"Искупительница"

    Промчалось ещё несколько месяцев. Изначально вслед за поцелуем, наши с госпожою отношения смиксовались в трудно описуемую гамму вкусов и эмоций, средь которых отчётливо фигурировала кислинка смущения. Временами в моём колеблющемся нутре проклёвывались нешуточные опасения, что Цуяко избрала решение тактично дистанцироваться от меня, но позже осознал, что просто воображаю лишнее и страхи мои являются фиктивными.

     Ключом било моё счастье, порождённое знакомством с Ямано, готовой протянуть мне побелённую руку помощи в делах сердечных и в одночасье высвободить мою душу из тугих узлов неясностей. Кто знает, может, если бы не эта героиня, оставшаяся под покровом тени, мы с Цуяко до сих пор не знали бы, как дальше жить под одной крышей. У самой Ямано больше проблем не было, ведь Широтамаши всё доходчиво объяснили остальным гейшам и когда они поняли, что просто шли на поводу у рокурокуби, их ненависть к Ямано как ветром сдуло, а отношения наконец стабилизировались. Хоть за что-то я могу благодарить их...

     Обострились разве что мои отношения с Ясухиро...

— Тадао, где логика? — возмущался он на нашем дневном патруле.

— Ну извини. — сожаления иглой вонзились в саму душу, вынуждая мои плечи подпрыгнуть и опуститься. — Правду говорю, мы пересмотрели каждый вариант и остаться просто-напросто не можем. Ты ведь был предупреждён об этом с самого начала.

— Был, да вот надеялся, что вы образумитесь. Какой смысл покидать город перед самым новым годом?

— Ох... Сколько раз мне повторять-то, я бы с удовольствием остался. Но Ханами решила справить его со своими родными, а они живут в какой-то одинокой деревушке.

— Так пусть сюда заявятся! — порыв глупых эмоций аж всплеснул его руки, как ветер горстку сухих листьев.

— И не совестно тебе напрягать стариков? Это мы ещё свежи, нам можно и побегать.

     Ясухиро вздохнул и поднял голову к затянутому белыми тучами небу, с которого падал лёгкий снежок.

— Надолго оставляете столицу? — устало спросил он.

— Силюсь вот сказать... — неуверенно почесал я затылок. — В силу обстоятельств мы и вовсе можем не вернуться в её стены.

— Что? — резко метнул он испуганный взгляд, зрачки в котором словно бы покрылись инеевой коркой. — Тадао, не слагай такие вещи! Это ведь розыгрыш, да?

— Хотелось бы.

— Но почему!?

— Ханами душа вольная, не терпит долгой остановки в одном месте. Ежедневно начинает сравнивать себя со свободолюбивой птицей, запертой в клетке. — озвучил я сходу сочинённые оправдания, стараясь звучать как можно убедительнее. — Мы сменили вот уже...

— Ханами, Ханами, Ханами... Тадао, я против твоей жены ничего не имею, но ты что, во всём ей потакаешь?

— Не потакаю, а внимаю душе, преследуя желание одарить счастьем. И это, если ты запамятовал, долг абсолютно каждого супруга. Быть может, однажды мы охолодеем друг к другу, но пока медовая река не вынесла нас к мелководью, не оставим мы стремлений привнести на сердце оттепель.

     Этот разговор уже начинал меня порядком раздражать...

— Да? Если так, то пусть Ханами соизволит прислушаться и к твоему сердечку тоже. Ты ж не хочешь уходить? Пусть усмирит свой эгоизм, а то складывается впечатление, что это она всем в вашем доме заправляет!

— Женщина вообще-то не обязана состоять в рабстве у мужчины. Кто я, чтобы помыкать ею?

— Никто это не оспаривает. Но оно и не подразумевает, что мужчине должно раболепствовать пред нею.

— Ох... — лицо совершило смачное крушение о мою ладонь. — Не раболепствую я, что ты вообразил? Жёнушка моя готовит, убирается и...

— Ты лучше не её исключай, а себя. — резко перебил он меня, как рокочущая молния прерывает чтение сказки малолетнему чаду. — Что ты делаешь, кроме работы?

     На самом деле тут он был прав... Я ведь по сути только зарабатываю, попутно вытягивая из других стражников информацию по осведомлённости шогуна в местонахождении Цуяко. Но засим мои обязанности обрываются, столь же резко, как жизнь невезучего едока после порции некачественно приготовленной рыбы-фугу.

— Хиро. — обессиленно вздохнул я. — Пойми, я тоже не хочу прощаться, но...

— Так не прощайся!

— ...но не могу.

— Вот так легко поставишь точку в нашей истории? Знаешь, далеко не каждый готов с жизнью распрощаться за другого. Это как минимум значит, что человек ему дорог. А теперь ты вот так запросто прощаешься со мною.

— У тебя что ли нет друзей, кроме меня?

— Разумеется, что нету!

     Даже не скажи он это так резко, я бы удивился... Я заглянул ему в лицо, но осознав, что он только что выпалил, Ясухиро отвернул голову в сторону, противоположную моей.

— Прости, я не знал. — осторожно продолжил я.

— Что уж теперь. — отстранённо отмахнулся он.

— Хиро, вокруг полно людей поинтереснее меня. Десятками друзей обзаведёшься, коли приложишь усилия.

— Да как ты не уловишь истинных причин? Речь ведь не о том, насколько ты, друг мой, занимателен как личность, сколь много праздности может вместить твоя скромнейшая душа или о том, что помимо тебя мне не с кем перекинуться и парой повседневных слов. А о драгоценной верности и столь редкой человеческой взаимовыручке. Эдо полнится весельчаками, факт неоспоримый, только где окажется их подавляющее большинство, когда мои ноги безвылазно увязнут в трясине бед, из которой невозможно высвободиться в одиночку? Будут перекидываться в го с гейшами иль заправлять желудок горячительным — как же иначе? Любая столица — это в первую очередь обитель изнеженных, снобских, трусливых и алчных эгоистов, товариществом с бескорыстием шлейфит там только от приезжих. Возможно, я и сам не лучше, раз уж не могу смириться с решением другого семейства и просто отпустить вас, но Тадао... Друзей-то я смогу сыскать, но таких ли надёжных, как ты? В тебе отчётливо прощупывается недалёкое, может даже наивное, но единственно-правильное воспитание со строго закреплёнными моральными устоями. Такие как ты никогда не предают. И мне небывало жаль вот так вот взять и потерять подобного человека, который помимо прочего рискнул жизнью ради меня.

     Что-то мне это напоминает, не находите? Быть может, госпожа Накамура чувствовала то же самое, всеми силами стараясь отлепить меня от себя, как присосавшуюся пиявку? Стоит отдать должное её терпению.

     В самом деле, проводя меж нами параллель, мне много проще разобраться в чувствах Ясухиро. Как я мнил нашу с госпожою встречу дарованием судьбы, так и он безоговорочно уверил свой мозг, что неспроста наши пути пересеклись. А спасение лишь послужило дополнительной примесью к нержавеющему сплаву, из которого он отлил кубок нашей дружбы. Знал бы я, какие отпечатки оставят мои прошлые поступки и к чему они приведут... Хотя нет, даже знай я, что он так ко мне привяжется — всё равно бы спас. Хиро мне как минимум приятен и мне жаль отказываться от него, но сомневаюсь я, что судьбы наши воистину вышиты на едином гобелене.

     А мне взаправду было нечего ему сказать... И распрощались мы в ужасном настроении. Не знаю, как Ясухиро будет избавляться от него... Я-то просто побеседую с госпожой. Мудрость и склонность к доскональному анализу то и дело позволяли ей прозреть мрачные оттенки в положительных вещах, а в удручающих напротив снискать моменты утешения. И это очень пригождается в подобные мгновения — когда необходимо переосмыслить тот или иной аспект.

     Вернувшись домой на обед, я обо всём поведал Цуяко и запросил её мнения. Хотя наши голоса перегораживало аппетитное скворчание раскалённого масла, госпожа спокойно поддерживала диалог, попутно обжаривая куриную грудку, порубленную на ломтики. А всё-таки какая она фантастическая хозяйка...

— Непосильная задача — отыскать на свете вещь, которую я бы поставил поверх ваших желаний... — говорил я ей тем временем. — Но и друга не хочется столь халатно выплёвывать из жизни, понимаете? Можем мы остаться хоть на праздник? Так ли нам необходимо выдвинуться в путь перед самим его преддверьем?

— Боюсь, что да. — ответила она, переключаясь на небольшой котёл с мисо-супом, прежде чем подуть на бульон в ложке и попробовать его на вкус. — Сроки данные переменить не представляется возможным, иначе зря всё это время мы с тобою выжидали.

— Но почему? Неужели кицунэ так быстро разбегутся? Кроме того, ведь не все из вас заинтересованы в человеческом благополучии? Может, мало кто явится к древнему древу?

— Не все, но большая часть точно. Для нас это что-то вроде традиции, которую не принято нарушать. Так что редкая кицунэ её проигнорирует. И к тому же, бьюсь об заклад, не мы одни захотим поговорить об этих экзорцистах.

— Эх... — уронил я остекленевшие зрачки на пол. Благо, лишь образно, а то того и гляди разбились бы вдребезги.

— Так яро не желаешь покидать Эдо?

— Не хочу. Но капризничать я не намереваюсь, уж будьте покойны. — смиренно выпрямил я стан, окатывая разум струёй бодрящего и отрезвляющего холода. — Раз надо, значит надо.

     Минуту госпожа молчала, каждую секунду наращивая на своём лице хмурость и тоску. Единственные звуки, бегающие вдоль стен, шли из одних только котелка со сковородой. Как саранча они заползали глубоко в ушные раковины, своим мерзким стрекотом заглушая отдающиеся эхом в голове слова близкого друга, от которого теперь я должен просто взять и отказаться. Как напильником водили они по мозгу своими шипастыми ножками, стачивая его участки, ответственные за укоризну совести. Пусть и гадкое сравнение, но я им благодарен.

— Ну... — тихо начала Цуяко. — Если так хочешь, то... Можешь остаться.

— Чего?

     В полном замешательстве я вздел свои глаза на суетящуюся госпожу, которая будто нарочито избегала меня взглядом, превратив меня в своего рода север, а собственное лицо — в южную компасную стрелку. И всё же я мельком успел заметить печаль, ниспадающую на его очертания.

— Здесь ты обзавёлся должностью, которая раскрыла твой потенциал защитника... Друзьями, которые пребудут с тобою и в горе, и в радости... Городом, полным потенциальных невест... Ты волен остаться здесь жить, если захочешь.

— А как же вы? — насторожился я от перспективы оставить её глаз к глазу со снующими повсюду экзорцистами.

— Я двинусь одна. — быть может, мне оно почудилось, но слух мой будто уловил мимолётный надрыв в её голоске. — В конце концов, мне не привыкать.

— Госпожа, это не выход... И как мне придётся оправдывать ваше исчезновение?

— Скажешь что мы поссорились и расстались на неопределённый срок.

— А когда мы воссоединимся? — спросил я, сводя брови к переносице.

— Может, никогда.

— Ну нет... — выпрямил я спину, как при виде главнокомандующего. — Я не покину вас при таких обстоятельствах.

— Почему? — отчего-то тембр его голоса отзвенел громче обычного. — Я не могу избавиться от ощущения, что я — лишь ярмо на твоей шее.

— А я начинаю думать, что вас слишком заботят мои желания.

— И вовсе не слишком. Просто заботят. А что, неужели это плохо?

— Нет, но... Как бы это сформулировать-то? Вы моя хозяйка.

— И что с того? Я не считаю тебя моим прислужником.

— В таком случае... Кого вы во мне видите?

     Кажется ,мой вопрос вытянул дыхание из её лёгких. Трудно было уличить момент, в который я смог бы поймать взглядом её лицо, из чего я сделал предположение, что она нарочно прячет его от меня. Снова.

     Заинтриговавшись, я оставил дзабутон и наметил краткий курс к лисице в домашнем фартуке.. Как и прежде, она лихорадочно отдёрнула от меня лицо, однако я успел заметить как горели её щёки. Поняв, что прятаться уже бессмысленно, она всё же подняла на меня глаза и через половину минуты безмолвного контакта устало предложила:

— Давай уже обедать, пока не остыло.

     У меня уже впечатление, что госпожу терзают те же проблемы, что и меня. И сердце у неё стенает по тем же причинам, что и моё... Только я вздохнул с облегчением, а между нами снова повисла эта проклятущая неловкость. Ямано говорила, что это хороший знак, но я вот не уверен, так ли оно. Меня больше устраивали прежние отношения: тёплые и лишённые всяческих недомолвок.