69 глава сиротская скорбь (29)
Не только Сяо Цзяо, но и все вокруг остолбенели, особенно Шэнь Цинцю, которая тут же повернулась и уставилась на Сяо Муюй.
Сяо Муюй слегка опустила ресницы, а через мгновение подняла голову и спокойно заговорила.
— Мой отец не был хорошим человеком, ни хорошим отцом, ни хорошим мужем. Увлёкшись азартными играми, он совсем перестал работать, а деньги, которые зарабатывала мама, забирал и проигрывал. Когда он проигрывал, то напивался, приходил домой и избивал меня и маму.
Мама ненавидела его, а вместе с ним — и меня. В конце концов, когда мне было десять, он, загнанный в угол долгами, ворвался в чужой дом, убил целую семью и был приговорён к смертной казни.
Мама освободилась. Она не любила меня, но и не бросила. Позже у неё появился любимый человек, но его семья из-за моего существования так и не приняла её. В итоге они расстались. Тогда она вышла замуж за другого мужчину — моего отчима.
Этот мужчина тоже быстро перестал хорошо относиться к маме, бил её и оскорблял, тоже был пьяницей.
Мама винила во всём меня, но не решалась уйти от него. Отчим тоже меня не любил, и чтобы угодить ему, а также выместить ненависть к отцу, мама тоже начала пить, а после… бить и оскорблять меня.
Голос Сяо Муюй звучал ровно, без эмоций, словно она рассказывала чужую историю. Но Шэнь Цинцю слушала, и её лицо становилось всё мрачнее, а в глазах мелькали разные чувства.
— На самом деле, ничего страшного. Она всё же растила меня и дала мне образование. Но когда я подросла, кое-кто не выдержал.
Все присутствующие были взрослыми и, хотя сами такого не испытывали, наслышались о подобном. Шэнь Цинцю с самого упоминания об отчиме почувствовала, как сжалось сердце, а теперь кровь ударила в голову, тело пронзили холод и ярость. Эта ярость шла вразрез с её собственным восприятием себя, и она стиснула губы, а левую руку сжала в кулак.
Но когда она увидела спокойное, почти безразличное лицо Сяо Муюй, гнев сменился бесконечной болью, сдавившей грудь и затруднившей дыхание.
— Это звучит как банальная история. Тот мужчина считал, что раз я живу за его счёт, то должна чем-то заплатить. Он даже не скрывал своих намерений перед мамой, а она сказала, что это я его соблазняю.
— Что за бред? Как такая мать вообще может существовать?
Лицо Хуан Цзюньфэна выражало шок и жалость, но на этом месте он не выдержал и выругался, поражённый абсурдностью ситуации.
Сяо Муюй лишь взглянула на него и продолжила:
— Они ссорились всё чаще, иногда мама даже лезла в драку, но обычно её просто избивали.
Однажды отчим сильно напился, подрался с кем-то, и как раз в этот момент я вернулась из школы за вещами и столкнулась с ним.
Большую часть времени Сяо Муюй смотрела на Сяо Мэй, словно обращалась именно к ней. Та удивлённо смотрела на неё, её лицо выражало растерянность и недоумение, а в глазах мелькала тень жалости, что заставило Сяо Муюй усмехнуться.
Рассказывая это, она сама на мгновение задумалась, и в её голосе, как заметила Шэнь Цинцю, появились едва уловимые нотки перемен.
Шэнь Цинцю напряглась, ей даже представилась эта сцена.
— Он хотел сделать со мной кое-что, но мама была дома, они начали драться, и в итоге он схватил нож и убил её.
Только сейчас Сяо Муюй говорила так, будто это действительно касалось её. Хотя голос её оставался спокойным, взгляд стал пустым.
На самом деле, в тот момент у неё даже промелькнула мысль, что мама хотела её защитить. Но взгляд, полный ненависти, и отвратительные ругательства, которые та кричала в пылу драки, окончательно убили в Сяо Муюй всякую надежду.
Оторвавшись от этих воспоминаний, Сяо Муюй пристально посмотрела на Сяо Мэй и с лёгкой улыбкой тихо сказала:
— Но он тоже умер. В тот день они с мамой погибли вместе, а я, пролежав в больнице больше десяти дней, выписалась и навсегда избавилась от них.
Закончив, она увидела, как лица Хуан Цзюньфэна, Ян Жуй и Чжан Янфэна изменились от гнева и жалости к ужасу, и все они уставились на неё. А в глазах Шэнь Цинцю читалась неразвеиваемая боль и ярость.
— Ты убила его? — Лицо Сяо Мэй выражало радость, даже одержимость.
— Да. Этот нож купила я. Я положила его в корзинку для фруктов в гостиной, на стол. Он пролежал там больше шести месяцев, и наконец пригодился.
Её слова прозвучали дерзко, а сама она словно окуталась тёмной аурой, становясь жуткой и пугающей, совсем не похожей на прежнюю холодную и элегантную Сяо Муюй.
— Некоторые люди недостойны называться людьми. Мои родители, мой отчим, эти восемь отбросов… Но так часто случается, что нам не к кому обратиться за помощью, и мы можем рассчитывать только на себя.
Я понимаю ваши чувства, понимаю вашу ненависть. Так что вы не плохие дети, и Цюй Муси не плохой человек.
Но разве вы хотели стать такими? Остаться в этом проклятом месте, притворяясь живыми, общаясь с призраками и злобой?
Я знаю, ты очень любишь свою сестру Цюй. Она, наверное, самый добрый и нежный человек, которого ты когда-либо встречала.
Но сейчас она стоит рядом с тобой, как марионетка, делая то, чего никогда бы не сделала при жизни. Тебе не жаль её?
Улыбка с лица Сяо Мэй мгновенно исчезла. Она повернулась к Цюй Муси, её выражение стало растерянным, а в глазах появились слёзы.
— Я не хотела… Я просто хотела их защитить. Эти люди даже после смерти не оставили нас в покое. Я знала, что их призраки всё ещё здесь, и мне нужно было становиться сильнее, чтобы справиться с ними. — На лице Сяо Мэй отразилась боль.
— Но куклы уже разобрались с этими извращенцами, а если мы сожжём оставшиеся части тел, вам больше не о чем будет беспокоиться, — поспешно сказал Чжан Янфэн.
Сяо Мэй покачала головой:
— Этого недостаточно. Ненависти слишком много. Я ненавидела этих восьмерых, и после их смерти обида должна была исчезнуть. Но этого не произошло, и даже сестра Цюй не может прийти в себя и уйти.
— Сяо Юэ и другие всё ещё полны ненависти, но я не могу понять, почему.
Эти слова снова повергли пятерых в уныние.
Сяо Мэй посмотрела на Сяо Муюй:
— Пока что я не стану убивать вас. Но если вы не развеете обиду, в следующий раз никому из вас не спастись.
С этими словами все девять человек исчезли, словно развеянные ветром.
Они ещё долго стояли в оцепенении, а затем, словно очнувшись после кошмара, глубоко вздохнули.
Хуан Цзюньфэн, Ян Жуй и Чжан Янфэн опомнились и осторожно посмотрели на Сяо Муюй, их лица выражали смесь эмоций — шок, тревогу, сочувствие.
Сяо Муюй понимала, о чём они думали, но не взглянула на них, как и на Шэнь Цинцю. Она опустила голову и пошла вперёд — у них оставалось мало времени.
Но едва она сделала шаг, Шэнь Цинцю взяла её за руку. Они отошли подальше, а Ян Жуй и остальные переглянулись и тоже собрались уходить.
— Так значит, иллюзия, в которую ты попала во втором испытании, была связана с ними?
Сяо Муюй была не так спокойна, как казалось, и этот неожиданный вопрос застал её врасплох.
Поняв, о чём говорит Шэнь Цинцю, она усмехнулась:
— С чего ты решила, что это они? Какое влияние они на меня оказали?
Шэнь Цинцю не стала настаивать и мягко сказала:
— Я просто вспомнила, как ты тогда выглядела. Мне сложно представить, какая иллюзия могла бы тебя затянуть. Да и в первом испытании твой разговор со старухой очень напоминает сегодняшний.
Сяо Муюй промолчала, а Шэнь Цинцю слегка опустила руку и взяла её за запястье, продолжая:
— Так что сегодня ты сказала не всю правду, да? Но мне не обязательно знать. Как бы там ни было, я уверена, что вина не на тебе, и мне жаль, что тебе пришлось через это пройти.
Сяо Муюй остановилась и посмотрела на Шэнь Цинцю:
— Жаль? Ты меня жалеешь? И веришь, что я не виновата? Ты хоть представляешь, что я до мелочей изучила их привычки во время ссор, знала его характер и миллион раз прокручивала в голове тот день?
Ты знаешь, что после смерти двоих меня всего несколько раз вызвали на допрос, даже не предъявили обвинений? Все ходили на цыпочках, боясь лишнее слово сказать. А тот мужчина не только умер, но и был посмертно обвинён в покушении на изнасилование и умышленном убийстве.
Она смотрела на Шэнь Цинцю, говоря быстро, с холодом и сарказмом.
Шэнь Цинцю не перебивала, лишь пристально наблюдала за ней, а после даже улыбнулась с теплотой.
— Жалость? Ты думаешь, такая, как я, способна жалеть? В мире полно трагедий, и жалость ничего не изменит.
Просто… мне больно за тебя. Я, кажется, говорила, что не из хороших. Но Сяо Муюй, ты не плохой человек. Как бы ты ни отрицала и ни притворялась, это факт.
Я верю тебе, потому что верю в свою оценку тебя. Всё это в прошлом. Старуха отпустила это, Сяо Мэй отпустила, и тебе пора.
С этими словами она взяла Сяо Муюй за руку и улыбнулась:
— Пойдём, у нас ещё есть дела. Твои раны нельзя оставлять без внимания.
Сяо Муюй позволила вести себя, шагая рядом. На её лице застыло недоумение, а затем появилось досадливое выражение.
Она явно потеряла голову, раз выпалила всё это Шэнь Цинцю. Но, как ни странно, это принесло облегчение.
Вернувшись в приют «Жэньай», они снова увидели Цюй Муси и восьмерых детей в столовой. Они сидели там, вели себя как живые, и никто бы не подумал, что они давно превратились в скелеты.
Сяо Муюй и остальные поняли, что здесь у них два облика: в приюте они играли роль людей, сбивая игроков с толку, а в определённых ситуациях показывали свою истинную сущность.
— Раз только Сяо Мэй в сознании, значит, остальные восьмеро — просто иллюзии? Их действия и слова ничего не значат? — забеспокоился Чжан Янфэн.
— Нет, они не марионетки. Каждый из них просто забыл, что умер. Я вспомнила одну фразу Цюй Муси: «Когда Сяо Мэй и другие уйдут, мне тоже придётся уйти». Теперь я думаю, что Цюй Муси начала немного осознавать происходящее.
Память у Сяо Муюй была поистине феноменальной, даже мимолётные слова Цюй Муси она запомнила.
— Вы хотите сказать, что под «уходом» она имела в виду не перевод в другой приют, а избавление от обиды и упокоение? — догадалась Ян Жуй.
— Сяо Мэй сказала, что их обида направлена не только на убийц. Значит, они ненавидят кого-то ещё в приюте. Цюй Муси явно не виновата, остаются старик Сан или они сами ненавидят друг друга.
Ум Сяо Муюй всегда работал чётко, будто ничто не могло её запутать.
— Может, это Сяо Цю? — предположили Ян Жуй и Чжан Янфэн, вспомнив разговор Сяо Цю с Сяо Муюй. Если кто-то и мог испытывать взаимную ненависть, то только он.
— Я ещё не уверена. Но раз это ключевой момент игры, он не мог возникнуть ниоткуда. Сяо Цю, должно быть, главный ключ, иначе книга «Пиноккио» была бы бессмысленна.
Чжан Янфэн и остальные ахнули от осознания. Хуан Цзюньфэн был в восторге и, глядя на Сяо Муюй, восхищённо сказал:
— Ваш ум просто потрясающий! Даже раненая, вы мыслите так ясно. Мы будто слепцы, а вы видите всю картину целиком, словно заранее знали сценарий. В этот раз тоже не ошибётесь.
Хуан Цзюньфэн не имел в виду ничего плохого, просто искренне восхищался её умом, но Сяо Муюй на мгновение застыла, а затем равнодушно ответила:
— Это преувеличение. Я просто много анализирую.
Когда они вошли, Сяо Мэй первой подняла на них взгляд, за ней — Цюй Муси.
Цюй Муси была всё такой же — нежной и утончённой, как лунный свет, с добрым сердцем.
Отношение к ней у всей группы было сложным. Такой человек заслуживал счастливой жизни, но всё было разрушено здесь, в приюте.
— Вы уже встали? Мы только что спрашивали у старика Сана, куда вы пропали. Садитесь завтракать. — Цюй Муси пригласила их за стол.
Теперь они даже не притрагивались к еде, просто молча наблюдали. Распорядок Цюй Муси и детей не менялся: после завтрака они шли в тот же класс.
Разбитое Шэнь Цинцю стекло было целым, как и фотографии.
Будто после побега из комнаты все предметы вернулись на места, готовясь к новым игрокам.
Увидев это, они напряглись — это место было слишком жутким.
Сяо Муюй, Шэнь Цинцю и остальные подошли к Сяо Цю. Мальчик сидел один, с той же книгой. Когда Сяо Муюй остановилась перед ним, он поднял голову и уставился на неё.
Превозмогая боль в спине, Сяо Муюй присела перед ним и, указав на Цюй Муси, вытиравшую лицо Сяо Цзяо, спросила:
— Сяо Цю, тебе нравится сестра Цюй?
Мальчик медленно повернулся к Цюй Муси, долго смотрел на неё, а затем кивнул.
— А Сяо Цзяо, Сяо Мэй и другие дети? Они тебе тоже нравятся? — продолжила она мягко.
— Угу. — В глазах Сяо Цю мелькнуло что-то, будто блики на воде.
— Тогда ты бы не стал им врать, да?
Сяо Муюй осторожно произнесла эти слова, и лицо Сяо Цю исказилось — будто она задела больное место.
Он уставился на неё, глаза наполнились тьмой. Шэнь Цинцю насторожилась, её взгляд потемнел, и она достала кинжал, небрежно воткнув его в пол.
— Врать не страшно. Страшно — врать снова и снова, чтобы скрыть ложь. Таким людям мало просто отрастить нос.
Когда Шэнь Цинцю злилась, от неё веяло смертью. Сяо Цю невольно съёжился.
— Сяо Цю, помнишь, что я говорила? За ложь приходится платить. Думаю, ты уже заплатил свою цену, так что не усугубляй.
Эта ложь тяготит тебя, и пока ты её не признаешь, она будет давить на тебя вечно. Твоя расплата не избавила тебя от боли, верно?
Лицо Сяо Цю исказилось от страданий, на глазах выступили слёзы. Он сжался в комок, будто окутанный тучей, и его аура призрака начала колебаться — мальчик больше не мог сохранять человеческий облик.
Пятеро переглянулись, другие дети тоже смотрели на Сяо Цю с беспокойством.
Сяо Цю поднял голову, умоляюще глядя на Сяо Муюй, и, рыдая, наконец кивнул.
— Если ложь никому не вредит, она безобидна. Но если вредит, даже не нарочно, нужно извиниться.
Прятать правду вечно — значит мучить и себя, и других. Сказав её, ты облегчишь всем жизнь. Как Пиноккио — его честность не принесла ему несчастья, правда?
Сяо Цю всхлипывал, а затем, глядя на Цюй Муси, разрыдался:
— В тот день сестра Цюй уже собиралась уходить, но я не хотел её отпускать. Когда она была с нами, все были счастливы, а директор не бил меня и не запирал в чулане.
Поэтому, когда директор велел мне отнести сестре Цюй стакан воды и сказал, что если я послушаюсь, она останется, я согласился.
— Я просто отнёс воду, я не знал, что будет дальше. А-а-а… Он обманул меня! Но я обманул сестру Цюй! Если бы я сказал правду, она бы не пила! А-а-а!
Сяо Цю явно не мог с этим смириться. Его детский голос, обычно такой нежный, теперь звучал разрывающе.
Теперь не только Сяо Цю был в отчаянии — Сяо Мэй, Сяо Юэ и другие дети превратились в злобных духов, вопя на него.
Казалось, вот-вот начнётся новая битва!
Шэнь Цинцю поспешно подхватила Сяо Муюй, защищая её, и все пятеро сбились в кучу. Но в этот момент заговорила Цюй Муси:
— Сяо Мэй, Сяо Юэ, Сяо Цинь… Успокойтесь.
Сяо Муюй и остальные обернулись. Цюй Муси смотрела на них с нежностью и печалью.
— Успокойтесь, не делайте глупостей. Сяо Цю ваш друг, он не виноват.
Сяо Юэ заплакала, её лицо исказилось от гнева:
— Сестра Цюй тогда выпила ту воду, в которой было что-то плохое, и из-за этого пострадала. Мы с Сяо Цинь и Сяо Мэй всегда помнили об этом, но не знали, кто это сделал. Теперь мы знаем! Почему ты его защищаешь? Сяо Цю такой глупый! Директор был злым, как можно было дать сестре Цюй воду от него?!
Сяо Цю рыдал, стоя на коленях.
Цюй Муси подошла к нему, её глаза покраснели:
— Сяо Цю был слишком мал, чтобы понимать, насколько взрослые могут быть жестокими и лживыми. Разве вы забыли, как он… как он умер? — Говоря это, она заплакала.
Услышав это, Сяо Мэй и другие замолчали.
Сяо Цю был первым из восьмерых, кто погиб. Услышав, как директор пытается напасть на Цюй Муси, он, как безумный щенок, впервые в жизни набросился на того, кого считал всесильным, и не отступал, несмотря на пинки и удары.
Сяо Цю был забит до смерти. Воспоминания о том, как этот ребёнок защищал её до последнего, переполняли Цюй Муси болью и благодарностью, и она не могла испытывать к нему ненависти.
Выслушав её, Сяо Муюй и остальные молчали. Ян Жуй покраснела от слёз.
— Это мы подвели сестру Цюй. — Сяо Мэй убрала свою злобную ауру, и впервые на её лице появилось что-то уязвимое.
— Нельзя винить одного Сяо Цю. Я тоже виновата. Не надо было рассказывать сестре Цюй о том, что происходит. Если бы я промолчала, она бы давно уехала домой и не рисковала бы ради нас, не погибла бы.
Слёзы Сяо Мэй подтолкнули остальных детей к плачу. Они были жертвами, но теперь, придя в себя, окружили Цюй Муси, повторяя «прости». Сяо Цзяо, ничего не понимая, тоже заплакала.
— Они… пришли в себя? — прошептал Хуан Цзюньфэн, вытирая слёзы.
— Да. Видимо, после разоблачения Сяо Цю их обида рассеялась, — ответил Чжан Янфэн, тоже с покрасневшими глазами.
Теперь история испытания была полностью раскрыта. Придя в себя, Цюй Муси рассказала им всё.
Приют «Жэньай» действительно собирались перенести, но директор уже давно использовал привлекательных детей для выманивания пожертвований, и Сяо Мэй была одной из них.
Когда детей осталось всего восемь, директор совсем распоясался.
Сяо Мэй боялась говорить об этом, пока не встретила Цюй Муси, которая пришла навестить их.
Цюй Муси была доброй и отзывчивой. Увидев, что детей так мало, она часто приходила, приносила подарки и подарила каждому по кукле — тех самых, что стали злыми духами.
Конец истории они уже знали: Цюй Муси заподозрила неладное и хотела спасти детей, но директор, подозревая её, напоил и убил её и Сяо Цю.
Затем он застал Сяо Мэй и остальных и, чтобы скрыть преступление, убил всех восьмерых.
Он заставил остальных семерых помочь ему скрыть правду, и старик Сан подчинился.
Цюй Муси и дети, переполненные обидой, превратились в злых духов и, потеряв рассудок, заманивали сюда людей, убивали и расчленяли их.
— Спасибо вам. Они всего лишь дети, им не должно быть суждено скитаться здесь как беспризорным духам. Спасибо, что помогли им. Желаю вам счастья и благополучия.
Цюй Муси обняла детей, улыбнулась Сяо Муюй — и все девять исчезли.
**Динь!**
— Поздравляем игроков с завершением основного сюжета! Награда: 20 очков. Начинаем подсчёт, результаты будут объявлены позже!
Хуан Цзюньфэн и Чжан Янфэн тут же проверили свои очки. После завершения сюжета они получили 20 очков, за обнаружение могил Цюй Муси и детей — ещё 5, за разгадку тайны Сяо Цю — ещё 5.
В итоге у Чжан Янфэна было 84 очка, у Хуан Цзюньфэна, не разгадавшего Сяо Цю, — 75.
В таблице лидеров первое место по-прежнему занимала Сяо Муюй (150 очков), второе — Шэнь Цинцю (126,5), третье — Ян Жуй (102).
Хуан Цзюньфэн, едва прошедший порог, округлил глаза. Он знал, что мир несправедлив, но не до такой же степени! У Сяо Муюй было вдвое больше очков, чем у него!
— Откуда столько очков?
Сяо Муюй промолчала. Дополнительные очки она получила за…
— Поздравляем игроков Сяо Муюй и Шэнь Цинцю с выполнением скрытого задания: предотвращение превращения всех в духов и спасение старика Сана!