For you

— Так запороть любовь, ещё и ругаться. Вам сколько лет? — вздыхала ЭмДжей, в упор не желая заглядывать Питеру в глаза. Она смотрела на дальний аквариум и возвышающуюся над ним статую морского чудовища времён Ушакова.

— Я не руг... — Она недовольно повернулась в сторону мальчишки.

Пару минут они смотрели друг другу в глаза, а может и в душу, потом снова отвернулись. Мишель  — к аквариуму, Питер — к небу, что светилось холодной голубизной из огромного окна с толстым стеклом.

Спустя некоторое время девушка вдруг продолжила, говоря как бы на выдохе, будто слова пережимали горло:

— Ты влюбился не в него, а в возможность любить. Я не думаю, что он тот человек, с которым ты бы провел всю жизнь. Такого ты еще не нашел.

— Нашел. И потерял.

Оба смотрели куда-то не туда и думали о чем-то не о том.

Проходящие мимо библиотекари думали, наверное, что они влюбленная пара, потому что ЭмДжей держала свои руки под его кофтой, но то было далеко не так.

Друг — прекрасный.
Прекрасный друг.

Паркер плыл глазами в белых облаках и вспоминал.

Все еще вспоминал.

***

Это было около трех месяцев назад, после прогулки Питер и ЭмДжей разошлись, по обыкновению, в разные стороны.

Мальчишка сел в самый конец автобуса, к печке. Правда, дуло от окна, и голова его мерзла, а ноги оставались в тепле. Получался некий баланс. Такой баланс: между отлично и плохо. Обязательно получается хорошо.

Напротив сел невзрачный парнишка с длинными ногами и кривым носом. Выгнулся, улегся, облокотившись на окно, и начал что-то шептать в наушник. Воцарило спокойствие.

Через пару минут позвонил Нед, говорил, что не сможет встретиться сегодня.

Вот и что Питеру теперь делать? Зачем он так рано отправился домой, мог бы еще погулять с ЭмДжей.

— Нет, ничего страшного, я не обиделся. Конечно. Ложись спать. Отдыхай. И тебе до завтра, — Питер смотрел на ботинки, стоящие в тающем шоколадном снеге.

На самом деле было немного обидно, и он даже обиделся, но что сделаешь, если Нед устал? Никто не пожелал тебе спокойной ночи? Вот бессовестные!...

Паркер затолкал телефон обратно в тесный карман.

К белым от реагентов берцам того странного парня прибавились кроссовки – серые, аккуратные, с тремя полосками, наверное, очень модные. Мальчик поднял голову. И Он поднял голову. Они оба подняли головы одновременно.

Он — это понятие относительное. Кто Он? Кондуктор со сталинскими усами? Дедушка, сидящий за три сидения от Паркера? Тот прохожий на улице? Нет.

Он — это Он.
А кто конкретно – неизвестно. Известно, что Он.

Сидит, улыбается и глядит в самую далёкую синь моря. Питер смущённо смотрит в ответ. А потом не смущённо. Есть такие люди, внушающие уверенность в первые минуты знакомства. А они даже не знакомы.

Глаза его — средние, темные, коричневые с желтоватым оттенком, как дорогой коньяк; с ресницами, припудренными мукой, — глаза-уверенность. 

Смотрит и хорошо. Даже тепло стало, и по волосам пронесся майский ветер. Сидят.

Питер отрывает глаза на минуточку.

Смотрит на губы. Полные. Розовые. С алыми трещинами. Мужские губы. Губы, которых почти нет. Да и зачем они мужчинам?

Поднимается выше. Брови. Темные. Волосы. Такие же. Нос — гордый. Красивый.

А куртка жёлтая. Ярко-жёлтая. Он, как палитра в картинах Ван Гога. Да Он и сам Ван Гог.

Мальчик не думает, что художник — руки грубоваты, хотя будут по-нежнее его – писательских.

Значит, музыкант.

Пока Питер разглядывает, сам понимает, что он в ответ разглядывает его. Наверное, сделал акцент на губах. Долго всматривается. Паркер старается не улыбаться.

Хочется дать руку и выйти из автобуса, зайти по пути в магазин, а потом и в общую квартиру с тёплыми полами, жирным котом и пледом на кровати.

Остановка.

Он встает. Подаёт Питеру руку.

– Не хочешь пройтись? – голос бархатный, почти волшебный.

Мальчик подает ему руку в ответ.

***

Через два месяца они выходят на той же самой остановке. Воет ветер, луна кидается в лицо шмотками белого неба. Штаны колышутся из стороны в сторону.

Идут за руку. Раз ветер прошел, зима прошла. Выглянуло уходящее в закат солнце, запели птицы, запахло выхлопными газами весенних машин. Подходят к красно-зелёному магазину. Синие туфли цокают по магазинному кафелю.

Питер подходит к витрине с фруктами.

— У нас яблоки остались? — спрашивает Тони, поглаживая одно, самое зелёное и крупное, какой-то неправильной трапецевидной формы.

За месяц Питер узнал, как его зовут.

— Опять с них в туалете засядешь. Не бери, — Питер недовольно разворачивается в сторону сыпучих. — Спагетти хочу.

— Охохо! Спагетти, — смеется мужчина, ходя за мальчиком, как уточка за утятами.

В алую корзину в крупную сеточку прыгает черный хлеб, белая булка, молоко, спагетти, килограмм апельсинов, на которых у Питера аллергия, пакет сушек, пачка печенья, обезжиренный творог и полкило моркови. Подходят к отделу с алкоголем.

— Я пивка возьму?
— Опять пивка?

Тони смотрит с укором, сдвигая темные брови.

— Тогда мне ещё вина возьми, – бросает Питер и топает к кассе, поправляя шапку.

Усатая кассирша пробивает товар.

— Мальборо красный, пожалуйста, – мужчина достает карту, кидает с верхней полки пачку дюрекс, расплачивается, берет пакеты. Они выходят.

***

Идут по какому-то парку. Становится жарко, даже душно, по-вечернему душно. Паркер расстегивает зимнюю куртку, а мужчина недовольно цокает.

Идут молча. Без вопросов. И без ответов тоже.

Подходят к многоэтажке. Мальчик достает ключи с брелком в виде собачки.

Открываются двери лифта.

Тони нажимает на седьмой этаж. Едят. Выходят. Подходят к квартире пятьдесят. Открывает дверь. В квартире пусто. Полы теплые.

Паркер снимает туфли. Вздыхает. О гудящие ноги трется жирный котища.

Тони проходит в ботинках в кухню, кладет пакеты.

— Куда ты в ботинках пошел?

— Как будто ты убираешься.

Молчат. Он идет в зал. Садится на диван с мягким пледом. Питер — на кухню с жаркой плитой и острыми ножами.

***
Через месяц ничего не меняется совершенно.

— Все готово! — Паркер выглядывает из-за косяка зала, вытирая руки о полотенце.

Накладывает спагетти из белой кастрюли с красными цветочками.

Смотрит в окно, прикрытое ажурными шторами; вечер зеленеет, на березах появляются первые листья. Сосульки плачут, а по всему городу образуются лужи и слякоть.

— Дай кетчуп.

— Как на работе? — Паркер смотрит в холодильник в поисках красного соуса. Черт, кетчуп забыли.

— Как всегда, — Тони пожимает плечами и тыкает вилкой мимо тарелки.

Мальчик наливает в бокал вино.
Мужчина открывает пиво. Включает телевизор. Сидят.  Снова молча.

— Ты доел?

Питер кивает головой.

— Пошли в зал.

Оба идут в зал. Лежат на диване с мягким пледом.

Целуются, как под дубинкой надзирателя.

Так напряженно и неохотно.

Тони выключает свет. За окном снова валит снег. Питер закрываю глаза, поглаживая слишком нежную, не то что как у него – писательскую руку, давящую грудную клетку.

Закрывает глаза.

Открывает. Возле статуи вместе с ЭмДжей. За окном идет снег.

Тони — где то далеко.
Да и какая разница.