Глава четырнадцатая. Ракушки
- Привет, Фил.
- Здрасьте, мистер Кастос.
- Ого, как ты много всего привёз! - присвистнул Маттео. - Что, не тяжело было? Вроде как короткую дорогу до побережья завалило после того урагана...
- Да нет, я по верху добрался. Полный порядок.
Маттео вытер руки клетчатым полотенцем и повесил его на плечо, стоя на пороге гостеприимно открытой двери.
Фил, белобрысый мальчишка Робертсов, привёз ему из магазина в городишке кое-какие продукты: молоко, хлеб для тостов, свиные рёбрышки в вакууме, несколько банок горошка, крупу... Маттео мельком просмотрел покупки, сложенные в бумажный пакет, и улыбнулся. Фил не ответил тем же. Глаза у этого мистера Кастоса пугали его: может, когда тебе шестнадцать и ты достаточно наблюдателен, видишь лучше прочих чужих демонов в отражениях у зрачков. А вообще, он не мог толком сказать, что с этим человеком было не так, но он всегда считал его странным.
Да, да, пожалуй, странный - самое правильное слово.
- Держи, и спасибо за помощь, - ободрил его Маттео и, дав двадцатку, хлопнул его по плечу.
Он был здоровяк, но сделал это легонько, так что Фил несколько покраснел, словно понял: неприятный сосед не хотел его обидеть, потому что прекрасно понимал, что одним таким ударом легко мог отправить тощего мальчишку в полёт. Фил поблагодарил его за деньги: там было немного больше чем нужно и таким образом он мог бы позволить купить что-то только себе, а может, он отложит их, хотя это вряд ли - в мозгах уже крутилось, на что остаток можно потратить. Фил попрощался и направился по песку, по траве вверх к песчаной насыпи и косогору, где оставил велосипед, на котором довёз продукты из магазинчика, который держал его отец. Маттео, стоя в дверях, провожал Фила долгим, долгим взглядом. Он медленно провёл по передним зубам языком - не размыкая плотно сомкнутых губ, и на челюстях его появились желваки. Он смотрел на мальчика, думая о том, что скоро ему придётся прерывать контакты с соседями, что вызовет неизменные вопросы и неудобства - и, заперев за собой дверь, ушёл на кухню, чтобы разобрать продукты.
Фил, вздыхая, взобрался к велику, взялся за руль и тяжело покатил его к дороге. Она ленточкой вилась между тёмно-зелёных деревьев с густо нависшими кронами. Выкатившись на неё, он бросил взгляд мельком - последний, вскользь - на старый дом на пляже.
Тогда же он заметил в едва приоткрытой оконной щёлке женский силуэт. Там, между светлых тонких штор. Он остановился, потому что никогда не видел у бирюковатого Кастоса кого угодно дома; он жил один, один бегал по пляжу, уезжал на своей чёрной тачке на работу и возвращался на ней же, редко появляясь в городе. Но ещё кое-что взбудоражило Фила. Он был ещё подросток и остановился, крепко держась за велосипед и чувствуя, как к лицу приливает жар.
Девушка в окне была красива, очень молода... и обнажена.
Фил покатил велик в сторону, за край высокого платана, разросшегося у края дороги. Мальчишка прислонил железного коня к старому, поросшему мхом стволу и из тени, незаметный из дома, прищурился, стараясь разглядеть незнакомку.
Она пошевелилась, вздёрнула голову, будто глядя наверх и перед собой. Затем её закрыла другая тень; Фил разочарованно вздохнул.
Он оседлал велосипед, откликнувшийся ржавым тонким стоном; затем оттолкнулся подошвой кроссовка от асфальта, медленно, с оттяжкой закрутил педали, удаляясь прочь с пляжа и удивляясь самому себе. Ну конечно, у такого бычары, как Кастос, обязательно должна быть подружка с шикарными буферами. Закон жанра: девчонки с сиськами нормальным парням вроде Фила не дают...
2
Жизнь Миранды за последние три дня обрела странный ритм, и если она могла бы с чем-то его сравнить и образно представить, это была пульсация простреленного сердца. Пленница прислушивалась только к ней, чтобы понять: она ещё жива или просто бредит в предсмертной агонии - и каждый раз спрашивала себя об этом после того, как Маттео требовал близости. Неважно, это был секс или просто какая-то мимолётная ласка, быстрый контакт или только прикосновение... Но отдаваться ему - морально и физически - было смерти подобно; каждый раз Миранда словно теряла часть себя.
Сама по себе близость была не постоянной и даже не повседневной. Он трахал её ещё только дважды, но Миранде этого хватило. Теперь, лёжа на спине ногами вверх - Маттео подложил ей под бёдра и икры подушки и велел замереть, иначе пригрозил сковать ноги ремнями и растянуть их в стороны так, что она едва не на шпагат сядет - Миранда терпеливо ждала, пока он осмотрит её и обработает небольшие разрывы антисептическим раствором. Она слышала спокойное, ровное, но глубокое дыхание на внутренней стороне бедра, чувствовала его прикосновения там и мучилась от испуга, боясь, что вот сейчас Маттео снова безжалостно овладеет ей.
К счастью, ничего больше не сделав, он не больно похлопал её по ляжке и тут же загладил лёгонький удар. Выглядело это любовно, будто он ободряюще ласкал лошадь или собаку:
- Всё, детка, готово. Обождём пару-тройку дней, и будешь как новенькая.
Он сказал это в утешение, а ей захотелось расплакаться. Голова шла кругом. Как новенькая. Он искалечил её, изнасиловал, надругался - и будет насиловать и мучить дальше. Как новенькая! Какой смысл её подлечивать, если в следующий раз снова порвёт? Притом Миранда отдавала себя странный, но крайне трезвый отчёт, что её травмы не были тяжёлыми: несмотря на свою нечеловеческую жестокость, Маттео пытался себя сдерживать с ней. Да, они причиняли неудобства, но едва ли малостью больше, чем это было после каждого грубого секса с Джейкобом. Вспомнив о бывшем парне, она побледнела и приняла протянутую руку Маттео, который помог ей встать. Все воспоминания, оставшиеся о Джейкобе, теперь были связаны только с фонтаном из крови и мяса, бьющим из выделительной части газонокосилки.
За это она и ненавидела Маттео. Он даже заменил хорошие воспоминания плохими.
В последние дни всё, что его волновало - как устроить Миранду в собственном доме. Такие заботы его самого радовали, хотя были хлопотными и непривычными. Прежде он жил один и заботился только о себе и...
Почти что только о себе. У него не было пары, и уже долгое, очень долгое время он жил один.
Теперь его жизнь, которой он втайне от Миранды так восторгался... жизнь в цвете, жизнь без постоянных сильных болей и выматывающих физических страданий... приносила удовольствие. Он мог мыть посуду после обеда и, остановившись против окна, подолгу смотреть на прибой, любуясь красками песчаной серо-жёлтой дюны, которую разбивал волнующийся свинцовый океан. Он сходил с ума от красоты перламутровых переливов в вывернутой наружу мякоти старых раковин, которые хранил в плетёных корзинах в гостиной как хлам, собираемый долгие годы ради того, чтобы чем-то занять своё время и своё одиночество. Он не мог оторвать взгляда от светло-карих глаз Миранды, от её словно прозрачной персиковой кожи с розовыми вкраплениями румянца на щеках и подбородке, от каштановых, со сложными переливами, волнистых волос. Ногти у неё были тоже что перламутр; небольшие розовые соски на полных грудях контрастировали с тёмными, в пурпурный цвет ореолами; загрубевшая кожа на ступнях была стёрта и словно присыпана легчайшим слоем пудры; веснушки на голенях и ляжках были редкими и коричневыми, родинки, рассыпавшиеся по телу, как созвездия - почти чёрными. Сам он, когда смотрел на себя, признавал, что выглядел в цветовом многообразии гораздо проще, грубее и жёстче. Коричневая кожа, чёрные глаза, каштановые, почти чёрные волнистые волосы; в паху, на груди, животе, плечах и бёдрах - тёмные подпалины от многолетнего загара, очертившего литые мышцы, как кисть художника. Густая короткая дорожка волос от лобка до живота - тоже как чёрная полоса; губы, ореолы, сбитая кожа на костяшках пальцев - и те кофейные, терпкого цвета. Только белки глаз и зубы были ярко-белыми, и больше ничего в нём не выделялось.
К ней его тянуло магнитом, от каждого прикосновения он становился только сильнее и ощущал, что его переполняет здоровье, прежде поистраченное. Миранда же его боялась и ненавидела: не нужно читать мысли, чтобы это понять. Достаточно посмотреть ей в глаза хоть раз и неплохо разбираться в людях. Маттео умел это делать. Но что волновало его больше - она чахла и хирела на глазах, будучи в заточении.
Миранда быстро натянула длинное платье-распашонку поверх обнажённого тела. Ткань была выбелена солнцем; девушка, побледневшая за эти дни, похудевшая, осунувшаяся, смотрелась в нём не так, как хотел бы Маттео. Он в своё время читал много книг, всю классику, которую мать так кропотливо собирала - там часто говорили: от неё осталась только тень. Вот такая тень оставалась и от Миранды. Он окинул её долгим недовольным взглядом. Ничего, ничего. Он приведёт её в порядок. Он положил ладонь Миранде на шею - ладонь большую и широкую, такую, что она могла бы объять всю её голову - и нежно сжал пальцы.
Миранде почудилось, её шею поместили в железный капкан.
- Пойдём, детка, - мягко сказал Маттео: он всегда так говорил, и его лучше было слушаться с первого раза. Несмотря на мягкость эту, голос его был сух и бесцветен. - У нас сегодня есть кое-какие дела.
Миранда сжалась и вздрогнула. О чём он говорит? Какие дела? Что он хочет опять сотворить - с ней или с кем-то ещё? Он повёл её на кухню, и она покорно поплелась следом, внимая голосу разума, который велел не бежать, пока не выдастся наилучшая для этого возможность. Что остаётся для этого делать?
Наблюдать. Терпеть. Изучать. Ловить момент. И надеяться на удачу.
Маттео он не обманул: после обеда (он подал неожиданно хорошо приготовленную рыбу и овощи, но аппетита у Миранды не было) они прошли в гостиную. Посадив Миранду в кресло, он подвинул к себе большую плетёную корзину с раковинами. Вторую поставил против своей пленницы.
Миранда в недоумении взглянула на него. Он, устроившись на ковре, улыбнулся, искоса поглядев на девушку большими, влажными, тёмными глазами.
- Я обещал, что буду разбирать дом от хлама, раз ты здесь появилась, - сказал Маттео. - Думал, ты не против помочь. Не сидеть же тебе без дела.
Она покачала головой, глядя на гору раковин, рассыпавшихся в корзине: как долго, интересно, и зачем их собирали с пляжа? И куда Маттео собирается их деть после? На свалку? И кто это делал - он сам? Что-то он не похож на сентиментального человека, готового ходить по берегу океана в поисках какой-нибудь редкой ракушки. Он будто прочёл её мысли и поспешно встал, взяв из невысокого комода большую простыню, которую расстелил прямо поверх ковра. Затем устроился ближе к Миранде, сев по-турецки у её ног.
В то короткое мгновение, когда он оказался в нескольких дюймах от неё, она хотела отодвинуться - или взять острый обломок раковины и вонзить его Маттео в шею, в вену, а потом вскрыть её и, пока он обливается кровью
тёплой, пульсирующей, так густо бьющей, что его лицо быстро побледнеет и он начнёт задыхаться, хватая губами воздух
сбежать вон из этого страшного места. Поджав губы, Миранда едва утолила в себе оба этих желания, понимая, что она должна быть уверена в том, что делает, и что это хотя бы отчасти сработает, если она хочет спастись и выжить. Маттео посмотрел на неё. В глазах его было что-то такое, отчего Миранда содрогнулась. Он словно знал, о чём именно она думает. Он долго не отводил пристального взгляда - до тех пор, пока она не подняла первую ракушку-гребешок, покрутив в пальцах ребристую пыльно-серую створу.
Довольно кивнув и растянув губы в улыбке, ничуть не душевной, нимало не тёплой, он взял другую ракушку - раньше она принадлежала устрице - и положил её на тряпку.
- По какому принципу мне их отсеивать? - растерянно спросила Миранда.
- По принципу «нравится - не нравится». Вот это, - он поморщился, - мне точно не нравится.
И откинул к первой устричной створе другую, на взгляд Миранды, очень красивую. Затем взял несколько крупных кусков, отколовшихся от раковины-ангельского крыла, с сожалением поглядел на них, поворошил на ладони и тоже смёл к мусору.
Миранда выполняла работу механически. Он говорил - «нравится или не нравится», но ей не могло понравиться ничего. Она способна была оценить ту или иную ракушку как красивую или нет, но всё делала бездушно. В каждом её движении скупой пустоты было больше, чем у заводского автомата. В глазах стояла непроходимая, бесконечная тоска по свободе и дому, по прежней жизни, по будущему, которому уже не будет суждено сбыться.
Корзины были глубокими, и Миранда не упомнила, сколько всего раковин ей пришлось отобрать. Через её руки прошло не меньше сотни экземпляров, быть может, даже больше - и пока она с ними разобралась, день перевалил ко второй половине.
- Пока продолжи, я сделаю ужин, - сказал Маттео и подмигнул.
Он встал, размял шею, потянулся. Потёр затылок, примяв длинные волосы, завившиеся во влажные слабые кольца из-за солёного воздуха с океана.
В тот миг, наблюдая за завораживающей кошачьей грацией мощного, но такого гибкого тела, Миранда поражённо подумала, как природа может быть так жестока, сочетая столь уродливые душевные черты и настолько больную натуру в подобном облике. Маттео вышел из комнаты и оставил Миранду одну, но это было одиночество, полное тотального контроля. Она понимала, что он наблюдает за ней, оттого становилось только хуже. Слушая привычные домашние шумы и звуки - вот открылась духовка, хлопнула дверца холодильника, зашуршал пакет, звякнула вилка - Миранда покрывалась мурашками, предвкушая что-то непременно плохое.
Пока Маттео готовил, она без энтузиазма отсеивала ракушки, сама не понимая, по какому критерию отбрасывает их на полотно, а по какому кладёт рядом с этой кучкой. Одно было хорошо: такой труд коротал время и позволял хотя бы на чём-то сосредоточиться и не сходить с ума от горя и ужаса. В какой-то момент она опять подняла глаза на Маттео, который был от неё шагах в десяти-пятнадцати на кухне. Он стоял спиной и, что-то мыча себе под нос, вдохновлённо резал на доске.
Он готовит потому, что любит это делать, или потому, что не доверяет ей? А может, потому, что хочет что-то подмешать ей в еду или напиток, если она будет непослушной или проблемной, или просто надоест?
Вздрогнув, Миранда постаралась отвернуться и больше не смотреть на него, чтобы не искушаться такими мыслями. Одна ракушка за другой падала то в одну сторону, то в другую, пока наконец девушка не вытерла лоб, тихонько вздохнув. К тому моменту корзина опустела.
Миранда ссыпала отобранные раковины обратно и услышала тихое покашливание: то Маттео, привалившись бедром к дверному косяку, с усмешкой сказал, наблюдая за ней:
- Не стал тебя отвлекать, ты прямо ушла в процесс с головой.
«Я ушла бы куда угодно, хоть в гроб, лишь бы только никогда тебя не видеть и не слышать», - устало подумала Миранда, впрочем, отдавая себе отчёт, что умирать ей всё же не хотелось. Вслух же она ответила другое:
- Мне это понравилось. Очень... - найти подходящее слово удалось не сразу. - ...расслабляет.
- Вот и чудно, - улыбнулся он. - У нас ещё много таких корзин, знаешь ли. Будем потихоньку разгребать дом от всякого хлама.
«Для чего?» - едва не спросила она, но запнулась и прикусила язык. Её вдруг передёрнуло от отвращения, когда он не спеша подошёл, присев напротив на корточки, и медленно взял её узкие ладони, шершавые от минерального рассыпчатого слоя на раковинах, в свои.
- Я долгие годы жил не так, как должен был, и не так, как хотелось, - вдруг поделился он, пристально глядя ей в лицо. Взгляд был пустым, как тёмное оконное стекло заброшенного дома, и ничего не выражал. - Сама видишь, на что похоже это место.
Он иронично усмехнулся. Странное это было сочетание: улыбающиеся губы, мёртвые глаза. От этого по спине Миранды пробежала испуганная дрожь. Он, должно быть, почувствовал это, как любой хищник чувствует трепет добычи перед ним, но недовольства не выказал. Напротив, лишь крепче сжал пальцы, положил локти Миранде на колени и лёг сверху грудью.
Он не просто искал телесного контакта с ней. Он в нём отчаянно нуждался, будто больной в своевременной дозе лекарства. Маттео молчал, будто ожидая от Миранды, что та скажет. Как она назовёт его дом. Смутившись, она, не зная правильного ответа, испуганно протянула:
- Я не... могу сказать, но...
- На хламохранилище, - любезно подсказал Маттео и рассмеялся. - Ну, это же оно. Вылитое.
Это был вовсе не бездушный смех, но Миранду от него объяло холодом. Она хорошо помнила, что этот смеющийся человек с карими глазами, такими тёмными, что кажутся скорее даже чёрными, забил Трента битой насмерть, так, что у того раскололся череп. На мгновение побег от него показался ей немыслимым, почти невозможным. Она как пленная гесперида при титане Атласе, державшем на своих плечах небесный свод. Сам узник своей силы и жестокости, он заточил теперь и её, чтобы не быть таким одиноким - так, получается?
- Это ничего, - отсмеявшись, сказал он, с какой-то странной надеждой глядя в лицо Миранды.
Чего он ожидал? Ответного касания? Возможно. В глазах его было много невысказанных желаний. Миранда боялась, что если она не будет их исполнять, он от неё избавится.
- Мы приведём всё в должное состояние. В конце концов, тебе ведь не захочется жить в таком захламлённом месте. Тут моя вина, я не должен был всё так запускать, но пойми, я... некоторое время я был не в себе. Кое-что, конечно, придётся починить. На это нужно время, но...
«О чём он?» - впервые за долгие дни Миранда снова запаниковала.
- ...всё будет в порядке. Тебе здесь рано или поздно понравится. Я решил начать с гостиной, - он пожал плечами, - потому что мы могли бы отдыхать в ней вечерами. Знаешь, хотел обустроить всё так, чтобы для каждого нашёлся свой уголок. Дом, конечно, скромный, но к чему нам двоим больше?
«Нам двоим?»
Она молчала, испуганно глядя на Маттео. Возможно, на лице её были все обуревавшие чувства, потому что он говорил очень мягко - но Миранду не покидала мысль, что он издевается над ней, хорошо понимая, что именно она испытывает. Он подошёл ближе, протянул руку и улыбнулся.
Улыбка была холодной, как лезвие ножа. В глазах - никакого сострадания. Только видно было, как он ждал, а что теперь сделает или скажет она. Как она себя поведёт?
Миранда вложила свою руку в его, аккуратно отодвинула ногой почти пустую корзину с остатками ракушек. Маттео, прижав её ладонь у себя под локтем, к пышущему жаром боку, повёл девушку на кухню. Он шёл и говорил, какая она стала худенькая, и как побледнела, и как ему это не нравится. Он говорил заботливо, но в голосе слышался шелест металла, и Миранда, не желая ничем рисковать, кивала и изредка тихо соглашалась с тем, что он говорит. Она уже изучила, что молчание приводило его в бешенство, а потому старалась всегда быть начеку и соблюдать баланс между тем, чтобы поддакнуть ему - и не сказать лишнего.
И хотя от страха и отвращения, от нежелания находиться здесь ни секунды больше её тошнило, она сказала «благодарю», когда он поставил перед ней тарелку с дымящимися свиными рёбрышками и смесью овощей, тушёной на пару, и стакан воды. Маттео внимательно смотрел, как она нанизала на вилку кусочек мяса, который он разделал ей ножом заранее. Он следил за Мирандой, пристально и долго, а потом сам приступил к ужину.
Они успешно обманывали друг друга, оба прекрасно понимая, кто и что из себя представляет - но таковы были правила этой игры, и только одно пугало Миранду.
Что, если однажды она надоест Маттео?
3
На другой день всё повторилось. После завтрака и умывания он дал ей следующую корзину, положил возле ног большое покрывало, а сам принялся возиться с мясорубкой, разобрав её на части. От одного вида этого прибора в руках у Маттео Миранду пробрала ледяная дрожь. Она вперилась взглядом в стальные лезвия, которые он крутил так и этак, приноравливая к испорченному старому механизму. При виде него вспоминалась только та газонокосилка, фонтан багровых брызг, кровавая каша на траве. Миранда в ужасе подумала, что не проглотит ни кусочка из того, что готовит эта сволочь - но тут же поняла: это невозможно и опасно.
«Я больше так не могу».
Она откладывала в сторону одни ракушки, а в корзину другие. Тянулись часы. В комнате стало душно: она захотела пить и, не сдержавшись, робко попросила у Маттео воды. Он удивился и поднял голову с таким воодушевлением, словно она согласилась выйти за него.
- Обожди минуту, детка, - торопливо сказал он и мигом поднялся. - Да, здесь и впрямь жарко. Погоди, сейчас мы это исправим.
И он открыл нараспашку окна в кухне, а потом налил в высокий стакан воды, бросив туда льда из холодильника. Лёд позвякивал о прозрачные стенки, когда Миранда взяла стакан из рук Маттео, снова тихо поблагодарила - она не забывала этого, она не забывала своего места - и попила, впервые за долгое время чувствуя, что вода приятно скользит по горлу в пищевод, и что ей действительно доставило удовольствие утолить свою жажду.
Как только она это ощутила, пришёл моментальный испуг.
Она не могла расслабиться ни днём, ни ночью уже которые сутки, а теперь такая простая вещь - стакан воды - и она почти даже насладилась ею. Это ужасно. Ужасно. Ужасно. Она не может насладиться чем-то в этом месте, это невозможно - только не сейчас.
Тогда Миранде пришлось понять, что даже в таких обстоятельствах её ум, её психика и её тело приспосабливались к простым удовольствиям, потому что иначе она сошла бы с ума.
Маттео присел против нее на колено и заботливо коснулся ладонью макушки, примяв каштановые волосы. Теперь, когда Миранда их не укладывала и не умащивала маслами, пенками, муссами и прочими снадобьями, они легко волновались, расщепляясь на множество колеблющихся, зыбких золотисто-бордовых искорок, дающих красивый ореол вокруг головы при свете солнца.
- Хочешь ещё?
- Нет, спасибо, больше не нужно.
По глазам его было видно, что он хочет дать ей что-то кроме этого. Всё, что она попросит, но не единственное - свободу. В них, пугающе-чёрных, была пустота, и только в самой глубине у зрачка блестела тусклая стальная искра. Это делало лицо Маттео неживым и жутким, похожим больше на маску. Он приподнял губы в едва заметной улыбке. Положил ладони на колени Миранде, а потом неторопливо и ласково скользнул ими, раскрытыми и широкими, на бёдра. Миранда ощутила, как у неё поджался живот; в нём появилось щекочущее странное чувство, будто под пупок вонзили тонкую игру с леской, которую теперь тянут вверх. Она сама не заметила, как тяжко начала вздыматься её грудь, потому что он приблизился к ней.
Все эти дни он её не трогал. Но она не была уверена, что не тронет и сейчас.
Миранда впилась пальцами в деревянные ручки кресла так, что в тишине они громко скрипнули. Она всё ещё сжимала створу раковины-гребешка с зазубренными краями, и теперь они больно впились ей в ладонь. Сердце замирало; несколько секунд отделяли её от неизбежных мучений, и она с тоской нахмурилась, скользя взглядом по лицу Маттео.
Ну же. Давай. Если хочешь наброситься, снова терзать - терзай, но не нужно играть, не нужно медлить, это еще хуже и страшнее, будто неизбежно оттягиваемая пытка...
Он легко поднял Миранду на руки, чувствуя, как она дрожит и как сгруппировалось всё её тело. Она придержалась за его плечи, но больше не сделала ни одного движения - даже когда он опустил её на диван, задрал юбку и приспустил себе брюки.
От одного только его вида низ живота прострелило напоминанием о той боли, которую она испытывала каждый раз. Миранда вжалась в диванные подушки, словно стремясь провалиться сквозь них куда-то к чёрту в ад, в параллельную вселенную, куда угодно, только бы раствориться, исчезнуть - ускользнуть от него. Маттео встал коленом между её ног и, подхватив под ляжки, примостился поближе, легонько потеревшись влажной тёмной головкой о совершенно сухие половые губы.
Затем, склонившись к Миранде, Маттео лёг поверх неё и коснулся губами шеи. Он целовал её: не неприятно в принципе, и он был не мерзким физически, но от каждого его движения Миранда чувствовала нарастающую тошноту. Он скользил руками по её телу, то сжимал, то гладил его, не грубо - только чувствительно, и она горела под ним, но не от любви; не потому, что хотела его; не потому, что ей было хорошо. Это был жаркий ад, пламя раскалённой печи, обдувающее из открытой створы. Это была лихорадка, поразившая здоровое тело. Это была исчумляющая язва. Маттео распалялся всё сильнее; тяжелел и наливался кровью член, прижатый между её плотно сомкнутых ног. Дыхание его становилось всё глубже. Каждая мышца в теле наливалась такой же литой тяжестью. Наконец, Маттео выпрямился, сел и прижал Миранду рукой к подушкам, удерживая её за скрещённые над головой запястья.
А потом вошёл, так плавно, как мог. Миранду обожгло изнутри, будто на неё плеснули кипятком.
«Я не хочу», - пронеслась быстрая мысль, и Миранда прогнулась в пояснице, подавшись навстречу Маттео, чтобы не было так больно. У него не было проблем с собственным желанием: он немного увлажнил девушку, но это тут же прошло, и двигаться стало вновь сухо и даже больно. Толкаясь в неё, он пытался усмирить собственные досаду и обиду. Чувство было таким, словно его самого растирают куском наждака, и жадно пульсирующая, налитая кровью мышца внутри Миранды горела; Маттео отпустил её руки и взял под бёдра, чтобы притянуть ближе к себе. Так он смог ускорить темп, и Миранда услышала, словно была где-то очень далеко отсюда, быстрые хлопки плоти о плоть. Она смотрела лишь на тёмное лицо над собой, черты которого были затканы тенями, бросаемыми солнечным светом через ткань на окнах, и на сверкавшие глаза, и на влажные волнистые волосы, стелющиеся по широким плечам, покрытым росинками пота.
Он тихо застонал и потянулся к Миранде, от этого скользнув только глубже: её живот разорвало жгучей болью, тело распирало изнутри. Это было настолько мучительно, что она вскрикнула и выбросила вперёд руку, с силой уперевшись Маттео в грудь и тщетно пытаясь отодвинуть его. Он схватил её за бок, грубо дёрнул ближе, под себя, и только тогда Миранда с удивлением увидела, как по его грудным мышцам, лентой скользя между её пальцев, течёт узкая полоска крови.
Миранда настолько оцепенела при виде неё, что боль ушла на второй план. Она не понимала, что происходит; Маттео ей жалко не было, но в замешательстве она только шевельнула губами, запнулась - и по её взгляду он, распалённый их близостью, понял: что-то не так.
- Чёрт.
Она убрала дрогнувшую руку, не сразу поняв, что поцарапала Маттео острым краем ракушки, которую сжимала в пальцах - случайно, но сильно и глубоко. Маттео был в старой льняной рубашке, полностью расстёгнутой. Он с недоумением смотрел на царапину: ему рассекло кожу, только и всего, но он, кажется, редко получал какие-то раны - потому что теперь в его глазах было... удивление.
У Миранды похолодели руки, когда он рывком вышел. Чтобы не испачкать рубашку кровью, быстро встал и потянулся за салфеткой на столике, небрежно сметая всё, что на ней было, на пол. Он скомкал её и приложил к царапине, внезапно улыбнувшись.
Миранда побледнела: она не знала, что за этим последует. Он её ударит? Убьёт? Искалечит? Порежет лицо этой чёртовой ракушкой? Она выпустила створу из рук, и та упала на половицы, разлетевшись на две половины. Маттео всё с той же мягкой улыбкой подтянул штаны, обнял Миранду за плечи и привлёк к себе.
- Прости, - прошелестела она, боясь сделать лишнее движение, - прости, я не нарочно, я забыла, что она...
- Ничего, - откликнулся он. - Правда, детка, ничего особенного. Думаю, если бы ты хотела меня прирезать, то взяла бы нож - да? А так... но гляди-ка, какая она хрупкая и какая острая.
Он поднял на девушку взгляд, пытливо всмотрелся в лицо, выражавшее смертельный испуг, и отвёл упавшие на лоб волосы в стороны.
- Это очень похоже на тебя. Очень. Я...
Вдруг его прервали шум автомобильного двигателя. Кто-то ехал по песку, немного буксуя в нём, а затем заглушил мотор - и до слуха Миранды донеслись хлопки закрывающихся дверей.
«Кто это», - промелькнуло у неё в голове. Полная надежд, она уже представила, что это копы - и что её всё же нашли, а теперь окружили дом Маттео, и ему ничего нельзя будет сделать, кроме как выйти и сдаться. Это она представила за мгновение - но в следующее пришлось разочарованно поникнуть. Маттео стремительно встал и подошёл к окну, выглянув из-за занавесок. Он тяжело усмехнулся и покачал головой.
- Этого ещё не хватало, - заметил он.
Кто же там? Миранда вытянула шею; она боялась передвигаться по комнате, пока Маттео не даст разрешение на это. Она услышала женский смех и мужской голос. Двое. Их двое. Кто это такие?
Маттео некоторое время стоял у окна, щурясь из-за солнца и по-прежнему прикладывая к груди салфетку, уже порядочно пропитавшуюся кровью, и ругнулся:
- Maldita sea!Чёрт возьми! (исп)
Он обернулся к Миранде, и она заметила на его лице схожее выражение с тем, какое было в пансионе. О нет. Нет, только не это. В последние несколько дней он вёл себя терпимо; теперь же она снова видела в нём тень дьявола. Недоумевая, что происходит, она покорно поднялась, когда он рявкнул:
- Иди наверх. Быстро!
Миранда сделала как велено; когда Маттео оставил её в спальне одну, проверив все замки и пристегнув тонкой цепью к печной трубе, Миранда, подобрав её концы так, чтобы звенья не бряцали, подошла к ближайшему окну и кое-как выглянула в него. На пустынном пляже - лишь где-то очень далеко виднелись слабые тени от других домиков, там, наверху, на насыпи - стоял чужой тёмно-красный джип. Возле него, у открытого кузова, хлопотали мужчина и женщина. Она - стройная блондинка в кудрях, длинноногая, спортивно сложенная, и он - ростом и комплекцией схожий с Маттео, разве что тот был более массивным, и тоже блондин, как его подруга. Они, переговариваясь, снимали крепления с двух досок для сёрфинга, остановившись в полутора тысячах футов от дома Маттео Кастоса, не меньше.
В душе у Миранды поднялось два одновременно сильных желания. Первое - чтобы они уезжали отсюда как можно быстрее. Второе - чтобы остались и заметили её, а потом попытались спасти.
В ней проснулась слабая надежда. Да, может быть, ей не везёт, но Маттео - тоже! Как он собирается её прятать? Она попробует как-нибудь привлечь к себе внимание отсюда, прямо сейчас, пока они колготятся на берегу...
Лихорадочно осмотревшись, Миранда нашла на кресле белую рубашку и схватила её, взявшись махать в окошке словно флагом. Пускай створы были заперты, она надеялась, что солнце не бликовало настолько, чтобы её не было видно. Человек, мечущийся в окне, рано или поздно точно будет заметен! Вдруг она увидела, что из дома вышел Маттео.
Сердце упало; она схватила воздух губами. Ей его отчаянно не хватило.
- Нет, - задохнувшись, сказала Миранда и со злости стукнула кулаком в стекло, так, что оно зазвенело. - Нет!
Он спокойно брёл по песку: в руках ничего не было, но это не значило, что он был не опасен. Миранда знала, как страшно и быстро умели убивать эти руки. Она задрожала, когда он добрался до парочки и приветливо помахал им.
Они обратили на него внимание и оживлённо подтянулись ближе. Девушка была в купальном чёрном костюме и пляжной юбке, мужчина - в футболке и шортах. Между ними завязался разговор.
- Боже, нет, - взмолилась Миранда, прильнув ладонями к окну, - нет, умоляю, пощади их, Боже, нет!
Это были люди, здесь, в этой глуши. Притом что Миранда с удивлением поняла, что к нелюбимому Маттео только при ней наведалось уже два человека, но то были соседи - и сам Маттео с довольством упомянул, что они - редкие гости; мальчишку он сам вызвал по звонку, не желая уезжать за продуктами в город, а девушка порой совершала моционы по пляжу, но жила совершенно одна. Он рассказывал это Миранде так буднично и спокойно, что она поняла: Маттео совершенно не боится их и в случае чего просто разделается так же легко, как с жертвами из пансиона. А там были и крепкие парни, не то что тощая девушка и костлявый подросток.
К глазам подкатывали слёзы. Она с замиранием сердца смотрела в окно и ждала, когда Маттео начнёт действовать. Только рядом с мускулистым, плечистым незнакомцем она снова подметила, каким крупным и рослым был Маттео. Привыкнув к нему за эти дни, она - как быстро подстраивается над ум под сложные обстоятельства! - словно и позабыла, каков он по сравнению с другими мужчинами. И как она могла думать, что может ему сопротивляться? Бесполезный бред. Запустив пальцы в волосы, Миранда следила за тем, что будет дальше, неспособная ни на что повлиять, ни во что вмешаться. Она боялась даже найти какой-нибудь инструмент, чтобы отомкнуть звено на своей цепи. Пока она не удостоверится, что эти двое останутся живы, попытка бегства бесполезна: она знала, на что способен Маттео, и боялась его злить. Она понимала, что у неё есть только один шанс, один из множества.
И собиралась воспользоваться им правильно.
Маттео неторопливо говорил и жестикулировал, мужчина и женщина улыбались ему. Со стороны это был обычный приятельский разговор, но Миранда наблюдала за ним со всем вниманием, как заклинатель змей, готовый в любой момент пресечь бросок усыплённой гипнозом кобры. Однако спустя непродолжительное время они закончили. Маттео пожал мужчине руку, улыбнулся девушке, и она зарделась, смущённо растерев загорелое плечо и очарованно глядя своей несостоявшейся смерти вслед.
Миранда отшатнулась от окна за мгновение до того, как Маттео поднял на неё недовольный, холодный, полный злости взгляд. Улыбка и дружелюбное выражение спали с его лица, как шелуха.
Когда он вернулся домой и крепко запер дверь, Миранда уже сидела в кресле, свернувшись с ногами калачиком, и делала вид, что дремала, сложив голову на скрещённые на подлокотнике руки. Она слышала всё, что делал Маттео.
Открыл кран, набрал воды, потом звякнули стаканы. Попил, наверное. Затем поднялся на второй этаж: половицы тихо поскрипывали под весом его тела. Он отпер дверь в спальню, и Миранда услышала его дыхание. Она почувствовала, как сверху на неё упала его тень.
- Не притворяйся, - сказал он, немного помолчав. Миранда тут же открыла глаза. - Я знаю, что ты не спишь.
Она подняла голову, послушная и спокойная, даже слишком - и ровным голосом сказала:
- Я не спала. Просто стало скучно.
- Да? - хмыкнул он и поморщился, сбросив рубашку на спинку стула. - Вот так раз. Что ж, давай развлечёмся. Как тебе они?
Миранда не ответила. По её позвоночнику пробежала липкая дрожь, ладони вспотели. Маттео улыбнулся.
- Делаешь вид, что послушно ждала меня здесь? Ну конечно же, нет. Конечно, нет. Я знаю, что ты делала. Ты думаешь, если они тебя увидят, помогут и спасут?
Она поджала губы и снова промолчала. Маттео легонько взял её за подбородок, нежно перебрал его в пальцах.
- Снова притворяешься? Ладно тебе, я в курсе, что ты подсматривала. Сейчас не буду тебя наказывать. - Внезапно улыбка его обратилась в оскал. - Ну, может, только слегка.
Миранда резко отбила его руку от лица и вскочила с кресла и, подстёгиваемая инстинктивным желанием сбежать, устремилась к двери, но Маттео перехватил её поперёк талии и легко бросил на кровать, навалившись сверху. Он разметал рукой её платье и, придавив Миранду локтем поперёк груди, ощетинился:
- Глупо, детка, глупо. Эти двое пока живы потому, что мне не нужно делать вокруг них лишнего шума, но это не значит, что при твоём плохом поведении они будут жить и дальше. Они приехали сюда на короткий уик-энд, потому что здесь хорошие волны и нет ни жильцов, ни туристов. Один только я. А теперь ещё и ты. Молись, чтобы всё было тихо.
- Я... Маттео, я не... - она отбивалась как могла, но только затем, чтобы он не сломал ей своим весом грудную клетку. - Мне тяжело, я... не могу...
- Что ты делала в окне?
- Смотрела, - дрожащим голосом призналась Миранда, - следила! Но я не собиралась бежать, чёрт возьми!
Она это почти крикнула, и Маттео внезапно отступил, выпрямившись и отпустив её. Он внимательно, хмуро посмотрел в бледное лицо.
- Это бесполезно, разве я не понимаю?! - бросила она в слезах, с досадой, и это было так искренно, что Маттео даже успокоился. - Я поняла это сразу. Ничего не выйдет. Да, я надеялась...
Он изменился в лице: в чертах его появилось любопытство. Его поразила неожиданная честность Миранды.
- Но всё без толку, - заключила она и покачала головой. - Единственное, чего я действительно боюсь - разозлить тебя, поэтому я никуда, никуда не сбегу. Никуда.
Она лгала ему, притворяясь честной, хотя и голос, и взгляд сработали, потому что она действительно так думала, пусть и не собиралась сдаваться.
Маттео этого было не нужно знать. Тем не менее, от этого признания он, кажется, сильно остыл. Немного нахмурившись, он бросил:
- Ты голодна?
Она снова покачала головой. Он присел на край кровати, сложив ладони лодочкой между разведённых в стороны колен. Волосы упали на плечи вдоль лица, заслонили его от Миранды.
- Меня беспокоит, что ты плохо ешь и худеешь.
Она посмотрела на потолок, тяжело вздохнула. В уголках глаз скопились слёзы; нижние веки защипало.
- Почему? - выдавила она.
Маттео непонимающе обернулся. Кажется, он действительно не мог взять в толк, зачем Миранда спросила это.
- Неужели это не очевидно? Я хочу, чтобы ты была здорова. Чтобы ты прожила как можно дольше. Чтобы ты... - он помолчал. - Я не могу больше чувствовать всё это и жить как раньше. Если ты сбежишь или умрёшь, я не жилец. Больше нет.
Какая ирония. Миранда так хотела с ним расправиться... а лучший и самый надёжный из вариантов - расправиться сначала с собой. Она усмехнулась, и это было так горько, что Маттео вдруг испугался.
Он опустил руку ей на колено, исподлобья обжёг взглядом, сказал:
- Если ты вздумаешь что-нибудь сделать с собой, я лучше отрежу тебе руки, чтобы не...
- Я слишком люблю жизнь, чтобы умирать или существовать словно искалеченный овощ. Вот такая я жалкая.
- Не говори так, - мирно сказал он, склонив голову на плечо. Угрозы чередовались с пониманием; жестокость - с показной нежностью. Миранду это сводило с ума, она не знала, что от него ожидать, но тоже вела свою игру, и постепенно в её голове начинало крутиться какое-то понимание того, что нужно делать дальше. - Ведь я тоже не садист. Я не хочу делать тебе больно.
- Тогда не делай, - очень тихо произнесла Миранда, опустив руку на его ладонь, которая всё ещё лежала на её колене, и легонько погладила. - Если бы я могла немного меньше бояться тебя.
В его глазах зажглись злые огоньки, но он быстро подавил в себе эту внезапную вспышку и вежливо кивнул. Продолжай, милостиво разрешал он. Миранда заколебалась, опустила ресницы.
- Пока ещё рано о чём-то говорить. Обстоятельства всего, что свело нас...
От «нас» он слегка вздрогнул. Кто-то даже не заметил бы, но она увидела. Она очень осторожно расставляла свои капканы. Пусть он был мастер в плане физических ловушек, но она не менее талантливо попробует воспользоваться своими, ментальными.
«Главное - стабилизировать состояние преступника; поведение его в психопатическом приступе совершенно непредсказуемо, тем и опасно, но если попробовать войти к нему в доверие, завоевать уважение, он пойдёт на некоторые уступки. Очень часто этим приёмом пользуются опытные профайлеры. Навещая своих подопечных в камерах заключения, они относятся к серийным убийцам и их жертвам как к людям, совершавшим определённого рода значительные деяния. Поощряя их эго, взращивая в них убежденность в том, что им можно доверять, такие специалисты узнавали подробную и ценную информацию...»
Миранда слабо улыбнулась. Эти строки - строки из книги её матери - всплыли в памяти, будто она видела текст перед глазами. Она скользнула между пальцев Маттео своими, устало сжала их и увидела, что его лицо только на мгновение, но неконтролируемо дрогнуло. Он не притворялся и не пытался с нею играть прямо сейчас. Похоже, ей удалось удивить его и сломать кое-какие линии собственного поведения.
- ... эти обстоятельства напугали меня. Я потеряла всех, кого знала. Я боялась, что ты убьёшь и меня тоже.
- Нет, - возразил он очень ласково, развернувшись к Миранде всем телом и садясь напротив.
Теперь уже поза совсем не такая закрытая, с некоторым торжеством мрачно подметила она. Главное - не переборщить. Печально поникнув, она опустила взгляд и пробормотала:
- Если я не могу уйти, все считают, что я умерла, и меня некому спасти...
- Некому, - эхом откликнулся он.
- Тогда я должна свыкнуться. Я не хочу умирать, - она резко посмотрела на него. В глазах блестели слёзы.
До того она отбивалась, убегала и пыталась бороться. Но борьба не всегда означает прямую конфронтацию. Порой она бывает тихой, и это тихое противостояние приносит гораздо больше плодов. Только не всем хватает на это ума и выдержки. Но ей должно хватить. Ей - должно.
- Я не позволю этому случиться, - уверенно сказал Маттео, и вдруг Миранда поняла, что хотя бы в этом она может ему доверять.
Даже если она решила бы шагнуть из окна или перерезать себе вены, он сделал бы всё, чтобы она выжила. Зачем-то она нужна ему. Он мягко привлёк её к себе и обнял. И хотя он это делал естественно и не неуклюже, но Миранда, доверившись инстинктам, поняла ещё и другое: для него это непривычно. Он редко касался других людей, но имитировать всё это умел блестяще.
Сделав над собой титаническое усилие - руки буквально не хотели подниматься - она осторожно обняла его, совсем чуть-чуть, под грудью, и почувствовала всем своим телом его глубокий вздох. Положив щёку ему на плечо, устало и словно без сил, она шепнула:
- Хочу есть.
Маттео выпрямился и мягко отстранил её.
- Есть хочешь?
- Угу.
Её всё ещё тошнило от малейшей мысли о том, что она возьмет в рот хоть кусочек чего угодно, но признавала, что Маттео был прав: ей нужны силы, иначе она не сможет бороться. Он пригладил её волосы.
- Пойдём. Пойдём, детка. Это же очень хорошо. Дай-ка я тебя отстегну...
- У меня сильная слабость, - призналась она. - Не знаю, отчего.
- Я знаю. Сегодня отдохни... - он помолчал и, присев на корточки, снял с ее лодыжки цепочку. - Иди сюда, я помогу. Давай.
Миранда не сопротивлялась, когда он с лёгкостью взял её на руки и вышел из спальни, толкнув бедром дверь. Миранде не нужно было напоминать держаться: она положила руку ему на загривок, вторую опустив себе на живот. Она чувствовала себя неважно, но не настолько, чтобы её таскали. Тем не менее, она даже не пикнула, когда он снёс её в кухню, усадил за стол и заторопился. Тарелка, вилка, стакан... он хлопотал и суетился, и кажется, немного повеселел, и Миранда, наблюдая за ним, изредка очень вымученно улыбалась, пряча за этим всю свою ненависть, всю свою злость, всё ожидание того мига, когда она сможет сбежать отсюда.