вру я.
— Это второй раз за неделю, — его ладонь сжимает запястье. — Ты точно в порядке? У тебя такой вид... непонятный.
Действительно, всё совсем запуталось. Статуи, пытающиеся меня убить, Минерва, лгущая мне.
— Я просто устала, — пытаюсь сделать правду нормальной. — Так много всего происходит.
Сгоревшая квартира. Ангел, который пытался меня запугать. Те опасные статуи. Проникновение в университет — зачем всё это было? Всё, что я делала, помогая Минерве защитить Город — на самом деле ей не нужно?
Отец явно не знает, что ответить. Он вертит в руках разбитые часы, оставляет их на столе и говорит:
— Я схожу за обедом, а ты посиди на кассе.
Уже позже, когда мы пьём послеобеденный кофе, а моё дыхание наконец выравнивается, он нерешительно начинает:
— Уверена, что всё хорошо? Может, тебе нужна помощь?
Хотела бы я знать.
— Нет, всё в порядке.
Открываю таблетницу, показываю ему — я не пропустила ни один приём. Разум, кажется, спокоен. Но не знаю, что хуже: мозг, обернувшийся против меня, или эти странные статуи, холодные руки на шее и такой же холодный взгляд Минервы.
Пытаюсь спрятаться у себя, но на подоконнике ждут несколько бронзовых птиц.
— Что-то случилось?
— Нет, мы охраняем тебя, — каркает одна.
— По поручению Минервы, — добавляет вторая.
Дышать от этот становится легче. У меня есть не просто друзья, но ангелы-хранители, способные защитить в любой момент. Но я всё ещё не понимаю, почему Минерва не хотела рассказать всё и сразу.
Не могу уснуть. Стакан с водой на тумбочке опустел; на цыпочках выскальзываю из комнаты за новым. Внизу в магазине всё ещё горит свет, отец разговаривает с кем-то по телефону, опять ему не спится. И я бы прошла за водой, но ловлю обрывок фразы:
— У неё уже назначен приём.
Такое можно сказать только обо мне.
— Да... Но в последнее время она меня пугает.
И это тоже обо мне? Бесшумно отступаю в тень, отец продолжает говорить:
— Она сегодня опоздала на обед, приехала какая-то потрёпанная. Постоянно гуляет с живыми статуями. Волнуется о чём-то, я не понимаю, — пауза. — Нет, я с ними не знаком. Но они часто вертятся у магазина.
Надо бы сказать Квинту не попадаться отцу на глаза.
— Я вот подумал, может ли это быть, знаете, — отец почти шепчет. — Рецидив?
В этот раз я перестаю дышать. Совсем.
Единственный раз, когда болезнь проявила себя ярко, я чуть не умерла. Я не готова к такому снова. Уколы. Запертая палата. И полная потерянность, когда не знаешь, чему верить, когда земля под ногами не кажется надёжной.
Бесшумно закрываю за собой дверь, сажусь на кровать. Селена за окном переговаривается с птицами, а я смотрю в одну точку и думаю.
Что если я снова заболеваю?
Неудивительно, утром я просыпаюсь разбитой. Отец приготовил завтрак, приходится заставлять себя есть. «Рецидив», — вертится в голове. Он думает, ты снова проваливаешься в это болото.
У меня не было галлюцинаций. Не было никаких симптомов, если не считать приступов паники. Я же чувствую себя нормально.
Но в прошлый раз я не понимала, что заболеваю. Вдруг отец прав?
— Почему это происходит со мной? — вырывается само по себе.
Отец ставит передо мной чашку чая с имбирём и лимоном.
— Ты не виновата... Знаешь, у брата твоей мамы была шизофрения. Возможно, это наследственное.
— А что с ним? Он вылечился?
Отец снимает с огня турку.
— Он умер.
Ох... Вот почему я видела дядю только на старых семейных фото.
Пока нет покупателей, проскальзываю в кладовку и достаю фотоальбом. Вот мама... и вот её брат. На чёрно-белом фото он кажется бледным, странным, со впалыми щеками. Я же не такая?
Ещё некоторое время я трачу на рассматривание своего отражения и поиск отличий от мёртвого дяди. Изучаю себя в зеркале наверху, потом в блестящей стенке электрического чайника, пока за спиной не раздаётся знакомый голос:
— Эм, добрый день?
Это мой старый знакомый — книжный воришка. То есть, сейчас он честный книжный покупатель с Рембо, Ахматовой, Пастернаком и Гёте в руках.
— У тебя период поэзии?
— Да, — он обнимает стопку книг. — Вы в первый раз мне такой вкусный кофе сделали. Можно и сейчас чашечку, пожалуйста?
В этот раз я варю ему арабику с щепоткой мускатного ореха. Он тянется к верхней книге в стопке, но переводит взгляд на меня.
— Как у вас дела?
Не знаю, что и ответить.
— Наверное, не очень.
— Почему? У вас украли книгу?!
— Нет, не с книгами это связано. — добавляю сливки в его кофе.
Могу ли я выдать тайну статуй тому, кто уже знаком с Квинтом? Наверное, всё же нет.
— Мне очень нужно разобраться с одним делом... Ладно, неважно. Ещё кофе?
Этим утром Воришка оказывается единственным посетителем, и отец отпускает меня в Собор. Закрываю за собой дверь, щурюсь от яркого солнца. Как Квинт и обещал, велосипед ждёт на привычном месте. Сначала я забираюсь на него неохотно, но, стоит нажать на педали, скорость захватывает. Лечу по улицам, не выполняя чьи-то поручения, не торопясь куда-то.
К моменту, когда ноги устают, я оказываюсь рядом с Собором ангелов. Мне бы проехать мимо, но в рюкзаке лежат фотографии, а Северный ангел, в отличие от остальных, был так мил.
И я уверенно подъезжаю к входу.
Ангел расправляет крылья, приветствуя меня. Старательно не глядя в сторону его Восточного брата, усаживаюсь на постамент. Несколько иностранных туристов слушают экскурсовода в другом конце зала.
— Я кое-что принесла, — шепчу я.
И достаю из рюкзака фотографии.
Главную ошибку я поняла сразу — нужно было печатать их на альбомных листах или ватмане, стандартные фото в руках ангела похожи на почтовые марки. Но он, сощурившись, разглядывает их — и улыбается ещё шире.
— Это так сейчас снаружи? Новые здания, да? Такие высокие! А это небо? Оно прекрасно!
Его крылья дрожат. Я тоже не могу сдержать улыбку.
— Оно такое светлое и яркое! И здесь, как садится солнце, — он долго смотрит на фотографию с закатом. — У меня нет ничего, но я многое бы отдал, чтобы это увидеть.
— Я... я принесу ещё фото. И ещё приду, обязательно...
Мне становится неловко. Сейчас я выйду из Собора, заберусь на велосипед, и увижу Город, и небо, и закат. А он останется здесь.
— Буду приходить, даже когда вся эта история с ключами закончится, — сбивчиво обещаю я.
— Не стоит так волноваться о них, дитя, — Ангел улыбается мне. — Если понадобится, мы сами покончим с этим в любой момент.
— То есть?
— У нас есть один из ключей. Если уничтожить его, остальные потеряют силу. Они связаны неразрывно.
— О... и вы это сделаете?
Он пожимает плечами.
— Многие мои братья категорически против. Но если Городу будет угрожать опасность, мы... — он замирает, не закончив фразу. Приближаются туристы.
Оставляю ангелу фотографии неба. Велосипед ждёт у выхода, но не успев поймать ритм дороги, я резко торможу. В той же кофейне, за столиком, где мы уже сидели, я замечаю Софи. В руках у неё книга, рядом — большая чашка. Спешиваюсь, подвожу велосипед за руль.
— Привет!
Софи отрывается от книги по истории Собора — кажется, я видела такую же в кабинете у Анны.
— О, привет! Продолжаешь изучать местные тайны?
Подсаживаюсь за столик, киваю на книгу.
— Ты, я вижу, тоже.
Софи смеётся, загибает уголок и откладывает том в сторону.
— Виновна по всем пунктам! Не смогла удержаться. Знаю, это опасно, мне стоило бы держаться подальше, но — меня так и тянет к этому месту. Может, — она отпивает кофе, — ...у всех хранителей есть такое чувство?
Я могу только пожать плечами.
Софи предлагает прогуляться и поболтать — давно я не делала этого с кем-то из плоти и крови. Пока я пристёгиваю велосипед на ближайшей парковке, она залпом опустошает чашку.
— Как твои друзья?
Этот вопрос сложнее, чем кажется.
— У них... У нас сейчас есть проблемы.
— Может, хоть расскажешь, кто они?
Я чувствую, что недостойна этой мягкой открытой улыбки. Но тайна есть тайна.
— Это такая группа... людей. Они наблюдают за Городом, за тем, чтобы всё шло, как обычно.
Поднимаю голову: Золотой ангел на вершине Собора сияет в лучах солнца. Интересно, он сейчас смотрит на нас?
— Их много?
Статуи в парках, бюсты, барельефы на зданиях и в метро...
— Да, немало. Но они хорошие, добрые. Всегда готовые защитить.
Минерва спасла меня, отправив птиц на помощь. Но следом за этой мыслью приходит другая, и я не могу сдержать дрожь.
— Но есть ещё одна группа. Они опасны.
При воспоминаниях о шестируком и зеркальном существе снова сбивается дыхание. Это так заметно, что Софи подхватывает меня за локоть.
— Ты в порядке?
— Да, просто... Когда я нервничаю, у меня начинаются панические атаки. Это следствие болезни.
— Мне жаль, — она кивает на лавочку, — Не хочешь посидеть?
Теперь мы смотрим на Собор издалека. Я гадаю, чем занимается Минерва, Софи отбрасывает волосы за спину и улыбается. Интересно, о чём обычно думают хранители? Что отличает их от нас?
— О чём думаешь? — спрашиваю я, когда снова могу дышать нормально.
— Да так, — говорит она. — Сегодня очень тепло. Смотри, — показывает на ветви берёзы. — Кажется, она скоро снова расцветёт. Это ли не прекрасно?
Пальцы сами сжимаются на коленях.
— Не знаю. По-моему, это неправильно.
Она пожимает плечами:
— А о чём думаешь ты?
Теперь моя очередь нервно дёрнуть плечом. Софи, кажется, всё понимает:
— Скажи, это связано с ключами?
Я открываю рот, но замираю, давясь словами. Как рассказать ей хоть что-то, не раскрывая секрет статуй? Соблазн, конечно, есть, Минерва ведь скрывала от меня всё о лабиринте и других статуях. Но она делала это, пытаясь защитить.
Как психиатр, когда запирал меня в палате.
— Ладно, если это тайна, не говори, — Софи машет рукой. — У меня голова кружится от всяких тайн.
— Но ты же приехала сюда, и...
— Да, так уж получилось, — она встаёт с лавочки, поправляет волосы, кольца сияют в свете солнца. — Мне пора домой, пока мосты не развели. Я очень надеюсь, вы разберётесь с этими ключами, а то уже уснуть не могу!
Вернувшись к собору, забираю велосипед и привычно машу ангелам на фасаде рукой. От всех этих разговоров я совсем забыла, что прошло три дня с того срока, который установил нам убийца статуй.
