Глава 11. Слово с одним слогом
Прошла неделя.
Семь дней, в которых не было Рафаэля.
Он не появился в школе. Не написал. Не звонил. Даже взглядом не коснулся в коридорах — потому что его просто не было. Словно растворился. Пропал. Оставил только короткое сообщение, которое я перечитывала так часто, что могла бы выбить его по памяти на клавишах:
«Я рядом»
Но он не был рядом.
Может, что-то случилось дома. Может, это всё — из-за звонка в тот день.
Я не спрашивала Ярослава. Не хотела казаться навязчивой. Да и он сам ничего не говорил. Сейчас даже между ними — тишина.
Артём звал меня гулять ещё пару раз. Мы пили какао в парке, смеялись. Он был внимателен, добр, читал мне стихи своих любимых поэтов. В нём не было изломов, не было боли. Его речь была мягкой и ровной, это успокаивала, было приятно с ним разговаривать и смеяться.
Но всё равно я смотрела на дорогу, каждый раз, когда поворачивала за угол.
И когда звонил телефон — сердце замирало на полсекунды раньше, чем я видела имя на экране.
Вечером я долго не могла заснуть. Скиталась по комнате, накинув старый, длинный, розовый кардиган поверх пижамы, как будто он мог согреть от чего-то внутреннего, неуловимого. Села у окна. Город за стеклом дышал вяло — жёлтыми огнями, тихим гулом машин, запоздалыми голосами.
Я только подумала лечь, когда дом вздрогнул от грохота.
Громкий стук в дверь. Не осторожный, не вежливый — как будто кто-то хотел разбудить не только нас, но и улицу.
Я вздрогнула, сердце ударило в горло. Быстро подошла к лестнице и бросилась вниз. Ярослав не успел даже выйти из комнаты.
Я открыла.
На пороге стоял Рафаэль.
Мокрый — будто шёл под дождём, хотя на улице было сухо. Лицо — резкое, злое. Глаза — будто не спал несколько ночей. Взгляд поймал мой, и всё внутри меня замерло.
Он ничего не сказал. Просто прошёл мимо.
— Рафаэль? — выдохнула я.
Он не ответил. Пробежал мимо меня, будто я — призрак. Поднялся по лестнице двумя прыжками и скрылся на втором этаже. Дверь в комнату Ярослава хлопнула.
Я осталась стоять с открытой дверью и пульсом, который казался слишком громким.
***
Ярослав был в наушниках, полулежал на кровати с ноутбуком на коленях. Музыка грохотала в ушах, пока он не заметил, как распахнулась дверь — и в комнату влетел Рафаэль.
Без предупреждения.
Без стука.
Без слов.
Просто весь сгусток тревоги в человеческой форме.
— Брат? — Ярослав сразу сбросил наушники. — Что с тобой?
Рафаэль стоял, тяжело дыша, словно бежал. Лицо жёсткое, глаза — как раскалённые угли, но внутри — ледяной шторм.
— Можно мне остаться у вас? — сказал он. Глухо. Глухо, но с таким нажимом, будто от этого зависело всё.
Ярослав поднялся, уже серьёзно:
— Рафаэль, ты меня пугаешь. Что случилось?
Рафаэль подошёл ближе. Сел на пол, прислонившись спиной к стене, вытянув ноги вперёд. Пальцы дрожали. Он не смотрел на Ярослава, просто выдохнул:
— Он сказал, что я не его сын.
Пауза.
Как обрыв.
Как удар, после которого даже воздух сжался.
— Кто? — Ярослав присел напротив. — Ты сейчас про отца?
Кивок. Один. Резкий.
— Неделю назад. Мы встретились. Он сказал... что мать рассказала ему не так давно. Что она молчала. Что я — не его. И что у него есть настоящий сын. Говорит что тут где-то живёт, и учится в какой-то школе для богатеньких. Весь из себя золотой мальчик. Я сначала не поверил и искал маму чтобы спросить её. Она заплакала и долго просила прощения, тогда-то я и поверил... было такое чувство что все эти годы были обманом, будто я занял чьё-то место, понимаешь ?
И теперь... теперь он всё понял. Всё сложилось. Типа объяснение, почему я всегда был... не такой. Не похожий на него.
Голос Рафаэля дрогнул, но он сдержался.
— Ты серьёзно? — Ярослав выглядел так, будто хотел встать и поехать к «отцу» Рафаэля прямо сейчас. — Он... просто взял и сказал это?
— Спокойно. Спокойно, понимаешь? Как будто это я должен теперь извиниться, что был в его жизни.
Рафаэль прижал кулаки к глазам на секунду, как будто хотел выдавить из себя слёзы, но не мог. Он не плакал. Он никогда не плакал при других.
— И ты пришёл сюда... — начал Ярослав мягко.
— Потому что если бы я остался там — я бы что-нибудь разбил. Или сказал бы такое, за что потом сам себя бы ненавидел. Я не мог остаться. И не знал, куда идти.
— Раф... — Ярослав выдохнул, медленно, как будто впитывал боль друга. — Конечно оставайся. На сколько хочешь. Даже не спрашивай. Ты — мой брат, и ты был им задолго до того, как твой «отец» решил объявить тебя не своим.
Рафаэль кивнул. Медленно. Молча. С усилием.
— Я... просто хочу тишины. Чтобы меня не впутывали в это, если я когда-нибудь встречусь с его сыном — родным, я почувствую себя ещё паршивее. Знаешь, он не сказал уходи из моего дома, это читалось в его глазах. Оказывается он и не считал меня родным.
Ярослав потянулся к шкафу, и достал серую футболку, после чего бросил её в руки Рафа:
— Переоденься. Только сначала в душ. С кроватью разберусь. Можешь тут, можешь на диване внизу. Как хочешь.
Рафаэль взял футболку, сжал в руках. Всё в нём будто чуть осело — не успокоилось, но перестало гореть на поверхности.
— Спасибо.
— Ты меня не за это благодаришь, — отрезал Ярослав, вставая. — Мы свои. И это не меняется. Ни по ДНК, ни по адресу прописки.
Рафаэль впервые за всё время позволил себе что-то вроде улыбки. Кривую. Тихую. Сломанную — но живую.
— Славе я сам расскажу, ладно? — он так в шутку называл Мирославу, и ей это не нравилось, но как Раф мог отказаться от соблазна подразнить её.
Ярослав посмотрел на него внимательно:
— Не скажу. Но ты и сам знаешь — она чувствует. Всё.
Рафаэль не ответил.
Просто посмотрел в окно, где небо было тёмное и неспокойное. Как он сам.
***
Дом уже спал.
Окна затянуло серебристой дымкой, часы на стене отмеряли время с ленивой точностью, будто боялись потревожить ночь. Вода в трубах затихла, даже холодильник не шумел, как обычно. Всё будто затаилось.
Мне не спалось. Слишком много мыслей, слишком много вопросов.
Рафаэль был здесь, в нашем доме, после недели тишины — и всё внутри меня снова дрожало.
Я осторожно поднялась с кровати, натянула длинный кардиган поверх пижамы и спустилась босиком по деревянной лестнице, стараясь не скрипнуть.
Кухня встретила меня полумраком. Луна, пробиваясь через тюль на окне, отливала всё синим серебром. Запах дома был привычный — чай, хлеб, книги, дерево.
А потом я увидела его.
Рафаэль.
Он сидел за столом, спиной ко мне, но голову опустил вперёд, локти упирались в столешницу. Его пальцы сплелись в замок, будто он держал себя, чтобы не распасться.
Он не слышал, как я вошла. Или не подал виду.
Я остановилась в дверях.
Он был в серой футболке Яры, штаны тёмного цвета. Волосы спутаны, будто он провёл в них руками не один раз, а вены на руках натянуты. Он смотрел в одну точку, так сосредоточенно.
Я почти развернулась обратно, не решаясь потревожить его. Но он заговорил, не оборачиваясь:
— Не спится?
Его голос был ниже обычного. Хриплый. Усталый, но не сломленный.
Я подошла ближе. Медленно, как будто к дикому зверю, которого боишься испугать.
Села рядом. Не касаясь стола. Не касаясь его.
— А тебе?
Он усмехнулся. Легко. Беззвучно.
— Я не сплю уже неделю.
Я молчала. В воздухе повисла пауза. Тёплая, как кафе, но с горечью. Мне стало безумно жалко Рафа, хотелось спросить что случилось и поддержать его.
— Ты говорил с Ярославом? — тихо спросила я.
Рафаэль кивнул. Потом выдохнул и посмотрел на меня впервые за весь вечер.
— Да. Я останусь у вас... ненадолго. Пока... — он запнулся, глядя в мои глаза, — пока не пойму, что делать.
— Конечно, — сказала я, почти шёпотом... и всё же решилась спросить, — не хочешь поговорить ?
Рафаэль откинулся на спинку стула. — Думаю ты должна знать, ведь я буду какое-то время жить с вами, надеюсь что не помешаю вам.
— Так что случилось? — осторожно спросила я.
Он на секунду отвёл взгляд, как будто проверяя, хватит ли ему сил сказать правду.
А потом снова посмотрел на меня. Прямо. Голос был низким, но ясным:
— Отец сказал, что я не его сын.
Слова повисли в воздухе, и на секунду показалось, что даже дом перестал дышать.
— Он... всегда знал?
— Нет. — Рафаэль опустил глаза. — Сказал, что сам узнал недавно. Мать... молчала. А теперь он говорит, что у него есть настоящий сын. Родной. Моего возраста. Успешный. Правильный. Всё, чем я должен был быть.
— Боже... — выдохнула я, не зная, что чувствовать. Сочувствие? Шок? Злость?
Рафаэль покачал головой.
— Я всю жизнь... пытался стать достойным его. Корил себя за каждый проступок. Грыз себя, когда он молчал. А теперь... оказывается, я даже не его. Он смотрел на меня — и видел не сына. Просто ошибку. Я чужой, который не заслужил ничего, даже отца.
Мне показалось что я увидела слёзы в его глазах, было странно видеть его таким, ведь он никогда не показывал своих слабостей. Я встала и сделала маленький шажок к нему и положила руку ему на плечо.
Он развернулся ко мне и отпустил голову.
Я хотела сказать ему кое-что но вдруг почувствовала как его руки обхватывают мою талию, он посмотрел на меня жалобным взглядом и прижался щекой к животу. Он так крепко обнимал меня что я не выдержала и начала гладить его по волосам, тёмным и густым.
— Для нас ты никогда не будешь чужим, хоть мы и ссоримся постоянно.
— Для тебя, может быть. Для него — нет. Он даже не кричал. Просто сказал это... спокойно. Ровно. Как будто скидывал с себя груз.
Я почувствовала, как дрогнули его плечи. Лёгкое, почти неуловимое движение — ему было сложно говорить об отце с которым и раньше были не очень хорошие отношения.
— Мне стало так... пусто, — прошептал он. — Будто кто-то вынул кусок меня. Я не знаю, кто я теперь.
Я медленно отстранилась от него и двумя руками обхватила его ладони. Они были тёплые, но в них было напряжение — как у каната на грани разрыва.
— Тогда найди себя заново. Без него.
Он поднял глаза. И в этих глазах — столько темноты, сколько может быть в ночи перед рассветом. Раф не стал отвечать, просто кивнул и улыбнулся мне.
Какое-то время мы просто смотрели друг на друга и улыбались. Сказать честно, мне это нравилось, не то что он молчит конечно, а то что улыбается.
Через несколько часов рассвет, а мы ещё не ложились, я устала за сегодня, думаю он тоже.
— Раф, поздно уже. Тебе надо выспаться.
Он поднялся с места и мы направились к лестнице. Когда я поднялась на первую ступеньку, он схватил меня за руку и я повернулась к нему. Наши лица были на одном уровне, он вдруг потянулся ко мне, но я широко улыбнулась и свободной рукой взъерошила его волосы, а потом и вовсе вернула себе свою руку и поднялась ещё на несколько ступенек, но остановилась и посмотрела на Рафа после чего сказала: — Всё будет хорошо. Спокойной ночи, бро.
Только поднявшись в свою комнату я поняла что назвала его бро, с каких это пор он стал бро ?
***
Она уже поднялась наверх. Её шаги стихли где-то в коридоре. Последний лёгкий звук — щелчок ручки двери. И всё.
Тишина.
Я остался один, стоял у подножия лестницы, не шевелясь.
И в голове только одно:
«Бро».
Я уже не думал об отце, только о ней. Даже не сразу понял, что она это сказала. Тихо, между делом, как будто случайно. Но это слово будто застряло в груди и никак не отпускало.
С каких пор я стал для неё бро ?
С каких пор я вообще стал... кем-то? Я конечно хотел стать, но не бро же.
У меня внутри всё было наоборот. Я чуть не поцеловал её. Почти. Уже потянулся. Она улыбнулась — не оттолкнула, не испугалась. Просто сделала это по-своему: взъерошила мне волосы и ушла. Так ещё и бро меня назвала.
Лёгкая.
Как всегда.
А я остался. Как всегда.
Сел на диван. Он оказался жёстче, чем я помнил. Ткань прохладная, пахнет каким-то мылом и, кажется, еловым порошком. Я откинулся назад, вытянул ноги и закрыл глаза. Но тело не расслаблялось.
Я думал, что если скажу правду — станет легче. Но нет. Это как перевязка без обезболивания — вскрыл, вычистил, зажал, но всё равно болит. Где-то глубоко, не там, где физика, а там, где давно трещит.
Я хотел поцеловать её.
Это не было заранее продумано. Просто момент. Просто она — вся такая мягкая, настоящая, не испуганная моей болью. Когда я обнял её — она не отстранилась.
Положила руку мне на голову и начала гладить по волосам, как будто поняла. Не испугалась. Не спасалась, как остальные. А осталась.
Она ведь всегда была резкой. Ядовитой. Не такой, как все эти девушки, что лепятся к парням или кидают взгляды на первокурсников. Она умела быть колючей — но сегодня...
Сегодня она стала якорем.
Сидел бы там один — наверное, бы сорвался. Может, даже ушёл.
Может, исчез.
Но она помогла.
Внимательно слушала меня, даже не перебивала. Только глаза. Эти чёртовы глаза. Я в них утонул, ещё когда увидел впервые, но тогда не знал, что можно тонуть и не выбираться.
Я провёл ладонью по лицу. Глаза жгли.
Сон не приходил а мысли били в череп, как барабан.
***
05:07 утра. Ночь всё ещё не закончилась.
Я лежал на спине, уставившись в потолок, в котором не было ничего — ни смысла, ни ответов, ни покоя.
Сначала пытался сосчитать вдохи. Потом — машины за окном. Потом просто лежал.
Бесполезно.
Слова Мирославы крутились в голове, как заклинание, магия вне Хогвартс, с эффектом ядерной бомбы. Тупо зацикливаться из-за простого слова, но чёрт возьми, она назвала меня бро. Для парней, это ничем не примечательное слово много значит.
Ну как теперь спать?
Я тихо встал с дивана. На цыпочках прошёл мимо кухни, где всё ещё витал запах её волос, — она ведь сидела рядом. Слишком близко, чтобы это осталось без следа. Поднялся на второй этаж, пропуская скрипучую ступень, осторожно, боясь потревожить колючку, бесшумно проскочил мимо её комнаты.
Я тихо открыл дверь в комнату Ярослава, он спал, как мёртвый. Пол-лицом в подушку, одеяло сброшено на пол, один носок почему-то на полу у двери. На столе — открытая банка энергетика, ноутбук в спящем режиме мигает синим глазом.
Я подошёл ближе. Постоял. Потом ткнул пальцем в плечо:
— Слав. Эй. Брат.
Он только вздохнул и накрылся подушкой.
Ещё раз ткнул:
— Ярослав, это важно.
— А что — конец света ? — пробурчал он сквозь подушку. — Или у тебя снова «экзистенциальный кризис»*, как ты однажды это назвал ?
— Почти, — буркнул я, плюхаясь на край его кровати. — Только хуже.
Он со стоном перекатился на спину, протёр глаза, зевнул. Лицо помятое а волосы торчат во все стороны.
— Что опять ? — всё также сонна продолжил он.
— Она назвала меня бро.
Он уставился на меня.
Моргнул.
Потом ещё раз.
— Кто ?
— Мирослава.
— И ты разбудил меня в пять утра, чтобы сказать, что Мира назвала тебя... бро?
— Не просто назвала. Она подчеркнула это. Сказала: «Всё будет хорошо. Спокойной ночи, бро.» — я передразнил её интонацию, как мог, — с этой своей ухмылочкой, понимаешь?
Ярослав зевнул, сел, подперев щёку кулаком:
— Бро как бро. Что в этом такого ?
— Это значит, что она воспринимает меня как брата, Слав.
Я сделал паузу, давая вес словам. Но он только уставился на меня с тем выражением лица, с которым обычно смотрят на будильник, сработавший в выходной, да и не только в выходной.
— Брат, понимаешь ? Не парень. Не человек, к которому можно... я не знаю, почувствовать что-то. Просто... брат. Бро.
— Оу... — Ярослав усмехнулся. — Ты хотел поцеловать её, да ? Можешь сказать мне, я не разозлюсь, как её брат — на слове брат он сделал какую-то непонятную интонацию толи насмехался или жалел меня, а потом и вовсе засмеялся.
Я закатил глаза и раздражённо взъерошил волосы:
— Я не знаю! Ну, может быть! Там была такая пауза... Мы были так близко. Она смотрела на меня. Я думал... а потом — бах. «Бро.»
— Ну, бро, так бро. — Ярослав рухнул обратно на полушку. — Может она просто уходит от очевидного. Типо защищается.
— Или даёт понять, что я ей никто. Особенно после... Артёма.
Ярослав приподнялся, прищурившись:
— Ты про кого ?
— Забыл чтоли, про него, Артёма. Он как снег на голову. Тихий, вежливый, аж бесит. Моя жизнь разваливается, а он рядом наверное читает ей Цветаеву и носит шарфы, как герой из экранизации Достоевского.
— Мирославе всегда нравились шарфы...
— сонно подтвердил Ярослав, и тут же зевнул. — Но ты же не про шарфы переживаешь, а ?
— Я про то, что она смеётся рядом с ним. А со мной — ругается.
— Потому что ты бьёшь её по мозгам. Артём — это шёлковое одеяло, а ты — острый нож.
— Спасибо. Отличная метафора.
Ярослав никогда не принимал чей-то стороны, предпочитал оставаться в стороне, ведь знал если выберет меня — обидеться она, а если её — обижусь я.
— Слушай, ну может она не хочет сейчас чувств. Или не уверена. Ноо... — протянул он — это не повод сдаваться.
— Спасибо. И прости, что разбудил.
— Пф. — Он махнул рукой. — Считай это ночной терапией. Только в следующий раз хотя бы с печеньем приходи.
— Учту. — После короткой паузы я всё же добавил, — слышь, мне лень спускаться.
— Можешь остаться, только не пинайся— Напоследок сказал Яра и уснул, не виню его, что-то мы слишком заболтались.
***
Восемь утра, я встал раньше всех. Проснулся сам, без будильника. Что-то в этом доме работало против сна: может, воздух был слишком свежим, а может — это было «бро», шепнувшее мне на ухо пять часов назад. Мозг упрямо крутил этот момент, как заевшую пластинку.
Я встал, натянул футболку, сошёл вниз по лестнице аккуратно минуя скрипучую ступень.
Кухня встретила меня холодной плиткой и легким ароматом чего-то сладкого. Сейчас главное — кофе.
Сложно описать то, как сильно я нуждался в кофе. Это была не просто потребность — это была спасательная операция. Ответ на вопрос: «А стоит ли жить?» — да, если есть кофе.
Засыпал ложку. Две. А, поехали — три. Сегодня мне нужно всё сразу: бодрость, отвага, смысл жизни и ложка самоуважения.
Пока ждал, смотрел как тёмная жидкость медленно поднимается, булькает и выпускает горячий пар. Почти медитация, как сон, которого не было.
И вот — хлопок. Дверь.
Кто-то спустился.
Сначала я не придал значения. Наверное, Ярослав, подумал я. Сейчас будет ворчать, что я проснулся как пенсионер который ждёт пенсию.
Но — нет. На кухню вошла она.
Мирослава.
Сонная, босая, в футболке с принтом какой-то группы, с растрёпанными волосами, которые идеально подчёркивали её утренний образ.
И — да, она меня не увидела. Вообще.
Она двинулась в мою сторону с абсолютно отсутствующим взглядом, как зомби, я не успел даже слова произнести, как она врезалась в меня.
— Ой! — пискнула она и начала заваливаться назад.
И вот тут сработала моя сверхспособность — рефлекс спасения всего, что связано с ней.
Я подхватил её за талию. Устойчиво и надёжно. Почти как герой в романтической комедии, но с тремя ложками кофеина в крови.
Она прижалась на секунду — и тут же отскочила.
— Извини. И спасибо, — пробормотала она, потирая лоб. — Я... я тебя не заметила. Ты сливаешься с интерьером.
— Нет проблем, бро, — сказал я с абсолютно намеренной интонацией.
Бро.
Я вырезал это слово, как ювелир. Смазал сарказмом, посыпал обидой, и подал — горячим. Почти как кофе.
Она прищурилась. Поняла.
Но ничего не сказала.
И в этот момент в дверном проёме, облокотившись на косяк, появился Ярослав который увидев нас, скрестил руки на груди и широко улыбнулся. Волосы у него торчали, как антенны. На лице — выражение человека, который только что стал свидетелем чего-то сверхъестественного.
— Ого, — хмыкнул он. — А дальше что ? Завтрак в постель ?
Я закатил глаза:
— Доброе утро, комментатор утренних неловкостей.
Мирослава потёрла глаза, уже проснувшись окончательно:
— Он сам виноват. Стоит тут как шкаф. Не отличишь даже.
— Да уж, Рафаэль и правда как встроенная мебель. Только с эмоциональным перегревом, — вставил Ярослав, подходя к плите. — И пар из ушей идёт не от турки**, если что.
— Отлично, — вздохнул я. — Сейчас только восемь утра, а вы оба успели превратить меня в комбо из капучино и трагедии.
— Ты и есть капучино и трагедия. Тёмный, крепкий и с горьким послевкусием, — подмигнул Ярослав.
Мирослава хихикнула. Это было короткое, сдержанное хихиканье, но достаточно, чтобы я почувствовал, что мир, может быть, не рухнет. Не сразу.
— Ладно, — сказала она. — Я пойду умоюсь. И постараюсь больше не врезаться в шкафы, которые варят кофе в режиме стелс***.
Она прошла мимо, на секунду коснувшись плеча. Я почувствовал, как сердце споткнулось — совсем чуть-чуть.
Ярослав хлопнул меня по спине:
— В следующий раз добавь в кофе лёд. Слишком горячим быть опасно. — С насмешкой сказал он проходя в гостиную и напоследок поиграл бровями. Ненавижу когда он так делает.
————————————————————————
p.s ***
* экзистенциальный кризис — это внутренний конфликт, характеризующийся ощущением, что жизнь лишена смысла.
**турка — посуда, используемая для приготовления кофе по-турецки.
***стелс — скрытность, незаметность, или способность оставаться незамеченным.
А также слова Ярослава в диалоге с Рафаэлем в пять утра выделенные курсивом были сказаны с сонной интонацией.
ЛК