падшие крылья

«Внутри каждого из нас таится свет, даже если он кажется тусклым и скрытым в тени боли. Главное — не сдаваться и верить, что однажды этот свет зажжется ярче.»

Чонгук сидел у окна своей комнаты, глядя на дождливый город. Капли стучали по стеклу, создавая монотонный ритм, словно сердце, бьющееся в такт его боли. Внутри всё было переполнено — страхи, разочарования, ощущение безысходности. Он чувствовал себя усталым, словно вся энергия ушла из него вместе с последним вдохом.

Внутри бушевала буря — мысли о том, что всё было бы проще, если бы он исчез. Если бы просто исчез из этого мира. Эти мысли приходили к нему как тёмные тени, прячущиеся в глубине его сознания: «Почему я вообще здесь? Что если я просто исчезну и всё станет лучше?». Он часто задавал себе этот вопрос — без ответа.

В его голове звучали голоса: один шептал о том, что всё можно изменить, что есть выход; другой — кричал о безнадёжности и боли. Он чувствовал себя словно на грани пропасти — и каждое утро казалось испытанием: вставать с кровати или остаться навсегда в тени.

Он вспомнил моменты из прошлого — как однажды он пытался найти утешение в музыке, в мечтах о будущем. Но даже любимые песни теперь казались пустыми и безжизненными. Всё потеряло смысл. Он смотрел на свою отражение в зеркале и видел не того человека — он видел тень самого себя: уставшего, разбитого и одинокого.

Иногда он думал о смерти как о спасении — как о конце мучений. В такие моменты ему казалось, что это единственный способ избавиться от боли и одиночества. Он представлял себе этот момент: отключиться от всего мира, перестать бороться. В голове мелькали образы: как он тихо уходит из жизни, оставляя всё позади — боль, страдания, пустоту.

Но внутри звучала тихая надежда — может быть, когда-нибудь всё изменится? Может быть, кто-то придёт и скажет ему: «Ты не один?». Но эти мысли казались далекими и недостижимыми. Он чувствовал себя словно заблудившимся в темной комнате — искал выход, но всё было запутано и безнадежно.

Глубоко вздохнув, Чонгук почувствовал тяжесть на сердце. Он понимал: сейчас он на грани выбора — продолжать бороться или сдаться навсегда.

Но даже в этом мраке он знал одно: пока есть хоть капля надежды — есть шанс найти свет в конце туннеля.

Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на дыхании. Каждое вдохновение было борьбой с волной отчаяния. Он чувствовал себя так одиноко... так безнадежно... будто весь мир отвернулся от него навсегда.

И вдруг ему показалось: а что если всё это — лишь иллюзия? Что если внутри него есть сила? Может быть, стоит попробовать ещё раз? Или это всего лишь слабость? Он не знал ответа.

Но одно было ясно: он больше не мог держать внутри этот груз один. Ему нужно было найти силы продолжать бороться... хотя бы ради тех редких моментов тепла и света, которые иногда пробивались сквозь тучи его души.

Он медленно поднял руку к сердцу и почувствовал его биение — слабое, но живое. И в этот момент внутри зажглась искра надежды: может быть... ещё есть

Чонгуку всего семнадцать лет — возраст, когда сердце должно биться в ритме надежды и мечтаний. Но для него это был период, когда всё переживается очень остро и одновременно — будто на грани. Внутри бушует шторм: хочется кричать и плакать, но одновременно — хочется исчезнуть, раствориться в тишине. Время взросления — это не только беззаботность и свобода, а скорее тяжесть, которая давит изнутри. И особенно трудно, когда рядом нет того человека, на которого можно опереться — того, кто поймет без слов, кто не отвернется и не уйдет. Нет плеча, которое бы держало его в этом мире безумия.

Чонгук чувствовал страх — такой сильный и сжатый, что он словно сжимал его сердце в кулак. Страх ошибиться. Страх потерять контроль. Страх остаться один на этом холодном и жестоком пути.

Он не знал точно, который сейчас час — за окном было темно и сыро. В комнате царила гнетущая тишина: будто он — призрак, растворяющийся в мраке. Чонгук медленно слез с подоконника — движения его были тихими и медлительными, как у тени, которая пытается исчезнуть в темноте. Он чувствовал себя пустым — будто его тело — лишь оболочка без души. Люди считали его безразличным, холодным — потому что так было легче: скрывать свою боль за маской равнодушия.

Дверь чуть приоткрылась — тонкий луч света просочился внутрь. Чонгук поморщился: мама стояла в проеме с усталым взглядом. Она смотрела на него так же скептически и устало, как всегда. Но он знал: она видит его не таким, каким он кажется внешне.

— Чонгук... ты когда уберешься? — спросила она тихо, почти шепотом.

Он хотел сказать что-то вроде «на выходных», но слова застряли у него в горле. Он отвернулся к окну — чтобы скрыть слезы или чтобы не показать свою слабость. Но отражение в стекле выдало все: глаза полные боли и усталости.

— Сегодня уберу... — прошептал он с трудом.

Мама молча кивнула и ушла — плотно закрыв дверь за собой. Так она выражала свое недовольство: молчанием и дистанцией.

Чонгук остался один у окна. Его взгляд снова упал на городские огни за стеклом: пустые улицы, мерцающие фонари... Внутри всё было так же холодно и пусто как эта ночь.

Он снова сел на подоконник и уставился вдаль. Там был город — его единственная отдушина или тюрьма? Он мог часами смотреть на эти улицы: старые дома с облупившейся краской, одинокие фонари... Он думал о том, как попал сюда: родители заплатили деньги директору за место в престижной школе для троечника... И зачем? Чтобы чувствовать себя еще более чужим среди одноклассников? Чтобы ощущать себя лишним?

Учеба? Эта игра с оценками казалась ему чуждой и бессмысленной. Он не понимал этого деления на умных и глупых — для него все было просто: он хотел существовать спокойно, без постоянной борьбы за признание или одобрение.

Ему хотелось просто выжить в этом мире злых людей — тех, кто жаждет власти над слабым; тех, кто смеется над чужой болью; тех, кто считает его ничем.

Он снова посмотрел на городские огни через окно... И почувствовал внутри себя такую пустоту и отчаяние, что казалось: даже свет этих ламп не может прогнать тьму внутри него.

Он часто ловил себя на мысли: «Зачем я здесь? Почему всё так сложно?» Его сердце сжималось от боли — он хотел просто исчезнуть, раствориться в этом мраке. Но одновременно с этим он боялся потерять себя окончательно. Внутри него живет страх быть никем — никому не нужным, ненужным даже себе.

Внутренний мир Чонгука — это постоянная война между желанием уйти и желанием остаться. Он мечтает о том, чтобы исчезнуть из этого мира, чтобы никто не мог его найти или обидеть. Иногда ему кажется, что он — тень, которая бродит по жизни без цели и смысла. Он чувствует себя словно потерянный ребенок в огромной темной комнате без выхода.

В его душе живет ощущение пустоты — словно кто-то вырвал у него сердце и оставил только холодную оболочку. Он часто задается вопросами: «Почему я такой? Почему все вокруг такие жестокие?» Но ответов нет. Есть только ощущение безысходности и желание сбежать от всего этого.

Он ненавидит свою слабость — потому что она мешает ему быть сильным для себя. Он хочет стать кем-то другим — более стойким, более уверенным. Но внутри он остается раненым мальчиком, который боится потерять все: друзей, семью, свою идентичность.

Чонгук часто вспоминает прошлое — моменты счастья или хотя бы спокойствия. Но эти воспоминания редки и болезненны. Он вспоминает маму с усталым взглядом и отцовские слова: «Ты ничего не добьешься». Эти слова будто пронзают его сердце снова и снова.

Иногда ему кажется, что он просто исчезнет — чтобы избавиться от боли и страха. Он мечтает о том моменте, когда сможет закрыть глаза навсегда или уйти туда, где никто не сможет его найти.

Но внутри есть еще искра надежды — тихая и слабая. Может быть, однажды он сможет найти силы выбраться из этого ада? Может быть...?

Он смотрит на городские огни за окном и чувствует их холодное мерцание как отражение своей собственной души: одинокой, заблудшей и ищущей свет в темноте.

Внутри Чонгука живет желание быть понятым — даже если он сам не всегда это признает вслух. Он хочет услышать голос поддержки или хотя бы понять сам себя лучше. Но страх показать свои чувства сильнее: он боится выглядеть слабым перед окружающими или перед собой.

Он ощущает тяжесть ответственности за свою жизнь — но эта ответственность кажется ему непосильной. Он хочет сбежать от этого чувства вины и страха, но не знает как.

И все же внутри есть маленький огонек надежды: может быть однажды он найдет силы принять себя таким, какой есть? Может быть однажды он сможет поверить в то, что достоин любви и понимания?

Пока же он остается одиноким путником в этом мире — ищущим свет среди бесконечной тьмы.

Чонгук не замечает, как засыпает на подоконнике. Его будят громкие разговоры родителей с кухни и шум телевизора, который отец почему-то включает на всю громкость. Видимо, в отличие от своего сына, ему не нравилась тишина.

Парень ворочается, тело ломит, кости и мышцы болят. Правая нога онемела, и ему нужно время, чтобы невидимые маленькие иглы перестали впиваться в нее. Заснуть в такой позе — было ошибкой.

— Ты время видел? — мать распахнула дверь.

Ослепительный свет полился из коридора в комнату. Тот покой, царивший в ней, был нарушен. Чонгук морщится и прикрывает глаза рукой. Ему словно влепили пощечину: громкую и унизительную — такую обычно используют, чтобы привести в чувство. Мол, Чонгук, не будь тряпкой, ты не должен плакать.

— Чонгук, ты меня слышишь вообще? — мать не входила в комнату, продолжая стоять в дверном проеме. — Шесть утра. Тебе в школу в восемь. Собирайся быстрее. Завтрак на столе.

И все эти обыденные фразы — слова заботы или так казавшиеся ей таковыми — ничего кроме пустоты и безразличия не выражали. Мать никогда не заботилась о сыне по-настоящему; она делала вид, что ей не всё равно. На самом деле она просто хотела нормальной жизни без сложного подростка. Благо Чонгук никогда не нагружал её своими проблемами, старался даже не плакать при ней. Да что там! Он даже на глаза лишний раз не попадался — всё ради того, чтобы мать хоть на какое-то время забыла о существовании сына.

Чонгуку пришлось встать, подобрать с пола какую-то старую кофту и натянуть черные джинсы. Проходя мимо настенного зеркала, он остановился и замер — в отражении он увидел незнакомого парня с усталым и грустным взглядом. Глаза и губы были припухшими от слез; казалось, что они уже застыли в таком состоянии и никогда не станут прежними. Он никогда не был веселым или беззаботным парнем, но хотя бы не погружался так глубоко в этот дерьмовый круг страдания.

Возраст семнадцати лет переносился для него крайне тяжело: он задавался вопросом — смог ли он что-то изменить? Знал ли он хоть что-то о будущем? Или всё его существование было лишь чередой бессмысленных попыток выжить?

— Какое ты ничтожество... — прошептал он себе в отражение с горечью. — Зачем ты вообще...

Парень осекся: он хотел сказать больше — что-то вроде «зачем я вообще живу?» или «зачем я здесь?» — но слова застряли у него во рту. Он быстро схватил рюкзак из угла комнаты и вылетел из квартиры.

Не позавтракав, не почистив зубы и даже не умывшись — времени было мало: нужно было успеть на автобус до школы через пробки.

Чонгук подошел к остановке ровно к тому моменту, когда подъезжал его автобус. Он оплатил проезд и взглядом искал свободное место — если оно вообще есть. В конце салона заметил пустое место рядом со старушкой с огромными сумками и осторожно прошел мимо других пассажиров: автобус качало из стороны в сторону так сильно, что удержаться было трудно.

Ему нравилось ездить на автобусе именно потому, что это был короткий путь к школе — чем меньше времени он проводит там или дома, тем лучше для него. В долгих пробках он чувствовал себя чуть спокойнее: остальные пассажиры постоянно жаловались водителю за задержки или претензии к другим водителям.

Если бы Чонгук мог быть не равнодушен ко всему этому миру так же легко как большинство его сверстников — он бы обязательно заступился бы за водителя автобуса, но вместо этого он воткнул оба наушника. В плей-листе была только одна группа — Chase Atlantic; однажды услышанная песня «Crush» стала для него чем-то вроде спасения от реальности.

И сейчас... В наушниках играет «Friends », а за окном медленно пробуждается город: рассветный свет окрашивает улицы мягкими оттенками осени (которая почему-то никак не спешила приходить). Осень была его любимым временем года: тихая, спокойная... Но сегодня она казалась особенно далекой.

Чонгук сидел на краю сиденья, опустив голову и погружавшись в музыку. Внутри всё еще бушевала буря — мысли, чувства, воспоминания. Он знал, что день будет тяжелым: школа, одни обязательства, пустота внутри. Но именно в такие моменты он чувствовал себя чуть более живым — когда музыка становилась его убежищем.

Автобус трясся из стороны в сторону, и он попытался сосредоточиться на ритме песен. В голове мелькали образы: мама, которая никогда не замечала его настоящего; школа, где он чувствовал себя чужим; и те редкие моменты тишины, когда он мог просто быть собой.

Вдруг его взгляд упал на окно. За стеклом мелькали улицы города — серые здания, прохожие с усталыми лицами, машины в пробке. Всё казалось таким безжизненным и однообразным. Чонгук вздохнул и закрыл глаза на мгновение.

— Что я вообще делаю? — прошептал он себе. — Всё это — просто бесконечная борьба за выживание.

Внезапно его внимание привлекла фигура у остановки: мужчина в темной куртке и шляпе стоял неподвижно, словно ожидая кого-то или что-то. В руке он держал газету, а взгляд был сосредоточен куда-то вдаль. Чонгук почувствовал странное притяжение к этой фигуре — будто он видел в нем отражение своей собственной усталости.

Автобус начал трястись сильнее — кто-то зацепился за поручень и чуть не упал. В этот момент парень заметил, как старушка рядом с ним тихо вздохнула и поправила свои сумки.

— Всё так же трудно... — прошептала она себе под нос.

Чонгук вдруг ощутил странное сочувствие к ней. Он подумал о своей матери: о том, как она всегда казалась такой сильной и холодной одновременно. А внутри она была такой же уставшей женщиной, которая просто хотела жить своей жизнью без лишних проблем.

Он снял наушники и посмотрел вокруг: все были погружены в свои мысли или дела. Никто не замечал его внутренней боли — ни учителя, ни одноклассники. Он был один среди тысячи лиц.

Автобус остановился у школы. Чонгук поднялся с места, поправил рюкзак на плече и вышел на улицу. Всё то же знакомое до боли место, в котором он учится уже одиннадцать лет. Ощущалось это как пытка — каждый день одно и то же, одно и то же лицо, одни и те же стены. Внутри всё сжималось от усталости и раздражения.

В начальной школе он был мальчиком, который всё время сидел за последней партой, прикрывшись учебниками и делая вид, что слушает учителя. На самом деле его волновало только то, когда прозвенит звонок с урока, чтобы наконец-то пойти домой. Он мечтал о тишине и покое — о том, чтобы никто не трогал его.

Несмотря на своё безразличие к учебе, у него были хорошие оценки. Он быстро схватывал новый материал, поэтому идеально решал все самостоятельные и контрольные работы. Но с устными уроками у него было туговато — говорить вслух перед классом он не любил и старался избегать этого.

Настоящих друзей у него не было. А если бы и были — только те, кто пользовался его знаниями: списывали всё под чистую и забывали про самого Чонгука. Именно в том возрасте парень понял, какие люди бывают меркантильные. С тех пор он принял решение оставаться тенью в классе: никого не трогать и чтобы никто не трогал его.

— Чонгук, здарова! — раздался голос из параллельного класса. Парень из того же класса хлопнул его по плечу.

Чонгук никак не отреагировал, прошёл мимо мимо него — и это очень разозлило Даниэля.

— Сука! Ты слышишь меня?! — крикнул Даниэль, резко схватив Чонгука за грудки.

Тот зло дышал и трясся от агрессии. Вокруг них собралась толпа зевак: кто-то доставал телефоны, кто-то шептал друг другу сплетни или просто наблюдал за сценой с интересом. Девочки достали свои гаджеты — им было интересно запечатлеть этот момен.

Чонгук не обращал внимания на них. Он смотрел только на Даниэля — его глаза горели яростью и желанием дать отпор. Внутри всё кипело: он очень хотел врезать ему по лицу, но статус в школе мешал — он понимал: сейчас лучше держать себя в руках.

— Чё ты хочешь от меня? — спросил Чонгук тихо, но сдержанно. Его голос дрожал чуть-чуть — он боролся с порывом взорваться или заплакать.

Даниэль зло выплюнул:

— Хочу, чтобы ничтожество знало свою место! — его голос был полон презрения. — Но ты думаешь, что ты лучше всех? Ха! Если ты такой тупой и сам этого не понимаешь... скажу прямо: в этой школе тебя ненавидят все!

Парни из компании Даниэля закивали одобрительно; лица зевак отражали согласие или насмешку. Всё это делало боль внутри ещё сильнее.

— Нахер ты вообще здесь учишься? — раздался голос из толпы.

— Лучше спроси, зачем он вообще живёт! — добавил кто-то ещё со злобой в голосе.

Эти слова словно острый нож прошили сердце Чонгука. Кровь хлынула из ладоней: ногти впились под кожу пальцев, что казалось — они сейчас пройдут насквозь. Но Чон не плакал. Он держался изо всех сил: боялся выглядеть слабым перед всеми этими людьми.

Чонгук оторвал руки Даниэля от себя и на ватных ногах пошёл дальше по коридору. Его сердце билось так сильно, что казалось — оно вот-вот вырвется из груди. Хотя его кабинет находился в другом крыле школы, он шёл дальше словно сквозь туман: всё вокруг было будто затуманено слезами или болью внутри.

Он чувствовал себя опустошённым — словно вся энергия вытекла из него вместе с этим столкновением. Внутри всё кричало: «Почему так больно? Почему я должен терпеть это?» Но внешне он оставался спокойным — потому что знал: если покажет слабость сейчас, все увидят его ничтожество.

Когда он дошёл до двери своего кабинета, сделал глубокий вдох и медленно открыл её. Внутри было тихо; никто не ждал его там сегодня.

Он сел за парту и уставился в окно на серое небо за школой. В голове крутились мысли о том, как всё могло бы быть иначе... Но пока что оставалось только терпеть этот день до конца

Бесконечная череда одних и тех же событий была уже частью самого Чонгука, проживавшего один день словно заново. Ощущая те же эмоции и чувства, что казались ему невыносимыми

Учеба заканчивалась в три часа дня, но Чон свалил бы с уроков раньше, если бы не последний урок у классной руководительнице, которая очень предвзято относилась к парню, а нарываться на очередные неприятности не хотелось. Не то, чтобы Чонгук не хотел расстраивать мать своим поведением, скорее он не хотел слушать о том, какой он плохой сын и как он смеет позорить ее. Почему же она не поймет — последнее, что волнует Чона так это учеба. Он ходит в школу, чтобы просто не зависать дома, но если бы не контроль со стороны учителей, он бы точно отсиживался где то на окраинах города, в заброшенных районах города или страных кафешек со старомодной музыкой. Кстати одно из таких мест все таки посещал Чонгук в свободное время, когда хочется просто скрыться от реальности, спрятаться от всех проблемах и навязчивых мыслей, что кажется, слишком часто витали в голове у молодого парня. Кафе, находящиеся в трех с половиной кварталах от его дома. «Vertigo» — стало отдушиной для Чона. Маленьким раем, в котором работали не люди, а точно ангелы. От них излучался такой свет, что порой парень щурился, встречаясь с их счастливым и доброжелательным взглядом. Кафе не пользовалось популярностью, поэтому там всегда было пусто, за исключением выходных дней, когда каждая выбиралась из дома и даже такие маленькие кофейни не пустовали.

Головокружение — вот так переводилось название маленького и тихого рая Чон Чонгука. Но никакого головокружения так не было, наоборот, спокойствие и умиротворение струилось из каждой щели и трещине. Так не было место мыслям и слезам, ничего кроме крепкого и горького кофе, который казался самым пряным и сладким напитком в жизни парня. Он всегда заказывал одно и тоже и всегда делал это для галочки, как традиция или ритуал. Парню приносили  маленькую кружку, он делал пару глотков и больше не притрагивался к ней, словно это могло разрушить что то очень хрупкое и ценное. Работников в «Vertigo» Чонгук знал по именам, а некоторых даже по глупым прозвищам.

На кассе всегда сидел молодой парень по имени Джонхан, но все его звали «Добрый Робин» , в честь Робина Гуда. У Дхонхана был чуть рыжеватый оттенок кожи и оранжевого цвета волосы, разрез глаз его был невероятно красивый — лисий. Поэтому его прозвали в честь известного разбойника, но в отличие о него, Джонхан был честен до мозга костей: никогда никого не обманывал и никого не грабил.

В «Vertigo» работали и повара, которым частенько не было заняться и они даже установили какой то дешевый телевизор на кухне, предварительно завернув его в целлофан. Там был всего один канал на котором крутили корейские сериалы 2000 годов. Но этого хватало, чтобы занять себя на несколько часов. Нет, вы не подумайте, что кафе было совсем одиноким. Пару раз в день туда все таки заглядывали пожилые пары или мамы с детьми, обычно это происходило в обед, когда другие заведения были заполнены. Мисс Пак и Мистер Пак всегда честно старались над каждым блюдом, даже из скудных ингредиентов, старались сделать шедевр и у них это вполне получилось

Чонгук был хорошо знаком с бариста, которого звали Мин Юнги. Ему было всего восемнадцать лет, он учился на экономическом факультете на бюджетном месте, но даже получая стипендию, ему еле хватало на съемную комнату и еду. Мест в общежитии ему не досталось, сколько он не упрашивал и не оправдывался тем, что в Кореи он приездом и родственников у него тут нет. Чон очень хорошо понимал Юнги, но всегда удивлялся, как он может так искренне улыбаться каждому посетителю. Но парень был слишком скромный, чтобы задать этот вопрос, поэтому осталось только восхищаться и немного завидовать. Мин  всегда делал очень вкусный кофе, он так тонко мог передать вкус зерен, что были самыми дешевыми на рынке, ведь кафе не пользовалось большим спросом, поэтому прибыли было не так много. Чонгуку вообще иногда казалось, что это заведение держится только на его ежедневных 1, 5 долларах.

Чон не хотел возвращаться домой, поэтому решил заглянуть в «Vertigo», выпить кофе и просто убежать от реальности, которая была слишком жесткая

Колокольчик над дверью приятно звенит над его головой, заставляя Доброго Робина и Юнги обернуться на нового посетителя, что какое то время останавливается на пороге, осматривая помещение. Стены здесь покрашены в темно коричневый оттенок, в некоторых местах висят картины в деревянных рамках, где то расположились тускло горевшие настенные светильники в старом стиле. Основной свет в кафе почти не включали, создавая уют, спокойствие и ощущение полного уединения. Чонгук неспешными шагами приближается к круглому столику, расположенному рядом с кассой. Приземляется на деревянный стул с мягким сидением и устремляется взгляд на Юнги

— Чонгук, привет! — улыбается Мин и машет ему рукой, — Как ты? Что то тебя давно не было...

— Со школой кое какие проблемы, но так у меня все хорошо, — Чонгук пытался говорить небрежно, он не как не мог привыкнуть к тому, что в этом месте можно быть честным на сто процентов

— Тебе как обычно? — подает голос Добрый Робин и кивает на меню, что висит над его головой.

Чонгук уверенно кивает и снова переводит взгляд на Шугу, который уже принимает готовить кофе, настраивая кофе машинку

— Постой! — останавливает его Чон и смущенно добавляет, — Может попробуем что нибудь новое?

— Как насчет добавить сироп или больше молока, могу сделать тебе кофе с кокосовой стружкой или сливками. Что хочешь?

— Тогда мне латте с кокосовым сиропом, пожалуйста, — улыбается Чонгук и возвращает улыбку Юнги

Юнги приступает к работе: готовит кофе машинкой аккуратно и сосредоточенно. Джонхан тем временем выходит из-за кассы и вытирает столы влажной тряпкой. Чонгук рассматривает его: длинные рыжие волосы были заплетены в гульку и спрятаны под кепкой с названием кафе. Ходил Джонхан в одном и том же: бежевая и чуть поношенная футболка и коричневый фартук, такой же был у всех работников «Vertigo».

— Ты какой то странный сегодня, Гукки, — как бы невзначай замечает Робин, проходя влажной тряпкой деревянную поверхность, за который сидел Чонгук

— Потому что заказал себе что то другое, а не как обычно? — усмехнулся парень

— Ты даже не представляешь, как это важно... Я сразу заметил что-то изменившееся в тебе... Но понять пока не могу: хорошо это или плохо... Такие перемены могут означать всё что угодно...

— Роб, ты что то себе надумал...

— Эй, отстань от покупателя! — доносится из за бара.

— Дай ему спокойно насладиться своим латте с кокосовым сиропом, — Юнги подходит к столику с белоснежной чашкой с золотым отблеском в руках.Она была фарфоровая и будто ничего не весила, каждый раз Чонгук боялся уронить ее, поэтому всегда с осторожностью подносил кружку к губам, стараясь не делать лишних движений

Чонгук уже собирается насладиться своим напитком, как замечает, что парни не собираются уходить и стоят над ним

— Вы так и будете пялиться?— спрашивает он чуть смущённо.

— Ой... если тебе неудобно,— быстро лепечет Джонхан,— мы можем уйти...

Но Юнги мягко останавливает его:

— Нет-нет... Мы просто хотим увидеть твою реакцию,— говорит он спокойно.— Ты ведь наш постоянный посетитель... А значит очень важный человек для этого места.

Чонгук слегка покраснел, услышав такие слова. Он не привык к тому, чтобы кто-то так искренне ценил его присутствие. Внутри заиграла теплая волна — словно солнечный лучик пробился сквозь тучи.

— Спасибо... — тихо произнес он, делая глоток своего латте. Вкус был насыщенным и мягким, с легкой ноткой кокоса. Это было именно то, что ему нужно было сейчас.

Юнги улыбнулся в ответ и сел напротив, аккуратно поставив кружку на стол.

— Знаешь, Гукки, — начал он мягко, — иногда мне кажется, что ты слишком много держишь внутри. Ты ведь знаешь: здесь мы всегда готовы тебя выслушать. Не обязательно всё держать в себе.

Чонгук посмотрел на него чуть удивлённо. В его глазах мелькнуло что-то вроде благодарности и легкого смущения.

— Я... просто не привык делиться своими проблемами, — признался он тихо. — Обычно я стараюсь всё решать сам.

— Но иногда даже сильным нужно немного поддержки,— ответил Юнги с теплой улыбкой. — И ты знаешь: мы здесь для этого.

Джонхан, который всё это время наблюдал за ними с легкой улыбкой, вдруг вставил:

— А ещё у нас есть секретное оружие против грусти — это кофе и хорошие друзья. Так что не стесняйся приходить сюда хоть каждый день, если нужно.

Чонгук улыбнулся в ответ. Внутри у него словно проснулся новый свет — он почувствовал себя чуть легче. В этом кафе он нашёл не только уют и тепло, но и настоящих друзей.

Через полтора часа бесконечных разговор ни о чем, заразительного смеха Юнги, глубоких речей Доброго Робина и еще пару чашек кофе, Чонгук наконец смог заставить себя уйти из этого маленького рая и от этих светлых ангелов, дарующих самое настоящее тепло